Потом он плавал капитаном по Черному и Средиземному морям. Он возил керосин из Батума на пароходе «Султан», потрепаном, как башмак бродяги.
Как раз, когда такая работа начала ему надоедать, случилось нечто, решившее судьбу молодого моряка по-новому.
Хозяин «Султана», турок, не без умысла доверил свою дряхлую посудину новоиспеченному штурману. Ему нужны были деньги, он хотел получить их в виде страховой премии за свой пароход, который годен был только на слом. Выл испытанный способ, оставалось лишь найти сговорчивого капитана. Седов, изголодавшийся в ожидании работы, казался турку подходящим для его целей. Однажды в море хозяин сказал прямо:
– Если посадите судно на камни, – получите десять процентов страховки.
Седов подумал, что хозяин шутит. Но тот достал из бумажника приготовленный вексель и помахал им перед носом капитана.
– «Султан» идет в Новороссийск, – сказал Седов и ушел в свою каюту.
Ночью хозяин пришел на мостик.
– Вы карту хорошо знаете, – сказал он, – кажется, это здесь.
Действительно судно проходило в эти минуты вблизи от подводных камней.
– Мы идем в Новороссийск, – ваш приказ, – отвечал Седов.
Турок снова зашептал так, чтобы рулевой не услышал, о страховой премии.
– Я сказал: на камни судно не поведу! – рявкнул Седов.
Хозяин скатился с мостика и больше уже не являлся.
Но зато в Новороссийске Седов получил расчет. Через месяц он прочитал в газете, что «Султан» сгорел, команда вся спаслась, а хозяину выдали страховые {5}.
В это время он готовился к новому решительному шагу, почти столь же значительному в его жизни, как бегство из дому. У него был план. Он не хотел возить керосин или соль по проторенным морским дорогам, и ему Не нравилась зависимость от торгашей-судовладельцев. У него были уже опыт и знания для того, чтобы понять, как далека действительность от его юношеских мечтаний о морокой жизни. Теперь он наметил для себя новую цель. «В этом мое призвание», сказал он себе, и, долго не колеблясь, начал работать, осуществляя задуманное.
Прежде всего он поехал в Севастополь. Явившись к военно-морскому начальству, записался добровольно или, как тогда говорили, – охотником в военный флот. Его зачислили в учебную команду. Диплом мореходного училища был принят во внимание. Седов был назначен на учебное судно «Березань» в качестве штурмана. Через полтора месяца он одолел первую часть своей программы: сдал экзамен на прапорщика запаса флота.
Немедленно после этого он отправился в Петербург. Впереди было самое трудное препятствие. Он хотел сдать экстерном экзамен за морской корпус, чтобы получить чин поручика. Для этого нужны были знания, намного превышавшие те, что он успел приобрести в приходской школе и в мореходном училище. Морокой корпус оканчивали его сверстники, с детства обучавшиеся у десятков учителей; они никогда не чинили сетей, не таскали мешков, не голодали, не тянули матросскую лямку на грузовых пароходах. Впервые ему предстояло встретиться и соревноваться с людьми этой породы, и он не хотел поражения.
Но даже самых больших знаний не было достаточно, если в паспорте у человека было записано: мещанин. Чин поручика – первый офицерский чин – мог быть получен лишь дворянином.
Как случилось, что Седова допустили к экзамену, – почти необъяснимо. Должно быть, помогла протекция, которую Седов нашел, кажется, через одного своего товарища по мореходному училищу, жившего в то время в Петербурге.
В октябре 1901 года он блестяще сдал экзамен за курс морского корпуса и 22-го числа того же месяца был произведен в поручики запаса флота по морской части.{6} Для полного завершения плана Седову оставалось сделать еще лишь один шаг. Но для этого потребовалось ровно полгода – шесты зимних месяцев в чужом неприветливом Петербурге, без работы, без денег, в полном одиночестве. Чиновники канцелярий морского министерства имели возможность за эту зиму изучить во всех подробностях внешность настойчивого просителя, молодого человека в штатском, желающего служить по гидрографии.
22 апреля 1902 года поручик запаса флота Седов был «определен в службу с зачислением по адмиралтейству». Свершилось: он стал кадровым офицером, вошел в эту касту и будет носить кортик по будням, а по праздникам – палаш. Он наденет мундир с погонами, и матросы будут величать его: «ваше благородие», имея в виду его происхождение от благородных родителей. Батрак, рыбацкий сын и матрос – отныне он дворянин и находится на первой ступени офицерской иерархии. Но в этом ли была его главная цель?
Через три дня после зачисления «в службу» он уехал из Петербурга. В Архангельске бункеровалось судно «Пахтусов», и там ждали поручика Седова – помощника начальника гидрографической экспедиции.
Началась работа, которая была его призванием, целью его жизни.
На западе – перед государственной столицей, на востоке – вдоль полупустынных лесистых и тундровых земель сибирских окраин, на юге – по обе стороны Кавказского хребта и, наконец, на севере – от Мурмана до Чукотки – от норвежской границы до северо американской – всюду Россия омыта морями и океанами. Нет другой страны с водной границей такого протяжения. Балтийское море, Черное и Каспийское, Тихий океан с Беринговым, Камчатским, Охотским и Японским морями, Северный Ледовитый – с Баренцевым, Белым, Карским, Лаптевых и Восточно-Сибирским морями делают Россию великой морокой страной.
Памятник исследователю Новой Земли П. К. Пахтусову (1799–1835) в Кронштадте.
Седов хотел участвовать в работе, которую начали по собственному почину новгородские ушкуйники в XI веке на Севере и казацкие ватаги в XVII веке на Востоке, а продолжили поколения моряков-гидрографов, – первыми из них были геодезисты, обученные самим Петром. Но этот труд, кропотливый и опасный, требующий от человека и умения быть точным, и умения быть храбрым, требующий и методической постепенности, и творческого дерзновения, – этот труд, казалось, был только начат. Лениво и нехотя отзывалось царское правительство на естественное стремление русских людей к изучению и освоению морских пространств. После Великой северной экспедиции, осуществленной по гениальному замыслу Петра, когда, как писал в прошлом веке историк, «дух великого Петра еще жил с нами, его начертания были свежи в памяти, им образованное поколение было готово действовать», – после этой необыкновенной по масштабу экспедиции, правительство никогда и не пыталось повторить что-либо подобное для изучения русских морей. Одним удавалось склонить высокое начальство к поддержке, другие обходились без нее, а третьим царские чиновники попросту мешали. Но все же – от Ломоносова, чей проект Северного морского пути пытался осуществить Чичагов {7}, до Макарова {8}, построившего великолепный ледокольный корабль «Ермак» для исследования Ледовитого океана и писавшего с сарказмом, что «торосы победимы; непобедимо лишь людское суеверие…», – протянулся длинный ряд имен русских путешественников, посвятивших жизнь исследованию морей и берегов России.
Работа гидрографа прельстила Седова, – здесь он надеялся найти и выход для своей энергии, а главное – непрерывную смену обстановки, условий и задач. Кто знает, какие дерзкие замыслы и мечтания бродили в его сознании уже тогда, когда он тащился в медленном и грязном поезде из Петербурга в Архангельск, где ждали на гидрографическом судне «Пахтусов» помощника начальника экспедиции. Во всяком случае, он мог быть доволен собою: план выполнен наперекjр всем преградам…
