– Это кому как, – ответил я.

Она сказала язвительно:

– Так чего же ты кричал тогда, чтобы я показала вам?

– То не я кричал, – объяснил я. – Это Тимур, мой приятель.

– Это тот маленький и юркий?

– Ага.

Она нахмурила лоб, припоминая, покачала головой:

– Он противный. И мне сразу не понравился. А тебе бы показала.

– Ну, спасибо…

– Хочешь, покажу?

– Нет-нет, – сказал я поспешно, – не надо.

– Почему? – удивилась она. – У меня там классно! Даже татуху отпадную забабахала!.. И губы бантиком, конечно.

– Не интересуюсь, – заявил я твердо.

Она спросила озадаченно:

– Ты… асексуал?

– Трансчеловек, – ответил я гордо.

– Транс… чего?

– Да ладно тебе, – сказал я. – Знаю, что подумала. Если транс, то трансвестит или трансбистер. А я трансчеловек, а трансчеловек – звучит…

– Гордо?

– Просто звучит, – сказал я. – А человек – это говно такое промежуточное. Вообще-то не говно, но если может перейти в трансчеловеки, но не переходит, то говно.

– Ух ты, – восхитилась она. – Значит, вы даже лучше, чем люди? Что-то вроде панков? Или готы? Может, эмо?

– Нет, – сказал я терпеливо, – это совсем другое. Панки – это обезьяны, только крашеные. А трансчеловеки… да ты не поймешь, ты же блондинка!

Она сказала обидчиво, но с достоинством:

– Да, причем натуральная, не крашеная!.. И что? Дура?.. Ладно, колись, что это за направление? Или это у вас секта?

– Да, – ответил я. – Секта. Как были сектой христиане. Только в отличие от христианства трансгуманизм охватывает весь мир. У нас уже во всех странах есть секции! В развитых. В неразвитых только панки и всякие там байкеры, свингеры, эмо, сексуалы и тусовочники. И еще всякие-разные, я их не знаю и не интересуюсь.

– Ух ты какой! – сказала она с уважением. – Значит, чем-то крутым занят?

– Не очень, – ответил я скромно, – однако… гм… дело есть. А времени по дискотекам таскаться нет. Да и желания.

Она вскрикнула огорченно:

– Ну ты чего? А я нацелилась затащить тебя…

– На себя?

Она отмахнулась:

– Да что ты о такой ерунде! Хотя бы вон в тот клуб. Девчонки разбежались, а одной как-то непривычно… В самом деле, хочешь покажу? У меня там родинка. Прикольная!

Я пробормотал:

– Да ну… что прикольного в родинке?

– На таком месте не бывает, – сказала она со знанием дела. – А у меня есть. На осмотре врачи всегда спрашивают, что это… Давай покажу!

Я пугливо огляделся по сторонам.

– Вот так, на улице?

– Ну и что? – сказала она задорно. – Экстрим! Да и вообще… Вот увидишь, никто ничего не скажет. Даже неинтересно.

– Не надо, – ответил я уже не так твердо. – А вот не надо.

– Почему?

– А я трансчеловек, вот почему.

– Жаль…

Она выглядела в самом деле беззащитной и потерянной, как котенок, что вышел из темной страшной подворотни на дорогу и жалобно смотрит на огромных людей в надежде, что кто-то наклонится и возьмет в большие теплые ладони, где сразу станет надежно и защищенно.

Странная нотка сочувствия отозвалась в моей заскорузлой душе.

– А что там? – спросил я. – В твоем клубе?

Она сразу оживилась, выпрямила спинку, сиськи красиво натянули тонкую майку, четко обозначив соски. Судя по форме, груди у нее торчат ареолами кверху, так что достаточно лишь наклонить голову, чтобы твердеющие горячие ниппели уперлись в губы.

– Там все, – ответила она поспешно. – Там весело!

Я подумал, покачал головой:

– Нет, не хочу рисковать. Хотя рядом с моим домом есть тоже какой-то клуб. Слышал, там кормят неплохо, а я после работы жрать хочу.

– Идет! – ответила она с готовностью. – Согласна!

– Хорошо, – сказал я, – когда девушка на все согласна.

– Я согласна на все, – подтвердила она серьезно.

– Пойдем, – сказал я. – Вон моя торчит.

Спина моего внедорожника в самом деле выступает над ровным блестящим рядом машин, предназначенных для ровных городских дорог.

