Джонатан…

Но стоит ли Джонатан такой жертвы? Когда Беллами увидит, что она не Пруденс, он почувствует себя обманутым и придет в ярость. Самое последнее, что он может сделать, – так это влюбиться в нее. Но она зашла уже слишком далеко и обязана пройти через все. Лицо Джонатана проплыло перед ее глазами и тут же стало исчезать. Мария пыталась снова вызвать его образ – ведь только он, Джонатан, держал ее здесь, на залитой лунным светом поляне. Она хотела снова запеть, как советовала Тэнкфул, но слова застряли у нее в горле.

Сейчас он уже был за ее спиной. Мария сделала глубокий вдох – и, обернувшись, посмотрела в его дьявольские глаза, такие черные, какие ей еще никогда не доводилось видеть.

И в тот же миг она поняла: все, что о нем рассказывали, – правда. Ее ноги онемели, и даже если бы она захотела убежать, то не смогла бы. Дьявол? О да! Красивый? О Господи, конечно! При этом его черные волосы, густые и вьющиеся, крутыми завитками спадали на плечи, что делало Беллами похожим на мальчика. Однако он был гораздо старше ее, по крайней мере лет на десять. Нет, ничего мальчишеского в нем не было. Ни в его волевом подбородке, ни в широких плечах, ни тем более в его черных глазах, смотревших, казалось, ей прямо в душу.

И такого человека ей придется поцеловать.

Но разве она не сделает этого ради того, чтобы заполучить Джонатана? Сжав ручку корзины так сильно, что ногти впились в ладонь, Мария робко шагнула к нему…

– Женщина, что за шутки? – раздался его густой баритон.

– Шутки? – растерянно переспросила Мария. – Что вы хотите этим сказать, сэр?

– Я полагал, что встречу здесь другую. Женщину по имени Пруденс. Возможно, вы ее видели?

Мария отрицательно покачала головой и, не в силах выдержать его пристальный взгляд, отвернулась.

– Ладно, не имеет значения. Что здесь делает такая юная девушка?

– Я… я собираю цветы, чтобы украсить ими стол к завтраку.

Скрестив на груди руки, он внимательно посмотрел на нее:

– Собираешь цветы? В полночь? – Его черные брови сошлись на переносице, и Мария поняла, что он не верит ни единому ее слову. Внезапно на губах его появилась волчья усмешка, и Мария почувствовала себя овечкой, которую ведут на убой. – Теперь я начинаю понимать, – проговорил он в задумчивости. – Возможно, ты не так уж и невинна…

– Сэр… Мне кажется, я вас не совсем понимаю…

– Ты все прекрасно понимаешь, моя дорогая. А я-то думал, что ты совсем еще девочка. Но ты, оказывается, не так уж невинна, верно? Разве невинная девушка пойдет ночью одна собирать цветы? – Он отрывисто рассмеялся. – Меня не проведешь, принцесса. Похоже, что твоя подружка Пруденс вообще не появлялась здесь, хотя обещала. Твоя Пру просто обманщица, а ты чертовски хорошая актриса.

Мария побледнела. Сердце ее бешено колотилось. Ведь перед ней был не парень из Истхэма, не робкий поклонник. Перед ней стоял Сэм Беллами, который утром не пришел в церковь.

«Не играй с огнем, а то сгоришь», – вспомнила Мария слова тетки.

«Нераскаявшиеся грешники будут гореть в аду», – постоянно предупреждал преподобный Трэт.

«Всего один поцелуй. Это все, что ты должна сделать», – сказала Тэнкфул.

Поцеловать его. Она должна поцеловать его – и покончить с этим раз и навсегда. Она поцелует его – и убежит в безопасное место. Закрыв глаза, Мария поднялась на цыпочки и прижалась губами к его губам. В следующее мгновение она отстранилась от него, словно опаленная пламенем. И тотчас же на нее накатила горячая волна стыда, мгновенно превратившаяся в ледяные потоки страха. Но, кроме страха и стыда, в душе ее проснулось чувство, прежде ей неведомое, чувство, заставившее ее сердце затрепетать. Не в силах выдержать его взгляда, она отвернулась. Но он взял ее рукой за подбородок и заставил смотреть в свои черные сверкающие глаза.

Губы его кривились в усмешке. Он проговорил:

– Черт возьми, что это было?

Мария задрожала всем телом.

– Это был… был поцелуй, – пролепетала она.

– Что?! Ты называешь это поцелуем? – Запрокинув голову, он расхохотался. – Ты действительно хорошая актриса. Хватит притворяться, малышка. Позволь мне показать тебе, что такое настоящий поцелуй.

– Нет! – Она отступила, прижавшись спиной к дереву.

Он шагнул к ней, глядя на нее, точно коршун на птичку. И улыбнулся, упершись рукой в ствол яблони. Затем провел другой рукой по ее длинным волосам, пропуская меж пальцев золотистые пряди. Мария затрепетала как лист на ветру.

