С многозначительной улыбкой он кивнул Реджи и вышел из комнаты.

Реджи плотно закрыл дверь, воспользовавшись моментом, чтобы справиться со своим характером. Он даже не предполагал, что им обладает, во всяком случае, не такого типа, не такой силы. Обуздать его, снова взять себя в руки было непростой задачей.

Повернувшись, Реджи увидел, что Энн все еще, сжимая руки, смотрит на него. Он действительно больше ничего вокруг не видел. И шагнул к ней.

– Кажется, я говорил вам, что не нужно пытаться выяснять это дело с Томасом?

Голос Реджи был ровным, даже спокойным, но Энн вздернула подбородок.

– Это было необходимо.

– Нет, не было. – Кажется, узда, которой он связал свой нрав, все больше перетирается. – Как вы только что узнали, Хью пытался связаться с Томасом, и вряд ли по другому поводу. Ни Томас, ни Хью не станут откладывать это дело. Бенджамин теперь в полной безопасности.

Реджи шагнул ближе, вдруг проявившийся характер придал последнему слову такую выразительность, что Энн вздрогнула.

Распахнув глаза, она отступила назад, будто наконец поняла, что ей не так повезло, как Бенджамину.

– Я… – Она подняла глаза, заморгала, потом выпрямилась и с вызовом встретила его пристальный взгляд. – С какой стати вы взялись оберегать меня в этом деле…

– Скажите спасибо, что я это делаю. – Реджи шагнул вперед, и она снова отступила.

Наткнувшись на стол, Энн, не глядя, обошла его.

– Это смешно. Никто не назначал вас ответственным…

– Я сам это сделал!

Реджи снова двинулся вперед, казалось, от него исходила агрессия – не та, типично мужская агрессия, которую Энн с ранних лет наблюдала у своих братьев, но что-то прекрасное и бесконечно опасное. Она не могла удержаться и продолжала отступать.

– Но ведь ничего не случилось! Все в полном порядке…

– Нет, не в порядке.

Отступая, Энн не спускала с него глаз.

– Томас теперь знает, и Хью не забыл, так что…

– Что касается Бенджи, то все прекрасно.

Сердито бросив последнее слово, Реджи снова двинулся вперед, и Энн уперлась спиной в стену. Она не осмеливалась моргнуть. Он должен был видеть это и все же сделал еще шаг. Намеренно приблизившись, не оставляя возможности вздохнуть.

Энн ожидала, что ее охватит паника, но не страх мучил ее. Она никогда не испытывала подобного волнения, возбуждения, ожидания…

Он не сводил с нее яростного, помрачневшего взгляда.

– Однако в отношении Реджи, – понизив голос, произнес он, – ничего похожего не наблюдается.

Он уперся руками в стену так, что голова Энн оказалась между его ладонями, и наклонился еще ближе. Он был совсем рядом. Искушение посмотреть на его рот и облизнуть собственные губы нарастало.

Энн старалась выдержать его пристальный взгляд. Переведя дух, она спросила:

– Почему вы так рассердились?

И что-то дрогнуло в глазах Реджи.

– Будь я проклят, если знаю. – С этими словами Реджи нагнул голову, и его губы коснулись ее рта.

Решительно и твердо. И все-таки его вел не гнев, Энн поняла это в первый же миг. Другие страсти властвовали над ним; она вздрогнула, не в силах сопротивляться от восхищения.

Реджи, казалось, почувствовал ее скрытое одобрение, его твердые губы стали требовательными, и Энн со вздохом сдалась, приоткрыв рот.

Его язык скользнул внутрь, медленно, глубоко. Исследуя, опаляя, возбуждая.

Ее целовали прежде, но никогда – так, никогда ни один мужчина не желал ее с явной, необузданной страстью, настолько лишенной хитрости, что она казалась почти невинной.

И невероятно мощной.

Руки Энн, словно по собственной воле, поднялись и легли ему на грудь. Его сердце тяжело билось под ее ладонью. Поцеловав его в ответ, Энн почувствовала, как перехватило у него дыхание, как поднялась его грудь при вздохе, и он снова припал к ее рту.

Энн с радостью подставила ему губы, обвила руками шею и, приподнявшись, отстранилась от стены. Он легко выпрямился, провел руками по ее ладной фигуре и решительно привлек ее к себе.

