— Ноги у тебя крепкие на вид, — пояснил Румо. — Они не похожи на ноги других землецов.
— Я не всегда был землецом, Румо, — тихо произнес старик. — Раньше я жил в мегаполисе.
— Ты был урбан? — спросил быстро Румо.
— Тише, — прошептал Грено, оглянувшись. — Да, я был когда-то урбаном.
— Давно?
Старик вместо ответа махнул рукой.
— Знал я одного урбана… — сказал Румо.
— Где он? — оживился старик.
— Погиб.
— Погиб… — словно эхо повторил Грено.
Некоторое время они отдавали биокоманды своим белковым, завершающим на своих участках трудовой день.
— Послушай, Грено, а как ты из урбанов попал в землецы? — задал Румо вопрос, вертевшийся у него на языке.
— Долгая история, долгая и невеселая, — сказал Грено. — Мы жили в мегаполисе. Вдвоем. Я и сын. Семьи урбанов не разлучают. Это вы, землецы, не знаете ни отца ни матери. Ну вот. Я по дряхлости не работал, вел нехитрое домашнее хозяйство, а сын работал технологом. На его фабрике из пшеницы приготовляли брикеты, пригодные для транспортировки на другие планеты. Фабрика по Переработке пшеницы была самой большой в мегаполисе. Там трудилось много рабочих. Жилось там худо, и мой сын поднял борьбу за их интересы. По ночам я помогал ему выпускать листовки…
— Листовки?
— Это такие листки, призывающие рабочих к борьбе, Там, в мегаполисе, я покажу тебе листовки, они у меня спрятаны в тайнике… Рабочие пошли за сыном. Однажды они решили организовать забастовку. Не приступать к работе, пока олигархи не удовлетворят их нужды. Они собрались и вышли на улицу… — Старик посмотрел на Румо. — А ты знаешь, что такое улица?
Румо кивнул.
— Нечто вроде горного ущелья, — сказал он. — Только по бокам не горы, а дома.
— Примерно так, — согласился старик. — Впереди толпы шел мой сын. Он нес транспарант, на котором были написаны требования рабочих. Олигархи забеспокоились, что к урбанам с фабрики примкнут остальные, и выслали навстречу стражей порядка.
— Олигархи — это воспитатели урбанов? — спросил Румо, с жадным вниманием слушавший старика.
Грено улыбнулся.
— Олигархи — в некотором роде воспитатели всех, малыш, — сказал он. — Они правят нашей планетой. В их руках все — и сила, и власть…
Румо задумался. Ему представилась гигантская пирамида, на верхушке которой находятся загадочные олигархи, располагающие неограниченной властью. Пониже располагаются урбаны, те, кому судьба определила обитать в мегаполисе. Румо понял уже, что его представления об урбанах как о праздных и могущественных счастливцах были ошибочными, однако от этого тяга его к мегаполису — странное дело! — не только не уменьшилась, но стала еще сильнее. После урбанов, подумал Румо, идут воспитатели, за ними — землецы, и в самому низу, в основании пирамиды, находятся белковые роботы — искусственно выращенные существа, машины, которые обязаны подчиняться командам землецов.
Между тем старик продолжал свой рассказ.
— Стражи порядка перегородили улицу…
— Стражи порядка тоже урбаны? — перебил Румо.
— Нет. Это белковые роботы.
— Такие, как эти? — протянул Румо руку в сторону квадратного участка, на котором маячили плечистые фигуры роботов.
— Такие же точно. Одного выпуска. Только вместо ножниц для срезания колосков стражи порядка снабжены огнеметами, — сказал Грено. — Заняв позицию, они хором выкрикнули, что рабочие нарушают порядок, и велели им разойтись.
— Ты шел с рабочими?
— Да. В первом ряду, — с гордостью ответил старик. — Мы сказали, что от своих требований не откажемся. Тогда стражи порядка с дулами наперевес двинулись нам навстречу. Урбаны заколебались, дрогнули, остановились. Мой сын смело шагнул вперед.
— Один? — с горящими глазами спросил Румо.
— Один, малыш, чтобы ободрить остальных. Когда он сделал несколько шагов, роботы открыли по нему огонь… Такова, вероятно, была биокоманда олигархов. Из трубок роботов изверглось жидкое пламя. Огненная струя полоснула сына по ногам, и он упал. Я подбежал к нему, поднял на руки — ходить он уже не мог… Так нас и взяли вдвоем…
— Ваш сын потерял ноги? — спросил побледневший Румо.
