– Что ты знаешь о тех годах?

– Только то, что позволила узнать Ева. Но есть те, у кого ты сможешь узнать, что тебе надо, – он улыбнулся, увидев, как вспыхнуло ее лицо. – Главный парфюмер Генри Бейла. Старик по имени Жан Вернье. Швейцарец. После почетной отставки поселился в родной деревушке где-то в Альпах, в каньоне Юра.

– Откуда ты знаешь?

– Твоя мать платит ему пенсию. – Увидев, как поразилась Алекс, он покачал головой. – Ты была уверена, что его уже похоронили, да? Так вот, она платит ему пенсию вот уже почти двадцать лет – и должен сказать, очень хорошую. Из своего собственного кармана, потому что Вернье числился служащим корпорации Бейла. Думаю, что именно Вернье и был тем человеком, который создал духи «Суть Евы». Пенсия, которую она ему выплачивает – знак благодарности. На этих духах твоя мать заработала миллионы, так что вполне могла бы платить ему и в два раза больше.

– Когда можно повидаться с ним? – нетерпеливо спросила Алекс.

– Как только мне удастся дозвониться до него. Сказать ему… кто ты? Сомневаюсь, что он знает о твоем существовании?

– Марион Джилкрист я сказала, что собираю материал для биографии Евы Черни.

– Неплохая мысль. И если я приеду, то это будет выглядеть еще более убедительно.

– Ты собираешься в Юру?! – воскликнула Мора. – За каким чертом?

– Дела, – коротко ответил ей Макс.

– С каких пор у Алекс Брент появились какие-то дела в этом бренном мире?

– А чем она хуже других? – бодро проговорил Макс и нежно поцеловал Мору в надутые губы. – Сиди у окошка и жди моего возвращения.

– Почему-то у меня такое впечатление, будто они что-то затеяли, – задумчиво заметила Мора, обращаясь к Памеле, которая тоже смотрела вслед красному «мерседесу», выезжавшему на дорогу.

– Макс и Алекс? До чего же они похожи на заговорщиков. До чего же они сроднились друг с другом за эти годы. Трудно представить, что платоническая дружба между мужчиной и женщиной может продолжаться так долго.

– Господи, да разве с такой женщиной, как Алекс, может быть что-нибудь другое, кроме платонической дружбы? Жердь засушенная! – презрительно бросила Мора.

– Она держится так, потому что Ева внушила ей эту мысль, – задумчиво проговорила Памела.

– А уж Еве в этих вопросах можно доверять.

– Но у Алекс удивительные глаза, – проговорила Памела, – и волшебная кожа!

– Тусклая, абсолютно без всяких красок.

– Смотря на чей взгляд. Впрочем, если бы она чуть-чуть подрумянилась – все бы сразу заиграло. У нее высокие красивые скулы.

– И нос торчит на версту. На мой взгляд, внешностью женщина обязана прежде всего самой себе. И у нас с тобой, например, это недурно выходит.

– Сомневаюсь, чтобы Алекс согласилась проделывать такого рода штучки со своим лицом.

– Да, она ко всему относится так рассудочно. Честно говоря, не понимаю, с чего это она вдруг тут появилась! Я провела с Евой гораздо больше времени, чем она.

– Но Крис ее брат…

– …сводный.

– Но мать-то у них одна. Я знаю, что Алекс обожала Криса и он ее тоже. Крис восхищался ею.

– Господи, что он в ней нашел?

– Если ты сама не понимаешь, то вряд ли я смогу объяснить тебе. – Памела вышла из комнаты и направилась в часовню, где покоилось тело Криса: скоро у нее уже не будет возможности посидеть с ним рядом. Его тело превратится в пепел, и она тогда по-настоящему почувствует, что осталась одна. Пока этого не произошло, рядом с ним она чувствовала себя как-то спокойнее. Но распахнув дверь в часовню, пол которой играл разноцветными бликами благодаря витражным стеклам окон, она увидела, что там, преклонив колени у гроба, стояла женщина в черном, закрытая вуалью. И из-под черных кружев выглядывали рыжие волосы. Несмотря на то, что шаги Памелы были почти неслышными, они все же гулко прозвучали в тишине. Ева слегка повернулась в ту минуту, когда Памела тоже встала на колени у гроба, и на секунду глаза их встретились. Ева слегка наклонила голову, как бы позволяя молодой женщине оплакивать того, кого они обе так любили.

Жан Вернье жил в небольшом уютном домике. За ним присматривала овдовевшая старшая дочь – ее дети уже выросли и разъехались кто куда. Глубокий старик, скрюченный, как ссохшееся дерево, смотрел на приехавших слезящимися глазами.

– Видит он плохо, а вот слышит прекрасно, – сказала дочь. – Артрит сделал его раздражительным, поэтому я прошу вас не затягивать беседу. Увлекаясь разговором, он начинает жестикулировать – это причиняет ему боль. Но он будет рад принять тех, кого к нему направила мадам.

– Не беспокойтесь, – ответила Алекс, – мы постараемся не задерживаться.

Дочь наклонилась к старику:

– Это мистер Фабиан из компании и молодая леди, которая пишет биографию мадам. Они просят тебя рассказать о том времени, когда ты создавал духи «Суть Евы».

Старик кивнул и нетерпеливо отмахнулся от нее:

– Я не глухой.

Маленькая комнатка, выходившая окнами на улицу, хоть и была безукоризненно чистой, все равно пропиталась насквозь запахами старости и лекарств.

– Значит вы… и есть господин Фабиан, – старик с улыбкой кивнул. – Ваше имя мне знакомо по чекам, которые я получаю. Надеюсь, вы пришли не для того, чтобы сообщить мне, что они больше не будут поступать. Не представляю, как бы я жил без них, – старик пронзительно взглянул на Макса.

– Нет, конечно. Я пришел вовсе не за этим. Чеки будут поступать до тех пор, пока вы живы.

Старик кивнул.

– А это кто?

Макс представил Алекс, назвав ее настоящим именем, и оно не вызвало никакой ответной реакции. Затем он объяснил причину их приезда.

– …ей хочется услышать о том, как создавались знаменитые духи «Суть Евы».

– Ах, эти… Да, удивительный аромат! Я создал много духов. Но эти потребовали больше времени, чем все остальные. И принесли мне столько беспокойства. Это было непросто!

– Зато какой результат! – подбодрил рассказчика Макс. – Они и по сей день входят в число самых раскупаемых.

– Очень рад слышать это, потому что на их изготовление была затрачена масса денег. Масса!.. Но господин Бейл сказал мне, что я обязан делать то, что захочет мадам Черни, и я так и поступал.

– Это была ее идея? – спросила Алекс.

– Да, идея была ее… Она мысленно так отчетливо представляла этот запах. Но не имела понятия, из каких компонентов его составить. И это ее даже не волновало. Она знала…. – старик покрутил пальцем где-то перед собой, – что этот аромат существует, и мне оставалось только следовать за тем, что она описывала словами. Можете представить, с какими трудностями я тогда столкнулся! Всякий парфюмер тоже представляет тот запах, который он создает. Но он к тому же понимает, на чем основываются эти запахи. Она этого не понимала. Ничего она не знала и о пропорциях, смесях, основе и так далее. Она не обучалась всем этим вещам, но у нее было безошибочное чутье, врожденное и безукоризненно точное понимание того, что ей надо. И месяцами то, что я делал, оказывалось неверным: «Не то, не то». Она теряла терпение, я тоже. Очень трудная женщина… – старик покачал головой. – Очень требовательная, и она хотела, чтобы я создал то, что являлось бы воплощением женского начала. Но как можно создавать духи из слов, из описаний!.. – старик задумчиво улыбнулся. – Но именно так они и были сделаны… Всякий раз, когда я предлагал что-то, она принюхивалась, вставала, ходила, снова садилась, закрывала глаза и, наконец, произносила: «Слишком агрессивные. Сразу привлекают к себе внимание. То, чего хочу я, должно вызвать ощущение, что ты уже знал этот аромат и давно им пленен». Я уходил, менял пропорции, вместо бергамота использовал жасмин или наоборот и начинал все сначала. Я создал двадцать семь сочетаний, прежде чем добился, чего она хотела. Двадцать семь!

– Шесть из них тоже поступили в продажу, – заметил Макс.

– Разумеется, – согласился старик, – духи, созданные Вернье, заслуживают того.

– Но «Ева» связывается только с именем мадам Черни, – напомнила Алекс.