- Идемте к вам в кабинет! - потребовал Дерибасов. - У меня не коридорный разговор! Идемте!!!
- Ну, идем, - не без колебаний согласился заведующий.
За ними увязался уполномоченный. Пока заведующий выставлял его из кабинета, Дерибасов успел набрать 02 и выдохнул:
- Алло! У меня на рынке осталась «Волга» 21-66. Отбуксируйте ее на стоянку! Вы мне еще «Запорожец» туда оттаскивали! Когда я в тюрьме сидел... Пустите меня! Дайте договорить... Машину же разденут! Колеса снимут!.. - но тут у Дерибасова окончательно забрали трубку.
- Алло, - сказал заведующий. - С кем я говорю? Вам звонят из психиатрической больницы. Это с вами только что говорил больной. По недосмотру воспользовался телефоном... Что? Машина на рынке? - заведующий оценивающе осмотрел Дерибасова. - Нет, не думаю... Вообще-то они у нас машиной шприц называют... Но если считаете нужным - проверьте. Нет, этих сведений у нас нет, больной первичный. Да, поступил сегодня. До свидания. Да, да, пятое мужское. Если что - конечно, звоните...
...На всякий случай Дерибасова подвязали. Правда, слегка, одни руки. А на его настоятельные вопли: «За что?!!!», объяснили, что он перевозбужден. Уже минут через десять Дерибасову стало очень неудобно лежать на спине. Больше всего хотелось лечь на бок, принять позу эмбриона и отгородиться одеялом от сумасшедшего дома. Потом, как и следовало ожидать, зачесался нос.
- Эй, - сказал Дерибасов Ушастику, - почеши нос.
Ушастик энергично зачесал дерибасовский нос, но все это было вокруг да около неуловимой зудящей точки. Рука Ушастика пахла рыбой, под ногтями чернели толстенькие скобки грязи.
- Хватит, - сказал Дерибасов. - На маленьком носу не нашел... А если бы у меня спина чесалась? - И он стал извиваться, стараясь почесать нос о подушку.
Со стороны это выглядело жутко.
Но страдающий Дерибасов не подозревал, что его социальный статус уже подскочил на несколько пунктов.
- Коленкой почеши, - снизошел с «Камчатки» Толя Куцый - кошмар медперсонала, в «Адидасе» среди застиранных прачечной пижам. - Где грелся?
- А что? - ответил Мишель, как истинный одессит.
- Радуйся, что сульфазином не вмазали. Ломало бы, как меня... У тебя ничего нет?
- Здесь? - сказал Дерибасов на всякий случай, не вполне понимая, о чем речь.
- А где? - нетерпеливо спросил Куцый. - Есть вариант доставить.
- В Назарьино, - туманил Дерибасов, убежденный, что в Назарьино все есть.
- Далеко... - расстроился Куцый. - Поле сеял, что ли? И все трава?
- Ну зачем же все? - Мишелю стало обидно, что его держат за идиота, сеющего траву. - И цветы...
- На виду?!
- Ничего не на виду, - втянулся в игру Дерибасов. - Оранжерея, понял? Под полиэтиленом. На въезде египетская пирамида. Вот.
- Монтана! - выдохнул восхищенный Толик. - И что, не замели? Или за это грелся?
- За хату, - вздохнул Дерибасов. - Оказалась на сигнализации.
- И правильно. Чем по хатам шарить, лучше молочко доить, - глаза Куцего залоснились. - «Волга» с цветов? Быстро сделал?
Подозрения о предмете разговора перешли у Дерибасова в уверенность. У ног его сидел настоящий наркоман! И как быть дальше, зафиксированный Дерибасов не знал. Не приходилось Михаилу Венедиктовичу иметь дела с наркоманами. И зря назарьинцы считают, что в их селе есть все. Может, раньше так оно и было, а теперь нет. Правда, был один случай в селе... Но назарьинцы вспоминать о нем не любят, а когда их спрашивают- молчат, словно сговорились. Наверное, и правда сговорились.
Могут ли жгуты на руках ограничить жажду нового? Можно ли, прикрепив человека, как бабочку в коллекции, удержать полет его фантазии?
- Х-ха! Молоко! - оживился Дерибасов, жестикулируя одними пальцами. - На прошлой неделе я кайфового молочка надоил. Целое ведро!
- Какое ведро!? - возмутился Куцый. Ему было обидно чувствовать себя дураком, чуть не поверившим этому фрайеру. - Не мети пургу! А цистерну ты не надаивал?
Дерибасов захихикал, а Ушастик энергично поддержал его.
