В.К.: Как я понимаю, это называется "Вот тебе, дедушка, и Макарьев день!" Так куда же все-таки ехал Онегин?

А.Б.: Пушкин не оговаривает, куда именно едет Онегин, но из построения пушкинского текста видно, что Онегин едет в Нижний Новгород и по дороге заезжает в "костромской" Макарьев, хотя и делает для этого небольшой крюк; если бы он поехал в "нижегородский" Макарьев, ему пришлось бы приехать в Нижний Новгород и потом ехать в Макарьев, который расположен восточнее, что противоречит пушкинскому тексту. Пушкин и написал-то весь этот кусок из прозаического предложения и стихов о ярмарке, чтобы лишний раз подразнить Катенина, который жил неподалеку: тому, чтобы попасть в Нижний через Макарьев, и крюка делать не надо было.

В.К.: Хорошо, я вижу, у вас на все "хронологические" аргументы есть ответ, и Пушкин действительно не случайно расставил эти временные меты в романе, как не случайны в нем и многочисленные стрелы в адрес Катенина: из цитировавшейся вами пушкинской переписки это очевидно. Но тогда неизбежно встает проблема пересмотра отношения практически всего нашего пушкиноведения к «Евгению Онегину»! С этой точки зрения название вашей книги «Прогулки с «Евгением Онегиным»» не может не прочитываться как полемический выпад в адрес «Прогулок с Пушкиным» А.Синявского. Только ли в «Евгении Онегине» дело в данном случае?

А.Б.: Гражданская позиция Синявского, вызвавшая когда-то резонанс в обществе, все же не оправдывает панибратского подхода к Пушкину. И 350 страниц текста – это мой ответ на его «Прогулки с Пушкиным». А заголовок на обложке – адрес, и не более того.

Но и не менее…

Философ и аналитик, литературовед-структуралист Альфред Николаевич Барков обнаружил, что роман Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита" относится к классу художественных произведений, называемых мениппеями, в которых роль рассказчика принадлежит не автору, но отдается одному из персонажей, что влияет на характер этических оценок поведению и поступкам героев и на понимание замысла автора. Наш корреспондент Владимир Козаровецкий взял у А.Баркова интервью, часть которого, относящуюся к Булгакову мы сегодня и предлагаем читателям.

В.К.: Альфред Николаевич, давайте уж сразу быка за рога: признавайтесь, кто рассказчик в "Мастере и Маргарите"?

А.Б.: Я скажу – но предупреждаю, что к этому все равно придется возвращаться. Без понимания того, что легло в основу главных образов романа, имя рассказчика вам мало что даст. Хотя вот вам и это имя: Коровьев.

В.К.: В самом деле, странный персонаж для рассказчика! Ну. хорошо, тогда начнем с другого. Итак, что стоит за именем Мастер?

А.Б.: Во-первых, имя-то – имя, но в романе оно употреблено везде с маленькой буквы. Поскольку мы не вправе считать, что Булгаков везде забыл поставить прописную, следует сделать вывод – который булгаковеды могли бы сделать и без меня, – что мастер – имя нарицательное. А если это так, то следует разобраться, что для Булгакова, писавшего роман в тридцатые годы, стояло за этим понятием. И как только мы начинаем рассматривать его с такой точки зрения, это "имя" сразу приобретает зловещий оттенок.

Оказывается, еще на рубеже двадцатых-тридцатых годов понятие "мастер" стало внедряться в сознание литераторов и читателей как олицетворение высшей степени творчества – в противоположность понятию творца; "внедрением" руководили Бухарин и Луначарский. Подразумевалось, что писатель выполняет идеологическую задачу и что любая такая задача ему по плечу постольку, поскольку он мастер. В 1933 году в "Литературной газете" была опубликована работа Луначарского "Мысли о мастере" с такими постулатами: "Счастливейшая эпоха – это та, когда подмастерья в искусстве творят почти как мастера." или: "Мастерское произведение становится образцовым.". В 1934-м в общеизвестном разговоре с Борисом Пастернаком Сталин, обрывая попытку одного поэта заступиться за другого, спросил его о Мандельштаме: "Но ведь он же мастер, мастер?", подчеркивая этим нежелание последнего принять участие в идеологической работе советской власти. В кругу общения Булгакова этот разговор мгновенно стал известен и обсуждался. Мандельштам был арестован в мае, упомянутый телефонный разговор состоялся в июне, а осенью 1934 года Булгаков ввел это понятие в текст романа.

