Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Как в неземном? — недоверчиво прогудел гляциолог Чеботарев.

— Я не оговорился. Люди, по-моему, не умеют еще создавать такие силовые поля. Да и листья странные: совсем другая механика фотосинтеза. Так что можно предполагать всякое.

В кают-компании зашумели. Все разом захотели тотчас же ехать в квадрат 14-Е. А бородатый метеоролог Прокудин все допрашивал Тимофея Леонидовича: «Вы их видели? Вы видели пришельцев?» — и вовсе не слушал ответов.

— Тише, товарищи! — начальник станции повысил голос. — Вы как дети. Обрадовались, зашумели, собрались куда-то бежать. Прежде всего я требую дисциплины. Каждый шаг наш, каждое действие по отношению к чужому разуму должны быть тщательно взвешены и продуманы. Помните — неизвестное, как правило, двулико. Есть в нем, наверное, добро, но может быть и зло. Поэтому я еще требую и осторожности. Максима, Егор Иванович, после выздоровления немедленно отправить домой.

— Значит, запремся здесь и будем ждать пригласительных билетов? — возмутился Храмцов. — Мол, приходите, пожалуйста, для контакта.

— Не отчаивайтесь, доктор, — начальник станции впервые улыбнулся. — Работы хватит всем. Возле феномена Лаврова устроим наблюдательный пост. Вы, Райков, — он обернулся к высокому метеорологу, — берите двух помощников и прямо сейчас отправляйтесь на пост. Прудников составит график дежурств. Алексей Константинович, вам тоже срочное задание. Передайте «Пингвинам» новую программу: оцепить Купол и вести постоянную съемку. Остальные — разворачивают и оборудуют помещение дубль-станции. Мы ожидаем к утру гостей — представителей совета Мира и Академии. Людей надо сразу же разместить.

«Та-та-та, — призывно и властно запела вдалеке труба. — Дружным шагом за победой отправляйся. Битве быть, битве быть, та-та-та».

Ряды маленьких воинов в блестящих касках дрогнули, пришли в движение. Они шли мерно и тяжело, сотня за сотней, тысяча за тысячей. И все на одно лицо. Они шли в туман и зыбкий полумрак, туда, где поднималось что-то красное, судорожно шевелящееся, опасное. Сотня за сотней… Карлсон, кажется, говорил, что их пятьсот тысяч единиц в одной ампуле… Жарко. И трудно дышать. Да и как можно дышать, когда за тебя там гибнет полмиллиона человечков в блестящих касках. Кто блестит, что блестит? Пятьсот тысяч… Ох, как жарко! Пить! Эй, войско, дайте же наконец кто-нибудь попить!..

Максим очнулся. В комнате тихо, темно. Только в углу слабо мерцают огоньки на панели диагноста. От него к кровати тянется целый пучок проводов.

«Ого, — подумал Максим. — Здорово же меня скрутило, если Карлсон, приставил электронного стража».

Хотелось пить, кружилась голова. Мальчик собрался как-нибудь встать, но его внимание вдруг привлек слабый и неожиданный запах. Так и есть. На пластиковой тумбочке возле кровати желтел какой-то плод, похожий на апельсин. Максим лениво очистил его и съел. «Апельсин» почему-то чуть горчил.

Максим вспомнил свою неудачную прогулку с фоторужьем (да и что за охота во время полярной ночи), странный лес и невидимый купол, толкающий в грудь: «Привиделось, наверное, все это, бредил я. Вот и сейчас — битва антибиотиков приснилась…»

Второй раз его разбудил диагност. Он прозвенел трижды — требовательно, громко — и Максим хотел было возмутиться такой нахальной побудкой, но на табло электронного врача светилась надпись «практически здоров», и мальчику ничего не оставалось, как недоуменно пожать плечами. Чувствовал он себя превосходно и прямо сгорал от желания посмеяться над Карлсоном. Напутал что-то доктор. Какое может быть воспаление легких, когда диагност гонит тебя из медизолятора, а тело так и просится подурачиться в спортзале.

По привычке Максим набрал код информатора — что нового, на станции, где отец, куда сегодня отправились гляциологи? Автомат прежде всего повторил распоряжение Гарибальди об «аврале», и мальчик насторожился. Дальше шла запись совещания. Максим замер, боясь пропустить даже полслова. Затем вскочил, заметался по комнате, но последние слова начальника станции ошеломили его, и мальчик бессильно опустился на кровать. Как же так? Так нечестно, несправедливо. Ведь это он, он открыл купол, и купол впустил его. Впустил… А отец! Тоже хорош — хотя бы слово сказал в его защиту. Опасность, долг, дисциплина?.. Хоть бы скорее вырасти!

