Наконец эти игры надоели Клеопатре. С угрожающим рыком она отогнала от Кантора рыжую Эмми.

– Ящик пива за мной, – бросил Чупати хозяину Клеопатры.

– Товарищ Сабо, быстро отзовите свою Эмми, пока не началась драка! – посоветовал начальник городка хозяину Эмми.

– Ничего не будет, – спокойно произнес Чупати.

Через полчаса Кантора совершенно нельзя было узнать: вместо злого животного, каким был Кантор с самого утра, в бокс вернулся ласковый и смирный пес.

Больше всего такой перемене в Канторе обрадовался щенок Тончи.

Частыми посетителями клуба были, как правило, журналисты различных газет, редакции которых размещались в этом же здании. Вечером, когда очередной номер газеты был уже сверстан и уходил в типографию, клуб заполнялся до отказа.

В такие вечера все тянули ром или коньяк, запивая то и другое кока-колой или же пепси-колой. Недостатка в девицах здесь не было. Воспитанницы циркового училища, начинающие балерины и просто разочарованные в жизни женщины – каждая из них обязательно хотела пообщаться с кем-нибудь из титанов прессы, скрасив тем самым свое серое повседневное существование.

А разве можно скрасить серое существование без нескольких рюмок рома или коньяка? Подогретые спиртными напитками, многие предавались иллюзиям и начинали говорить о принципах, даже если у говорящих и в помине их не было. Действительное перемешивалось с выдумкой, талантливое с дилетантским и так далее и тому подобное.

В один из таких вечеров в клубе появился журналист Иштван Семеш. Сегодня его выгнали с работы, и он был похож на жалкого бездомного щенка.

Стоя в дверях комнаты, в которой одни играли в шахматы, а другие резались в карты, Иштван вдруг подумал о том, а не попытать ли и ему счастья с оставшимися у него двадцатью форинтами. Он стоял и ждал, пока кто-нибудь из знакомых не предложит подсесть к ним за стол.

Семеш по натуре был оптимистом и потому часто полагался на счастливый случай. Печаль брала над ним верх, как правило, не больше чем на пять минут.

Когда он в нерешительности стоял у входа в клуб, у него было такое настроение, что, казалось, весь этот мир начинен одной несправедливостью. И все потому, что сегодня главный редактор газеты заявил ему, что больше не собирается терпеть его штучки-дрючки.

Семеш считал такое заявление излишне грубым, поскольку никому не дано права называть простую творческую неудачу какими-то штучками-дрючками.

Накануне вечером состоялся торжественный банкет по случаю двадцатипятилетия со дня основания газеты. На банкете «якобы» в качестве гостей присутствовали руководители ряда предприятий и учреждений, рупором которых являлась эта газета. Для Семеша их присутствие было связано со словом «якобы», так как он напился и ничего толком не помнил.

В редакции в тот день отмечать столь важное событие начали задолго до банкета, а точнее, чуть ли не с самого утра. Часа в четыре, несколько протрезвившись от утренних возлияний, Семеш написал статью, посвященную юбилею. Освободившись, он пошел на банкет, где сразу же засел за стол, уставленный не столько закусками, сколько напитками. Набравшись как следует, Семеш, к несчастью, свалился не на пол, а упал грудью на стол, опрокинув рюмки и блюдо с французским салатом. Сидевший напротив главный редактор в черном костюме оказался выпачканным майонезом. Незадачливый репортер запомнил, правда совершенно случайно, что он, дабы как-то скрасить случившееся, начал по-дружески хлопать выпачканного главного редактора по щекам, приговаривая при этом, будто на таком вечере все это можно воспринимать как своеобразную шутку, а не как нечто трагичное.

После этого случая главный редактор и ополчился на Семеша. И хотя Семеш работал в этой газете только четыре месяца, однако это не помешало ему допустить несколько более или менее грубых ошибок.

