Девушка с огненно-рыжими волосами, покачивая бедрами, прошла мимо их столика, и Андреас стремительно обернулся, провожая ее взглядом.

– Рефлексы у вас развиты неплохо, – усмехнулся Рудесхайм. – Ваш отец верит, что у вас есть будущее в гонках.

– Он на это надеется, сэр. Вот почему он написал вам с просьбой обо мне. Гонки для меня – все.

– А девушки вам разве не нравятся? – притворно удивился Рудесхайм.

– Времени нет.

Рудесхайм пожал плечами.

– Если найдете именно ту, что вам нужна, время найдется.

Официант появился, чтобы убрать посуду, а Рудесхайм заказал кофе и шнапс.

– Господин Рудесхайм, – начал Андреас, готовясь наконец задать главный вопрос. – Мне нужен настоящий старт. Я уже участвовал в ралли, в кроссах по пересеченной местности, но мне нужны настоящие гонки. И как насчет финансирования? Что мне нужно…

– Довольно! – Рудесхайм вскинул обе руки ладонями кверху, словно защищаясь от удара. – Только последний вопрос задан по делу. Деньги. Без денег можете забыть о гонках. Я думал, ваш отец вас финансирует.

– В настоящий момент – да, – кивнул Андреас. – Но в долгосрочной перспективе я на него рассчитывать не смогу.

– Почему нет?

Андреас вспыхнул.

– Это семейная проблема.

– Вы имеете в виду свою мать?

Андреас был поражен.

– Ваша ситуация далеко не уникальна, Алессандро, – пожал плечами Рудесхайм. – Вряд ли на этом свете найдется хоть одна женщина, готовая без боя отправить своего единственного сына навстречу смерти.

– Бой уже закончен, сэр.

– И кто победил?

– Мне кажется, никто не победил. Она никогда не изменит своего мнения. С прошлого года, когда умерли мои бабушка и дедушка, мама еще сильнее настроена против этого.

– И поэтому вы живете в Цюрихе?

– Да, сэр. – Андреас еще сильнее покраснел и добавил: – Так лучше для нас всех.

– Работа у вас есть?

– Я говорил с владельцем гаража два дня назад. Возможно, будут новости, когда я вернусь.

– Диплома инженера у вас нет, – рассуждал Рудесхайм. – Значит, если этот владелец гаража наймет вас, то лишь в качестве подмастерья?

Андреас кивнул.

– Но с теми деньгами, что лежат у меня в банке, какое-то время я выживу. – Андреас наклонился вперед. – Если бы вы начинали сейчас, господин Рудесхайм, какую машину вы бы выбрали? Если бы ваши финансы были ограничены, – добавил он.

Рудесхайм взял принесенную официантом бутылку и разлил шнапс в обе рюмки.

– Можете задержаться в Бонне еще на день?

– Конечно.

– Прежде чем я отвечу, мне надо посмотреть, как вы водите, а сегодня вы слишком много выпили, чтобы без боязни сесть за руль.

– А где здесь можно показать езду?

Рудесхайм поднял свою рюмку и осушил ее единым духом. Его глаза озорно блеснули, когда он взглянул на Андреаса.

– На «Ринге», разумеется.

«Нюрбургринг», самый знаменитый гоночный маршрут Германии, место проведения бесчисленных чемпионатов и кубковых состязаний, считающийся также одним из самых трудных в мире, вился вокруг гор к югу от Бонна. В этот сырой и ветреный день трасса была пуста и безлюдна, если не считать механика, которого Рудесхайм привез с собой.

– У меня для вас небольшой сюрприз, Алессандро, – объявил Рудесхайм, повышая голос, чтобы его не заглушал вой ветра. – Как вам, вероятно, известно, я коллекционирую автомобили. В прошлом году я приобрел по безумной цене одну из машин Мануэля Фанджио, на которой он выиграл все соревнования 1951 года. Хотите на ней погонять?

Андреас ничего не смог сказать в ответ.

– Как вы понимаете, это только на сегодня, – продолжал Рудесхайм. – Машина принадлежит мне и останется моей навсегда. Но мне бы хотелось взглянуть, как вы ее поведете.

Он выкатил свое инвалидное кресло на несколько метров вперед и крикнул механику, стоящему рядом со сверкающей «Альфа-Ромео»:

– Манфред! Провези Алессандро разок по трассе, а потом посади его за руль! – Он оглянулся на Андреаса. – «Ринг» имеет протяженность более двадцати двух километров, и он полон опасностей. Пока Манфред ведет, следите за его руками, почувствуйте особенности покрытия своим телом. И будьте готовы к первому повороту – это убийца!