«Бежать!» – кричала она мысленно. Но Беллами, казалось, загипнотизировал ее своим взглядом – она стояла, не смея пошевелиться.

– Что с тобой, певчая птичка? – Он провел ладонью по ее щеке. – Какой чудесный голосок я слышал всего несколько минут назад! Спой, принцесса. Я хочу послушать, как ты поешь.

– Спеть? – Мария судорожно сглотнула. – Я… я не умею.

– Уверен, что сумеешь. Я только что слышал твое пение.

– Я не могу петь в присутствии… незнакомца.

Он снова улыбнулся:

– Разве я незнакомец? Уже нет. – Он приподнял ладонью ее волосы – так взвешивают золото, пытаясь определить его вес. – Если уж ты изображаешь невинность, то было бы интересно узнать твое имя.

– Какую… невинность? – пробормотала она. – Меня… меня зовут… Мария. Мария Холлет.

– Мария? Чудесное имя. И голос у тебя замечательный. Почему ты так дрожишь? Не бойся меня, я не кусаюсь. – Он провел пальцем по ее щеке, провел по шее, где пульсировала жилка. – Спой для меня, Мария.

– Я не могу.

– Тогда позволь мне поцеловать тебя.

В следующее мгновение он приник губами к ее губам. Мария прижалась спиной к стволу яблони. Глаза девушки в ужасе расширились. С трудом отстранившись от Сэма, она, задыхаясь, проговорила:

– Вы слишком много себе позволяете, сэр.

Мария повернулась, собираясь убежать, но он схватил ее за руку. Она попыталась вырваться, но Сэм крепко держал ее. Мария подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

Что ж, если он хочет, чтобы она спела ему, то она споет. А потом убежит домой и постарается забыть все, что с ней произошло.

– Я… я с… спою для вас, сэр, – проговорила Мария с дрожью в голосе. – Но затем вы уйдете отсюда и никогда больше не притронетесь ко мне. – Она раскрыла рот, но запеть не успела – Сэм прижал ладонь к ее дрожавшим губам.

– Мария, мне не песня нужна от тебя.

Мария смотрела на него, едва сдерживая слезы.

– Но вы же просили меня спеть…

– А сейчас мне нужна от тебя уже не песня.

Сэм склонился над ней и провел ладонью по ее вздымавшейся груди. И вновь Марию захлестнула горячая волна стыда. Девушка в ужасе вскрикнула. И тотчас же его губы снова прижались к ее губам. Она попыталась вырваться, но Сэм крепко сжимал пальцами ее подбородок. Прижав Марию к стволу яблони, он другой рукой раздвинул тонкое кружево на лифе ее платья и положил ладонь на обнаженные груди девушки.

В страхе Мария выронила корзинку, и она упала к ее ногам. Розовато-белые цветки яблони рассыпались по густой траве.

– Ты более привлекательна, чем Пруденс, – сказал он, чуть отстранившись. И вдруг добавил с веселой улыбкой: – Я рад, что она послала тебя вместо себя. Но скажи мне, Мария, почему ты вздумала разыгрывать из себя невинную девушку? Ты слишком хороша для таких глупых игр. Не знаешь, что ответить? Ну хорошо. Если тебе хочется разыгрывать меня, продолжай в том же духе. – Мария вздрогнула, когда он ухватил губами мочку ее уха. – Откровенно говоря, я устал от женщин, которые думают, что знают толк в любви. Они развязные и всегда пытаются тебя соблазнить. Как приятно повстречаться с полной противоположностью… С девушкой, которая хочет, чтобы ее соблазнили.

Мария все еще сжимала в руке цветок яблони. Сэм легонько провел ладонью по ее руке, и она, вздрогнув, выронила цветок. Ей казалось, что она вот-вот лишится чувств, но Сэм словно не замечал, что девушка до смерти напугана, полагал, что она просто притворяется, продолжает играть свою роль. Но зачем ей притворяться? Ведь Тэнкфул сказала, что одного поцелуя будет достаточно, чтобы он влюбился в нее. Тогда почему же он делает с ней такие… ужасные вещи? Неужели именно это должно было случиться? А может, Тэнкфул заранее знала, что с ней произойдет? Господи, помоги! Он приложил ее ладонь к губам, и Мария чувствовала его горячее дыхание. Марию охватила паника. Она боялась Беллами, но в то же время его прикосновения как-то странно возбуждали, и это еще больше ее пугало. С ней происходило что-то непонятное. Мария чувствовала: от него исходит опасность, таящаяся в его пронзительном взгляде, в насмешливой улыбке, в прикосновениях его рук… Тэнкфул была права. Сэм Беллами гораздо красивее, чем Джонатан. Джонатан?