Вот некоторые свидетельства о его школьных годах: «Его обычной пищей были казенный хлеб, фрукты, творог да крошеный салат. Часто сидел на одной воде. Спал обычно на голой земле или на дощатом полу. Тщательно распределял свое время и силы, относился к себе очень строго и требовательно. Памятны его слова: „Перед сильной волей все преклонится, даже бедность, и она сумеет добыть себе независимое положение“. А вот черты его внешнего и духовного облика: „Он был среднего роста и телосложения, худощав, а не мускулист, скорее слаб, а не силен от природы, но обладал могучим здоровьем. Его никогда не видели больным. Его мягкие черты излучали симпатию, в глазах светилась некая тихая, приятная меланхолия. Говорил мало, но любезно, никогда не спорил громко с человеком противоположных убеждений, вряд ли был способен гневаться на кого-нибудь или приходить в ярость. Словом, он скорее жил жизнью своего сердца, нежели был погружен во внешние предметы. Он обладал глубоким умом, но не умел схватывать быстро, на лету. Это не был блестящий, пламенный ум, но тем больше было его трудолюбие и старание“.
По всем приметам ясно, какой высокий дух был воплощен в этом неприметном человеке.
К 1807 году, к моменту окончания Надьэньедского колледжа, у Шандора просыпается жажда объехать Азию – его главное стремление. За время учебы в Эньеде и затем в Геттингенском университете он овладел тринадцатью языками – мертвыми и живыми. Но все эти языки он изучал с одной целью – открыть тайну древней истории и происхождения венгров. Чома поставил себе целью отыскать колыбель венгерского народа и родственных ему народов, разгадать загадку: откуда родом венгры, кто они, с какими языками состоит в безусловном родстве их язык?
По признанию Кёрёши, в Геттингене для него зажглись новые маяки, которые осветили грядущий путь и обозначили новые ориентиры в его отважном начинании. Он надеялся разыскать сведения о происхождении венгров в древних арабских манускриптах, а также собирался найти в Азии уйгуров, о которых часто упоминалось в китайских хрониках. Некоторые ученые отождествляли уйгуров с уграми – древним племенем прародителей венгров. Поскольку об уйгурах было известно, что это тюркоязычный народ, Чома наряду с арабским начал изучать и турецкий.
По первоначальному плану он собирался добраться в Азию, отправившись из Одессы через Москву в Иркутск и далее в Сибирь до Великой Китайской стены. А раз путь его лежал через русские земли, то он потратил 8 месяцев, чтобы овладеть несколькими славянскими языками. Геттингенские профессора настоятельно советовали ему присоединиться к экспедиции знаменитого лингвиста Гумбольдта, направлявшейся в Сибирь, но Чома не принял ни помощи, ни советов. 23 ноября 1819 года он в одиночку пустился в свой путь, который продлился три с половиной года.
Изменив свой первоначальный план, Кёрёши решил из Бухареста отправиться в Константинополь, чтобы углубить свои знания турецкого языка и изучить арабские источники. Но ему было предначертано другое. Константинополь был охвачен чумой, которая вынудила Кёрёши плыть в Египет, в Александрию. Безусловно, его вели и направляли могущественные силы, и сколько таких вынужденных или случайных поворотов, возвращений ему еще предстояло! Сколько неожиданных встреч, бескорыстной помощи! Так, бродя по базарам Александрии, в пестрой разноязычной толпе Чома наткнулся на кузнеца из Тироля Йозефа Шафера, почти земляка, с которым мог поговорить по-немецки. Шафер предоставил ему кров и стол, из-за чего впоследствии Чома с благодарностью вспомнил о нем в предисловии к своему словарю.
Как и в бухте Золотой Рог, так и теперь в Александрии на пути Чомы Кёрёши встала чума. И вместо того чтобы плыть в Одессу, он отправился на сирийской галере на остров Кипр, а оттуда, пересаживаясь с одного судна на другое, – вдоль берегов Малой Азии на север, до Латакии. Дальше плыть он не мог – севернее портов уже не было, и ему нужно было сворачивать на восток, передвигаясь на «корабле пустыни» вместе с караваном. Однако европейцу путешествовать с азиатскими торговцами было небезопасно, и Чома шел один пешком по караванному следу до Алеппо 125 километров.
