Карсон-Сити, сентябрь 1878 года

Амос вел Ребекку под руку по мраморной лестнице громадного особняка Шеффилдов. Лестница плавно изгибалась, и на повороте ступени расходились веером. Белоснежный мрамор сверкал, отражая огни хрустальной люстры под уходящим ввысь потолком громадного холла.

– Я хочу, чтобы сенатор был очарован тобой. Президент Хейес слушает то, что ему шепчет на ухо сенатор, а ты знаешь, как я заинтересован в назначении в новый кабинет. Только так мы сможем вернуться в Вашингтон.

Новоиспеченный железнодорожный магнат, сенатор от штата Невада, представлял собой значительную политическую силу, и всякий, кто был в Неваде хоть «кем-то», не мог пренебречь приглашением на празднование дня его рождения. Гости являлись как по команде. Никакие извинения не принимались, разве только причиной отсутствия кого-то из приглашенных была его скоропостижная кончина.

Супруги Уэллс медленно продвигались в густой толпе. Муж расточал улыбки, кому-то сердечно тряс руку, кого-то хлопал дружески по спине и всем представлял свою жену. Он успел познакомить ее с парой дюжин влиятельных личностей и их супругами. Ребекка старательно соблюдала все правила этикета, но мысли ее были далеко.

Записка от Рори, полученная рано утром, запечатлелась в ее памяти.

«Несколько лет назад вы прислали мне письмо, предупреждая о кознях Амоса против меня. Сейчас я отвечаю вам тем же. Вашему мужу и вам тоже грозит серьезная опасность. Я буду ждать вас в библиотеке Шеффилдов, когда вынесут именинный пирог».

Рори стоял на балюстраде второго этажа, скрытый за массивной колонной, и наблюдал сверху за празднеством, разворачивающимся внизу в зале. Его взгляд не отпускал Ребекку. Темное золото ее прически, ее гордо вскинутая очаровательная головка – ничего другого он не замечал в нарядной толпе. Она опиралась на руку мужа, с улыбкой кивая гостям.

«Часы скоро пробьют в последний раз», – со злорадством, но и с горечью подумал он.

– Ты бы хоть имел галантность притвориться, что помнишь о моем существовании, – произнесли Теа Пейсли и похлопала его веером по подбородку. – В конце концов я проделала длиннейший путь из Сакраменто только для того, чтобы побыть с тобой всего одну ночь.

Он раздраженно отвел от лица щекочущие страусовые перья ее веера, словно отмахнулся от надоедливого насекомого.

– Ты примчалась из Сакраменто в Карсон-Сити, потому что все сливки общества к западу от Миссисипи ежегодно собираются на день рождения Шеффилда. Ты бы не пропустила этот праздник ни за какие сокровища. Не притворяйся, что в тебе клокочет страсть.

Рори словно обрушил на собеседницу ледяной душ. Она закусила губу от обиды, но тотчас сменила выражение лица, озарив его сводящей с ума улыбкой, так хорошо знакомой мужской части населения Сакраменто, а также федеральной столицы в округе Колумбия.

– Я гораздо красивее этой тросточки с золотым набалдашником, – весьма откровенно заявила Теа. – Что ты нашел в ней?

Говоря это, она завладела рукой Рори и положила его ладонь себе на роскошную грудь, агрессивно выпирающую из глубокого выреза платья, как бы демонстрируя вещественное доказательство своего превосходства над худощавой Ребеккой.

– Тебе, кошечка, этого не понять, – наконец соизволил улыбнуться Рори. – И не суй нос куда не следует. Ревность тебя не украшает, и излишнее любопытство разливает желчь и портит цвет лица. Меня всегда очаровывала твоя беспечность. Оставайся такой, и ты будешь любима.

С этими словами Рори подал ей руку, и они стали спускаться с балюстрады, погружаясь в кипение праздника.

Ребекка заметила Рори и сразу же поняла, что Амос тоже его увидел. Она почувствовала, как в ярости напряглось его тело. Мадиган танцевал с женой сенатора Пейсли, и та обвивалась вокруг него, как лиана.

– Дешевая вульгарная дамочка! Пейсли дурак, что позволяет ей так ронять себя на публике. – Амос прошептал эту тираду на одном дыхании, быстрым нервным шепотком.

