Иван Фомич был искренне убежден, что ничто предложенное подобным человеком привиться на реальной почве не сможет. Тем неприятнее было думать, что Савельев выплыл на атолл частного предпринимательства, встретил там своего Пятницу - Дерибасова, развел под пальмами шампиньоны, в общем, нашел себе тепленькое место и будет греть руки до неизвестно еще когда грядущего шторма.
- Савельева знаешь?! - строго спросил Иван Фомич.
- Нет, - удивился Дерибасов.
- Тогда по какой же ты технологии производишь, а?
- По официально утвержденной! - заверил Дерибасов. - Все как в официально изданной брошюре. Жена в сарайчике выращивает, а я продаю, - уловив недоброжелательный интерес, Дерибасов втягивал масштабы своей деятельности в раковину вранья.
- Это сколько ж у тебя жинок?! - заржал шофер, кивнув на вывеску: «Свежие шампиньоны - каждый день!»
- Жена у меня одна, - сухо сказал Дерибасов. - Согласно вероисповеданию. Научно-атеистическому. А вот лопаты у нее две. И работает она ими за троих...
Отвечая на неприятные вопросы, Дерибасов нарочно не отпускал товар и наконец дождался:
- Да оставьте вы продавца в покое! Люди ждут! Взвесьте мне два килограмма...
...Обратная дорога прошла у дачников в спорах о доходах четы Дерибасовых. Выходило, что даже если оба они вкалывают за троих, то получают не меньше, чем за десятерых. А если бы орудовали не лопатами, а рычагами савельевских агрегатов, то страшно подумать, к каким это могло бы привести социальным последствиям! В то время, когда отдав всего себя, получаешь пенсию, на которую, да что там говорить!..
Короче, дачники созрели еще быстрее, чем шампиньоны. А добыть савельевские чертежи из учрежденческих архивов было несложно. Связей хватило и на изготовление опытного образца. Так к июню кооператив «Дачник» вышел из подполья, и дерибасовская весна перешла в жаркое лето...
Глава 10. Политэкономия и жизнь
- Эй ты, бывший монополист! - Флегматичный торговец свининой неторопливо шествовал мимо Дерибасовского ларька. - Меняй ценник.
- А что? - забеспокоился Мишель, зная, что Флегматик зря слов не тратит.
- Вон там, - тот ткнул пальцем в дальний угол рынка, - на полтинник дешевле.
«Настал сезон шампиньонов», - с досадой подумал Дерибасов, потому что это было некстати, хотя и очевидно. Именно сейчас растущий организм Дома жрал огромные деньги, в том числе и буквально, ибо компания за угловым столиком в ресторане росла вместе с Домом. Нужные люди ужирались уже за сдвоенным столом. Поэтому пресловутые колготки все больше нуждались в ортопедической обуви.
Вместо разнокалиберных дикорастущих шампиньонов Мишель с негодованием узрел чистеньких маленьких «гомункулусов». Узнав двух дедов, вдумчиво ласкавших каждый продаваемый грибок достаточно чистыми и мягкими для их возраста руками, Мишель расщепил стратегический запас калорий и раскалился от ярости. Он сжал кулаки и несколько раз прошелся гоголем мимо прилавка.
- И это по какой же технологии мы производим? - громко спросил Михаил Венедиктович.
В ответ деды только переглянулись.
- Никак гарем завели? Сколько же у вас жен на двоих?! А?!
- Усе наши, - отгавкнулся шофер.
- И все с лопатами, - подыграл юрист.
Мишель ощерился:
- И всеми этими лопатами вы собираетесь грести деньги на Ташлореченском рынке?!
Деды непроницаемо молчали. Мишель взял себя в руки и понял, что с такими заскорузлыми дедами надо говорить иначе:
- Слушайте сюда, папаши! Я имею сказать, что не стоит начинать заводиться, потому что придется резко заканчивать. Вы молча спрашиваете: «А что?!» Мишель Дерибасов ответит вам вслух: «Шампиньон первенства принадлежит мне!» Далее... - Дерибасов, задумался. Больше аргументов не было. Была одна ярость. Деды молчали. Очевидно, с ними надо было говорить как-то еще по-другому. Но в лингвистических арсеналах Дерибасова кроме подсыревшего псевдоодесского ничего не было. Поэтому Дерибасов вернулся к общебазарному. Он придвинулся к дедам, интимно прошипел:
- Раздавлю гнид по одному в каждом переулке одновременно! - и на прямых ногах вернулся к родному ларьку.
