— Мисс Нелл, — начал я на пробу.

— Меня зовут не Нелл, — ответил она, — Меня пока зовут Ophel.

— Пока?

— Да. Я еще не больше чем Ophel. 5000 лет назад меня вообще звали просто L. 4000 лет назад уже Еl. 3000 лет назад Неl. 2000 лет назад — Phel. А сегодня — Офел… Вы не понимаете?.. α — Любовь, El — семитское «сиятельная», Hel — по-норвежски Богиня, Phel галльское — носительница Ярости… Ophel — покаянная жертва, шекспировская Офелия.

— А как будут вас звать потом? — очень возбужденно спросил я.

— Еще не знаю. Это решает высшая власть, я хотела сказать: дающие имена, называющие нас силы. Которые дополняют и изменяют мои адские имена… На Ахит-Офель, Рахит-Офель или Мефист-Офель… а может быть, также и на Картофель.

Она сдержала смех. Она, очевидно, смеялась надо мной и бессовестно врала. И странно, смех своей вибрацией делал ее все более различимой. И внезапно ко мне пришло озарение. Она же была той, которую я искал, моею Джокондой, которую я знал давным-давно, с самой парижской юности, когда мы оба заслужили ад… Теперь дьяволица Долорес… а я… у меня же еще даже не было адского имени.

Однако я непроизвольно начал писать рассказ. Я, естествоиспытатель! Пришло время заканчивать.

Тысяча приветов от вашего старого Жюля Верна.

Только что я вернулся из кабинета Его Дьявольства. Меня внесли разрезанного на семь раз по семь частей, которые, однако, удивительно хорошо соединились друг с другом. Было, конечно, очень любопытно посмотреть на знаменитого Люцифера. Я разочарован. На нем какой-то налет безразличия. Он сильно постарел, многие участки его тела уже полысели, а рога сильно затупились. Он носит синие очки, потому что больше не может смотреть на огонь. Меня нервировало то. что он попеременно проводил языком то по правому, то по левому уху. Его анатомия позволяет это. Время от времени он потирал живот и цокая. Так и знал! Когда я подавал ему свой договор, он непрерывно бегал по помещению и махал хвостом, как мухоловкой. Здесь была масса мух. Я сделал ему предложение поднять адское оборудование на уровень новейшей науки. Не было даже никакого кадастра. Ему было также предложено ввести радиевые нагреватели: вечно продолжающийся нагрев, высокая экономичность. Как это примитивно — ставить миллион душ на обыкновенные сковородки! (Здесь не было даже термофоров). И при каждом использовании снова нагревать их! Он зевнул. Он не имел никакого представления о новой физике. Он держал подземелье для этих душ. Думаю, он мог бы изготовить полоний из душ поляков. А он все еще бил мух. Одна из них села прямо на мой нос. Шлеп! Тяжелая кисть его хвоста ударила в середину моего лица с такой силою, что я упал без сознания… Меня посадили за стол, но я почти ни к чему не прикоснулся. Во-первых: все это ели, когда оно кипело. А потом я еще не привык к пюре из душ, телам белых тиранов и жареным отцеубийцам. Одно блюдо было похоже на кольца засахаренных мозолей, но это, кажется, было что-то, сделанное из распутных женщин. Я съел только немного горяче-холодного блюда пофинансистски, но потом узнал, что это был сам финансист — горяче-холодный. Позже я извинился перед господами, которых я откушал.

После стола с мингером Ван Свинденом я совершил экскурсию в центр ада. Чудовищное шарообразное пустое помещение, наполненное светом пламени всех чувств. Частично белого, частично красного. Везде мерцающие вспышки факелов. Русские домовые играли в футбол нитроглицериновыми бомбами. Ван Свинден с триумфом показал мне, как бедные души от мучений лезут на стену: миллионы и миллиарды, а потом снова падают в огонь. Эта непрерывно накатывающаяся волна так сотрясает стены Земли, что вертит весь земной шар. В этом и заключается причина вращения Земли вокруг своей оси. Об этом писал, когда еще жил на поверхности Земли, Великий согреватель земного шара. Разгадыватель ада и вращатель земной оси. Еще раз пока.

