– Ax, какая же вы красавица, мисс, в этих милых финтифлюшках, хоть и ростом не вышли.

Розалинда посмотрела в зеркало, где отразилось румяное лицо Бриджит.

– Финтифлюшки, Бриджит? – переспросила она, не понимая, и коснулась бледно-розовых ленточек, свисавших с рукавов-буфов своего наспех сшитого свадебного платья из шелка цвета слоновой кости. – Вы это имеете в виду?

– Ага, мисс, эти ленточки и бантики. У Бобби всегда была слабость к ленточкам и бантикам. Однажды он стащил у меня славное атласное платье, что было припасено мной для именин, переживала я ужасно, вы и представить себе не можете, и надрала ему уши.

Розалинда засмеялась. Она уже выслушала не одну смешную историю из бурной юности Бью, проведенной на улицах Дублина. Ее уже не удивляло, когда доводилось слышать, как он стащил какие-то безделушки с прилавка на ярмарке. Она не настолько глупа, чтобы считать, будто жизнь у него тогда была легкая: они жили, перебиваясь с хлеба на воду, а отец Бриджит старел, и ему все труднее удавалось найти работу с хорошей оплатой.

– Бью и сейчас норовит что-нибудь стащить, это точно, – сказала Розалинда. В это время сияющая от радости Молли прикрепляла тонкую, как паутинка, фату к маленькому букетику цветов в светлых кудрях своей госпожи, собранных высоко на макушке. – Хотя, должна вам признаться, мне трудно представить себе высокого, дюжего мужчину, что будет моим мужем, тем босоногим шалопаем, о котором вы мне рассказываете, Бриджит.

– Он и поцелуи тоже воровал? – спросила Молли Бриджит. Мысли служанки, как всегда, крутились вокруг амурных дел.

Бриджит закатила глаза.

– Ага, ты истинная дочь своей матери, упокой Господь ее бессмертную душу, хоть и не похожа нисколько на Маргарет, кроме слабости к мужчинам. Хорошо, что Маргарет отправилась на небеса, пока меня тут не было, а то у нас было бы дел полно. Мисс, вы уверены, что нам сегодня стоит брать эту служанку с собой? Не счесть, сколько бед может сотворить эта девушка в таком святом месте, как Ланнон.

Молли обиженно выпятила пухлую нижнюю губу.

– Мерзкая старуха, – сказала она, моргая ресницами в надежде выдавить пару слезинок, чтобы разжалобить свою хозяйку. – А вы разве не бросили меня тут одну чахнуть да помирать?

– Ох, ты теперь еще и в слезы? – Бриджит поднялась со стула, кивнув в сторону Молли, обошла вокруг Розалинды, внимательно разглядывая ее со всех сторон. – Дочка Маргарет прикидывается, будто исправилась. Может, она сейчас еще и на колени встанет. Вот был бы хороший день, если бы я хоть на миг подумала, что доживу до этого.

– Вам-то хорошо говорить! – возразила Молли, выпячивая подбородок. – Я слышала, как вы свалили отсюда, прихватив фамильное серебро. Скажите мне, почему мы должны брать с собой в Лондон воровку.

Розалинда вздохнула, за последние дни утомленная спорами между служанками, которые вспыхивали всякий раз, стоило им хоть немного побыть вместе.

– Прекратите, пожалуйста. Хочу вам напомнить, что меньше чем через час я выхожу замуж. – Она уловила нервную дрожь в своем голосе и понадеялась, что только она это расслышала.

Бриджит и Молли обменялись предостерегающими взглядами за спиной своей госпожи, потом кивнули, молча договариваясь придержать язык до тех пор, пока Розалинда не выйдет замуж. Трудное это дело, возиться с невестой, когда она в дурном настроении. И не годится наряжать ее, когда она плачет или сильно расстроена.

Розалинда, заметив кивки служанок, заставила себя улыбнуться, поправляя три розовых бутона на корсаже. Ее все еще удивляло, как в эти последние недели действовала ее беспомощность. Каждый спешил помочь ей, а ведь она всегда думала, будто жесткая, сильная рука – все что ей нужно. Она не собиралась углубляться в причины своего успеха. Кроме того, это были долгие две недели, промежуток времени с того момента, как она без особого желания согласилась выйти замуж за Бью Ремингтона, до этого солнечного утра дня своей свадьбы.

