— Эй, далеко еще?
— Да километров пятнадцать будет.
— Выходит, мы и не трогались с места!
Еще полчаса — 7 километров. Снова прорываемся сквозь завесу пыли к ночному проводнику.
— Сеньор, сколько же остается до Бокейрана?
— Километров пятнадцать!
— Послушайте, зачем нам проводник и килограммы пыли в моторе. Едем вперед!
Гудок, газ — и стрелка спидометра перескочила цифру «30». Ночная одиссея продолжалась еще полтора часа, пока из тьмы не выплыли деревянные постройки селения Бокейрана и среди них— тускло освещенная вывеска постоялого двора.
Ровно 60 километров от перевоза.
На постоялом дворе для ночлега была приготовлена чисто выбеленная комната с пятью железными кроватями. А перед воротами, сидя на подножках грузовиков, отдыхали шоферы. В темноте приглушенно звучала гармоника. Она переходила из рук в руки, и каждый добавлял что-то свое. Аргентинское танго, бразильская самба, чамаме, байле-сито…
— A ver, muchachos! — звонко крикнул нам молодой уругваец, выжав из гармоники последнюю свою песенку. — А теперь, ребята, давайте-ка вы! Какую-нибудь вашу, чехословацкую!
В тишине бразильской ночи зазвучали мягкие мелодии чешского юга и темпераментные песенки татранских долин.
«Когда отлив?»
В Риу-Гранди — самом южном бразильском порту — полуденная сиеста.
Запах гнилой рыбы висит над грязными портовыми улицами, зажатыми многочисленными складами и портовыми сооружениями. На углу перед магазинчиком с облупленной вывеской «EMPRESA ATLANTICA» сидят в тени два полусонных парня.
— Подождите немножко, шеф должен быть здесь с минуты на минуту…
И вдруг сонная улица ожила. К тротуару подкатил маленький автобус на широких двойных колесах и высадил кучку взмокших пассажиров. Двое парней в сомбреро залезли на крышу автобуса и начали сгружать груду узлов и мешков, сбрасывая их прямо на руки пассажирам. Седовласый шофер в синем берете стер пот со лба и, прежде чем выключить мотор, привычно нажал два раза на акселератор.
— Сеньор Сантус!
— Си, сеньор!
Морщинки на лице этого морского волка атлантических песков собрались в приветливую улыбку.
— Нас послал к вам автоклуб в Порту-Алегри. Вы можете дать нам сведения о…
— Вы хотите проехать до Шуи, да?
— Мы хотим испытать машину на пляже.
— Стоп, это вам не асфальт! Знаете, что такое песок?
— Мы немного поездили по песку. Сахара, Ливийская пустыня, Верхний Египет, восемь дней в Нубийской пустыне по компасу…
— Гм… А на чем едете?
Показываем «татру». Старый Сантус таращит глаза от удивления.
— Caramba, qué coche! Вот это машина! Сколько же у вас груза?
— Вместе с нами почти тонна.
— А шины — нормальные, — говорит он, наклоняясь к колесам. — Не выезжайте сегодня на пляж. Пожалейте машину. Погода нынче неверная. Море неспокойное…
— Речь идет о технических испытаниях машины. Вряд ли нам еще представится такая возможность. Нет, мы непременно должны попробовать…
— Ну, как хотите, только из воды вас вытаскивать будет некому. На всем побережье ни одной живой души. От Касинодо первого маяка нужно проехать сто тридцать километров, а потом еще девяносто к уругвайской границе, до Шуи. Кое-где на пляже встречаются длинные колчоны.
— Это что такое?
— Воздушные пузыри под слоем песка, такие подушки, понимаете? Смотрите в оба! С виду эти места более темные…
— Когда отлив?
— Луна всходит. Значит, вы можете отправиться в половине третьего. Минутку! Мой сын должен сегодня ехать в Шуи. Он поедет порожняком, в такую погоду я в машину пассажиров не пущу. Подождите его в Касино! Buena suerte, muchachos! — Счастливого пути, ребята!
Останки двух кораблей
Под колесами шуршит мокрый асфальт. Тринадцать километров серой ленты до Касино, куда по воскресеньям ездят взглянуть на волны прибоя и выпить холодного как лед пива. А за этими 13 километрами — конец света…
Песок и море. Большой Пляж.
