В школе после похорон все были очень внимательны ко мне, старались утешить и подбодрить. Даже отец Массамимо пригласил меня к себе в кабинет, что он очень редко делал. Это был высокий сильный мужчина в очках, с неизменной маленькой шапочкой на голове. Он сказал, что очень расстроился, узнав о смерти моего отчима, и хочет вручить мне на память о нем маленький подарок.

Он снял со своей шеи маленькую цепочку, на которой висел крестик и рядом с ним мезузах — традиционный еврейский символ. Я и не знал, что он его носит. Он торжественно сказал: «Я хочу, чтобы ты это взял себе». Он снял его с цепочки и положил мне на руку. Потом закрыл мою ладонь. И, расставаясь, добавил, что очень верит в мою религию. Он никогда до этого не говорил мне о своих чувствах. Я был растроган и потрясен этим неожиданным жестом.

Когда были проданы акции отчима, мама решила, что теперь мы могли бы снимать новое помещение под гостиницу, хотя бы немного больше предыдущего. Я чувствовал ответственность, которую мне предстояло теперь взять на себя. На своем велосипеде я объездил всю Никосию в поисках подходящего здания. Думаю, что выглядело это довольно смешно — пятнадцатилетний мальчишка расхаживает по городу и расспрашивает домовладельцев, сколько будет стоить аренда того или иного дома. Но я считал, что обязан найти самое лучшее место для моей матери. И вот наконец наткнулся на хорошую современную виллу, в которой было одиннадцать комнат. Стояла она на очень тихой улице, и когда-то в ней размещался клуб. Место было очень красивое, и я, вернувшись домой, сказал об этом маме. Она съездила туда вместе со мной и, внимательно все осмотрев, решила, что место самое подходящее. Арендная плата была очень велика, но тем не менее мы переехали. Мои новые обязанности быстро заставили меня повзрослеть. Мне приходилось договариваться по поводу фургонов, шоферов, самому забирать мебель из старого дома и перевозить в новый. Кроме того, я занимался планировкой комнат, размещением — словом, всем, вплоть до раздачи чаевых рабочим, которые помогали нам переезжать.

После того как мы наконец-таки переехали, я продолжил учебу в школе. Я ездил туда на велосипеде каждый день, поднимаясь в гору из Никосии. Подниматься вверх было очень тяжело, настолько, что когда я добирался до места, то был еле жив от усталости. Но зато на обратной дороге я мог даже не прикасаться к педалям, снова и снова испытывая прекрасное чувство свободы. А в общем-то это был какой-то странный период в моей жизни: я вроде бы уже не мальчик, но еще и не мужчина.

Я никогда не мог пожаловаться на свою фантазию. Вечно у меня были какие-то сногсшибательные планы и мечты о будущем. Я не боялся обсуждать их с миссис Агротис, которая всегда очень внимательно меня слушала. Я посвящал ее в свои самые сокровенные мысли и доверял свои тайны. Так, например, я говорил ей, что верю в существование жизни вне нашей планеты и внутреннее чувство подсказывает мне, что все это не миф, не научная фантастика. Она слушала зачарованно, а потом часто просила меня пересказывать все эти истории в младших классах, которые она вела. Я говорил им, что я — ракета, которая путешествует на огромных скоростях между мирами, останавливаясь время от времени в каких-то фантастических странах и удивительных местах.

Миссис Агротис очень интересовалась телепатией, при помощи которой мне удавалось выполнять экзаменационные задания. Ей хотелось знать, как я читаю чужие мысли. Иногда она просила нас написать сочинение. Джозеф Чарльз сидел примерно в пяти рядах за мной. Я никогда не сходил со своего стула, а он — со своего. И тем не менее несколько раз мое сочинение было почти слово в слово таким же, как у него. Она допытывалась: «Джозеф, признайся, ты списал сочинение у Ури?» И он, естественно, говорил, что нет. Она долго сравнивала наши работы и говорила: «Боже мой, они же совершенно одинаковые». Она недоумевала: «Как же тебе удается все это?» Единственное, что я ей мог сказать на это: «Я, к сожалению, и сам не знаю».

И действительно не знал. Но зато знал, о чем иногда другие люди думают. Правда, от этого жизнь не становилась проще. Учителя считали, что я жульничал, и мне, разумеется, это было не очень приятно. Даже, я бы сказал, немного давило на психику.

Может быть, эти странные силы и тот дискомфорт, который я ощущал, когда люди мне не верили, заставляли меня отдаляться временами от всех, стараться побыть наедине с собой, искать приключения там, где меня еще никто не знал, и таким образом познавать окружающий мир.

