– Сколько денег взял у вас взаймы ваш жених?

– Вы и об этом знаете? Тогда мое положение не так уж плохо. Вчера я дала ему десять тысяч форинтов, а до этого – шестьдесят тысяч, господин инспектор.

– Я знаю, – оборвал ее Шатори. – Знаю и о вилле, что строится на Холме Роз… Словом, вы хотите сделать заявление о том, что стали жертвой мошенника?

– Нет! Что вы! – запротестовала Дитке. – Я только хочу, чтоб мне вернули моего Путю, отобрав его у накрашенной особы с лицом вампира.

– А где вы встречались со своим женихом?

– Последний раз в эспрессо «Люксор».

– Уважаемая, я имею все основания полагать, что ваш жених – мошенник. Вы не первая, кто стал жертвой его обмана. К нам обратилась уже учительница математики, у которой он выманил тоже якобы на достройку виллы на Холме Роз двадцать тысяч форинтов.

– Нет! – с болью в голосе воскликнула обманутая вдова. – Если вы, товарищ инспектор, знаете моего П'утю, то должны знать, что он на такую подлость но способен! Я в этом уверена!

– Никакой виллы на Холме Роз у вашего Пути нет и в помине! Постоянное местожительство Иштвана Семеша находится в Алаче, где живет его мать, но и она не видела сына уже больше месяца, – сообщил даме Шатори.

– Быть этого не может! – запричитала вдова, размазывая носовым платком пудру по лицу.

Шатори нажал кнопку на столе. В кабинет вошла секретарша.

– Прошу вас, сядьте за машинку, – попросил ее Шатори и обратился к Дитке: – Могу я с ваших слов про диктовать секретарю заявление?

– Да… – со слезами на глазах выдавила из себя вдова.

Когда же ей предложили подписать заявление, она робко спросила:

– А ему, правда, ничего не будет? Я не хочу, чтоб он из-за моих денег угодил в тюрьму. Я только хотела вернуть его к себе, пусть он станет моим мужем…

– Для этого вам и необходимо подписать это заявление, – объяснил Шатори.

– Правда, вы мне его вернете, да? – Дитке положила руку на стол и долго смотрела на подписанную ею бумагу.

Семеш, несколько обеспокоенный вчерашним происшествием в кафе, не заметил сегодня на лице официантки, которая его обслуживала, ни тени насмешки или презрения.

Видимо, после его ухода Дитке и Анита вели себя вполне прилично и никакого скандала не поднимали. И все-таки, входя в кафе, он чувствовал, как сердце его бьется учащенно.

«Ну, это мое последнее рандеву», – решил он про себя. Уехать в провинцию, не побывав на сегодняшнем рандеву, он никак не мог. В письме, которое он получил от очередной кандидатки в невесты, содержалось слишком соблазнительное предложение.

«Вот это дельце обделаю, и все, конец», – говорил он себе.

В эспрессо жизнь текла своим чередом. И все же что-то беспокоило Семеша. Он, быть может, даже повернул бы с порога назад, если б не заметил у окна женщину лет пятидесяти со скорбным выражением лица. Она была вся в черном. Время от времени она с беспокойством поглядывала на часики. Оставалось двадцать минут до условленного времени.

На какое-то мгновение Семеш подумал, что женщина в черном, наверное, ждет вовсе не его, однако он все же всунул в петлицу пиджака белую гвоздику.

Увидев это, женщина смущенно улыбнулась. Семеш понял ее улыбку как знак одобрения и, подойдя ближе, представился. При этом одной рукой он приглаживал волосы на голове, чтобы скрыть лысину, уже обозначившуюся на самом затылке.

Начал он, как обычно, со словесных ухаживаний. С жаром проговорил уже заученный монолог об обязанностях настоящего мужчины, однако голос его сегодня звучал как-то неубедительно и даже фальшиво.

«Сегодня я далеко не в лучшей форме», – отметил он про себя, почувствовав, что на сей раз в его словах нет магической силы. Взгляд его перескакивал с одного предмета на другой: с красных обоев – на столики, накрытые кружевными скатертями, а потом – на гардины, висевшие у входной двери.

Бросив взгляд в окно, Семеш увидел у самого тротуара «опель» с багажной сеткой на крыше.

