Время царствования Александра I, время господства в нашем образованном обществе разных видов мистицизма, по отношению к скопческой секте, можно назвать временем ее утверждения на прочных началах. Скопческая секта, секта мистическая и экзальтированная, не могла возбуждать тогда особенной антипатии в высших правительственных лицах: князь Голицын, например, с некоторою даже любовию говорит о старике лже-искупителе. Неудивительно, что скопцы, которых заблуждение указ 1806 г. признал непрощаемым ни под каким видом, тем не менее беспрепятственно плодились в столице; никто как будто не знал о том, или, лучше, не хотел знать. На полицейских чиновников, которые тогда, по всей вероятности, были неповинны в мистицизме высших классов, могла иметь влияние «общественная казна» секты. Но когда ретивый чиновник полиции случайно открывал преступные дела сектантов и доносил о них начальству, ему давали знать, что ревность его — ревность не по разуму. Надеждин рассказывает следующие два случая: «За год перед обращением высочайшего внимания на скопчество в Петербурге, в апреле 1818 года один квартальный поручик, по фамилии Барадулин, случайно производя исследование о фальшивых ассигнациях, открыл в доме купца Васильева в потаенной каморке оскопленного не больше как за два пред тем дня человека и, вследствие того, осмотрев немедленно всех находившихся тут мужчин, нашел между ними еще трех оскопленных, в том числе отставного солдата. Арестовав их, Барадулин отрапортовал обер-полициймейстеру, от которого получил изустную благодарность и приказание разведать подробнее о сем важном деле; но через несколько дней, когда усердный чиновник, исполнив удачно поручение, явился с донесением, обер-полициймейстер объявил, что „дело сие уже оставлено, и ему по оному ничего более предпринимать не должно“, в то же время и находившиеся под арестом скопцы освобождены были на поруки». Другой случай: «Через год, при начале дела, обратившего на скопцов высочайшее внимание, граф Милорадович дал движение этому открытию, приказав собственному своему чиновнику вместе с Барадулиным снять снова допрос с солдата Петрова, и тогда Барадулин, в особой записке изъяснив разные подробности вообще о скопцах, существующих в столице, указал, что ими наполнены здесь многие домы, в особенности купцов Солодовниковых и Васильева, смежные между собою, из которых в последнем, по собранным им известиям, имеет скрытное жительство наставница оскопленниц женского пола, девица редкой красоты, называемая богородицею, которой скопцы воздают божеские почести, а в первом бывают еженедельные скопческие сборища, и, как впоследствии оказалось, жил обоготворяемый ими искупитель. Впрочем, и это осталось только при деле. Все кончилось, — замечает Надеждин, — удалением из столицы трех ничтожных человек, у которых по ссылке в Соловки всего имущества оказалось только на сто рублей ассигнациями (куда же девались богатые дары, которые получал Григорьев?!); а Солодовников и Васильев, люди богатые и сильные, остались неприкосновенными в своих домах, служивших притонами лжеискупителю и лжебогородице».

Скоро, впрочем, петербургским скопцам пришлось расстаться и с своим лжеискупителем. Неизвестно, какие новые открытия заставили вновь обратить внимание на секту; только спустя меньше года после ссылки вышепоименованных лиц образован был секретный комитет из митрополита петербургского Михаила, архиепископа тверского (покойного московского митрополита) Филарета, князя Голицына, графа Милорадовича и графа Кочубея. О чем совещался комитет, неизвестно, но вследствие его совещаний, по высочайшему повелению, 7 июля 1820 года, в час пополуночи, из дома Солодовникова взят был старик и отправлен в заточение в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь. Граф Кочубей передал при этом Милорадовичу высочайшее желание, «дабы человек сей во время пути имел все выгоды, какие нужны быть могут ему, по престарелым летам и из уважения к человечеству, сколь, впрочем, ни суть преступны правила ереси, кои он столь долго рассеивал».

Кротость и милосердие отличали, впрочем, и все меры Александра I против скопцов, хотя указ 1806 года и называл их «врагами человечества». Милорадович в собрании петербургских скопцов, созванных вскоре по удалении «старца», прочитал бумагу, высочайше рассмотренную и одобренную. Бумага представляет с одной стороны род объяснения, почему «старик» взят, а с другой род увещания — самого, впрочем, мягкого, к которому прибавлено в конце требование, чтобы «отныне никто не отваживался скопить кого бы то ни было», под опасением «подвергнуться строгому взысканию от гражданского правительства». Но скопцы униматься и не думали: долготерпение правительства, пишет Надеждин, развило, особенно в петербургских скопцах, дух непомерной самонадеянности и необычайного бесстрашия. Когда чиновники объявляли скопцам бумагу о причинах заточения «старца», скопец Петров, придворный метрдотель, «пал на колени и громко вопил о его возвращении». А скопец Кононов четыре раза подавал (два раза лично) просьбу государю о возвращении «отца-искупителя» (так называл он в прошении «старца»!), и уже после четвертого раза фанатик был удален в Соловецкий монастырь. Такую же просьбу осмелился подать на высочайшее имя миллионер Солодовников, который и после этого продолжал жить в Петербурге и имел влияние на распространение скопчества даже в отдаленных пределах Сибири. Начинались против него и процессы судебные, но почему-то никогда не кончались. Но до 1823 или 24 года правительство едва ли знало подробности скопческого учения. В первый раз они поведаны были архимандриту Соловецкого монастыря Досифею штабс-капитаном Созоновичем, который в Бендерах был оскоплен в 1820 году и в 1823 сослан в Соловецкий монастырь. Сосланный сюда же петербургский скопец Кононов раскрыл Созоновичу учение и верования скопцов, как они проповедовались в столице, и возбудил в Созоновиче такой фанатизм, что тот совершил вторичную операцию оскопления над 12-ю содержавшимися в монастыре скопцами, а тринадцатого монастырского мастерового оскопил вновь. Но впоследствии Созонович раскаялся и по чистой совести сообщил архимандриту Досифею все верования скопцов; его показания подтвердили и другие раскаявшиеся скопцы из содержавшихся в Соловках. На основании показаний Созоновича и некоторых других источников, архимандрит Досифей составил краткий обзор скопческой ереси в ее догматах, правилах и обрядах и приложил к нему разные весьма любопытные документы — песни и легенды скопцов. Труд его находится в рукописи. «Таким образом, — говорит Надеждин, — во всем чудовищном безобразии обнаружилось сокровенное учение скопческой секты, изобличавшее в ней такого рода ересь, какой ничего подобного не представляет длинная летопись человеческих глупостей и сумасбродств во все времена и у всех народов; разоблачилась, наконец, тайна глубочайшего нечестия, возведенная развращенною изуверством фантазиею до такой степени нелепости и невероятности, что, несмотря на ручательства, представленные о. Досифеем, трудно и почти невозможно было бы дать им веру, если бы впоследствии не подтвердили их равносильные и равнозначные факты, собранные со всех концов империи, от Белого моря и до моря Черного, от Сибири до Бендер и Риги».

Излагая здесь историю утверждения скопческой секты, мы все данные брали из книги Надеждина — из единственного источника, существующего доселе для истории скопческой секты.

1869 год.