Максим быстро умылся, тщательно причесался и только после этого вызвал Гарибальди.

Тимофей Леонидович ответил сразу. Увидев на экране лицо Максима, приветливо улыбнулся:

— Поправляешься, герой нашего времени?

Мальчик на шутку не ответил.

— Спасибо за гостинец. А что это было? Апельсин? — сказал он только из вежливости. — Лучше всех лекарств мне помог.

— Постой шуметь, — нахмурился Гарибальди. — Какой еще апельсин?

— Обыкновенный. Вкусный. Вот корочки.

— На станции нет никаких апельсинов, — недоуменно проворчал Тимофей Леонидович. Он что-то соображал, но Максим догадался раньше и чуть не подпрыгнул от радости.

— Я знаю, что нет, — лукаво улыбнулся мальчик. — Но кто-то же положил его возле моей постели. Кстати, этот «апельсин» чуть горчил и пах лекарствами. И не напрасно. Посмотрите, пожалуйста, на диагноз электронного врача.

— Практически здоров, — прочел Гарибальди и присвистнул от удивления.

Максим ликовал.

— А Карлсон говорил: пять дней. Может, теперь мне разрешат в тот лес?

— Ты, я вижу, знаешь о моем распоряжении, — улыбнулся Гарибальди. — Учти, я свои распоряжения не отменяю.

— Вы поспешили, — как можно убедительней заверил Максим начальника станции. — Ведь в Купол впустили пока только меня. И только ко мне явились ночью пришельцы, чтобы оставить целебный «апельсин». А это уже настоящий контакт, а не ваши посты и «Пингвины». Если вы не разрешите мне остаться на станции, клянусь, я расскажу об «апельсине» членам совета Мира, и меня все равно оставят…

— Вот нахаленок! — Тимофей Леонидович улыбнулся, но сразу же посерьезнел. — Ты извини, конечно, но тобой сейчас руководит не разум, а детский энтузиазм. Может статься, что всем нам отсюда…

Он не успел договорить. В коридоре послышался топот — кто-то бежал, а в следующее мгновение дверь кабинета резко распахнулась. На пороге стоял отец Максима.

— Тимофей Леонидович! — он перевел дыхание и ткнул рукой куда-то в угол. — Там, возле склада, появились какие-то странные штуковины. Сбежались все наши, ожидают вас…

Экран тотчас опустел.

— Медведи из снега, яблоки из льда… — запел Максим, быстро надевая и застегивая комбинезон. — Начинаются дела — всякие чудесные, очень интересные…

Он выскочил в морозную ночь. Тихо, безоблачно, настоящий штиль. В воздухе повисли ледяные иглы — если запрокинуть голову и дышать ими тихо-тихо, то кажется, что на язык попадают отдельные звездочки. Вот они сияют — кристаллики небесного льда. А среди них непривычный и торжественный Южный Крест.

На другом конце поселка залаяли собаки. Мальчик с досадой топнул ногой — нашел время любоваться звездами! — и побежал на шум голосов, лимонный свет прожекторов, которые вспыхнули вдруг на высоких мачтах.

Возле самого склада, чья красная крыша виднелась за куполом столовой, Максим столкнулся с Мартой Ружевич, шеф-поваром станции.

— Привет, дай кушать, — крикнул он обычную дразнилку-приветствие, на что полячка не ответила лукавым «Хоч сто раз, дзицятко», а схватив его за руку, обеспокоенно заглянула в глаза.

— Максим сбежал?

— Потом, Марта, потом. Меня пришельцы вылечили… Побежали, а не то мы все прозеваем…

Они сразу увидели ЭТО. На ледяной площадке, расчищенной под аэродром, огромной кучей лежали необычные предметы. Красные, синие, зеленые, желтые шары, параллелепипеды, кольца, кубы блестели полированной поверхностью, в бесчисленных плоскостях отражались огни прожекторов. Максиму показалось, что здесь пробегал какой-то великан, споткнулся и уронил на снег коробку елочных игрушек.

— Подарков сколько! — всплеснула руками Марта. На ее голос обернулся Тимофей Леонидович.

— Максим, — сердито крикнул он. — Я тебе…

59
{"b":"102378","o":1}