Она охнула и смотрела на меня с раскрытым в восторге ртом, даже ноги раздвинула шире, показывая налитые гелем внешние губы, а Денис переспросил завистливо:

– Возле погасших вулканов? Это где?.. На Цейлоне где-нить? Или на Шри-Ланке?

Я пробормотал:

– Вообще-то еще дальше…

– Куда же дальше, – спросил он, – в Австралии разве что?

– Еще дальше, – ответил я. – На-а-а-много…

Клара смотрела непонимающе, а Петр хлопнул себя по лбу:

– А-а-а, прикалываешься?.. Круто!.. А я было поверил…

– А в чем прикол? – спросила Клара и закинула ногу на ногу.

– Это все придуманное, – сказал Петр с чувством полнейшего превосходства. – Это у него все в игрульке. Ненастоящее!

Клара напряглась и спросила у меня с недоверием:

– Он правду говорит?

Я виновато кивнул:

– Прости, он угадал. Только там все настоящее. Я сам участок покупал, дерево валил и доски тесал, кирпичи даже сам лепил… Хотя работников нанимал, одному не построить. Но обставлял все сам!.. Я, конечно, понимаю, что и в наше время все еще находятся совсем дикие люди, что, как во времена Марко Поло, должны сами поехать в дальнюю страну, чтобы своими глазами увидеть… ну, пирамиды или пальмы. Наверное, потому, что они, как и вот наши младшие братья, когда смотрят на фотографии или на экран телевизора, видят только смену яркости света.

Денис фыркнул:

– Ты нам умными словами мозги не пудри. Реальное – это реальное!

Я развел руками:

– Кто спорит? Вся суть в том, что ждете от реального. Того, что увидите больше, чем на экране? Или, давайте скажем честно, здесь все свои, вам нужна именно возможность потом во весь голос говорить гордо, что вы были в Египте и своими глазами видели все эти гребаные пирамиды? То есть не щупанье самих пирамид важно, а то, что об этом скажете?

Денис насупился, я видел, как зыркает по сторонам, наконец надулся и сказал гордо:

– Никогда эти картинки не заменят реальное!

– Никогда, – согласился я, хотя понимаю, что когда-то не просто заменят, а станут ярче и вещественнее любого рилайфа. – Просто я предпочитаю такие вот виртуальные путешествия. Мне они дают адреналина выше крыши! И вас я совсем не уговариваю в мир Троецарствия.

Клара смотрела на меня очень серьезно, я видел, как решает важную женскую проблему: снова сесть в прежнюю провоцирующую позу и раздвинуть ноги шире или же еще выше закинуть, демонстрируя лакомый пирожок, что пока под замком.

Петр сказал примирительно:

– Ладно, играй. По крайней мере, ты на своем хобби теперь и деньги заколачиваешь. Тебе можно… Но, может, в самом деле куда-нить на Цейлон в отпуск? Все-таки в Троецарствии бываешь каждый день…

Я помотал головой:

– Нет, там я только после работы, когда закончу все дела… Да и то все реже. Раз в неделю разве что. Час-два в самом лучшем случае. А то и вовсе некогда, я же человек теперь бизнесменистый, на мне фирма висит со всеми ее радостями и неприятностями. А вот в отпуске оторвусь! У меня там столько дел намечено! Корабль все собираюсь достроить, в море выйду морских чудовищ лупить… На островах побываю, а то с грифона их видел, но посадки там не делают.

Я говорил мечтательно, они переглянулись, как люди своего круга, что в обществе дикарей с одного взгляда понимают друг друга.

Как только Клара и Нинель поняли, что, хоть лето близко, я про отпуск вообще не думаю, тут же переключили внимание на Петра и Дениса. Оба еще с зимы планируют оторваться на каком-нибудь дальнем курорте, где русских вообще еще не было, уже изучили туристические справочники, карты, ценники и рассуждают с жаром и знанием предмета.

Так вчетвером и распрощались, улыбаясь и обмениваясь поцелуями, настолько привычными, что уже и не выглядят насквозь фальшивыми. Весь мир фальшивый, этим только и держится. Кто-то из великих сказал однажды, что, если бы мы все увидели друг друга такими, какие мы есть, все в диком ужасе и отвращении бежали бы друг от друга.

