Покупая зерно у Шиги, Игмилсин спросил, скоро ли будет у него в продаже ячмень нового урожая и каков урожай у Хайбани.

– Настолько хорош урожай, такое полноценное зерно, что я не утерпел и отдал ему вперед две мины серебра, – отвечал Шига. Он сказал и вдруг почувствовал, что тревожно у него на сердце.

– У тебя было столько серебра в сундучке? – удивился Игмилсин, зная бедность своего соседа. Ведь Абуни был старшим, а за ним еще шестеро малышей – три девочки и три мальчика. Не легко всех прокормить. Игмилсин удивлялся тому, что бедный Шига все же умудрялся платить за сына в «доме табличек».

– Пусто у меня в сундуке, – сказал с горечью Шига. – Не подумай, что я стал богаче. Я занял деньги у Эйянацира. А когда продам зерно нового урожая да еще получу от должников за зерно прошлого урожая, тогда и расплачусь. На этот раз у меня оказалось много должников. Ювелир, горшечник, хлебопек и оружейник – все задолжали, не спешат расплатиться. Однако они не получат зерно нового урожая, пока не вернут мне свои долги. Вот и расплачусь с Эйянациром. Я не люблю брать у него займов, он жаден и требует непомерного вознаграждения.

– Будто я не знаю Эйянацира, – усмехнулся Игмилсин. – Весь Ур знает его умение копить и наживать добро. Но вот удивительно. Его жена, имея полное обеспечение и рабынь для услуг, не стала сидеть без дела. Она открыла ткацкую. Все ее рабыни, служанки и дочери сидят за пряжей, расчесывают шерсть, прядут, ткут и вышивают. Даже научились делать бахрому, а это дает им большую прибыль.

– Боги дали Эйянациру великое умение делать полезные вещи, – сказал Шига, – вот он и копит богатство. Ведь он один на весь Ур научился превращать медь в слитки бронзы, а бронза нужна для главного военачальника, у него есть искусные мастера делать оружие. Рим-Син никого не боится, он знает, что оружие у него прекрасное. И все это Эйянацир.

Шига вздохнул, снова подумал о своей оплошности, что не надо было отдавать деньги вперед за зерно. Не надо было брать в долг у богатого Эйянацира.

Абуни был старшим и самым любимым в семье. Первенец был всегда здоровым и смышленым. Его мать, Нурамтум, часто вспоминала, как легко было с ним, когда он был маленьким. Никаких хлопот. Даже редко плакал. А теперь, когда у нее еще шестеро, хлопот хватает на все дни и даже ночи. Сколько надо циновок сплести для спанья! Сколько зерна перемолоть в своей ступе, чтобы всех накормить ячменной похлебкой, сколько надо перетащить охапок тростника, чтобы разжечь очаг и приготовить пищу для большой семьи. Сейчас их семеро, а могло быть и десятеро. Богиня Нинхурсаг – великая богиня-мать – забрала троих.

Шига застал сына у хлева, где была свалена глина. Абуни старательно лепил таблички на завтрашний день. После долгих дней скорби, когда весь Ур был погружен в траур, настало время заниматься своими делами. Завтра предстояло идти в «дом табличек» и, сидя рядом с Сингамилем, внимательно слушать уммиа, аккуратно писать на табличке и все запоминать. Они условились учиться хорошо, чтобы суметь прочесть множество строк старинного сказания. Они еще не знали, удастся ли им раздобыть таблички, где записана история Гильгамеша. Но Сингамиль уверял, что уговорит отца принести домой эти прекрасные таблички, разумеется, в награду за похвалы учителя. А дождаться этих похвал очень трудно.

– Старайся, Абуни, – сказал Шига. – Напиши домашнее задание, потом будет некогда, получим зерно и настанет горячая пора развозить его по домам наших покупателей. Настанет время собрать долги и расплачиваться с Эйянациром. А сейчас не задерживайся, ступай к царскому вознице, узнай, куда девался наш ослик. Натворил ты глупостей, теперь расхлебывай. Чтобы сегодня же ослик был в этом хлеву! Я-то думал, что учение прибавит тебе ума, но этого не случилось. И как ты мог сотворить такое – примазался к царским возницам со своим белым осликом да еще захотел посмотреть сокровища усыпальницы. Как вспомню твои проделки, так волосы дыбом поднимаются! Теперь я вижу, что мой Абуни дурак дураком!

