Оба мексиканца выжидающе уставились на Эджа.

— Ваша цифра довольно точна, — подтвердил он. У Рамона перехватило дыхание, а Мануэль шумно вздохнул.

— Очень много денег, — печально вздохнул юноша, — но недостаточно, чтобы делить их на три части.

Ружье в руках Эджа шевельнулось, но своего прицела не изменило.

— Я человек не жадный, — четко проговорил он. — В это путешествие на юг я пустился с целью вернуть отнятые у меня две с половиной тысячи долларов. Именно эта сумма интересовала меня в начале моего путешествия. И если мне дополнительно достанется прибыль в размере чуть более восьмиста долларов, то я буду просто счастлив.

Мануэль согласно кивнул и дернул племянника за рукав.

— Здесь не Мехико, — рассудительно сказал он. — Человек, имеющий в Монтийо сумму в три тысячи триста тридцать три доллара, — очень богатый человек. После нескольких секунд размышления Рамон согласно кивнул, но глядя в неверном свете лампы на его лицо, Эдж понял, что его жадность не исчезла, а лишь временно спряталась за оболочкой притворства.

— Мы еще не знаем, где спрятаны деньги, — отрывисто произнес Эдж.

— Кольцо, — сказал Мануэль, протянув руку. Рамон положил кольцо в ладонь дяди.

— Что ты сказал насчет рисунка? Рамон пожал плечами:

— Змея и только…

Мучительно нахмурив брови, Мануэль над чем-то задумался. После некоторого раздумья он усмехнулся.

— Вероятно, ты еще слишком молод, чтобы наслаждаться теми удовольствиями, которые может предложить южная часть Монтийо. Или же, наоборот, достаточно возмужал, чтобы платить за развлечения подобного рода…

Нескладный Рамон несколько мгновений тупо смотрел на кольцо, сведя в раздумьи брови к переносице. Внезапная догадка озарила его лицо.

— Бордель! — возбужденно воскликнул он. — Я был там. Ну, конечно же! «Эль серпент», змея! Эдж тихонечко вздохнул:

— Мне следовало бы самому догадаться с самого начала. Понятия Луис и бордель — неразделимы. Вперед, друзья!

Хотя главная площадь Монтийо и представлялась центром проведения фиесты, она не была единственным местом сосредоточения всеобщего веселья по случаю празднования дня рождения мэра города. Как при своем въезде Эдж был встречен юным Эстебаном, так и теперь тройка новоявленных компаньонов непрестанно подвергалась атакам других юных сводников при своем продвижении к южной части города. В путь они отправились пешими, задержавшись на некоторое время у конюшни для того, чтобы Эдж смог забрать своего скакуна. У Рамона этот поступок Эджа вызвал всплеск не-доверия, в то время как его дядюшка сделал вид, что поверил кроткому объяснению американца, что тому придется срочно отправиться улаживать свои дела сразу по завершении их поисков.

Правда, подозрения мексиканцев были тут же рассеяны следующим поступком Эджа. Он великодушно предложил сеньорам вновь вступить во владение своим оружием, потерянным столь бесславно в первые минуты их знакомства. В особенности обрадовался этому Рамон. Прикосновение к своим револьверам вернуло ему былую уверенность и веру в то, что он сможет противостоять любым неожиданностям со стороны американского друга, несмотря на то, что он уже имел возможность убедиться в его возможности выкручиваться из опасных положений.

Итак, трое джентльменов целеустремленно продвигались вперед, игнорируя заманчивые предложения, градом сыпавшиеся на них со стороны, даже не удостаивали ребятишек ответами, и юные братья якобы прекрасных сестер постепенно оставили их в покое. Этому способствовало также ощущение скрытой угрозы, исходившей от группы. В центре шествовал Эдж, ведший под уздцы лошадь, дядя. с племянником располагались по сторонам.

— Здесь, сеньор, — произнес наконец Мануэль, и Эдж напряженно всмотрелся вперед.

