Но зато он положил свою руку на мою, все еще сжимавшую его рубашку. Пальцы у него теплые и успокаивающие.

– Но у меня такое чувство, что если кто в мире и способен вернуть жертву к жизни, – продолжает он глубоким тихим голосом, который в тишине чердака кажется еще глубже и проникновеннее, – так это ты.

Его глаза кажутся такими темными и притягательными… как и губы, которые так и хочется поцеловать.

НУ ПОЧЕМУ У НЕГО ЕСТЬ ДЕВУШКА? Это нечестно. Нечестно.

И я делаю единственное, что можно сделать в данных обстоятельствах. Отпускаю его рубашку и отвожу взгляд.

– Думаю… – говорю я, опуская глаза и надеясь, что он не слышит, как колотится мое сердце. – Можно попробовать… Если ты, конечно, не возражаешь.

– Лиззи, – говорит Люк. – Это платье пролежало на чердаке уйму времени, с ним обращались не очень-то почтительно. Думаю, оно заслужило, чтобы достаться тому, кто сможет отнестись к нему с должным вниманием и заботой.

Так же, как ты, Люк! – хочется закричать мне. Ты тоже заслуживаешь того, чтобы кто-то окружил тебя заботой и вниманием. Кто-то с пониманием отнесся бы к твоей мечте стать врачом, а не тянул бы тебя переезжать в Париж, кто был бы рядом с тобой все эти пять лет учебы и пообещал бы никогда не превращать дом твоих предков в спа для постпластической реабилитации, даже если это обещает приносить больше денег, чем свадьбы.

Но, само собой, сказать этого я не могу.

Вместо этого я говорю:

– Знаешь, Чаз осенью едет в Нью-Йоркский университет. Может, если бы ты решил все же пойти на эти – как их там – подготовительные курсы, вы могли бы снять квартиру вместе.

Если, конечно, добавляю я про себя, Доминик не увяжется за тобой…

– Да, – говорит Люк, улыбаясь, – как в старые добрые времена.

– Потому что, – продолжаю я, тщательно следя за тем, чтобы держать свои руки подальше от него, например, на гладком шелке платья на коленях, – я считаю, если чего-то действительно хочешь – например, стать врачом, – надо идти к цели. Иначе, возможно, будешь жалеть об этом всю жизнь.

Люк по-прежнему стоит на коленях возле меня, и его лицо совсем рядом с моим – слишком близко, если он хотел просто утешить меня. Я стараюсь не думать о том, что мой совет – идти прямо к цели – вполне может относиться и к моему желанию поцеловать его. А ведь у меня может не быть другого шанса узнать, каково это.

Но целовать парня, у которого есть девушка, – это неправильно. Даже если эта девушка думает в первую очередь о своих интересах. Так могла бы поступить Бриана Дунлеви из «МакКрэкен Холла».

А Бриану никто не любит.

– Не знаю, – говорит Люк.

Мне кажется, или он действительно не сводит глаз с моих губ? Может, у меня что-то к помаде прилипло? Или – о боже! – у меня покрасились зубы от вина?

– Это очень серьезный, рискованный шаг, который может изменить всю жизнь, – задумчиво произносит Люк.

– Иногда, – говорю я, и сама не свожу глаз с его губ. Его зубы, кстати, совсем не покрасились, – приходится сильно рисковать, если мы хотим понять, кто мы такие на самом деле и зачем родились на свет. Вот, например, как я – бросила все, села на поезд и приехала во Францию, вместо того чтобы сидеть в Англии.

Так, он определенно наклоняется ко мне. Он наклоняется ко мне! Что бы это значило? Неужели он хочет поцеловать меня? С какой стати ему целовать меня, когда у него есть прекраснейшая в мире девушка, которая к тому же лежит полуобнаженная у бассейна.

Нельзя позволять ему целовать себя. Даже если он захочет. Потому что это будет неправильно. Он же занят!