– Я не один задумал это, мы вместе с Сингамилем хотели пробраться в царскую усыпальницу. Мы хотели все увидеть и тебе рассказать. У меня вся спина в побоях, за что?

– Ах, ты не знаешь, за что получил побои? Ты, видно, ничего не понимаешь и не видишь. Тебе бы ходить за плугом и мотыжить землю нашего маленького поля. Я его продал, а все, что получил за него, тратил на «дом табличек». Много ли ты знаешь бедных мальчиков, которые учатся в «доме табличек»? Только богатым туда дорога. Тебе бы таскать тростник для очага, а ты сидишь там с табличками да еще ленишься, а мать надрывается, таскает сухие стебли, сама ходит в колючие заросли. Ступай, сейчас же приведи нашего ослика!

Абуни слушал отца молча, не подымая головы, старательно вымешивая глину. Он страшился расспросов отца. Он не знал, как ему ответить.

– Ты что молчишь, бездельник! Или снова досталось тебе от «владеющего хлыстом» в «доме табличек»? Разве сегодня учились?

– Сегодня меня не били. Уммиа отпустил нас. А потом было плохо…

– Что значит «плохо»? Где плохо? Отвечай, пока не получил тумака!

– Когда мы шли из «дома табличек», я попросил Сингамиля вместе со мной пойти к царскому вознице, который вел упряжку с белым быком. Мой ослик шел рядом, когда он вез дары в усыпальницу. Мы пошли, я хотел узнать, куда девался мой белый ослик?

– И что же ты узнал?

– Страшное узнал! Плачет жена возницы, плачут малые дети. Не вернулся домой возница. Остался в могиле возница.

– Как так остался? Глупости говоришь, дурачина!

– Жена возницы все узнала. Она обошла дома служанок и воинов, которые проводили в последний путь Нин-даду. Она обошла дома всех возчиков, которые вместе с ее мужем удостоились чести везти священные дары. Никто из них не вернулся домой. Остались в могиле рабыни, остались юные жрицы. Все, кто спустился в глубокую яму, где стоял котел с поминальным напитком. Как ты думаешь, отец, их живыми закопали? Почему они не вернулись?

– Ты лучше подумай о том, что и сам мог остаться с ними, глупая, дурная голова! Ты мог погибнуть, а вместе с тобой могли погибнуть все мои надежды. Я учил тебя, чтобы вырастить достойного человека, знатного и богатого, а ты полез в могилу…

– Хорошо, что ты успел меня вытащить из толпы. – Абуни улыбался, и это вывело из терпения Шигу.

– Получай за все: за ослика, за твои выдумки, за все…

Он стал его колотить с такой силой, что крики Абуни разнеслись по всей улице. Нурамтум не смела вмешиваться в дела мужчин, но слезы душили ее, страх мучил бедную женщину. Она подслушивала разговор мужчин и была в ужасе от того, что узнала.

– Ты мог уйти в страну, откуда нет возврата, понимаешь ли ты это? – кричал Шига.

Сбежались соседи, стали расспрашивать, и все с удивлением узнали о гибели многих людей, которых жрецы завлекли в царскую усыпальницу и напоили ядовитым зельем.

– Запомни на всю жизнь, – кричал Шига, – там, где власть царей, там, где власть жрецов, там – великие тайны! Не лезь туда, где тебе не положено быть. Тебя сберегла наша добрая богиня. Я никогда ее не называю по имени, но всегда чту и приношу ей дары. Вот она и сберегла тебя, Абуни.

Шига устал от криков и от воплей сына. Его остановил возглас гончара: «Убьет мальчишку!» Шига и сам подумал, что может забить до смерти своего Абуни. Он оставил его в хлеву и пошел в дом, чтобы попросить у доброй богини благополучия, поблагодарить за спасение сына, за то, что Абуни уцелел, а погиб только ослик. Но как жалко молодых женщин, воинов и возчиков! Как жестоки боги!

Нурамтум, обливаясь слезами, обмывала раны Абуни, утешала его и поила молоком.

– Ты будешь здоровым, сынок, ты будешь счастливым, – говорила она тихо, чтобы не услышал Шига. Она знала, что сейчас ее забота о сыне может рассердить мужа. – Мальчику одиннадцать лет, скоро будет двенадцать. Он еще мало жил на свете, откуда ему знать, что хорошо, что плохо? – шептала Нурамтум. – Не плачь, сынок.