Они находились явно не в самой респектабельной части города. Улица стала более извилистой и выглядела по крайней мере заброшенной. Дома по обеим сторонам улицы располагались значительно реже, и некоторые из них выглядели просто лачугами. Вероятно, это были дома беднейших из пеонов. Но одно из зданий было гораздо больше и шире остальных. Вытянутое, приземистое, оно занимало достаточную площадь, чтобы содержать в себе множество помещений. В домах не было ни огонька, и единственным источником света было тусклое мерцание луны, но и его было достаточно, чтобы разобрать вылинявшие белые буквы на передней стене здания:

— ЭЛЬ СЕРПЕНТ -

Эдж внимательно изучал фасад здания, размышляя над тем, что все окна в нем были заколочены, а двери плотно закрыты и само здание не подавало никаких признаков жизни.

— Когда вы были тут в последний раз? — обратился он к Мануэлю.

Старик усмехнулся:

— Я не так уж дряхл, чтобы позабыть сюда дорогу. На прошлой неделе я очень приятно провел тут время. Здание не пустует. Все эти заколоченные окна и двери — камуфляж. Работа в заведении идет полным ходом.

Эдж довольно хмыкнул и, приглядевшись, заметил у дальнего конца борделя несколько привязанных к поручню ослов. Он присоединил к ним свою лошадь. Дождавшись его возвращения, Мануэль обрушил на дверь свой кулак.

— Зачем же так ломиться? — раздался из-за двери сварливый женский голос на испанском. — Девочки будут здесь всю ночь, а также и весь день, если вы полны сил и денег.

Проскрипел тяжелый засов, и дверь распахнулась. Эдж прищурился от яркого света, пытаясь из-за плеча Мануэля разглядеть старую толстуху, стоявшую в грубо украшенном и скудно обставленном мебелью коридоре. Он увидел в свете висевших у потолка масляных ламп женщин разного возраста и молоденьких девчушек, рассевшихся на продавленных, ободранных диванах, с любопытством уставившихся на вновь прибывших.

— Ах! — радостно воскликнула толстуха. — Мануэль и Рамон Армендарис! Заведение «Эль серпент» радо вас приветствовать, рады приходу двух членов знаменитой семьи мэра города.

При этих словах она звучно рыгнула, что вызвало громкий веселый смех как у находившихся внутри, так и у обоих мексиканцев.

— Я пожалуюсь отцу, что вы не будете голосовать за него на выборах! — весело пошутил Рамон.

— И что? Мое заведение прикроют, а меня расстреляют перед строем? — притворно испугалась хозяйка и тут же весело продолжила:

— Входите, входите, сеньоры. Все в моем доме к вашим услугам.

И только тут она заметила Эджа. Оценив его вес и сложение, малейшие черточки лица, она шепотом уточнила:

— Американец?

Мануэль кивнул, и хозяйка вновь заулыбалась.

— У него, наверное, много денег, много долларов, чтобы оставить их здесь?

— И достаточно познаний в испанском, чтобы самому поручиться в том, что я не жулик, сеньора, — вставил по-испански Эдж.

Знание испанского приятно удивило толстуху.

— Сеньорита, сеньор, сеньорита… — поправила она его, улыбаясь. — Благодаря моему занятию я видела стольких мужчин в жизни, что так и не смогла выбрать из них хотя бы одного для себя.

Не слушая ее трепотни, Эдж глядел на демонстративно рассевшихся на диванчике девиц. Тут были представлены тела любых форм, расцветки и размеров. Одеты они были в плотно облегающие комбинации, закрывавшие их от шеи до щиколоток. Общим для всех них было и выражение горькой покорности той жизни и участи, которую они выбрали для себя. Выражение их глаз мало чем отличалось от взгляда зверя в клетке.

— Что касается меня, то я, полагаю, видел достаточно женщин подобных этим, чтобы отважиться на такой ответственный шаг, как брак, — скромно заметил Эдж.

Хозяйка милостиво улыбнулась ему и отступила в сторону.

— Это хорошо, — просюсюкала она. — Женатые мужчины — плохие клиенты. Они ходят к нам лишь до тех пор, пока об этом не узнают их жены. А жены узнают очень быстро.

Двери за прибывшими захлопнулись, и, бросив взгляд на компаньонов, Эдж понял, что воспоминания о прошлых визитах целиком завладели их помыслами. По дороге сюда никто из них не обсуждал плана предстоящих действий и поисков. Теперь, очутившись на месте, мысли мексиканцев были заняты более неотложными задачами, чем какие-то десять тысяч американских долларов.