Мне не понравилась его бесцеремонность, однако эмоциональное самосохранение требовало, чтобы я постарался забыть Долорес Салсинес и ее дочь. «Забудь о них, – сказал я себе, – ты с ними не был знаком». Может, мне даже повезло, что я потерял ее след, может, прошлая неделя станет просто небольшим отклонением от обычно спокойной жизни Джека Уитмена.

Тем временем теплым дождливым майским днем из Бонна прибыли представители «Фолкман-Сакуры» – пять немцев в хорошо пошитых костюмах, говоривших на безупречном английском, – и поселились на пятом этаже, в деловых апартаментах отеля «Плаза». Президент снова исчез (на этот раз, по сведениям миссис Марш, он уехал в свое карибское поместье), и потому я потребовал от Моррисона права присутствовать на первом заседании во вторник утром.

– Чем он там занимается – загорает? – раздраженно спросил Моррисон. – Тебе надо по возможности встречаться с ним каждый день. Меня не интересует, как ты к нему попадешь. Тебе надо довести ваши отношения до такого уровня, чтобы ты мог по-настоящему надавить.

– По-моему, вам надо иметь в виду, что он в курсе происходящего. В тот вечер все говорило о том, что он пронюхал о сделке и не хочет о ней слышать.

– Он бы так себя вел, даже если бы на самом деле ему эта мысль нравилась. Как только он вернется, наращивай темп.

– Хорошо. – Меня удивило, что Моррисон считает Президента совершенно беспомощным. – Но парни из «Фолкман-Сакуры» уже здесь, и я хочу присутствовать на этом заседании.

Моррисон обдумал мою просьбу.

– Не вижу причин, по которым мне не следовало бы там присутствовать.

– Джек...

– Не вижу ни одной веской причины, – заявил я ему. – Если только...

– Сегодня, – перебил меня Моррисон. – Но только сегодня. Завтра Президент возвращается, так что на этом все.

И в результате ближе к полудню я отправился в «Плазу», слушая, как дождь хлещет по окнам моего такси. Представители Корпорации приезжали по двое-трое, заботясь о том, чтобы представители средств массовой информации не узнали о переговорах слишком рано. Мы собрались на пятом этаже перед номером 565: банкиры, адвокаты, Саманта, Билз, Моррисон, еще несколько человек. К нам вышла секретарша, поздоровалась и провела нас в комнаты. Представители «Фолкман-Сакуры» устроили здесь настоящий офис: телефоны, факсы, ксероксы. Она провела нас в шикарную комнату для совещаний с большим столом. Отто Вальдхаузен стоял в дверях и приветствовал каждого из нас с отстраненной вежливостью. Он оказался неожиданно низеньким, заметно ниже среднего роста. Странно, чтобы такой невысокий человек имел столько власти. Волосы у него были жидкие и плотно прилегали к голове. Когда мы расселись, нас познакомили с другими представителями «Фолкман-Сакуры». Кивки и нервные улыбки.

– Мы очень рады, что находимся здесь, – внезапно объявил Моррисон своим самым жизнерадостным дипломатическим голосом, стараясь придать началу переговоров энергию, – и мне представляется, что самым уместным началом, Отто, было бы выражение нашего искреннего восхищения вашей компанией. Мы много месяцев изучали вашу работу, ваши рынки и продукты, и я должен сказать, что мы полны восторга. Просто полны. – Он одарил всех присутствующих самой приятной улыбкой. Моррисон вошел в тот период второй молодости, который часто приходит к богатым мужчинам, проработавшим лет двадцать или тридцать: подтянутый, подстриженный и выбритый, в новом костюме. Он казался, как никогда, моложавым – хотя, конечно, не молодым. – Кажется, я недавно говорил вам об этом по телефону: мы очень ждали этих переговоров. Мое ощущение того, как нам нужно действовать, основано на понимании, что ваша компания многое делает очень и очень хорошо, как и наша, и что эти факторы ценны. – Он начал определять формат переговоров. – Возьмем, к примеру, ваше кабельное телевидение в Австралии. Или наш музыкальный отдел. Что угодно. У нас есть определенные оценки...

