Дело народного образования подвигается в столицах тоже чрезвычайно слабо, гораздо медленнее, чем можно было ожидать после совершенных реформ. Иногда в губернских ведомостях появляются известия об учреждении того или другого училища; но все это так редко, так мало по величине, что исчезает в массе народа, как в бездонной бочке. Притом неизвестно еще, какого качества эти училища, а в качестве-то их главная суть. В одной провинциальной газете, по крайней мере, высказывают не очень высокое мнение об этих вновь учреждаемых училищах. Именно говорят, что в большей части их ничему другому не учат, кроме грамотности, что, конечно, не очень-то много может содействовать развитию народа. Обучение одной грамоте не может убедить народ, на что она нужна. Не видя никакого практического приложения грамоты для своей жизни, крестьяне, предоставленные одному грубому физическому труду, неохотно посылают своих детей в училища, рассчитывая, что, в случае потребности в ней, гораздо легче обойтись с помощию какого-нибудь волостного писаря или отставного солдата, чем отрывать для обучения ребенка от необходимых по дому работ. Притом, как выражается одна газета, в этих училищах всякий молодец учит на свой образец. Если где и выбирают учителей тщательнее, то выбрать не из кого. В других местах боятся хороших учителей…
В Воронеже 1 ноября открыты при уездном училище в виде опыта на 4 года педагогические курсы для приготовления начальных народных учителей, для чего земство постановило содержать 24 стипендиата, отпуская на каждого по 75 р. в год. На первый раз в эти курсы поступило 15 человек.
В Саратове «Братство святого Креста» учредило училище для приготовления сельских наставниц, на первый раз однокурсное, на 6 кандидаток. Поступило пока только 4 ученицы — 2 из духовного и 2 из сельского звания. Учащиеся пользуются помещением, дровами, освещением, учебными принадлежностями и по 5 р. в месяц каждая на прочие надобности. По окончании курса они будут определяться или в сельские училища, или сами открывать школы.
В Рязани, при казанском девичьем монастыре, в келиях настоятельницы, открыто училище для 20 беднейших девиц из купеческого и мещанского сословий, на средства, указанные умершим пот<омственным> поч<етным> гражд<анином> С. А. Живаго.
Вот наиболее крупные и отрадные явления в деле народного образования в конце прошлого года. Какую сильную нужду в иных местностях чувствует народ в образовании, доказывается, например, хоть тем, что крестьяне двух деревень Верховье-Шенкурского уезда (Архангельской губерн<ии>), не имея средств по бедности посылать детей далеко учиться, устроили подвижную школу, которая, не имея постоянной квартиры, открывается поочередно в домах обывателей деревни, причем на известное время, примерно около недели, на время классных занятий дается в избе квартира ученикам и учителю, которого крестьяне содержат на свой счет.
Любопытно рядом с этим фактом поставить такой: первое белозерское земское собрание назначило на народное образование 1 500 р., из которых управа израсходовала на этот предмет 12 р. 50 коп., а остальная сумма употреблена на другие надобности. По постановлению же земского собрания на этот год, на народное образование в Белозерском уезде уже никаких сумм не назначено. Вот это называется действовать радикально. Если целый уезд не мог истратить такой жалкой суммы, как 1 1/2 т., на образование народа, то, конечно, не стоит и хлопотать.
Да что говорить о каком-нибудь Белозерском уезде, когда в Курске недавно еще нельзя было совсем достать книг, кроме азбук и календарей, продававшихся купцом Полевым, который специально занимался по шапочной и фуражной части, а теперь в этом же Курске хотя книги и есть, но тоже только, между прочим, в лавке бр<атьев> Ивановых, торгующих помадою, духами, игрушками и т. п. товаром! Это явление встречается во многих городах России, не только уездных, но и губернских. Везде книги составляют только дополнение к какому-нибудь другому товару, вроде шапок, помады или ваксы: так мала потребность в чтении даже среди образованных классов. Чего же ожидать от образования народа, когда целая губерния, с сотнями тысяч своих жителей, не в состоянии содержать одной книжной лавчонки! И как, сравнительно, почтенны крестьяне какого-нибудь захолустья, вроде Шенкурского уезда, которые на свой счет содержат изобретенную ими подвижную школу!
