15 Ради Христа страданьем пострадати Мне не судил еще Господь: Царица стояла за меня — от казни отпросила. Так, братию казня, меня ж не тронув, Сослали в Пустозерье И в срубе там под землю закопали: Как есть мертвец — Живой похороненной. И было на Страстной со мною чудо: Распространился мой язык И был зело велик, И зубы тоже, Потом стал весь широк — По всей земле под небесем пространен, А после небо, землю и тварей всех Господь в меня вместил. Не диво ли: в темницу заключен, А мне Господь и небо и землю покорил? Есмь мал и наг, А более вселенной. Есмь кал и грязь, А сам горю, как солнце. Э, милые, да если б Богу угодно было Душу у каждого разоблачить от пепела, Так вся земля растаяла б, Что воск, в единую минуту. Задумали добро: Двенадцать лет Закопанным в земле меня держали; Думали — погасну, А я молитвами да бденьями свечу На весь крещеный мир. От света земного заперли, Да свет небесный замкнуть не догадались. Двенадцать лет не видел я ни солнца, Ни неба синего, ни снега, ни деревьев, — А вывели казнить — Смотрю, дивлюсь: Черно и пепельно, сине, красно и бело, И красоты той Ум человеческий вместить не может! Построен сруб — соломою накладен: Корабль мой огненный — На родину мне ехать. Как стал ногой — Почуял: вот отчалю! И ждать не стал — Сам подпалил свечой. Святая Троица! Христос мой миленькой! Обратно к Вам в Иерусалим небесный! Родясь — погас, Да снова разгорелся! 19 мая 1918 Коктебель V. ЛИЧИНЫ КРАСНОГВАРДЕЕЦ (1917) Скакать на красном параде С кокардой на голове В расплавленном Петрограде, В революционной Москве. В бреду и в хмельном азарте Отдаться лихой игре, Стоять за Родзянку в марте, За большевиков в октябре. Толпиться по коридорам Таврического дворца, Не видя буржуйным спорам Ни выхода, ни конца. Оборотиться к собранью, Рукою поправить ус, Хлестнуть площадною бранью, На ухо заломив картуз. И, показавшись толковым, — Ввиду особых заслуг Быть посланным с Муравьевым Для пропаганды на юг. Идти запущенным садом. Щупать замок штыком. Высаживать дверь прикладом. Толпою врываться в дом. У бочек выломав днища, В подвал выпускать вино, Потом подпалить горище Да выбить плечом окно. В Раздельной, под Красным Рогом Громить поместья и прочь В степях по грязным дорогам Скакать в осеннюю ночь. Забравши весь хлеб, о «свободах» Размазывать мужикам. Искать лошадей в комодах Да пушек по коробкам. Палить из пулеметов: Кто? С кем? Да не всё ль равно? Петлюра, Григорьев, Котов, Таранов или Махно… Слоняться буйной оравой. Стать всем своим невтерпеж. И умереть под канавой Расстрелянным за грабеж. 16 июня 1919 Коктебель МАТРОС (1918) Широколиц, скуласт, угрюм, Голос осиплый, тяжкодум, В кармане — браунинг и напилок, Взгляд мутный, злой, как у дворняг, Фуражка с лентою «Варяг», Сдвинутая на затылок. Татуированный дракон Под синей форменной рубашкой, Браслеты, в перстне кабошон, И красный бант с алмазной пряжкой. При Керенском, как прочий флот, Он был правительству оплот, И Баткин был его оратор, Его герой — Колчак. Когда ж Весь черноморский экипаж Сорвал приезжий агитатор, Он стал большевиком, и сам На мушку брал да ставил к стенке, Топил, устраивал застенки, Ходил к кавказским берегам С «Пронзительным» и с «Фидониси», Ругал царя, грозил Алисе; Входя на миноноске в порт, Кидал небрежно через борт: «Ну как? Буржуи ваши живы?» Устроить был всегда непрочь Варфоломеевскую ночь, Громил дома, ища поживы, Грабил награбленное, пил, Швыряя керенки без счета, И вместе с Саблиным топил Последние остатки флота. Так целый год прошел в бреду. Теперь, вернувшись в Севастополь, Он носит красную звезду И, глядя вдаль на пыльный тополь, На Инкерманский известняк, На мертвый флот, на красный флаг, На илистые водоросли Судов, лежащих на боку, Угрюмо цедит земляку: «Возьмем Париж… весь мир… а после Передадимся Колчаку». 14 июня 1919 Коктебель |
