Старик закусил водку маринованным белым грибом. Прожевав, сказал:

– Вот что, сынок. Я позвонил кое-кому. Завтра тебя отвезут. За тобой пришлют вертолет и доставят тебя куда там тебе надо. В Ленинград, говоришь, надо?

Варяг кивнул:

– В Питер.

– Ну, в Питер так в Питер… Есть там кто-нибудь, кому довериться можешь?

– Пока не знаю, – честно ответил Варяг.

– Ну так я дам тебе адрес… Есть у меня парень один, он мне вроде сына. Поможет во всем. Ему можешь доверять, как мне.

Он посмотрел на Елену, которая молча, с покрасневшими глазами сидела за столом.

– Отец, – неожиданно прервал тягостное молчание Варяг, обратившись к старику с просьбой: – Исповедуй меня! И благослови…

Взгляд Платона посуровел. Он, видно, чрезвычайно серьезно воспринял эту просьбу.

– Ты и вправду хочешь исповедаться, сын мой?

– Да, отец Платон, – Варяг смиренно склонил голову.

– Хорошо, будь по-твоему. Пошли в часовню.

Варяг удивился, но виду не подал и последовал за стариком в лес. Часовня располагалась шагах в двухстах от дома, окруженная густыми кустарниками, она не была видна даже вблизи. Платон отомкнул большой черный амбарный замок, висевший на железных петлях, толкнул дверку и пропустил Варяга внутрь.

– Проходи, сын мой!

Пахло сыростью и застоявшимся ладаном. В углу в кромешной тьме теплилась тусклая лампадка. Платон зажег две свечи, осветившие маленькое помещение. На стене Варяг приметил две иконы и большой позолоченный крест.

Платон повозился во тьме и вернулся к Варягу облаченным в стихарь. Теперь было видно, что Платон – священник. Старик положил Варягу на голову епитрахиль и вполголоса прочитал разрешительную молитву.

– Слушаю тебя, сын мой.

– Я немало нагрешил в жизни, отче.

– В чем твой грех, сын мой?

– Я убивал. Из-за меня погибли люди.

– Ты убивал невинных и беззащитных?

– Нет, отче, я убивал, спасая свою жизнь.

– В чем еще заключаются твои грехи?

– Я хотел жить по правде.

– А в чем заключается твоя правда?

– Я хотел принадлежать избранным, отец.

– Зачем, сын мой?

– Чтобы потом помогать обездоленным и гонимым.

– И что же потом стало?

– Я помогал… Но все оказалось значительно сложнее, чем я предполагал. Я хотел, чтобы сильные и слабые жили по своим возможностям, а не по прихотям судьбы. Но на моем пути всегда было много трудностей, и много сил я потратил на то, чтобы преодолеть их. Часто получалось не так, как я рассчитывал.

Варяг задумался на мгновение.

– Пожалуй, да. Но в церковь не хожу.

– Важно, чтобы господь был у тебя в душе, – наставительно заметил отец Платон. – Но скажи мне, почему же ты не чтишь заповеди Христовы? Одна из них гласит: не укради!

– А разве можно считать за воровство то, что я забираю неправедно заработанное и потом раздаю это несчастным и нуждающимся?

– Кому же?

– Своим братьям, попавшим в беду. И к тому же я себе ничего не беру. Я всего лишь хранитель казны.

– Странно ты рассуждаешь, сын мой. Но, может быть, и в твоих словах есть правда, не мне судить, пусть тебя рассудит господь. В чем бы ты хотел еще покаяться?

– В том, что мало сделал для своих братьев.

Платон вздохнул. Похоже, ему было не по душе то, что он услышал от законного вора, но долг священника обязывал его принять покаяние.

– Понимаю твои благие помыслы, сын мой, – сдержанно сказал отец Платон и перекрестил кающегося.

На следующий день Александр Беспалый прибыл на коллегию, но оказалось, что ее перенесли на неопределенный срок. Всем участникам (тем более докладчикам) приказали ждать. Как это нередко случается, ожидание затянулось на несколько дней, но о вынужденном безделье Беспалый не пожалел ни разу – это время он провел с пользой: гулял по столице, а вечером, как на работу, шел в общежитие Института гражданской авиации. Заседание, состоявшееся через неделю, было посвящено состоянию исправительных учреждений России, и проводил его заместитель министра, курирующий ГУИН.