Мама, прощаясь, поцеловала и сказала с укором:

– Когда ты только женишься?

– Мама, – ответил я укоризненно, – мне только двадцать! Это для Средневековья я уже весьма зрелый муж, чуть ли не пожилой человек!.. Да и вообще, следующая модель стиральной будет не только стирать, но и развешивать на балконе. Или гладить и вешать в шкаф. Зачем жениться?

Она вздохнула:

– Не покупай эту, последнюю… А то вовсе перестанем видеться.

Я обнял ее и чмокнул в щеку.

– Ну, мама!.. Я всегда тебя рад видеть просто так.

Подумал, что вот теперь, когда у меня своя квартира, в самом деле бываю рад, когда мама заглядывает ко мне пару раз в месяц. Когда жили вместе, терпеть не мог ее постоянное влезание в мою комнату, а вот так, да, неплохо даже. Все уберет, найдет пропавшие вещи, все расставит по местам.

Когда дверь захлопнулась и я вернулся в комнату, Евгения вышла с балкона, все такая же спокойная, с вопрошающим взглядом.

– Как ты? – спросил я.

Она ответила ровным голосом:

– Как и у всех. Живу, старею понемногу. Муж начал на работе задерживаться подолгу. Иногда и ночует там…

– Останешься? – спросил я.

– Да, – ответила она.

С ней хорошо и просто, никакой показной страсти или поиска добавочных стимулов. Я чувствовал, что лежу в постели с любимой женщиной, и понимал, что она ощущает себя так же. Обронила как-то, что любит засыпать в постели с мужчиной, только так спится комфортно. В этом случае секс где-то на третьем, а то и десятом плане, важно то, что мужчина рядом.

Мы так и заснули, не выпуская друг друга из объятий, а утром, когда я продрал глаза, она уже приготовила кофе и намазывала на поджаренные гренки тонким слоем мягкий белый сыр.

– У тебя уютно, – заметила она.

– Разве?

– Все под рукой, – пояснила она, – все на месте! У мужчин, кстати, всегда так, если живут одни. Это с нами разбрасываете все, а потом не помните, где что лежит…

– Спасибо.

– Тебе в самом деле, – сказала она, – нет нужды жениться ради уборки в доме, как большинству мужчин.

– Значит, останусь холостым?

Она слабо улыбнулась:

– Или женишься по любви.

Я поцеловал ее, чувствуя под рукой тяжелую горячую грудь. Мы быстро опорожнили чашки, она уже накрашена и готова к выходу, а мне готовиться не надо, хорошо быть самцом, мы пока еще в мире, где доминируем и устанавливаем правила…

С утра здесь дороги еще без пробок, я быстро довез ее до места службы, она поцеловала еще раз, ухитрившись вложить в него тепло и материнскую нежность. Дальше я пробирался дворами и все равно приехал, когда все трудились или делали вид, что трудятся, часа полтора без меня.

Впрочем, я шеф и хозяин, мне можно. Возле стола Василия Петровича собралась целая группа, нависают над ним, тычут пальцами в экран.

Я подошел неслышно, сейчас бы заорать и затопать ногами, кто-то бы точно лужу пустил, я страшен в гневе… надеюсь, но я успел ухватить краем уха, о чем разговор, и сказал с ходу:

– Стоп-стоп!.. Еще там запишите крупными буквами: никаких смен дня и ночи!.. Здравствуйте, кстати.

Тимур все же отскочил в сторону, будто я уже сказал над его ухом страшное «гав!».

– Шеф, как это?

– А вот так! – отрезал я. – Убрать на хрен. Раздражает эта темнота.

Он развел руками, обернулся к остальным за поддержкой:

– Люди, плюйте на него! Либо шеф переработался, что маловероятно, ибо он даже в кабинете играет в нечто, когда одна рука свободна!..

– Либо мы его задолбали, – предположил Гулько.

– Ага, – сказал Тимур. – Он забыл, что смену дня и ночи поддерживают даже баймы среднего класса! Сейчас погодные эффекты начали осваивать почти все. Ну там дождь, снег…

Я помотал головой, чувствуя, как кожа лица стягивается, выпячивая скулы, а сам я становлюсь злым и непримиримым.

– А на фига это нам?

Тимур растерялся, остальные смотрели тоже в непонимании, но помалкивали.