Машина содрогается от порывов сильного юго-восточного ветра. Иногда нам кажется, что небо впереди проясняется. Но это только кажется. Просто в то время нам очень хотелось, чтобы небо было как можно чище, чтобы оно было таким ясным, как тогда, в Асуане, над раскаленными песками Нубийской пустыни.
Сады Касино скрываются за пеленой удаляющегося дождя. А над бушующим морем сквозь тучи все же пробиваются первые солнечные лучи.
Бензин, масло, беглый осмотр двигателя и тормозов.
И последний взгляд на карту. Классический образец лагуны, как на первых страницах школьного атласа. Узкая песчаная коса на берегу моря, за ней первая лагуна, Лагоа Мангейра; снова полоса наносных песков и за ними, на востоке, водный простор лагуны Мирим.
Как только дождь прекратился, нас окружила группа рыбаков.
— В такую-то погоду на прайю? Или вам надоела ваша машина?
— Мы едем с молодым Сантусом.
— Он такой же сумасброд, как и старик. Но с ним вы, возможно, проедете. Вполне возможно. Море он знает как свои пять пальцев, но ведь и на старуху бывает проруха…
Ровно в половине третьего на пляже показался пустой автобус Сантуса, и из окошка кабины выглянуло его смуглое лицо.
— Едем? Время дорого!
— Едем!
Рокот двух моторов смешался с шумом прибоя.
Первая разведка грунта. Некоторое время «татра» пробирается по мягкому сухому песку, до которого волны не докатываются. Потом ее следы совпали с двойной колеей широких шин автобуса Сантуса. Вспененные языки прибоя то и дело лижут пятнадцатиметровую полосу «дороги», с другой ее «обочины» поднимаются грозные валы мягкого песка. Песка, от которого не было спасения.
Море слева, песок справа…
«Песок плотнее всего там, где через него перекатываются волны», — звучали у нас в ушах слова Сантуса.
— В таких местах никогда не останавливайтесь, — недавно советовали нам друзья в Риу-Гранди. — Много шоферов попалось на удочку, поверив в обманчивую плотность песка: останавливались, а когда спустя минуту хотели тронуться с места, было уже поздно. Мокрый песок постепенно оседает под давлением узких шин, и через некоторое время машина безнадежно увязает по самые оси. Если поблизости нет людей, чтобы как можно скорей вытащить ее, она неумолимо, миллиметр за миллиметром, погружается все глубже и глубже. Пройдет несколько часов, через нее начнут перехлестывать волны прилива, а когда море отхлынет, из песка будет торчать в лучшем случае только крыша. В таком положении два человека совершенно бессильны что-либо сделать…
Небо на юге неожиданно затянулось новой пеленой свинцовых туч. Едва мы отъехали от Касино каких-нибудь 20 километров, как на пляж обрушились потоки сильного дождя. Автобус Сантуса сворачивает к низкой песчаной насыпи, за пределы досягаемости волн, и останавливается. Мы с опаской тормозим около него.
— Что же дальше? А мы тут не завязнем в песке?
— Здесь — нет. Это одно из немногих надежных мест. Я их знаю все наизусть. Сухой наносный песок. Когда песок немного осядет, можно будет передвинуться на метр дальше, чтобы не засесть слишком глубоко. А при таком дожде ехать нельзя. Скоро вы не отличите море от пляжа.
За нами лежало двадцать километров пляжа. Оставалось еще двести. Минуты тянулись отчаянно медленно. Слева на нас набрасывались волны Атлантики, справа стекали потоки дождевой воды, которую не успевала впитывать потемневшая корка песка.
Прошел драгоценный час отлива, прежде чем небо прояснилось. Дождь чудесно преобразил прибрежные песчаные просторы. Утрамбованный водою песок превратился на границе прибоя в идеальное шоссе. Совершенно ровная его поверхность, выглаженная морскими волнами, не уступала автострадам Нового Света. Стрелка спидометра подскочила к цифре «80». Мы закрепили ручной газ, и машина полетела по песчаной равнине, почти не касаясь земли. Нас охватило пьянящее чувство радости оттого, что мы могли сворачивать на пять метров влево и тут же подаваться на десять вправо, зная, что нам не помешают встречные машины и не «накроет» автоинспекция, притаившаяся где-то за поворотом.
