Эсэгэ Малаан-тэнгри созвал собрание в созвездии Плеяд и на Луне и поведал небесным духам, что происходит на Земле. Он быстро выяснил, что причиной бед является Хан Хормаста, и повелел тому поправить случившееся. Когда владыки небес заспорили между собой, поднялся на собрании тэнгри сын Хана Хорма-сты, Бухэ Бэлигтэ, и заявил, что сам отправится вниз, ибо у отца хватает неотложных дел и на небе. Но пойдет он на определенных условиях, с которыми тэнгри согласились. Он возьмет с собой своего крылатого коня Бэльгэна; красный камень задай, вызывающий все дожди; два укрощающих воду шаманских посоха (в бурятском шаманском посвящении шаман в итоге получает три посоха), вводящих людей в исступление, стоит ими коснуться головы; утоляющую все беды лекарственно-сандаловую палочку; тоор-аркан, улавливающий сразу семьдесят человек; а солнечная богиня Наран Гоохон воплотится на земле в качестве его матери, и его небесные три сестры и старший брат станут его защитниками на время его пребывания на земле. Получив согласие, Бухэ Бэлигтэ обернулся орлом и стал облетать землю, чтобы обозреть все случившееся там. Эсэгэ Малаан-тэнгри должен был позаботиться о его тоног (шаманской утвари) до принятия посвящения.
Саргал-нойону приснился могучий небесный жаворонок, парящий на краю дня и ночи, и духи, поведавшие, что, если принести жаворонка на землю, все живое будет спасено. Проснувшись, он вышел наружу и забил в свой золотой бубен, сзывая людей с севера, и в серебряный бубен, сзывая людей с юга. Когда его подданные прибыли, он поведал им свой сон и спросил, не ведомо ли кому-то из них, как отыскать эту волшебную птицу. Ответил его брат Хара Зутан: «Позволь мне сделать это!», после чего взял огромный черный лук, поворожил над наконечником стрелы, поворожил над древком стрелы, поворожил над оперением стрелы и затем выпустил ее в небо (таков обычай, когда прибегают к помощи шаманского лука со стрелой). Показался несущийся вниз могучий белый жаворонок. Коснувшись земли, он обернулся невиданной красавицей — это была богиня солнца Наран Гоохон. Духи поведали Саргал-нойону, что она должна познать страдания живых существ, чтобы стать матерью спасителя всего живого. Он повелел «глаз один ей выколоть, руку одну ей сломать, ногу одну ей вывернуть, за бедолагу Сэнгэ-лэн-нойона ее замуж выдать». Потом он повелел жить им в шалаше из травы глубоко в лесу, а пропитание добывать, выкапывая корни, ловя рыбу в стремнинах, ставя силки на кроликов и грызунов, а есть из прохудившихся горшков. Как он повелел, так и исполнилось.
Бедные супруги долго жили в великой нужде, пока однажды ночью Наран Гоохон не проснулась от присутствия в ее постели невидимого мужчины. Поняв, что разбудил ее, он выбрался из-под одеяла и бросился вон из избушки. До нее вдруг дошло, что рука у нее не переломана, нога не вывернута, драгоценный глаз опять на месте, и она вновь обрела былую красоту. Крайне удивившись, она поспешно выбежала наружу и увидела странные большие следы на снегу. Ступая по следам, она очутилась возле горной пещеры. Войдя туда, обнаружила спящего мужчину, «мужа с небес» (инопланетянина), у которого во лбу был светильник, пылающий, хотя тот и спал. В страхе она бросилась обратно к своей избушке.
А через пару дней стало ясно, что она беременна. На девятый день она разрешилась от бремени, родив необычного краснокожего младенца (это отражает то обстоятельство, что на шаманах с самого рождения лежит печать избранничества духов, и они изначально отличаются от других). Правая рука его вытянута, словно для удара, левая нога согнута, словно топнуть хочет. Один глаз смотрит прямо вперед, а другой — искоса. Внезапно раздался его голос из колыбели: «Правая рука вытянута, чтобы всех врагов поражать, левая нога согнута, чтобы всех врагов растоптать, левый глаз прикрыт, чтобы врагов перехитрить, правый глаз широко открылся, чтобы никто из врагов не скрылся».