Ребекка не стала отвечать ему. Любая ее реплика могла раздразнить его еще больше. Амоса бесило, что все присутствующие дамы не сводят глаз с импозантной фигуры ирландца. Традиционный вечерний костюм подчеркивал его стройность и таящуюся в нем силу. Не достигнув еще тридцати, ирландец стал одним из богатейших людей штата, где миллионеров и так было в избытке. Сапфировые пуговицы на белоснежной манишке и такие же запонки на манжетах искрились, отражая лучи бесчисленных газовых рожков, и своим блеском подтверждали богатство их владельца.

В то время как большая часть собравшейся элиты состояла из беззубых, лысых, а иногда до неприличия разжиревших мужчин, он был в прекрасной форме. Ранняя седина на висках добавляла некий ореол таинственности к его типично ирландской красоте. Теперь, когда он сколотил себе состояние, ирландское происхождение перестало быть источником унижений и насмешек. Ему незачем было его скрывать. Наоборот, он щеголял им, иногда нарочито подчеркивая свой ирландский акцент.

Ребекка обратила на это внимание, случайно услышав, как он громко рассказывал сенатору Шеффилду какой-то анекдот.

По контрасту с Рори Амос, некогда элегантный и подтянутый, в последние годы сильно сдал. Его волосы поредели, мышцы одрябли, а недостатки фигуры был не в состоянии скрыть самый опытный портной. Следы частых кутежей и пьянства в одиночку по ночам запечатлелись на его когда-то красивом мужественном лице. Тщательно скрываемая жестокость и черствость уже обнаруживали себя и легко прочитывались в помутневших глазах и на багровом лице.

Рори – бесчестный обольститель. Амос – изощренный мерзавец. Вот с какими мужчинами свела Ребекку судьба. Единственное благодеяние – то, что ни тот, ни другой не делят с ней ее одинокую постель. Будет ли сегодня ночью Рори блудить в постели этой стервы Пейсли?

И все же Ребекка не могла оставить без внимания требование Рори о свидании. Что он знает о грозящей им с Амосом опасности?

Все эти годы Ребекка старалась не вникать в темные махинации супруга и в его политические интриги. Чем меньше она знает, тем легче ей засыпать по ночам. «Даже если б я была посвящена во все тайны, то все равно не могла бы что-либо изменить», – рассуждала Ребекка.

В богатстве или в бедности – все равно, – их сковывала с Амосом одна цепь, и в этой цепи было звено, самое крепкое – Майкл. Любой ценой она должна защищать сына.

Время близилось к одиннадцати. Громадный трехъярусный торт вывезли на тележке в зал под аплодисменты и одобрительные возгласы гостей. Ребекка, пользуясь тем, что все внимание было обращено на именинника, осторожно пробираясь в толпе, молилась в душе, чтобы ни Амос, ни старый сенатор Шеффилд, обладающий орлиным зрением, не обнаружили тотчас ее отсутствия. Безусловно, галантный именинник пожелает, чтобы именно она помогла ему задуть многочисленные свечи на торте, но поблизости найдется много красавиц, которые охотно окажут ему эту услугу.

Ребекка неоднократно бывала в особняке Шеффилдов и знала, что библиотека находится в конце длинного коридора в западном крыле.

Она приоткрыла тяжелую дверь. В помещении было темно и царила мертвая тишина. Отголоски праздника не доносились сюда. Ребекка оглянулась через плечо и, убедившись, что коридор пуст и никто не преследует ее, проскользнула в комнату, прикрыв за собой дверь. Темнота сразу окутала ее, туфли утопали в мягком толстом ковре, глушившем все звуки. Где же тут включается свет?

Внезапно позади нее появилась высокая фигура, словно бы отделившаяся от стены. Ребекка отшатнулась с испуганным возгласом, но сильные пальцы закрыли ей рот. Она не могла шевельнуть челюстью, мускулистая рука обхватила ее. Мужчина крепко прижал Ребекку к своей груди.

– Сомневаюсь, что кто-нибудь тебя услышал, но все-таки лучше не издавать никаких воплей. Подумай, какой разразится скандал, если нас застанут здесь в темноте!

Голос ирландца напомнил ей кошачье мурлыкание. Рука его скользнула к ее горлу, потом властным жестом ощупала округлости ее грудей. Спина Ребекки была плотно прижата к его телу, затылок опаляло его горячее дыхание.