Ж.В.

(Перевод с нем. В. Полуэктов)

Письмо покойного писателя своему издателю.

ДОМ ЛАЗУРЬ, по ту сторону дней и лет.

Дорогой друг, наконец-то я собрался выполнить свое обещание и сообщить вам о моем теперешнем местопребывании. Это будет немного, потому что я сам знаю еще слишком мало. Я должен подходить постепенно. Я должен медленно… как будто только что вернулся… привыкать к вещам… втягиваться в них… словно вписываться в них. Хотя я в последнее мгновение все еще был связан несколькими узлами в полотнище моего савана, но теперь больше уже не знал, что означают эти узлы. Я, должно быть, тогда был очень растерян. Я помнил только, что Чувствую большое неудобство во время своего полета через Вселенную, видя Землю, которая становилась все меньше и меньше. И я был так наивен, что судорожно цеплялся за свое видение мира. И, несмотря, на это, я неудержимо терял его. Я мчался под Млечным Путем, который, должно быть, был настоящим мостом «Откуда и Куда». Так логарифмически можно здесь выразиться, если здесь вообще можно говорить. Потому что настоящий местный язык здесь — молчание. Ни вопросов, ни ответов. Все идет само собой…

Святой Петр, кажется, был сказкой. Но я слишком много болтаю об этом. Может быть, я просто его не увидел, потому что в течение целой недели был слеп. Хотя был оснащен своим собственным «Больше света» и мне в гроб положили черные очки. Как, однако, человек близорук в своей проницательности! Мне в конце концов дали очки, стекла которых состояли из десятидюймовых маленьких броневых пластинок из ковкой стали. Только тогда я смог различить главные детали. За сотню лет я, должно быть, привык к тому, что перешел на пенсне с дощечкой из тикового дерева. А тем временем я мог видеть только святое сияние, исходящее от персон, которые мне встречались, и так слепившее меня, что я не видел их лиц. Были это святые?.. Или ангелы? Когда я с ними заговаривал, они только описывали вокруг меня эллипсы, словно настоящие небесные тела, которые тоже были ангелами. От этого у меня сначала немного кружилась голова.

При моей любознательности, которую вы хорошо знаете, небеса представляли для меня большую привлекательность, потому что я надеялся разрешить здесь все загадки природы, которые я романизировал на Земле — написал о некоторых из них романы. Я испытывал неутолимую жажду знаний, поэтому я обрушил поток вопросов на первое же существо, которое я встретил. Какова природа, эфира? Каково решение квадратуры круга? Существует ли вечный двигатель? На Северном полюсе суша или вода? И так далее… Я даже не заметил, что я всего лишь рогатый жук для сверхразумных и по сравнению со мной всезнающих существ. Наш разговор, должно быть, выглядел очень смешно, потому что я слышал смешки поблизости от себя. Неужели здесь тоже смеялись? Я вздохнул. Это были два господина, настоящего, земного смеха которых здесь давно уже не было слышно. Я посмотрел на них, они показались мне удивительно знакомыми.

— Вы не узнаете меня, мистер Верн? — весьма оскорбительным тоном спросил один из них. — Меня зовут Капитан Немо.

— Капитан Гаттерас, — с поклоном представился другой.

— Как? — совершенно захваченный врасплох, воскликнул я. Разве вы не герои, которых выдумал я?

— Не существует никаких выдумок, — улыбнувшись, сказал Капитан Немо. — Человек может представлять собой только то, что уже существует вне его мозга. Я и мой друг Гаттерас старше вас и уже действовали в других романах, когда вы в своей банке с сардинами, полной фантазии, сочиняли самый первый из них.

Я был немало поражен. Но эта встреча имела для меня большое практическое значение, потому что сейчас у меня было двое надежных провожатых, наставников и почитателей. Моей же первой задачей было довольно быстро привыкнуть к почитанию или поколению. Вы бы сказали: акклиматизироваться. К сожалению, мой рот закрывает рука. Я не могу убрать ее, как бы мне хотелось, иначе я могу немного приоткрыть вам глаза. Так что удовлетворитесь некоторыми намеками. Подумайте о том, что мои друзья были почти всезнающими.