Все докладчики собрались в кабинете министра, который, как успел услышать Беспалый, находился где-то за границей. Доклад подполковника Беспалого был поставлен четвертым вопросом.

Беспалый чувствовал себя неуютно в большом холодном помещении с тяжелыми белыми портьерами на высоких окнах. Артамонов сидел за центральным столом и старательно делал вид, что с Беспалым незнаком. Он достал какие-то бумаги из папки, перебирал их, что-то черкал на них ручкой.

Когда очередь дошла до Александра Беспалого, его пригласили на трибуну. В течение пятнадцати минут подполковник прочитал свой рапорт и с тревогой стал ждать вопросов. Один из генералов поднял палец и помахал председательствующему, прося слова. В этот момент громко загудел телефон – это был не звонок, а именно зуммер.

Замминистра снял трубку и, ни слова не говоря, приложил к уху.

– Я попрошу присутствующих на несколько минут покинуть зал, – сообщил он с озабоченным лицом.

Генералы шумно поднялись и вышли через боковую дверь в приемную. Беспалый встал у окна и выглянул на улицу. По широкому проспекту неслись нескончаемые вереницы машин. В отдалении виднелась какая-то дымящая труба. «Мерзкий город, – подумал вдруг Беспалый. – И чего это сюда все лезут?»

Из-за спины к нему подошел генерал Артамонов. Он приветственно кивнул и тихо спросил:

– Написали?

– Так точно! – ответил Беспалый. – Сейчас можете передать?

Беспалый открыл портфель и вынул полиэтиленовую непрозрачную папочку. Артамонов взял ее и бросил в свой кейс.

– Хорошо. У меня к вам просьба. – Беспалый замер в ожидании. – Сегодня же отдайте приказ об организации усиленных поисков Варяга. Он вряд ли мог уйти далеко. Найдите его во что бы то ни стало – достаньте хоть из-под земли!

И тут Беспалого точно током ударило. Из-под земли! Ну как же он раньше не догадался! Подземный ход! Зэки вполне могли прорыть подземный ход, через который Варяг и ушел.

«Кроты» на зонах всегда пользовались большим уважением – они разрабатывали планы тоннелей, руководили землеройными работами и часто становились первыми, кто уходил на волю по свежевырытому «метро».

Стареешь, Александр Тимофеевич! Сначала позабыл татуировку на сомнительном трупе осмотреть, а потом не догадался поискать в окрестностях колонии выход из зэковской «подземки».

– Что это с вами? – встревожился Артамонов. – Вам нехорошо?

– Со мной все в порядке, – поторопился успокоить его Беспалый. – Просто я немного разволновался. Первый раз приходится выступать на таком высоком собрании. А почему председатель попросил всех выйти?

Артамонов пожал плечами.

– Такая, понимаете, есть негласная традиция. Когда по вертушке звонят – посторонние присутствовать при разговоре не должны.

Беспалый про себя хмыкнул: ну и ну! Когда ему из Москвы звонят – кто бы ни был у него в кабинете, хоть дежурный офицер, хоть зэк – тайный агент, он никого не выгоняет.

Через пять минут членов коллегии пригласили в кабинет министра.

– Нам придется сворачиваться, – с некоторой озабоченностью объявил замминистра. – Звонили из администрации президента. Мне надо срочно вылететь в Минводы… Мы только что заслушали подполковника Беспалого. Вопросы к нему есть?.. Все ясно?.. Бунт заключенных подавлен, порядок в колонии восстановлен. Да, подполковник, вы не сообщили нам о потерях.

Беспалый поднялся.

– Виноват, товарищ заместитель министра. – Чем он слушал, этот мудак в лампасах? Сказал же – убитых столько-то, раненых столько-то. – Потери среди заключенных составили…

– Извините, Михал Михалыч, подполковник упомянул о потеpях, но он не сказал о главном, – перебил его пожилой генерал-лейтенант с очень знакомым голоcoм. – Товарищ Беспалый, кажется, именно у вас в колонии находился опасный преступник Игнатов. Что с ним?