К тому же я уверена, у меня все еще неприятный привкус во рту от вина.

– А риск того стоил? – спрашивает он.

Я не могу отвести взгляд от его губ, которые все ближе и ближе к моим.

– Абсолютно, – говорю я и закрываю глаза.

Он собирается меня поцеловать. Он собирается поцеловать меня! О, нет! О, да!

– Жан-Люк?

Погоди-ка. Кто это сказал?

– Жан-Люк?

Я распахиваю глаза. Люк уже вскочил и метнулся к двери чердака.

– Я здесь, – кричит он вниз, перегнувшись через перила узкой лестницы, ведущей на третий этаж.

Что случилось? Еще минуту назад он готов был поцеловать меня…

– Тебе лучше спуститься. – Голос Доминик звучит чопорно. – Только что приехала твоя мать.

– Черт, – шипит Люк, но так, чтобы Доминик не слышала. Ей он кричит:

– Хорошо, сейчас спускаюсь.

Он оборачивается ко мне. Я так и сижу на крышке сундука, и шелк вечернего платья Живанши стекает у меня с колен. Такое чувство, что у меня что-то отобрали. Может, сердце?

Но это смешно. Я же и не хотела, чтобы он меня целовал. Не хотела. Даже если он и собирался. А он не собирался.

– Надо идти, – говорит Люк, – если, конечно, ты не хочешь остаться тут еще немного. Можешь брать тут все, что понравится…

Кроме того единственного, что, как я начинаю понимать, мне нужно больше всего.

Я встала. Удивительно, ноги все еще держат меня.

– Нет, я не могу.

Но вечернее платье я так и не выпускаю из рук. Люк это подмечает и понимающе улыбается.

– Разве что вот это, – говорю я и виновато смотрю на платье. – Может, получится восстановить его…

– Конечно, – отвечает Люк, старательно пряча улыбку. Он смеется надо мной. Но мне наплевать. Зато у нас есть еще один общий секрет. Скоро у меня с Люком де Вильером будет больше секретов, чем с кем бы то ни было.

И вообще, из-за «Лиззи бродкаст систем» у меня ни с кем нет общих секретов. Над этим определенно надо поработать.

Вслед за Люком я спускаюсь по лестнице. Внизу нас поджидает Доминик. Она уже переоделась в кремовое, очень современное льняное платье с открытыми плечами. В нем ее талия кажется совсем тоненькой. На ногах у нее, как я успеваю заметить, шлепанцы с пошло острыми носами.

– Хм, – говорит она, заметив меня, – ты, как вижу, удостоилась полной экскурсии, Лиззи?

– Люк и его отец подошли к этому со всей тщательностью, – говорю я, стараясь скрыть чувство вины. Хотя с какой стати мне чувствовать себя виноватой? Ничего не произошло. Ничего и не должно было произойти.

Наверное.

– Да уж, не сомневаюсь, – скучающим тоном отзывается Доминик. Потом она критично осматривает Люка. – Только посмотри на себя! Ты же весь в пыли. Ты не можешь встречать свою мать в таком виде. Иди переоденься.

Если Люку и не нравится, когда им так командуют, то он этого не показывает. Он просто спускается дальше, крикнув через плечо:

– Скажи маме, что я буду через минуту.

Я же отправляюсь в свою комнату, намереваясь припрятать вечернее платье, пока не найду лимон или лучше винный камень. В прошлом мне удавалось выводить пятна ржавчины и тем и другим.

Но не успеваю я и шагу ступить, как Доминик останавливает меня.

– Что это у тебя там такое? – спрашивает она.

– Это? Всего лишь старое платье. – Я разворачиваю и показываю ей. – Я нашла его на чердаке. Жаль, что оно все в ржавчине. Может, удастся отстирать его.

Доминик критически осматривает платье. Вряд ли она распознала в нем бесценный образчик моды, во всяком случае, по ней не видно.