Дерибасовской дудкой, как правило, оказывались гитара Александра Розенбаума или синтезатор Вилли Токарева. Для ресторанных дам танцы с плейером - это было уже слишком, а для бройлерных девиц - мало, поэтому количество дерибасовских женщин упрямо не переходило в качество, что портило позолоту новой жизни. А Дерибасов так мечтал о той, которую стоит каждый уикенд возить к Черному морю - плыть по лунной дорожке и встречать восход!

Впрочем, такая претендентка на роль жрицы Мишелева тщеславия была. Небезызвестная Наталья Сапега порой так резко перебегала дорогу перед дерибасовским носом, что Мишеля заносило до визга эротических тормозов. Однако в Назарьино Дерибасов ходил гоголем и манкировал своей законной женой Евдокией. Еще бы - ведь он строил Дом!

К весне во двор были привезены две мраморные колонны неизвестного происхождения и куча штучного известняка со всеми вытекающими строительными последствиями. На этом фоне особенно эффектно выглядела списанная из «Ночного» стойка бара, которой надлежало украсить гостиную Дома.

Этот Дом должен был стать последней точкой, завершающей долгий период разгула комплекса неполноценности. Этот особняк должен был стать каменным кулаком, который Дерибасов собирался поднести к носу Назарьино и спросить: «Что, видали?!» А потом вдарить по обильному назарьинскому столу дворцом с колоннами и взреветь, не боясь любого ответа: «Кто в доме хозяин?!»

Грустная, похудевшая, молчаливая Дуня кормила на заднем дворе очередного кабанчика, а Дерибасов швырял все новые деньги для замеса цементного пойла своему питомцу - и Дом рос! Рядом с родовым Дуниным гнездом появился портик, уверенно стоящий на четырех свиных ножках - вследствие дефицита в стране колонн, их пришлось распилить пополам.

Чуткий назарьинский фольклор протер глазки, навострил ушки, принюхался, походил вокруг колонн, поколупал их пальчиком, поискал инвентарные номера, сморщил лобик, напрягся, поскреб затылок, махнул рукой и стал терпеливо ждать, когда эту загадку решит ОБХСС, если, конечно, решит.

В общем, Дерибасов вел такую жизнь, какая ему и не снилась. А не снилась она ему потому, что Мишель почти не спал. К открытию рынка в кооператив «Деликатес» должны были поступить свежие шампиньоны. Для этого их надо было вывезти ночью от Елисеича. Если учесть, что «Ночное» работало до одиннадцати, плюс некоторые принятые последствия углового столика, то станет ясно, что до компаньона добирался Дерибасов не раньше двух ночи. Гордая Дуня делала вид, что спит, и закрывала глаза на то, что мужа Михаила это не волнует.

Отсыпался Мишель урывками - немного ночью, немного днем, немного перед ужином. И чем больше соленого пота оставалось на его рубашках, тем слаще казалась жизнь Михаилу Дерибасову, что, как ни крути, убеждает в незаурядности этой натуры.

А Иван Фомич Калюжный, наоборот, был достаточно зауряден, хотя ему и хватало ума прикидываться еще зауряднее. Монотонно возвысившись до начальника управления, он тихой сапой дотянул до персональной пенсии, недвусмысленно предложенной ему прямо в день шестидесятилетия. Так что был он еще полон сил, которые рьяно закапывал в землю заблаговременно приобретенного дачного участка. Вообще, если и поминали добром Ивана Фомича бывшие сотрудники, то только за организацию дачного кооператива.

Вместе с начальником управления, по примеру древнеиндийских жен, вышел на пенсию его шофер и сосед по даче Василь Петрович Нечипуренко. И в общем-то ничего не потерял - через несколько месяцев управление было реорганизовано коренным образом, то есть под самый корень. Так вышел в тираж заслуженного отдыха и другой калюжновский сосед по даче - юрисконсульт Леонид Афанасьевич Пантелеев.

Так как двум последним льстило общество бывшего начальника, а первый испытывал в их присутствии привычный психологический комфорт, то близость дач быстро перешла в близость душ.

Как-то в канун восьмого марта было замечательно теплое утро. По такому случаю все три дачника вышли на самостоятельную закупку продуктов. Шли они этак и поглядывали, что новенького прибавилось на рынке за год. Новеньким был ларек кооператива «Деликатес», одуряющий ароматом жареных грибов.