Один из друзей моих родителей — венгерский пианист купил автомобиль «МЖ» и захотел испытать его, прокатиться по горным дорогам. Он взял меня с собой. И когда мы остановились немного отдохнуть в дороге, я решил пройтись пешком по окрестным горам. Спустя несколько минут я был остановлен резким окриком и увидел, что мне в лоб направлено дуло винтовки. Оказалось, я нечаянно забрел в секретный лагерь группы партизан ЕОКА под предводительством некоего Гриваса. На Кипре ходила масса самых неправдоподобных легенд об этом человеке. А за его голову было обещано крупное вознаграждение. Британцы тщетно пытались разыскать его убежище.

Меня вначале допросил охранник, а потом отвели к самому Гривасу. Он обратил внимание на то, что я говорю на афинском диалекте совсем не так, как говорят киприоты, и спросил меня, кто я и откуда тут взялся?

Я ответил, что я израильтянин.

«У меня есть друзья в Израиле, — сказал он. — Тебе известно, что произошло в Израиле. Ты знаешь, что Израиль получил полную независимость?» Затем он свирепо взглянул на меня и спросил: «Ты считаешь, что мы правы?»

Я заметил, что Израиль вел точно такую же борьбу с британцами, и рассказал о своем отце, который сражался в рядах Хаганах.

Он знал о деятельности Хаганах. Мы с ним еще немного поговорили, и он вдруг неожиданно тепло со мной распрощался. Только тогда я успокоился. Помню, как бежал с горы изо всех сил и обнаружил нашего друга возле автомобиля. Он был очень взволнован. «Куда ты запропастился?» — спросил он. Я ответил: «Ты все равно никогда не поверишь, с кем я сейчас повстречался».

Я рассказал ему, и он действительно не поверил, утверждая, что я все выдумал. Я не стал с ним спорить, потому что история и в самом деле была необыкновенной. Но больше всего меня занимает вопрос, как удалось мне так запросто наткнуться на секретный лагерь, где скрывалась ЕОКА. И иногда я не без душевного трепета вспоминаю, как близко стоял тогда к смерти.

Как всякий обыкновенный парень, я вечно искал себе приключения. Кипр — это остров, и море меня всегда словно магнитом притягивало. Оно вокруг Кипра очень красивое. Я по-настоящему влюбился в него. Оно было настолько прозрачным, что можно бросить монету в воду на глубину в восемь метров и увидеть ее на дне. Я научился плавать с трубкой и очень быстро стал фанатиком подводного плавания. А если учесть, как я уже сказал, что вокруг Кипра вода кристально чистая и в ней все абсолютно видно — разные морские животные и растения, то можете себе представить, какой новый, богатый и прекрасный мир открылся мне.

По субботам и воскресеньям я собирал вещи и вместе с Джокером отправлялся на автобусную остановку. Автобусы были старые, настоящие развалюхи, на которых перевозили свиней, кур, прочую живность, ну и людей заодно. Ходили они в Кирению — портовый город по ту сторону гор. За Киренией были изумительные пляжи, с чистым белым песком, практически заброшенные. Я делал пересадку на другой автобус, направляющийся в какую-нибудь дальнюю деревню, и, когда видел из окошка дорогу, ведущую к пляжу, обычно просил водителя высадить нас с Джохером. На пляже я ел сэндвичи, возился с Джокером, а потом одевал маску и трубку и часами плавал, нырял до тех пор, пока спина не становилась черной от солнца, в то время как живот по-прежнему оставался белого цвета. Люди смеялись, когда видели меня, — таким ярким был контраст.

Однажды на пляже я случайно повстречал арабского парня, продавшего мне свой акваланг с запасом воздуха на 45 минут. Я с трудом наскреб нужное количество денег, хотя он согласился продать его очень дешево. В Кирении был маленький магазинчик, где я мог заправлять акваланг и оттуда уже отправлялся на пляж. Может быть, это и не самое умное занятие — нырять в одиночестве, но мне не было до этого дела. Я думал только о новых приключениях, погружаясь раз за разом в эту кристально чистую воду и всем существом ощущая ту прекрасную тишину и красоту совершенно другого мира. Я находил места, где крутые скалы встречались в неравной схватке с океаном. И каждый раз, когда я видел, что происходит под водой, мне хотелось уплывать еще глубже, еще дальше. Я мечтал найти какой-нибудь затопленный корабль или даже, может быть, какие-то сокровища. Конечно, ничего, кроме рыб и ракушек, я не находил, но мне все равно очень нравился сам поиск. Я знал, что под водой нужно быть очень осторожным, и внимательно следил за временем. Старался резко не всплывать на поверхность и никогда не нырял, когда море было неспокойным. Пожалуй, несколько самых лучших мгновений моей жизни были проведены под водой.