Мальчик быстро рос, но из-за его странного поведения («ребеночка моют и вытирают, а в пеленках не убывает. В избушке вонь, нельзя и дышать, надо что-то решать. Мальчонка пыжится — за день не выгрести») решили они его наружу вынести, на холмик около избушки поставили, да на ночь там и оставили. (За это он получит имя Нюргай, «пачкун».) В первую проведенную там ночь враждебные всему живому духи наслали на него двух мышей размером с трехгодовалых быков, чтобы те сожрали его. Малыш Абай Гэсэр вынул свои волшебные шаманские силки и поймал мышей. Доставая свою минаа (шаманскую плетку), он молвил: «Впредь два становится одним, а вы становитесь крохотными». Когда он плеткой прошелся по ним, те обратились в скопище крыс и мышей, и с той поры крысы и мыши остаются небольшими. Следующей ночью злые духи послали двух воронов с железными клювами и железными когтями, чтобы те растерзали его. Абай Гэсэр схватил их, вырвал железо и молвил: «Впредь два становятся одним, а ваши клювы и когти пребудут костяными». Такими вороны пребывают и поныне. В третью ночь злые духи послали комара величиной с откормленную лошадь, чтобы тот высосал его кровь. Когда комар явился, малыш вытащил шаманскую плетку и так исхлестал его, что тот превратился в рой мелких мошек и комаров, а малыш приговаривал. «Впредь два становится одним, будете вы мелкой мошкарой, бояться дымящегося костра, на травинках качаться, чуть-чуть кусаться». (Данная часть повествования указывает на использование минаа и слова хоёр сагай нэгэндэ (см. в словаре раздел «Заклинания»), одного из наиболее могущественных заклинаний в нашей традиции, поскольку позволяет привлекать силу гол.)
На четвертый день предводитель злых духов сам обратился в черного шамана и пришел в избушку, где жили Абай Гэсэр и его родители. Войдя внутрь, он молвил: «Я шаман, являюсь найджей маленьким мальчикам и девочкам, защищая их, пока те не подрастут и не получат право танцевать танец ёхор. Я слышал, что у вас есть сын, позвольте мне стать его заступником». Сэнгэлэн-нойон и Наран Гоохон поверили ему и облачились для шаманского обряда во все лучшее. Лежа в колыбели, Гэсэр зашелся плачем, и мнимый шаман спросил: «Что такое? Наверное, у него животик болит? Позвольте мне осмотреть его». Приблизившись к ребенку, он обратился в страшное чудище и завопил: «Я выну твои ами и сульде\» «Нацелил железный клюв длиною в три четверти, но мальчонка за клюв ухватился и ножонкой черта — в кадык» и так пнул его в грудь, что оторвалась у шамана зулд (голова, горло, сердце и легкие) и тот умер. (В этой части повествования мы видим, как шаманы становятся крестными детей, найджа-ми; получаем представление об утрате ами и сульде и о связи этих душ с зулдом, ибо с отделением зулда от тела наступает мгновенная смерть.)
Следующие три ночи малыш Гэсэр, приняв облик возмужалого Бухэ Бэлигтэ, отправляется к желтому, синему и черному озерам, где еженощно собирались девяносто девять духов, насылающих хвори. Походя на них во всем, с небольшой острой бородкой и в шапке, подбитой беличьим мехом, он завоевывал их доверие. Затем соблазнял окунуться в озере, а когда те входили туда, он баламутил воды своей шаманской плеткой так, что те оказывались на дне под слоем ила. И тогда он обращался к ним: «Впредь два становится одним, а вам более не тревожить людей!» После этого окунал свой шаманский посох в озеро, и вода вновь становилась чистой и прозрачной. Затем он брал длинный тростник и высасывал всю грязь и все хвори из мира и выплевывал в Ледовитый океан. (В данном разделе представлен шаманский посох как преобразующее орудие, а также прием высасывания и сплевывания скверны в ходе врачевания.)
Малыш Бухэ Бэлигтэ/Гэсэр пережил много приключений, но здесь я буду краткой, поскольку они не столь поучительны, как представленные выше части сказания.
Став юношей, он обрел большую ведовскую силу, но еще не изведал посвящения. В ту пору он был вроде бутура или хуурай боо («сухого шамана» или «непосвященного шамана»). Будучи еще достаточно молодым, Бухэ Бэлигтэ (еще неизвестный под именем Гэсэра) отвоевал себе двух жен (Тумэн Жаргалан и Урмай Гоохон), но еще не спал с ними, поскольку ночью у него мутился разум и он бродил по лесу до самого рассвета. (Таково обычное проявление душевной болезни, которая порой сопутствует шаманскому избранничеству.Так называемая «шаманская болезнь», бурят, хий-убшэн, монг хий евчин (досл.: «ветра болезнь», «истерия»)).