– Харолд, мне очень жаль, – с сочувствием произносит Дан Этеридж. – Пожалуйста, прими мои соболезнования. И Марта передает свои.

Харолд уныло качает головой. Он столько лет сам выражал соболезнования, говорил печальные слова сочувствия и сожаления. Теперь ему понятно, как пусты они и бессмысленны.

– Мы получили отчет о вскрытии, – сообщает Дан. – Знаешь, все как и ожидалось. Когда люди вешаются, под ухом остается четкий след, и на сей раз пряжка… С детьми иногда такое случается. Что-то вроде безумия. Одна совершает это, другая глядя на нее, а потом вдруг начинается целая эпидемия.

– Да, – кивает Харолд, глядя в окно, на лес, где после недельных поисков было обнаружено висящим на дереве тело Алисии.

– Не знаю, стоит ли тебе заниматься… приведением в порядок самому, – продолжает Дан. – Харолд, думаю, тебя надо предупредить. Ее тело находилось в лесу, и какие-то животные добрались до него, пока оно висело там. Может, лучше попросить другую фирму позаботиться о ней?

Молодой помощник Гленн, стоящий позади своего хозяина, впервые раскрывает рот.

– Харолд, я почту за честь посмотреть, что смогу сделать для нее. Я бы очень хотел сделать для Алисии все, что в моих силах.

Харолд чувствует, что утратил всякую способность принимать решения.

– Если думаешь, что справишься… – шепчет он.

Дан Этеридж оглядывает скромно одетого молодого человека и впервые обращает внимание, что на брюках Гленна Ферниша нет ремня.

Ферниш немелодично напевает под нос, подсоединяя откачивающий насос к телу Алисии. Одна трубка внутрь, другая наружу, словно какое-то механическое стальное сердце, которое заставит мертвую девушку ожить.

Гленн улыбается при воспоминании об этих днях, проведенных вместе. Он и Алисия. Пора задумчивости. Его улыбка становится шире. Для картины, которую хочет назвать «Задумчивость», он сажал девушку перед телевизором и включал видеомагнитофон со сценой оргии на порнопленке.

Он экспериментировал с различными предметами, вставленными во влагалище Алисии. Наконец в связи с тем, что она понимала его работу, остановился на гнилой рыбе. «Всплывает над рекой богиня сожаленья». Он знал, что постоянные покупатели оценят эту иронию.

Гленн намерен оценить «Задумчивость» в десять тысяч долларов.

Пока насос содрогается и булькает, Гленн исправляет причиненные животными повреждения и обдумывает возможности другой идеи. Как-никак у него здесь тела двух молодых женщин. Такой случай выпадает редко.

Гленн знает, что скоро ему пора исчезать. У него осталось время только на одно произведение. Он читал где-то – Микеланджело говорил, что статуя уже заключена в мраморе; дело скульптора только высвободить ее. Заинтригованный Гленн отыскал фотографию скульптурной группы «Пленники»[16] и разглядывал ее часами, завороженный гримасами на лицах персонажей, силящихся вырваться из каменной оболочки. Он понимал, какую божественную власть должен был ощущать Микеланджело, когда стоял над своими творениями, сознавая, что он, и только он, обладает властью высвободить их.

Будучи в Италии, Гленн совершил специальное паломничество, чтобы их увидеть, перед открытием Академии стоял в очереди вместе с другими американскими туристами. Те, разумеется, хотели взглянуть на изящного, внешне спокойного Давида, а не на чахлые, корчащиеся статуи «Пленников». Подняв фотокамеры, они двинулись вдоль длинной колоннады скульптур, щелкая Давида, расчетливо установленного в конце галереи. Гленн поразился. Как можно спокойно проходить мимо «Пленников», не обращать внимания на эти неистово искаженные формы?

Когда-нибудь Гленн создаст нечто столь же замечательное, как «Пленники». Не из мрамора, разумеется, из своего материала, материала века, в котором живет: плоти. Его произведения сохранялись в виде байтов, перетекающих от компьютера к компьютеру через инфосферу. Однако не сейчас. В настоящее время Гленну нужны деньги постоянных покупателей, как Микеланджело было необходимо золото Медичи. Только одно произведение здесь, а затем в большой город, для выполнения очередного заказа.

Дан Этеридж методично просматривает стопку факсов, пришедших из ФБР, Интерпола, нью-йоркского управления полиции и других управлений. Обычно он не относится к этим сообщениям наплевательски – ничего не выбрасывает, все факсы аккуратно сложены позади запасных картриджей для принтера, – но и особого внимания не уделяет. Здесь полицейская служба – скорее, борьба с пьяными водителями, чем охота за объявленными в розыск преступниками.

Однако теперь Дана кое-что беспокоит. Взятый Харолдом молодой помощник получает хорошие отзывы почти от всех, кто имел с ним дело. Однако после его появления стало больше смертей, особенно среди молодых женщин. Потом кто-то залез в похоронную контору Харолда. И наконец вопрос с ремнем.

Алисия повесилась на мужском ремне. Тут нет ничего особенно странного – многие девушки предпочитают широкие ремни, и она носила джинсы «Ливайс» с большими петлями для ремня, – но вкупе со всем остальным это вызывает у полицейского беспокойство.

Листая объявления о розыске, внезапно Этеридж видит одно, которое заставляет его прекратить это занятие и свистнуть сквозь зубы.

Он садится в машину и едет к Харолду.

Рассказать можно только Бесси и ее подругам из труппы. Клэр не видела Бесси уже несколько месяцев. К ее удивлению, бывшая соседка по комнате теперь обосновалась в доме в Верхнем Ист-Сайде, обложилась голливудскими сценариями, на которых отштампованы логотипы «Ай-си-эм» и «Уильям Моррис». Телефонные звонки, прерывающие их разговор, приглашения не на прослушивание, а на кинопробы. За то время, что они не виделись, Бесси превратилась из энергичной Овечки в восходящую звезду.

– Замуж? – в ужасе пронзительно вскрикивает Бесси. – Черт возьми, девочка, ты знаешь этого человека всего несколько недель!

– Месяцев, Бесси. Достаточно долго.

– Большую часть этого времени ты думала, что он убил жену. А как с разницей в возрасте?

– Кристиан не старый. Немного постарше меня.

– Так, – продолжает Бесси, – надо думать, секс с ним потрясающий. Иначе непонятно, на кой черт это тебе.

Клэр не отвечает.

– Правда?

– Правда.

– Я буду твоей подругой на свадьбе или как там это называется?

– Если готова лететь в Париж. Мы поженимся там.

Глаза Бесси сужаются.

– Он богатый?

– М-м… видимо. Мы не говорили об этом.

– Значит, не поэтому…

– Бесси!

– И у него есть американское гражданство, так ведь? Значит, получишь и зеленую карточку, и золотую. Напомни, чем твой жених зарабатывает на жизнь?

– Он ученый.

– Сказочно богат, необыкновенно хорош в постели да еще и умный. Слушай, это точно не ты укокошила его жену? Не отвечай, в этой стране ты можешь воспользоваться Пятой поправкой.[17] Когда настанет великий день?

– Сразу после окончания семестра. У Кристиана лекции, а я хочу закончить актерские курсы.

Этеридж стучит в дверь дома Хопкинсов. Харолд открывает сам. Дан обращает внимание, каким измотанным он выглядит. Тяжело ему, думает полицейский.

– Как дела, Харолд? – вежливо спрашивает он.

– Господь нас не оставит, – отвечает Хопкинс.

Дан видит у него в руке Библию.

– Извини, Харолд, что беспокою. Я хотел побеседовать с мистером Фернишем, если он здесь.