– …Из множества писем, которые я получил в ответ на свое объявление в газете, меня больше всего тронуло ваше… – проговорил он, забыв, что эту фразу он только что уже дважды повторил.

– Буду предельно откровенен. Наша сегодняшняя встреча, хотя она и первая, убеждает меня в том, что я не ошибся. Мужчина в моем возрасте, когда все шалости, так сказать, и похождения уже канули в прошлое…

И вдруг язык его будто прирос к гортани. Семеш больше не смог произнести ни звука. Дело в том, что у кафе остановилась пестро окрашенная полицейская машина, а через несколько секунд в дверях эспрессо показалась огромная овчарка в сопровождении двух полицейских.

Семеш с полуоткрытым ртом уставился на полицейских. Его сковал ужас.

«Да ведь это же Кантор и с ним Чупати!» – молниеносно пронеслось в голове Семеша. В памяти до мельчайшей подробности мгновенно всплыли встречи с ними на границе, куда Семеша несколько лет назад посылали от редакции написать репортаж об известном пограничнике и его четвероногом друге. Он действительно написал тогда о них статью в областную газету. Оцепенение сменилось мелкой нервной дрожью.

«Полицейские», – билась тревожная мысль. Семеш вскочил на ноги.

– Пардон, – пробормотал он даме и, прижав ладонь левой руки к желудку, двинулся в сторону туалета. Страх сковывал его движения. Его охватывал ужас при мысли о том, что это – конец.

«А может, они вовсе и не за мной пришли? – старался успокоить себя Семеш, заходя в туалет. – Нужно сматываться в провинцию. Если б я вчера сел на вечерний поезд, то и не было бы сегодняшней встречи…»

До сих пор все у него шло гладко, даже больше чем гладко.

В комнатке, где находился умывальник, Семеш столкнулся с каким-то мужчиной. Пробормотав извинения, Путя устремился в туалет. Он даже не заметил, как из его петлички выпала на пол белая гвоздика.

Словно кошка, загнанная жестокими мальчишками в угол, Семеш озирался по сторонам, стараясь сообразить, что же предпринять. Ведь говорят, из любого положения, каким бы безвыходным оно ни казалось, можно найти выход. И Семеш его нашел.

Из умывальника одна дверь вела в зал, а другая – в служебное помещение. Семешу явно везло.

Дверь была полуоткрыта. Через несколько секунд Семеш оказался во дворе, заваленном пустыми ящиками из-под пива и пустыми бочками. Семеш обо что-то споткнулся, что-то кольнуло его в бок, но он ничего не чувствовал. Выскочив через открытые ворота на улицу, Семеш огляделся. Первое, на чем остановился его испуганный взгляд, был «опель» с багажной сеткой на крыше. Несколько ключей к «опелю» лежали у Семеша в кармане.

Подойдя к машине, он дрожащей рукой вставил первый ключ в замок.

«Хоть бы подошел ключ, и как можно скорее отсюда!» – лихорадочно соображал Семеш. Желание сбежать, испариться с этого места подавило все прочие желания.

Поспешный уход из зала одного из посетителей не прошел не замеченным для Кантора: он рванулся было вслед за Семешем, но его остановил строгий голос хозяина:

– Не дури! Кажется, это наш человек.

Однако, даже несмотря на столь грубый окрик, Кантор все же направился за человеком, который неизвестно почему показался ему подозрительным. Хозяин захлопнул дверь в туалет перед самым носом собаки.

И в тот же миг раздался женский визг. Шатори громко сказал:

– Подойдите сюда кто-нибудь! Даме плохо: она в обмороке.

Чупати распахнул дверь перед Кантором. Пес замер на пороге. В нос ударил резкий запах хлорки. На полу валялась примятая ногой белая гвоздика.

– Белая гвоздика! Нюхай! Ищи след! – раздался над головой овчарки встревоженный голос хозяина.

Овчарку охватило радостное волнение поиска. Несмотря на сильные неприятные запахи посторонних предметов, чуткий нос Кантора уловил слабый запах рук человека, который только что исчез из помещения.

Чупати догнал овчарку только у двери в коридор. Старшина открыл ее. Пес, делая большие прыжки, помчался вниз по лестнице и выскочил на небольшой сумрачный двор, заваленный всяким хламом и тарой.