- Да.

- Забавная мелочь, я имею в виду Штортебеккера, ведь у него любимое занятие - стычки с полицией.

- Ему надо бы от этого отказаться. Он не особенно-то горазд на это дело.

- А ты?

- Нет вопросов.

- Как это произошло?

Карл заколебался. Не ясно было, что ему следует сейчас ответить. Самое правильное, наверное, прямо сказать, что симпатизирующий террористам Рэмбо-Грабитель - это он и есть. Но все дело было как раз в том, чтобы избежать прямолинейного ответа и в то же время подтвердить ее, без сомнения, уже возникшие подозрения.

- Вы, немцы, немного зашоренные. Это не так уж сложно, как вы думаете. У нас, в Швеции, существует всеобщая воинская повинность, и наш потенциальный враг - русские, а они, очевидно, пострашнее мелкого воришки типа Штортебеккера.

- А входит ли ограбление банка в вашу военную подготовку или это только для специалистов? - спросила она таким тоном, как будто это был совершенно естественный, будничный вопрос.

Карл вздохнул. Все это казалось ему слишком очевидным и произошло слишком быстро. Теперь уже смешно было разыгрывать полное непонимание. Он был пойман. Он повернулся к девушке и на миг взглянул ей в лицо. А она ничего, хорошенькая. Девушка быстро опустила глаза.

- Интересно, есть ли полицейские доносчики в этом квартале? - начал он неспешно.

Она кивнула и напряженно ждала, что он скажет дальше.

- Я раздумывал, когда выбирал это место, надеясь, что полиция обходит его стороной. Если они поймут, что могут доносами заработать деньги, то...

- Нет, они не доносчики. Это не то, что ты думаешь, - ее фразы были четкими и отрывистыми. Карл предпочел кивнуть, не меняя, впрочем, скептического выражения лица. Фактически он не знал, что должен говорить и как себя вести дальше.

В глубине зала возникла ссора, возможно по политическим вопросам. Карл не настолько хорошо понимал язык, чтобы судить наверняка, слушая их громкие споры, подогретые пивом, но все же он едва ли ошибался в главном. Он поднялся и принес еще две бутылки пива. Все-таки эта девушка и ее отсутствующий сейчас парень разительно отличались от всей полууголовной публики, которую он до сих пор наблюдал в этом квартале. Ему казалось маловероятным, что террористы станут скрываться среди этих пьяниц и наркоманов. Девушка, конечно, была совсем другого сорта, но и к террористам она вряд ли принадлежала.

- А ты сама? - спросил Карл, подавая ей бутылку пива. - Ты живешь легально или нет?

Он тут же понял, что дал маху. Сами слова звучали так, будто они прямо извлечены из текстов, которые он читал в Сент-Августине. Как иностранцу с плохим немецким языком, ему явно не следовало употреблять настоящий бюрократический язык полиции. Но девушка, казалось, ничего особенного не заметила.

- Я живу легальной жизнью и никогда других планов не строила, - ответила она как ни в чем не бывало.

- В таком случае не очень понятно, что ты здесь делаешь, на Хафенштрассе, - продолжал Карл. У него не было причин сомневаться, что она скажет о своем легальном положении. И ей этот вопрос был понятен.

- Я пытаюсь сделать сознательными часть наших менее удачливых товарищей. "Оккупационное движение" должно быть как-то оформлено, должны быть написаны бумаги, нужно навести порядок в делах, в чем сами они беспомощны. Нас здесь несколько человек занимаются этим.

- Это кажется забавным, - фыркнул Карл с наигранным презрением. - Попасть в такую западню - это понятно для члена какой-нибудь ревизионистской партии. Ты в Германской коммунистической партии, или как они там называются, эти голуби мира? "Мир должен победить" - так?

Она подавила невольный и звонкий смех, и Карл был очень доволен, что так вышло. ГКП в ее случае, конечно, наименее возможная альтернатива. Но цель его была выяснить, не входит ли она в марксистско-ленинскую партию Германии. Ведь в этом случае совершенно невозможно представить себе какие-то симпатии или связи с террористами. Но тут она решительно предпочла сменить тему разговора.

- А что ты сделал с деньгами? - спросила она спокойно, все еще улыбаясь.

Карл снова вздохнул. События развивались слишком быстро, чтобы сразу подыскать подходящий ответ.