- Не перебивай! - потребовал Мишель. - Я же говорю: в Назарьино коровы слишком самостоятельные, пасутся сами. И корова прободала полиэтилен, влезла, стерва, в оранжерею и мака нажралась. Вот такое вымя! - Мишель вытянул носочек и очертил в воздухе вымя. - Я ее за хвост, а она не тащится...
- Столько сожрала и не тащится?! - усомнившийся было Куцый опять хватал слова Мишеля на лету, как голодная собака мясо.
- В смысле уперлась, - прояснил Мишель двусмысленность. - А так балдела по полной программе - глаза, понимаешь, закатила, слюни текут, мычит проникновенно и мордой тычется.
- Кайф! - простонал Куцый. - Ну, а дальше?!
- А дальше вообще всеобщий кайф! Сдоил я с нее ведро, опрокинул стаканчик и заторчал.
- Ну и какой от такого молока кайф? - выспрашивал Куцый.
- Высший! - объяснил Мишель. - Лошадиный! На сутки хватает.
- Да ну?!
- А то? Бабам - тем на двое... И так мне хорошо стало, что я все остальное молоко безвозмездно сдал в районную больницу...
Куцый взвыл:
- В дурдом надо было! Все ж наши здесь! Э-эх!.. Так все и сдал? А ломало как? Меня на днях кореш проведал, говорит, начали из шампиньонов добывать. Кайф вроде нормальный, но потом так ломает, что...
- Дурак твой кореш! - заорал Мишель. - Дурак и сволочь!
- Не ори! - шикнул Куцый. - Аминазином вмажут. И будешь петь: «Меня на бабу и домкратом не поднять...»
Цитата из отобранного плейера привела Дерибасова в глубокое уныние, он отвернул голову от Куцего и решил совместить бегство от действительности с ликвидацией хронического недосыпа.
Поняв, что аудиенция окончена, Куцый удалился делить с «Камчаткой» молоко недоенной маковой коровы.
Но с койки напротив Дерибасова уже пронизывал неподвижный взгляд.
- Ты чего? - не выдержал Дерибасов.
Ответ затянулся до обеда. Дерибасову прочли лекцию, в которой вульгаризированная индийская философия и ультраортодоксальная современная парапсихология переплелись, как две цепочки ДНК. Учение позволяло и обязывало исцелять, читать мысли, бороться за мир, самосовершенствоваться и стремиться к гармонии.
Сначала Дерибасов страдал молча, потом протестовал, потом удивился, что уже примерно догадывается о значении слов левитация, медитация, сублимитация и даже отчетливо осознает, что махатма - это не просто там гуру. Жажда нового разогнала сон, и мозг накинулся на дармовую информацию. К обеду Дерибасов уже задавал уточняющие вопросы, понимающе кивал на невразумительные ответы и один раз даже попытался продискутировать в рамках глобальной теории по частному вопросу.
Обед поставил Дерибасова на место. Подсевший к ним с Гуру Коля пускал борщевые слюни и лез к Дерибасову в тарелку за понравившимся куском. Дерибасов не выдержал и, ни на что не надеясь, заорал:
- Уберите его отсюда!!!
Тут же возникли Куцый с Уполномоченным и, преданно глядя на Дерибасова, исполнили приказание. Когда они после этого подсели к Дерибасову, испепеляя гуру ревнивыми взглядами, из далекого центра города донесся могучий вой пятисот назарьинских клаксонов. Тоска Дерибасова стала волчьей.
- Война, что ли? - предположил Уполномоченный.
- Откуда? - отмахнулся Куцый. - Таксиста хоронят... Давай, работай веслами...
А Дерибасов страдал от очевидности того, что никогда назарьинцы не двинутся всем миром спасать его из психушки, тюрьмы или иного социального бедствия...
Но не одному Михаилу Дерибасову выпал тяжелый день. Многим ташлореченским начальникам в этот день их кресла казались катапультами. Особенно после того, как патрульный вертолет ГАИ засек и передал, что после короткого совещания механизированная колонна разбилась на четыре подразделения, двинувшиеся в стороны телецентра, вокзала, университетского городка и телефонной станции.
Если тюремные ворота оказались непроницаемыми не только изнутри, но и снаружи, то прочие «цели» были достигнуты. Хотя что назвать достижением цели? Ну, блокировали назарьинцы работу прокуратуры, милиции и юстиции - ни подъехать, ни уехать. Ну, разбрелись и циркулировали по учреждениям, меняя друг друга в разных кабинетах и задавая одни и те же вопросы: «Где Матвей Елисеич Дерибасов? Кто его засадил? И кто здесь командует выпусканием на свободу?» Ну, поразили всех обилием крупных напористых людей с одинаковыми фамилиями. А толку-то? Даже до Павла Константиновича не добрались.