- Какая прелестная девушка! - раззадоренный весенним солнцем юрисконсульт узрел Наталью Сапегу, забежавшую перед лекцией съесть на халяву дюжину-другую шампиньончиков. И зря Анжелика смотрела так неприветливо на бесстыжую горожанку. Разве не перевела Наталья для них кучу рецептов блюд из шампиньонов? Разве не окупились сторицей затраты на перевод и размножение? Разве до сих пор не вручают они каждому покупателю по листовке? Да и не устает же повторять Мишель, что она приносит удачу! И если Дерибасов был в апогее коммерческого успеха, то Наталья Сапега в то утро была в перигее своей орбиты вокруг Дерибасова. За последние месяцы эта орбита, вопреки закону Кеплера, не сократилась ни на миллиметр, хотя число оборотов несколько увеличилось, отчего в Мишеле, без всякого выпрямителя, генерировался постоянный ток переменного успеха, и свет неудовлетворенности в глазах не гас.

- Динама! - вздыхал Дерибасов, едва Наталья удалялась на достаточное расстояние от перигея в своем неотвратимом движении к апогею студенческого общежития. И в этой дальней точке орбиты Дерибасов бывал спародирован и осмеян.

- Кожа да кости, - буркнул шофер. - Вон за прилавком - это дивчина.

Оказавшись в привычной роли арбитра, Иван Фомич двинулся к прилавку. В итоге перед каждым оказалась тарелочка грибков в сметане. Так что, хотя путь к сердцу мужчины лежит через желудок, но и путь к желудку может лежать через сердце.

Махнув рукой на любовно лелеемые гастриты, колиты, гепатиты и холециститы, дачники смаковали запретный плод и постепенно начали ощущать себя не просто соседями, но сообщниками, героями и лихими раскованными ребятами, плюющими с высокой колокольни на запреты врачей и диеты жен.

- Ну, как твоя печенка? - добродушно спросил Иван Фомич. - Молчит?

- Нема, как рыба, - бодро доложил шофер. - Будто ее самой нема!

- Да шампиньон, если на то пошло, самый полезный гриб! Один белок. Больше, чем в мясе. И микроэлементы, - подсветил фон беседы юрисконсульт - человек обычно незаметный даже под микроскопом предвзятого внимания, словно неокрашенная бактерия с коэффициентом преломления таким же, как у воды, которую он лил квантум сатис[2].

- Небось, дюже целебный? - предположил шофер.

- Эй, кооператор! - крикнул Иван Фомич. - У тебя грибы целебные?

Дерибасов вздрогнул, внимательно оглядел Ивана Фомича, спинным мозгом почуял спецконтингент и забеспокоился.

- Нет! - быстро сказал он. - Да нет, что вы, товарищи! Какие там целебные... Самые нормальные шампиньоны. С полным соблюдением технологии!

Шофер скривился:

- Технология грибов! Ишь ты! Этак и дитев начнем по технологии делать. Нет шоб встать до зари, набрать пару кузовков. А он их, ты глянь, в коровнике из дерьма растит. И деньги гребет. Технолог лапчатый!

- Уж не Савельевская ли команда? - кивнул юрисконсульт на ларек.

Об этом же подумал Иван Фомич. Тем не менее не смог не поморщиться, услышав фамилию склочного изобретателя, когда-то атаковавшего все инстанции своими прожектами по промышленному выращиванию шампиньонов и требованиями открыть шампиньонный цех. Савельев махал каракулями каких-то расчетов, рвал рубаху, бил себя в грудь и божился, что уже через полгода все затраты окупятся.

И чуть было не поддался Иван Фомич этой его истовости, даже дал согласие на соавторство, но вконец ошалевший от творческого экстаза Савельев не оценил, на какой риск идет Иван Фомич, ввязываясь в лихорадочные хлопоты по выбиванию средств, фондов, кадров, утверждению документации, увязыванию, согласованию, в общем, по переведению одного из рукавов тихой управленческой реки в новое бурное русло.

На хамский отказ Иван Фомич даже не обиделся - просто не стоило связываться с человеком, настолько оторвавшимся от реальной почвы. Ну а с хорошим юрисконсультом избавиться от ненужного сотрудника всегда можно. И никто не виноват, что Савельев после того, как его выкинули за борт, с тупым упрямством цеплялся за обшивку, заставляя незлых в общем-то людей бить его по голове веслом.