- Послушай, - начал он. - Я, возможно, переоценил мое доверие к тебе. Судя по тому, что ты сказала, мы вроде бы товарищи. Ты знаешь, о чем говоришь, но ведь ты прошла только теоретическую школу, не так ли? Я, конечно, не думаю, что ты какая-нибудь доносчица. К тому же за меня не назначена награда, не то что за некоторых других здесь, в Германии. Но должны же быть границы твоей любознательности, не так ли?

- Да, но ты же не имел ничего общего с этими "некоторыми"?

- Нет, точно нет. Это реакционное движение, тупик. Что прогрессивного в том, чтобы поджигать магазин и убивать директора? Этого я никогда не понимал.

- У тебя, видимо, довольно примитивное представление о некоторых вещах, - сухо заметила она. В этот самый момент в зал вошел ее молодой человек.

Карл представился, назвал имя и фамилию, пожал руку и игриво сказал, что они обсуждают вопрос, прогрессивно ли заниматься отдельными убийствами.

В течение нескольких следующих часов спор продолжался, и Карл получил достаточно хорошее представление об этой паре, симпатизирующей террористам. Они были, по его шкале, где-то между "Красными Ячейками" и "Роте Армэ Фракцион". Живут они двумя этажами выше, но у них, понятно, есть и другое жилье в Гамбурге. Они считают, что на их долю выпала некая воспитательная миссия среди мелких преступников, поскольку те неосознанно представляют себя социалистами или даже "революционерами", хотя не удосужились даже открыть книги по этому вопросу.

Спор у них был чисто теоретический, и Карлу самому нравилось, как он владел темой. Время от времени он пытался небольшими репликами и комментариями разъяснить, что сам он делает упор на личную ответственность. Другими словами, речь идет о том, чтобы делать что-либо самому, но нельзя при этом переходить границы и опускаться до чистого действия. Можно, например, взять деньги капиталистов в банках и перевести их на революционные цели, на палестинскую освободительную борьбу, но нельзя, однако, позволять делу выходить за необходимые рамки, поднимать шум, как будто ограбление банка само по себе может быть прогрессивные. Это могло бы только вызвать враждебность к иностранцам в случае с палестинцами и вообще ненависть к левым. В результате все будут недовольны.

Здесь он прервал спор и отправился к себе в номер. Ему показалось, что он немного переиграл. На будущее надо немного притормозить и вести игру с большим терпением, больше давать работать своей репутации, не бегать без конца по кругу, постоянно прокручивая заново свою роль.

Как только Карл вошел к себе комнату, он тут же заметил, что кто-то рылся в его вещах, но попытался сделать это незаметно. Вероятно, это была та самая толстая дама с обесцвеченными волосами. Но она бы наверняка сумела надежно скрыть следы своего визита. Да, возможно, он ошибается, но это была и не полиция.

Замечательно, подумал он, леска задергалась. Очень хорошо. Тот, кто шарил в комнате, уж точно заметил, что он был в Цюрихе, и видел число, начинающееся с тройки и нуля, его кинжал, револьвер и толстый конверт с банкнотами в сумке. Карл сосчитал деньги. Все на месте. Отлично, подумал он. Это исключает гостиничную даму. Она бы, вероятно, хоть сотенку да прикарманила. Быть может, это молодой человек, пришедший чуть позже во время оживленной беседы с Эрикой о прогрессивности отдельных убийств? Что ж, в любом случае - клюнуло.

За два дня до Рождества дождь внезапно прекратился и бледное зимнее солнце, с точки зрения шведа, делало абсурдной рождественскую торговлю. Карл ходил несколько часов по улицам вокруг Альстерхауса и перестроенного, неуклюжего магазина под названием "Ганзейский квартал". Он встретил две новые пары с кружками-копилками, рекламировавшие, как ему показалось, достойные вложения денег вещи. Это было движение "Anli-Impis", своего рода противников любого империализма, но больше всего, как казалось, выступавших против НАТО и США. Именно о них Карл читал как о симпатизирующих террористам. Он повторил свой прием с тысячей марок в банкнотах, сложенных по номерам. Эти первые пары, естественно, удивились его щедрости. Но третья пара, обе девушки, намекнули, что узнали его. Он отдал им деньги, но сделал это очень многозначительно и таинственно, как бы говоря: "Это все между нами, товарищами". Но деньги-то принадлежали западногерманской службе безопасности.