Бью, демонстрируя до сих пор невиданные глубины понимания, на протяжении этих четырнадцати дней держался в стороне, встречаясь с ней только за обеденным столом, остальное время знакомился с имением, предоставив Розалинде заниматься своими делами. Можно сказать, он дал ей время привыкнуть к мысли, что вскоре она станет миссис Боумонт Ремингтон. Ведь с этим действительно нужно было свыкнуться. Особенно, когда мистер Ремингтон улыбался ей так, что в уголках его глаз появлялись лучики; или когда он подхватывал Бриджит и кружил ирландку по салону в быстром риле[10] под мелодию, которую Розалинда исполняла на фортепиано; или когда он сидел с ней в гостиной перед угасающим камином, держа в руке нетронутый бокал с портвейном, и рассказывал о своих приключениях на море под началом мистера Хэмпшира; или когда покидал кабинет, а она прокрадывалась туда на цыпочках, чтобы взглянуть на его подробные записи о ведении дел в имении и на длинные колонки цифр, сложенных снова и снова, словно он все еще не был уверен в том, что его поверхностного образования достаточно для управления поместьем Уинзлоу, нет, поместья Ремингтон.

Розалинду никогда не покидало ощущение присутствия Бью в поместье. Если она была не с ним, то с Бриджит, которая с большим удовольствием заполняла пробелы в биографии Бью, развлекая ее историями о его выходках и доведя до слез рассказом о том дне, когда Бриджит почувствовала необходимость поведать двенадцатилетнему Бобби о его прошлом и потере.

Вскоре, не скрывая от себя того факта, что ее нежное сердце не устояло и перед историями Бриджит, и перед сияющей улыбкой Бью, Розалинда поняла, что влюбилась в человека, за которого собиралась выйти замуж по расчету. Неудивительно, что руки ее дрожали, когда она брала большой букет розовых роз, врученный ей Молли, собираясь покинуть свою девичью спальню и дать обет мужчине, чье красивое лицо виделось ей в мечтах, во сне и наяву.

Викарий Томпсон был не очень доволен. Он служил в красивой церкви, в самой респектабельной церкви, а она служила обитателям Уинчелси на протяжении нескольких веков, и до сих пор никому из его прихожан и в голову не приходило отправиться в другое место венчаться, или окрестить дитя, или отпеть покойника. Он отказался бы сочетать браком мисс Розалинду Уинзлоу с мистером Боумонтом Ремингтоном среди развалин церкви св. Леонарда. Правда, он так бы и поступил и был бы прав, если бы не существенное пожертвование, внесенное мистером Ремингтоном в фонд, который создал викарий Томпсон, на ремонт крыши.

Разрываясь между тем, чтобы «сидеть на мели или иметь целую крышу», как он сказал своей милой жене, викарий неохотно дал согласие на церемонию. Вот почему сейчас он стоял на свежескошенной траве примерно на том месте, где должен был бы находиться неф разрушенной церкви, сквозь прохудившиеся башмаки ощущая утреннюю росу, проникавшую в его заштопанные носки, и разглядывал странных гостей, собравшихся на свадьбу. Гостей было немного – милость небес, за которую викарий мог быть благодарен на веки, поскольку ему не хотелось иметь свидетелей того, как он поступился своими принципами в угоду финансовой выгоде.

Гостей пригласили занять места под навесом в зеленую и белую полоску, сооруженным на случай, если день будет дождливым. Кайл, Джейк, конюх из гостиницы «Виноградная лоза», и Нед, повар из «Райской птицы», стояли с одной стороны, все трое открыли рты при виде Боумонта Ремингтона, одетого в изысканный лондонский туалет. Уилли Шенкс, помощник москательщика, парень, который обычно не пропустил бы такого зрелища, страдал от похмелья, так что Молли, разодетой в лучшее воскресное платье, пришлось флиртовать только с некоторыми из поклонников, поскольку она и понятия не имела о планах Кайла на ее будущее. Список гостей замыкали Бриджит Рейли, исполнявшая роль подружки невесты, и двое гостей-мужчин – Риггз, которому предстояло повести Розалинду к алтарю, и Уодроу, избранный на роль шафера жениха.