– Тебя как зовут? – спросил я.

– Лиза, – ответила она торопливо. – Но меня обычно зовут Лисенком.

– Лисенок, – спросил я, – а ты уже совершеннолетняя?

Она спросила удивленно:

– А ты что, против подросткового секса?

– Вообще-то стараюсь избегать, – ответил я.

– У меня сиськи еще отрастут, – заверила она. – Говорят, лучше растут, когда часто щупают… Ой, это твоя? Такая огромная?.. Да ты крутой!

Я открыл перед нею дверцу, Лисенок даже опешила от такого непривычного в ее мире жеста, но быстро сориентировалась и села красиво, как в кино, уже улыбаясь всему миру царственно, как положено даме в крутой машине.

Коммуникатор то и дело говорил приятным женским голосом что-то типа: на следующем повороте поверните направо, потом пятьсот метров прямо, Лисенок сперва слушала с раскрытым ртом, как будто оказалась в волшебной сказке, потом начала ловить на ошибках и дальше всю дорогу спорила с ним и ругалась, объясняя, что надо совсем не так и вообще заедем в другую сторону.

– Изменение маршрута, – передразнила она и, дождавшись, когда коммуникатор сказал послушно: «Изменение маршрута. Возьмите налево, а затем сразу же направо», вскрикнула ликующе: – Я ж говорила, дур туда набрали! Наверное, у нее ноги красивые!..

– Через семьдесят метров возьмите направо, – сказал коммуникатор.

– Дура, – сказала Лисенок. Мы обошли потрепанный «жигуль», я видел, с каким усилием она удержалась, чтобы не показать парню за рулем язык. – Точно ее за красивые ноги взяли! У меня, кстати, тоже не кривые.

Движение медленное, автомобили не только припаркованы в два ряда, что не способствует скорости, но и на тротуаре стоят так, что прохожие протискиваются под стенами зданий, отполировывая их задницами.

– «Твой дом „De Luxe“, – прочла она слоган на красной растяжке, – с видом на Кремль»… А, я знаю, знаю, это вон тот дом, видишь?

Показался Кремль, две золотые луковицы колоколен над желтым зданием Верховного Совета, затем мост, и справа на здании выстроились гигантские буквы «МОСПРОСТРОЙМАТЕРИАЛЫ», а рядом главная церковь страны, причем с этого ракурса, когда переезжаешь мост, надпись как бы указывает, что это ее склад и что в том огромном каменном сарае с золотым куполом и крестами можно найти всякие материалы.

На мосту застряли в пробке, но впервые я не злился: Лисенок бурно восторгается фонтанами среди реки, огромным телеэкраном, где вспыхивают яркие кадры из рекламируемых блокбастеров, вдали, слева от шоссе, крупные буквы на крыше «Samsung», а справа – краснокирпичные башни.

Серое квадратное здание с надписью на крыше «Ударник», под ним чуть мельче: «Рис и рыба ресторан», за ним выплыл несправедливо, на мой взгляд, оплевываемый большинством москвичей памятник Петру, отсюда напомнил высоковольтную вышку: те же размеры, высота, и по три пары растопыренных в стороны рук, с теми же пропорциями: нижние длани самые длинные и мощные, средние помельче, а верхние самые короткие. Только проводов почему-то нет.

Она таращила глаза по сторонам и ахала, и хотя не думаю, что видит впервые, но из салона автомобиля можно смотреть на обе стороны, а еще и вперед, кроме того, на скорости сменяется больше чудес, нужный эффект дает изобилие, количество на квант времени, а я отметил только крупную белую растяжку через всю широченную улицу с двумя загадочными словами «Будущее близко» и буквой «Р» рядом не то со шестеренкой, не то стилизованным девятилучевым цветочком.

Впереди и без того широкая улица готовится распахнуться во всю ширь, новую часть символизирует фигура Гагарина на высоком шпиле, промелькнула последняя растяжка «Ветераны ВДВ поздравляют ТРАНСГИДРОСТРОЙ с 80-летним юбилеем!», дальше по улице растяжки не выдержат собственного веса.

Потом она вспомнила, что езду в крутой тачке полагается отрабатывать, начала деловито отыскивать на моих джинсах язычок «молнии», мне стало жалко малышку: будет тупо смотреть на мои помидоры вместо красот за окном, и сказал великодушно: