Проклятие! Сэм отвел глаза, чтобы не видеть это прекрасное лицо, чтобы не видеть эти золотистые волосы.
Мария же, собравшись с духом, еще ближе подошла к нему. Она по-прежнему смотрела на ногу Сэма.
– Гм… – пробормотал он. – Как бы не было заражения. – Он надавил на рану, но крови почти не было. Укус оказался не таким серьезным, как ему хотелось бы. – Как ты думаешь, возможно ли заражение?
– О Господи… я не знаю, – пробормотала Мария, ужасно смущаясь. – Ганнер никогда не кусался. – Она подошла еще ближе, не замечая, что Сэм рассматривает ее из-под опущенных ресниц. – Может, мне осмотреть укус? Я немного разбираюсь в таких вещах.
– Да, пожалуй, надо осмотреть. Мне бы очень не хотелось, чтобы рана загноилась.
Щеки Марии залились ярким румянцем. Она пользовалась своими познаниями, когда лечила себя, свою сварливую тетку и нескольких самых близких подруг. Но осматривать мужчину… Тем более такого красивого… Мария тотчас же вспомнила о проповеди преподобного Трэта.
– Если как следует подумать, то вам не о чем беспокоиться, – сказала она, отступая на шаг и нервно пожимая плечами. – Там совсем мало крови.
– Но она ужасно болит. – Сэм поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. Его взгляд притягивал – Марии казалось, что она вот-вот растворится в темных глубинах этих глаз. – Полагаю, что рану все-таки следует осмотреть.
Мария осмотрелась. Пляж, как всегда, был пустынным, так что никто не мог бы их увидеть. А Ганнер бегал неподалеку, и она в любой момент могла позвать его на помощь.
– Хорошо, – кивнула Мария и мысленно добавила: «Не смей! Вспомни прошедшую ночь!..»
Вспомнить? Да как можно такое забыть! Разве можно забыть прикосновения этих сильных рук и поцелуи этих губ? Воспоминания о поцелуях под яблоней даже сейчас приводили в трепет… Лоб Марии покрылся испариной. Ей казалось, что она выглядит в глазах Сэма глупенькой девочкой. Но какое ей дело до того, что он о ней думает? В конце концов, она пошла на это только ради Джонатана. Но ведь она совсем не думала о Джонатане, когда ночью, лежа без сна, вспоминала то позорное и греховное, чем занималась с красивым англичанином. Мария нахмурилась.
– Вытяните ногу, чтобы я могла осмотреть ее, – сухо проговорила она.
Волосы Марии, словно золотой занавес, упали ей на лицо, когда она склонилась над ногой Сэма. Ощутив тепло его тела, Мария невольно вздрогнула. Ей никак не удавалось взять себя в руки и внимательно осмотреть рану. Сэм же сидел с безмятежным видом и молча разглядывал ее. Краем глаза она видела его загорелую руку, лежавшую на согнутом колене. Лицо Марии пылало. Чтобы как-то скрыть свое смущение, она заговорила:
– Вы, наверное, удивились, что я бросала в огонь раковины моллюсков? От них действительно плохой запах. Но они помогают моей тете. – Мария еще гуще покраснела. – Я сжигаю эти раковины, потом смешиваю с топленым салом и варю. Это единственное, что приносит тете облегчение. Ой, простите, я, кажется, сделала вам больно…
– Мария! – Сэм взял ее за руку, пытаясь успокоить. Вздрогнув, она подняла голову. – Не надо беспокоиться о моей ноге. Я получал и более опасные раны, но выжил.
– Правда?.. Мне очень жаль. Я не хотела причинять вам боль.
– Ты и не причинила. – Мария смотрела на него со страхом в глазах, и Сэм почувствовал себя виноватым. Черт возьми, почему его мучает совесть? – Но мне действительно не больно. Ты просто скажи, что мне делать, и я сам позабочусь о своей ране.
– Вы уверены, что сумеете?
– Вполне уверен, принцесса. – Сэм поднялся на ноги и ласково улыбнулся Марии. – Но где ты научилась искусству врачевания?
– У индейцев. – Сэм был явно озадачен, и Мария поспешила добавить: – Дело в том, что у меня… – Она замялась. – У меня способности к рукоделию, а индейцы любят яркие цвета и красивые узоры на своих попонах. Когда они узнали, что я умею ткать попоны и вышивать на них разные сценки и картинки, они попросили меня изготовить несколько штук для них. – Мария из скромности умолчала о том, что не только индейцы, но и женщины из Истхэма не могут сравниться с ней в этом деле. – И в благодарность за попоны они научили меня врачеванию.