В журналистику он пришел восемнадцатилетним юношей. О ней он мечтал с детства. Одним из важнейших завоеваний народно-демократического строя Семеш считал тот факт, что в стране сразу же стали выходить двадцать три провинциальные газеты. За несколько лет Семеш побывал в штате всех этих газет, не задерживаясь подолгу ни в одной из них: отовсюду его выгоняли.

И последний случай он тоже считал несправедливым. Он полагал, что его не выгонять нужно, а, напротив, наградить за терпение, с которым он относился к редакторам и заведующему отделом. Ему всегда казалось, что главный редактор должен стать его другом, а получалось наоборот. И все же он на них не обижается, хотя для этого у него есть причины.

Две недели назад он плыл на пароходе, который затонул на Дунае возле Хораня. Не кто-нибудь, а сам главный редактор бросил его в беде.

Семеш оказался на берегу без единого филлера в кармане.

Недоброжелатели распространили о нем слухи, будто он, как всегда, напился до чертиков и запропастился неизвестно куда, почему его и не могли привезти домой на машине главного редактора.

Семеш родился под созвездием Близнецов, как ему однажды сказала гадалка, и потому, мол, он безумно нравится женщинам, а из-за своего таланта у него постоянно будут конфликты с начальством.

– Все это действительно так и есть, – пробормотал Семеш себе под нос, садясь за карточный столик.

– Хелло, дружище! – раздался вдруг знакомый голос.

– А, Турок! – обрадовался Семеш и, вздохнув с облегчением, поплыл меж столами ему навстречу.

Семеш с завидным упорством боролся за свою жизнь, оказавшись на тонущем пароходе. Он и там так напился, что шеф засунул его в платяной шкаф. В шкафу Семеш заснул и проснулся, лишь когда капитан крикнул ему в каюту:

– Господин редактор, спасайтесь!

Семеш вскочил, в наличии оказался всего один ботинок. Схватив кое-что из одежды, Семеш выскочил на палубу и, не раздумывая, бросился в холодные волны Дуная.

Зажав в левой руке одежонку, он поплыл к берегу, на котором светились редкие огоньки. Семеш полагал, что это остров Маргит.

Добравшись до берега, он направился в корчму. Оказалось, что это не остров Маргит, а Хорань.

Корчмарь по-дружески встретил столь позднего гостя, который был несколько странно одет.

– Господин редактор, ради бога, что случилось? – поинтересовался корчмарь.

– Ничего… ничего особенного. Просто пароход, на котором я плыл, затонул, а я вот добрался до берега.

– А что же сталось с другими?

– С другими? Они, наверное, вместе с пароходом покоятся на речном дне.

– До обеда, когда все ваши товарищи купались в реке, вы сказали, что не умеете плавать.

– Может, мне помог сам бог. Если Моисей смог пройти через Красное море, то почему бы и мне вдруг не поплыть, а?

– Это конечно, – закивал корчмарь, удивляясь тому, что никто не бежит на берег спасать утопающих.

– Если вы не помогли утопающим, то хоть мне помогите! – проговорил Семеш, показывая рукой на коньячные бутылки. – Вы ведь меня знаете, не так ли?

– Как же… как же… конечно.

– Тогда одолжите мне сотню, а то у меня все утонуло.

Корчмарь молча протянул ему сотню и налил три рюмки коньяку.

– Скверная погода! – заметил один из официантов. – Такой ливень, что конца не видно.

– А вы принесите пальто господина редактора. В мокрой траве пока еще никто не утонул.

– Спасибо, дружище! Как хорошо, что на земле еще не перевелись настоящие люди! – поблагодарил корчмаря Семеш.

Незадолго до полуночи Семеша перевезли на пароме на другой берег, чтобы он успел на ночной поезд. Дождь лил как из ведра, и в вагоне никто не обратил внимания на насквозь промокшего нового пассажира…

– Что с тобой случилось? – спросил Турок у Семеша.

– Выпер он меня… Меня, и как раз он. И правильно сделал: хоть покину эту шарагу. Общегосударственная газета! Известность на всю страну! Что мне еще нужно? – задал сам себе вопрос Семеш и тут же ответил: – Бокал вина! С горя неплохо выпить…