Опьяняющий жар, разливавшийся от его губ, от его тела, захлестывал ее. Энн хотелось придвинуться еще теснее, она определенно желала большего.

Реджи на мгновение отодвинулся, с явной неохотой оторвавшись от ее губ. Она подняла вдруг отяжелевшие веки и встретилась с ним взглядом. Оба часто дышали, обоих обдавало жаром, обоих снедало нечто новое, что Энн, заглянув в глаза Реджи, назвала обоюдным желанием. В душе она изумлялась этому, изнемогая от жажды. Что касается ее тела, оно дрожало от вожделения, которого Энн прежде не испытывала.

Должно быть, ее решимость отразилась у нее на лице. Черты Реджи были непроницаемы, но в глазах вспыхнуло нараставшее желание. Он опустил голову, его губы были всего лишь в дюйме от ее рта, когда Реджи заколебался. Уловив момент, Энн приняла решение. Сжав руки и подняв голову, она решила их судьбу.

Когда их губы слились, Реджи сильнее притянул ее к себе, и она отдавала себя без остатка, искушая его.

Реджи понял, что он первый мужчина, которого Энн так желает, первый, которому она позволила зайти так далеко. От этого все у него внутри пело, разжигая желание, которое уже далеко превзошло весь его предыдущий опыт.

Он хотел ее прямо здесь и сейчас, и это было нечто гораздо большее, чем просто вожделение, чем физическое влечение. И от того, что Энн, мягкая, податливая, стройная, трепетала в его руках, пульс его зачастил. Голова восхитительно кружилась, тело болело от жажды, становившейся все более мощной.

Не прерывая поцелуя, он поднял Энн на руки и понес к дивану. Когда Томас вышел, Реджи запер за ним дверь, скорее инстинктивно, чем умышленно. И слава Богу. Он не думал, что отпустит Энн теперь, зайдя так далеко. Ее вкус был словно дурман, к которому он стремился каждым вздохом, каждым поцелуем.

Положив Энн на диван, Реджи сел рядом и склонился над ней. Она бормотала что-то ободряющее, выгибаясь ему навстречу, охваченная той же одержимостью, что и он. Он положил руку ей на грудь, прижимая к дивану, и Энн мгновенно застыла. Не от страха – от сосредоточенности, Реджи почувствовал это в поцелуе, во внимании, с которым Энн следила за каждым движением его пальцев, когда он исследовал нежную плоть, пока она не отвердела.

Она быстро захотела большего, когда Реджи открыл ее грудь. Энн вздохнула от удовольствия, потом задохнулась, когда он положил руку на мягкий холмик. Пик уже напрягся, но Реджи поглаживал его, заставляя отвердеть еще сильнее, до болезненности, пока с ее губ не слетела мольба о том – он прекрасно это сознавал, – о чем она не имела понятия.

Именно это заставило его отодвинуться, провело черту, которую честь не позволила ему переступить.

Кровь стучала у него в висках, когда он оторвался от ее губ и поднял голову. Его рука все еще властно лежала на ее груди, большой палец кружил вокруг тугого соска.

Момент прошел, прежде чем Энн судорожно вздохнула, открыла глаза и посмотрела на Реджи.

В ее пристальном взгляде не было колебаний, только буря страстей, зеркальное отражение его собственных эмоций. Она глубоко вздохнула, ее грудь поднялась, сильнее прижимаясь к его ладони. Энн потупилась, потом снова посмотрела ему в глаза. Подняв брови, она вопросительно наклонила голову.

Выражение его лица оставалось непроницаемым. Реджи точно знал, о чем она спрашивает и что предлагает: в ее глазах не было притворства.

Ему стало трудно дышать.

– Пока нет.

Не спуская с нее глаз, он наклонился и коснулся губами ее груди, нежно поцеловав болезненно напрягшийся пик.

Он почувствовал, как по ней прошла дрожь, как отвердело его тело, и знал, что она тоже это чувствует.

Их взгляды встретились, потом Энн с тихим вздохом опустила веки.

В этом вопросе они прекрасно понимали друг друга.

«Будь я проклят, если знаю».

Он, конечно, солгал. Он прекрасно знал. Знал даже тогда.

Похоже, он действительно проклят.