Старик кивнул.
— Сын остался без ног, но на этом наши несчастья не кончились, — сказал он. — Совет олигархов решил, что нас следует лишить звания урбанов и изгнать из мегаполиса. Вот так мы с сыном и стали землецами. Но если уж не везет, так до конца. Жребий разбросал нас. Мы попали на разные участки базы, где должны были постичь премудрость работы землеца. С тех пор я не получал вестей от сына. Но я верю: он остался таким, как был, — сказал Грено с гордостью. — У него могли отнять ноги, но не душу. Знаю, мы еще встретимся с ним… Что с тобой, Румо?
— Ничего…
— Мне показалось, что тебе худо, — сказал старик. — Померещилось. Я долго присматривался к тебе, прежде чем рассказать все это. Осторожным стал… Хоть я и стар, а неохота болтаться в петле. Охота перед смертью повидать моего мальчика. Вот увидишь, вы будете друзьями.
Голос дешифратора смолк. У меня оставалось еще несколько непрочитанных листков. Какой из них разобрать теперь, на каком записано продолжение странной истории с далекой планеты? Я разложил на столе веером оставшиеся листки, и мы с Леной склонились над ними, так что ее прядь коснулась моего лба. Один листок — он отличался от других тем, что был испещрен символами, похожими на математические, — Лена отложила в сторонку.
— Утром отдадим астрономам, — сказала она. — Это, кажется, по их части.
Мы раскладывали тяжелые пластиковые прямоугольнички, словно пасьянс. Один из них был меньше других по размерам. Все листки выглядели почти новым, а этот, казалось, прошел через сотни рук, до того он был замусолен и захватан.
Я взял подержанный листок и сунул его в узкую щель дешифратора.
«Урбаны, объединяйтесь! Олигархи разбили нас на группы, чтобы властвовать. Долой Стену! Всем рабочим — человеческие условия жизни! Мы — люди, а не машины по обработке пшеницы. Долой власть олигархов! Объединяйтесь, урбаны!»
— Листовка, которую выпускал отец, — сказала Лена.
— И распространял сын, — добавил я и подумал, что самое интересное занятие в мире — работа на линга-центре. — И потом, разве не важен для землян опыт жизни чужих планет?
— …Грено, я должен сказать тебе одну вещь… — начал Румо и запнулся.
— Говори, сынок…
Румо решил было рассказать старику о гибели сына, но, бросив быстрый взгляд на Грено, подумал, что недобрая весть убьет его. Он не решился погасить слабый луч надежды, который светил Грено.
— Я о мегаполисе, — сказал Румо.
— Нам бы только пробраться туда, — произнес Грено. — Об остальном не беспокойся. Найдем и кров, и работу.
— Нас не узнают?
— Не думаю, — сказал Грено. — Узнать, поймать можно землеца. Это легко сделать по клейму на манипуляторе, без которого землец беспомощен, как младенец. А мы-то с тобой можем ходить. Мы будем урбаны! К счастью, на живом теле олигархи еще не додумались ставить клеймо, — добавил старик.
Только тут до Румо дошло, что в скором будущем предприятие их окончится счастливо, он станет урбаном. Юноша пошевелил ногами и сказал:
— Я буду делать то, что делал твой сын. Продолжать…
После долгой паузы старик произнес:
— Спасибо, сынок.
…Когда зима была на исходе, Румо и Грено уже могли совершать без помощи манипулятора довольно длительные прогулки. Два землеца в отсутствие белковых подолгу бродили по своим просторным квадратам, пьянея от запахов талого снега и пробуждающейся зелени.
Приближался решительный день. Все нужно было обдумать заранее. Малейшая оплошность могла погубить их.
А снег стремительно таял, и журчащие ручейки оживляли надежды, укрепляли веру в то, что дерзкая идея Румо может и впрямь воплотиться в действительность.
В то утро Румо проснулся рано. За пыльной прозрачной стеной комнаты еле намечался мутный рассвет. Белковые еще дремали, как всегда стоя. Прихоть конструктора придала им форму человеческого тела. Глаза белковых были затянуты тонкой защитной пленкой, отчего роботы напоминали статуи древних атлетов.