Мария снова заинтриговала Сэма. Девушка, которая поет под луной… и которая вышивает такие чудесные узоры, что даже индейцы ценят ее искусство. Черт возьми, может, ему стоит задержаться в Истхэме еще на несколько дней?
– И как индейцы советуют лечить укусы собак? – спросил Сэм.
– Наверное, они посоветовали бы пристрелить собаку, – ответила Мария с робкой улыбкой.
Сэм оценил ее шутку, и они дружно рассмеялись.
– А если серьезно, – продолжала Мария, – то вам нужно собрать кору лавровишни, высушить ее, растереть в порошок и использовать для припарок. Конечно, к тому времени, как вы все это проделаете, рана затянется. Поэтому лучше возьмите подорожник, разотрите его листья и прикладывайте к ране. Это прекрасное средство от воспаления.
– Может, у вас дома есть высушенная кора лавровишни?
– Да… есть.
– Тогда давай вернемся в город, и ты дашь мне немного порошка. Он, наверное, хранится у тебя дома?
– Но если я приведу вас домой, тетушка очень рассердится.
– Разве у тебя нет поклонников, принцесса?
– Поклонников? У меня никогда их не было. Тетушка не позволит мне иметь поклонников, пока я не стану совсем взрослой. А если бы и позволила, то вы, капитан Беллами, не стали бы моим поклонником.
– Почему же? – Сэм осторожно взял Марию за подбородок и заглянул ей в глаза.
– Думаю, не стоит это объяснять, – ответила она и густо покраснела, снова вспомнив прошедшую ночь.
Мария отвела глаза. Ей казалось, что взгляд Сэма проникает ей в душу, казалось, что он с легкостью читает все ее мысли. И ее опасения подтвердились – Сэм проговорил:
– Послушай, милая, я очень сожалею о том, что случилось ночью. То, что я сделал, непростительно, и…
– Пожалуйста, капитан Беллами, я… я не хочу говорить об этом.
Сэм кивнул:
– Хорошо, принцесса. Я прекрасно все понимаю. Скажи, а твоя подруга Тэнкфул… Надеюсь, ты не рассказала ей о том, что произошло? Мне кажется, не следовало бы ей рассказывать…
Неужели он действительно обеспокоен? Или спрашивает только для того, чтобы поддержать разговор? Мария заставила себя ответить:
– Нет, я ничего ей не говорила, хотя она пришла ко мне рано утром и пыталась выяснить, что произошло со мной ночью. Наверное, она просто подшутила надо мной и теперь будет всем рассказывать о своей шутке.
– Да, она сыграла с тобой злую шутку. Так что же ты ей сказала?
– Я сказала ей, что ее затея не удалась и что вы не поцеловали меня, потому что я для вас недостаточно хорошенькая.
– Недостаточно хорошенькая? – рассмеялся Сэм. Заметив, что Мария еще больше смутилась, он добавил: – Прости, Мария. И знаешь… Если твоя подружка поверила тебе, значит, она еще более доверчивая, чем ты.
– Доверчивая? Но я не считаю себя доверчивой.
Сэм искоса взглянул на Марию.
– Ну хорошо. – Нагнувшись, он поднял с песка голыш и бросил его в волну, набегавшую на берег. – Скажем так: ты не была такой доверчивой, пока не встретила меня, – договорились? – Сэм улыбнулся.
– Договорились. – Мария тоже улыбнулась. – И не была такой глупой.
– Нет, ты совсем не глупая, моя милая.
Эти слова Сэма согрели сердце Марии. Она внимательно посмотрела на него. Боже, как он красив! Возможно… возможно, он не такой уж негодяй, каким представляет его преподобный Трэт. Волосы Сэма по морскому обычаю были заплетены в косичку, и Мария подумала, что если он распустит ее, то волосы крупными завитками упадут на его широкие плечи. Ей хотелось протянуть руку и потрогать эти волосы, хотелось почувствовать их шелковистость.
Но более всего привлекали его черные глаза, в которых плясали веселые огоньки. И еще его чудесная улыбка… У плохого человека не могло быть такой улыбки. И плохой человек ни за что не предложил бы ей выйти за него замуж. И не держал бы ее в объятиях, когда она плакала у него на груди.