Говорят, что конкурирующие за территорию медведи вместо того, чтобы давить друг друга в темных таежных переулках, становятся на задние лапы и тянутся, стараясь оставить на дереве отметины от когтей как можно выше. Автор нижних отметин выбывает. Торговцы же, наоборот, смиренно ставят свои финансовые амбиции на колени и снижают цены. Автор верхних выбывает.
- Гнид надо давить! - сообщил Дерибасов Анжелике. - Сейчас с рынка увезут двух молчаливых мужчин с инфарктами! - И он снизил цену, причем не на рубль. А резко, до уровня доходов лишь немногим больше профессорского оклада.
Всосанная с молоком назарьинская вера в Елисеича убеждала, что старик не мог осуществлять процесс иначе, чем с минимально возможной в кустарных условиях себестоимостью, и всем прочим до него было ой как далеко. И по всем законам классической политэкономии пенсионеров ждало беспощадное разорение.
Но что такое законы классической политэкономии перед лицом жизни! Тем более жизни или смерти! То есть после удара экономической дубиной дела дачников оказались так плохи, что даже лозунг «победа или смерть» был бы для них компромиссом - умирать было не на что. В дело уже пошли отложенные на похороны деньги! Умирать было нельзя, но и жизни никакой не было: жены, из обычных пил, рукоятки которых дергаются случайными событиями, превратились в циркулярные, и пилили мощно и единообразно. Семьи детей, без финансовой подпитки, хирели и распадались. Ангелочки-внучата простодушно выпрашивали шоколадки и безутешно рыдали, что дедушки их больше не любят.
Так что пока Дерибасов с тупым самодовольством культуриста поигрывал экономическими мышцами, дачники решили ответить на дикарскую дубину следующим поколением оружия и, затаив по кинжалу, завернулись в плащи. Первую кинжально-плащевую операцию осуществляли наиболее технически грамотные члены кооператива «Дачник» - начальник и шофер. Еще бы, ведь речь шла о промышленном шпионаже!
Первый же гражданин Назарьино сразу раскололся и выдал местонахождение производственных мощностей противника.
Елисеич гостям обрадовался - польстило старику, что приехали ради него из областной газеты корреспондент и фотограф. С удовольствием попозировал Елисеич на фоне основных узлов шампиньонного оборудования, рассказал историю кооператива с экскурсами в историю Назарьино, но когда продемонстрировал технику в действии и обнаружил вместо восхищения угрюмое недовольство, принял его за разочарование, ужаснулся, что такие люди зря проехали такое расстояние, потеряв столько времени, и засмущался.
Последствия же елисеевской смущенности были традиционны: могучее, плохо повинующееся хозяину плечо, слегка задев, смахнуло «фотографа». Болтавшийся на его боку фотоаппарат втянуло в работающий механизм и со смачным хрустом перемололо. Чудом успевший выскользнуть из ремешка «фотограф» и не менее бледный «корреспондент» попятились, затем, мешая друг другу, взлетели по узкой подвальной лестнице и затрусили к машине. Следом, растопырив могучие длани, грозной статуей Командора топал застывший от смущения Елисеич с разводным ключом. Он отчаянно кричал:
- Стойте!!! Адрес! Сообщите адрес! Я вам аппарат привезу! Починю и привезу! Ей-богу!
Шофер проявил профессионализм - машина завелась мгновенно и рванула из Назарьино, оставив в руке огорченного Елисеича ручку от передней дверцы.
Так Иван Фомич второй раз проклял прожектера Савельева.
- Ну как эта мадам с двумя лопатами?! - юрист изнывал от любопытства.
Шофер впервые выругался в присутствии начальника.
- А где мой фотоаппарат? - продолжал юрист. - Давайте, пока сын здесь, отдам проявить.
«Разведчики» истерично захохотали.
- Надо было этому громиле твой адрес дать! Он прямо жаждал адреса и крови.
- Ага! Шоб руки выдернуть, как ей!