Сердце Андреаса сильно забилось, ладони от волнения вспотели.

– Это же одноместная машина, – слабо возразил он.

– Мы немного переделали сиденье, так что есть куда втиснуться. Манфред поведет медленно, как старая дама, едущая за покупками. – В глазах Рудесхайма заплясали веселые огоньки. – Что, струсили, Алессандро?

Вместо ответа Андреас решительно направился к стартовой линии и занял свое место в машине по указанию Манфреда.

Одно дело вести старый побитый «Опель» или «Фольксваген» в кроссе или ралли какого-нибудь местного автоклуба, но сесть за руль «Альфы» великого Мануэля Фанджио и вести ее самостоятельно по такой трассе, как «Нюрбургринг», это не просто другое дело, это другая галактика!

– Хозяин небось совсем спятил, если дал ее тебе в такую дерьмовую погоду, – проворчал Манфред, передавая Андреасу пару авиаторских очков-консервов, и вылез из машины. – Не вздумай изображать чемпиона, а если ты ее разобьешь, – предупредил он грозно, – уж постарайся и сам в живых не остаться!

– Черта с два! – восторженно заорал Андреас.

Все его страхи испарились, он бросил машину вперед, с ревом выбросив клуб выхлопных газов. Миг – и первый опасный поворот остался далеко позади. Машина набрала скорость, и он почувствовал, что ничто на свете не сравнится с этим наслаждением. Ничто, даже секс, в отдаленной степени не могло приблизиться к тому восторгу, какой дарила ему власть над этим стальным зверем на бесконечной мокрой черной дороге!

– Ну что? Как это было? – заорал Рудесхайм. Его лицо побагровело от волнения, он нетерпеливо катал кресло взад-вперед, пока Андреас шел к нему на трясущихся от напряжения ногах. – Как все прошло, Алессандро?

Андреас остановился перед инвалидной коляской и посмотрел в лицо великому человеку. Его собственные глаза все еще были скрыты защитными очками. Ему хотелось крикнуть: «Это было невероятно, разрази меня гром!», крикнуть так, чтобы дрогнули горы, но вместо этого он, засунув руки поглубже в карманы, голосом, звучавшим спокойно и почти небрежно, ответил:

– Неплохо. Может, для больших соревнований она уже старовата, но в общем совсем недурна.

Лицо Рудесхайма побелело от негодования. Этот желторотый швейцарский нахал… какая неблагодарная скотина! Рудесхайм сделал глубокий вдох, готовясь обложить молодого наглеца такими словами, какие ему во сне не снились, да так и замер: Андреас снял очки. В его глазах горел восторженный огонек.

Он проглотил свой гнев и пристально взглянул на молодого человека. Потом запрокинул голову и расхохотался.

– Ох, Алессандро! – Рудесхайм утер выступившие на глазах слезы и посмотрел на пораженного Андреаса. – Меня вам не одурачить! Я же все по глазам вижу. Не забывайте, я тоже в этом участвовал. Знаю, что это такое.

К ним подошел хмурый Манфред.

– Машина в порядке, хотя этот паршивец слишком быстро взял ее в оборот. Ему еще повезло, что она не взорвалась.

Рудесхайм подмигнул Андреасу.

– Мы, водилы, для Манфреда ничто, ему до нас дела нет, его единственная страсть – это машины. Повредишь машину – считай, ты его ранил. – Он погрозил пальцем. – Никогда этого не забывайте, Алессандро. Такие, как Манфред, нужны нам гораздо больше, чем мы нужны им.

Манфред хлопнул Андреаса по спине.

– Хозяин прав, малыш, – неохотно признал он, – и не вздумай это забыть.

Позже в тот же вечер в большом салоне старинного особняка Рудесхайма на опушке Венусбергского леса «хозяин» взял сигару из коробки с увлажнителем, стоявшей возле его локтя.

– Сигару, Алессандро?

– Спасибо, я не курю.

– Очень хорошо, – похвалила его Мара Рудесхайм, крупная, широкоплечая, красивая блондинка с сильными чертами и мягкими глазами, поднимаясь с кресла. – А вот ты слишком много куришь, – попрекнула она мужа. Подойдя к нему, она наклонилась и поцеловала его в лоб. – Я иду спать. Чувствую, вам двоим хочется поговорить о делах, а я уже о машинах сегодня наслушалась досыта.