– Возможно, сначала нам следует обсудить структуру управления, – перебил его Вальдхаузен. Он поджал губы, и я почувствовал, что добродушная шутливость Моррисона его раздражает. – Это – вопрос принципов управления, нет? Нам следует начать с этого важного вопроса. Давайте рассмотрим ценность подразделений позднее. Сейчас я хотел бы обсудить нашу точку зрения, наш ход мысли. Американцы и немцы во многих отношениях думают по-разному. – Он сделал паузу, чтобы продемонстрировать свою неуступчивость. – Это надо будет обсудить в первую очередь, потому что без этого не может быть соглашения по частным вопросам. Я предлагаю добиться совпадения воли и желания сторон, так, кажется, принято говорить в Америке?

– Абсолютно так, Отто, – сказал Моррисон. – И я, безусловно, уважаю ваше мнение о том, что принципы управления жизненно важны. Они действительно важны. Но...

С этого момента все пошло скверно. Мы пытались начать разговор. К нему подключались другие. Пять представителей «Ф.-С.» отличались британскими интонациями и европейской сдержанностью, в которой американцы склонны подозревать высокомерие. Моррисон попытался выделить аспекты, по которым мы могли прийти к согласию. Вальдхаузен потребовал представить подробный план совместной работы, который можно было бы рассмотреть. Но мы не были готовы дать им такой план, не составив мнения об их намерениях, поскольку в этом плане содержалась ценная информация по маркетингу – ключи к царству Корпорации. Немцы казались чопорными, неуважительными, не заинтересованными в поисках точек соприкосновения. Я гадал, не выманил ли их Моррисон из-за океана, не оценив степени их интереса. Я гадал, не обманываем ли мы себя.

Скоро стало ясно, что две компании начинают с нуля. Казалось, Вальдхаузену интереснее посетить последние представления на Бродвее, а не слушать, как кучка специалистов по инвестициям бубнит что-то о прибыли второго квартала, независимой стоимости лицензирования старых телекомедий, планах погашения задолженностей и тому подобном. Когда мы сидели за ланчем, я заметил, как Моррисон раздраженно втыкает тяжелую серебряную вилку в мелкие креветки.

– Видишь, что получается, – сказал он мне, быстро перемалывая розовые кусочки креветок своими мелкими зубами, – они прислали нам отряд убийц.

– Они тянут время.

– Конечно, – согласился Моррисон. – Его здесь нет (он имел в виду Президента), и они не знают, чем мы занимаемся: бьем китов или копаем червяков. – Он обвел взглядом комнату. – Пора громче стучать Президенту в дверь, Джек.

Во время ланча Вальдхаузен сидел рядом с Самантой, и, после того, как подали кофе, он неожиданно попросил закончить переговоры пораньше, извинившись и сказав, что его спутники устали с дороги и предпочтут встретиться с нами на следующее утро. Моррисон великодушно согласился.

– Конечно, – сказал он, – мы будем более чем рады это сделать.

Однако он едва заметно кивнул Саманте.

Итак, после трехчасовых безрезультатных переговоров команда Корпорации ушла из «Плазы», опять по двое-трое, оставив Саманту продолжать разговор с Вальдхаузеном. Она подалась вперед, скрестив ноги, а он утонул в мягком кресле. Дождь прекратился, сквозь тяжелые облака пробивалось солнце. Мне хотелось пройтись до здания пешком, но Моррисону было больно идти на протезе больше двух кварталов. Поэтому мы с Билзом и Моррисоном сели в такси.

– Вам не следовало оставлять ее с ним, – сказал Билз с переднего сиденья, раздраженно одергивая манжеты рубашки. – Это может оскорбить остальных. Это с самого начала задает неверный тон! Все будет нестабильно по определению. Мы запланировали десять – четырнадцать дней переговоров, так? Нужно несколько дней на то, чтобы разогреться, притереться и так далее. И мы должны садиться за стол все вместе, а не Саманта и...

– Если Вальдхаузен доволен, то остальные парни из «Ф.-С.» тоже будут довольны, – прервал его я.

– Да, но что она делает? - возразил Билз.

Такси застряло в пробке, и водитель начал нервничать.

– Ты ведешь себя так, словно они сейчас трахаются в номере гостиницы, – с отвращением бросил я.