На первом съезде советских писателей Горький был объявлен "Сталиным советской литературы", а через полтора года, в приветствии пленума правления ССП СССР 1936 года было сказано: "Вы – лучший мастер жизни, товарищ Сталин." Как вы полагаете, Булгаков газеты читал?

В.К.: Думаю, что, в силу своего прирожденного дара сатирика, не просто читал, а читал очень внимательно.

А.Б.: И я так думаю. Он был не только в курсе этой идеологической обработки массового и писательского сознания, но и просто не мог не отреагировать на него в свойственном ему издевательском духе. И доказательство этому имеется и в самом тексте романа. Бездомный спрашивает Мастера: "Вы писатель?" Тот отвечает противопоставительно: "Я – мастер.", и, подчеркивая это противопоставление, Булгаков добавляет, что он "не только потемнел лицом" и "сделался суров", но и "погрозил Ивану кулаком".

В.К.: Значит, Мастер – это писатель, принявший советскую власть и советскую идеологию и вместе с этим взявший на себя обязанность и труд участия в идеологической обработке окружающих?

А.Б.: Именно так. На этом основании я и расшифровываю булгаковский МАССОЛИТ как "МАСтера СОциалистической ЛИТературы"; предлагаю всем желающим попытаться опровергнуть эту расшифровку организации-аналога Союза Советских Писателей. А как производится эта идеологическая обработка, Булгаков показывает на примере поэта Ивана Бездомного. Название тринадцатой (!) главы, в которой впервые появляется Мастер, – "Явление героя". Вряд ли кто станет спорить, что номер главы явно подчеркивает ее инфернальный смысл (на этот смысл работает и "всегда обманчивый" лунный свет, и параллельное, в ту же ночь, появление в кабинете Римского вампиров Геллы и Варенухи); но, поскольку в главе только два действующих лица, возникает вопрос: кто же из них "рогатая нечисть" – Мастер или поэт Бездомный?

В.К: Но ведь выражение "явление героя" к Бездомному не может быть применимо, поскольку он "является" уже в первой главе, а в устах Булгакова оно может иметь только иронический смысл! Значит, иронически-инфернальная речь идет о Мастере?

А.Б.: Да, логика именно такова, хотя теоретически и можно предположить, что Булгакову в данном случае изменило чувство слова и он вложил в это выражение патетический смысл; правда, такой смысл неприложим к этому запуганному неврастенику, каким предстает перед читателем Мастер. Главное же в этой главе – эксперимент по политвоспитанию, который совместно с государственной психиатрией проводит над поэтом Мастер и который скорее можно назвать процессом оболванивания.

В первый день в психиатрической клинике это известный, признанный поэт Иван Николаевич Бездомный с ясно выраженной творческой и гражданской позицией, но вечером, после укола, у него уже притупилась острота переживаний, и наутро он просыпается Иваном. После осмотра профессором Стравинским и нового укола сознание поэта раздваивается, на смену поэту с гражданской позицией приходит явно усмиренный Иван, а после посещения Ивана Мастером "в лучах полной луны" происходит его полное превращение в Иванушку…

В.К.: Ну да – и наше сознание подсказывает слово-дополнение, которое имеет тем более психиатрический смысл, что оно не названо, а подразумевается: "…дурачка"?

А.Б: Совершенно верно.

В.К.: Да Булгаков прямо-таки предсказал советскую судебно-психиатрическую медицину 60-х – 80-х!

А.Б.: Таково свойство талантливой литературы. Но для нас в этой главе важнее другое. Булгаков показывает, что Мастер в отношении Бездомного выполняет ту же функцию, какую вампиры Гелла и Варенуха должны были, но не успели осуществить в отношении Римского. При этом Мастер сам уже успел пройти инфернально-идеологическую обработку: за полгода до этой встречи с поэтом он был арестован в своем подвале и уцелел, не попав на Соловки, ценой сотрудничества с дьявольской Системой. Зато теперь у него своя связка ключей от палат, он может посещать несчастных "в лучах полной луны" и "манить их за собою".