А каковы условия такого путешествия, описал другой европеец, побывавший в этих местах несколько десятилетий спустя: «Термометр показывает +62 градуса Цельсия, ощущение – как в раскаленной печи, с каждым вдохом легкие наполняются не воздухом, а пламенем, кожа разъедена потом, глаза слепит дрожащее марево, нестерпимые мучения причиняет отсутствие питьевой воды, так что мусульмане совершают обязательные ритуальные омовения песком».
Финансовые обстоятельства заставили его свернуть дальше в Багдад, где проживал купец, выходец из Венгрии, от которого Чома надеялся получить содействие для дальнейшего путешествия. И он вновь в азиатской одежде пошел по караванному пути до Мошула, неподалеку от которого темнели развалины библейской Ниневии. Оттуда до Багдада легко было спуститься по Тигру на плотах.
В Багдаде вновь явилась нежданная помощь – секретарь английского посланника, итальянец родом из Вены, то есть почти земляк, снабдил путника одеждой и пищей. 6 недель Чома, дожидаясь возвращения посланника, обновлял свои знания, углубившись в старинные книги. Так и не дождавшись английского дипломата, а тем самым помощи, на которую надеялся, он отправился дальше в Персию, чтобы оттуда попасть в населенный уйгурами Восточный Туркестан, на этот раз в европейской одежде, верхом на лошади и с караваном.
После долгого пути с многочисленными остановками караванщики прибыли в Тегеран. Там Чома вновь обратился в английское посольство, надеясь получить материальную поддержку: ведь английская благотворительность уже однажды помогла ему завершить учебу в Ганновере, и в его походном ранце лежал диплом Геттингенского университета. Более четырех месяцев пользовался Кёрёши английским гостеприимством, изучив за это время персидский язык. Тогда же он с тяжелым сердцем написал на родину, решившись все-таки попросить у своих патронов материальной помощи, которую ранее отвергал, обещая затем по возвращении на родину вернуть долг.
Письмо ушло в Константинополь, к тамошнему австрийскому консулу, но ответа долго не было, и Чома отправился в дорогу, оставив прощальное письмо своим британским покровителям. Там же он оставил завещание на случай своей гибели в пути и диплом.
Кёрёши намеревался отправиться в Бухарский эмират, а если позволят обстоятельства – в Самарканд. Путешествуя с караваном, чтобы не подвергать свою жизнь опасности и не вызывать ненависти религиозных фанатиков, которые равно не выносили гяуров-неверных, то есть европейцев, и суннитов, он переоделся армянским купцом. Христиан-армян мусульмане терпели как хороших торговцев.
Восточная Персия и соседние регионы всегда были неспокойными из-за нескончаемых религиозных междоусобиц, поэтому редкие караваны рисковали пробираться по этим опасным землям, да и им приходилось подолгу выжидать благоприятного момента. Путь в Бухару для Чомы затянулся почти на 7 месяцев. Но наконец он все же добрался до столицы бухарских эмиров и был на пороге Внутренней Азии – цели своего путешествия, где чаял найти венгерскую прародину. И вновь его карманы были пусты.
Но едва Кёрёши прибыл в Бухару, распространились слухи о приближении сильной русской армии для захвата города, и все чужестранцы поспешили покинуть его в противоположном от ожидаемого нападения направлении, дабы избежать обвинений в шпионаже в пользу Российской империи. Чома тоже почел за лучшее присоединиться к одному из караванов, направлявшихся на юг. Так он прибыл в Кабул.
Добравшись через пески Кара-Кума до мест Балх и Кулум, нужно было перевалить через горную цепь Гиндукуш в Бамьянской долине. Там, на середине пути от Балха к Кабулу, в Бамьянской седловине в 5000 метров высотой, Чома заметил вырубленные в скале колоссальные каменные статуи, одну большую и две поменьше. Впоследствии он первым из ученых описал их, считая, что они изображают Будду с учениками. Об истинном значении бамьянских колоссов можно прочесть в «Тайной доктрине» Е. П. Блаватской – на самом деле их пять, и они изображают пять основных рас в истории человечества.