Немцев-то мы как усердно ругаем за то, что они едят наш хлеб и отбивают у нас все лучшие занятия! Эх, господа, да как же им и не отбивать у нас хлеб, когда они сильнее нас: в маленьком немецком городке Либаве, всего с 9 900 чел<овек> жителей, существуют следующие образовательные учреждения: 1) николаевская гимназия, 2) высшее девичье училище, 3) две христианские элементарные школы для мальчиков, 4) элементарная школа для девочек, 5) училище сиротского дома, 6) немецкая приходская школа, 7) латышская приходская школа, 8) две школы для бедных (при мариинских больницах), 9) школа женского общества вспомоществования бедным, 10) еврейская элементарная школа, 11) навигационная школа, 12) шесть частных школ, а всего девятнадцать разных образовательных заведений? Как же при этом не быть немцам сильнее нас, как же не отбивать им у нас все лучшие занятия? Что можем мы выставить против этой умственной деятельности? Не кулаки же свои, в самом деле? Заметьте при том, что этот же крошечный городишка, кроме упомянутых образовательных заведений, имеет еще сиротский дом, приюты для мальчиков и девочек, кассу для вдов пасторов, похоронную кассу, дом призрения вдов и сирот, страховое от огня общество, сберегательную кассу, городской банк и городскую больницу, и после того ругайте немцев за все, что хотите, хотя бы за то, что они друг друга поддерживают. Как известно, эту последнюю черту немецкого характера мы более всего недолюбливаем и считаем чуть ли не государственным преступлением. По-нашему, верх умения жить на свете, верх человеческого ума состоит именно в том, чтобы приятелю и другу подставить ногу так, чтобы он голову себе разбил. В нашем коммерческом быту это составляет даже особое щегольство и славу наших коммерсантов…
Но кончим об этих предметах веселее и согласимся, что нет худа без добра. Мы мало тратим денег и труда на народное образование и другие необходимые общественные учреждения, но зато… разве не нашими руками и головами существуют те благотворительные заведения, на содержание которых идут доходы от карт? Ну-ка, немцы, сыграете ли вы столько в карты, чтобы на это прокормить несколько сот сирот?
Что кажется до Петербурга, то в настоящую минуту нельзя не сказать, что г-жа Патти заслонила собою все текущие новости, не исключая и приезда князя черногорского. Наше общество решительно зашумело, как муравейник, в который упала с елки векша. Нечего и говорить, что нет ни одного голоса, который бы сказал что-нибудь против таланта этой артистки; но зато много голосов возопило против распоряжений театральной дирекции. Жалуются на то, что дирекция все места в театре предоставила одним абонентам, и даже в бенефисы преимущество имеют те же абоненты, так что вся остальная петербургская публика совершенно лишена возможности услышать эту оперную звезду. Страх, что места останутся незанятыми, не мог в этом случае руководить дирекциею, а потому ее распоряжение ничем не может быть оправдано. Наши театры принадлежат не частным лицам, а потому от дирекции их можно было бы ожидать более широкого взгляда на свое дело, и даже можно было бы надеяться, что она употребит свои старания на то, чтобы доставить случай услышать эту певицу возможно большему числу жителей, и уж никак не наоборот. Это одна, правда, но совершенно справедливая жалоба на дирекцию, поводы к которой не мешало бы ей уничтожить на будущее время.
Г-жа Патти была встречена в Петербурге самым восторженным образом. По этому поводу мнения в обществе разделились. Нашлись люди, которые говорят, что такой встречи не следовало делать певице, которую еще никто не слыхал и о которой знали только по иностранным газетам, не отличающимся правдивостию.
