Более того, информацией о происходящих событиях стали интенсивно обмениваться дипломаты ряда стран. Так, уже 11 июня произошла встреча английского представителя с посланником Швеции в Хельсинки. Сведения, которые они сообщили друг другу по поводу переброски немецких войск, совпали. Об этом из шведских источников узнал также и американский посланник в финской столице А. Шоенфельд.[970]
Однако в данном случае прежде всего важно, что точно знало обо всем происходившем в это время в Финляндии советское руководство. Из информации, которая была представлена в начале мая 1941 г. Сталину и некоторым другим руководителям СССР на основе данных из разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии, становится ясно, что советское командование именно такое развитие событий и предполагало. В указанном сообщении говорилось, что «вероятно дальнейшее усиление немецких войск на территории Норвегии, северо-норвежская группировка которых в перспективе может быть использована против СССР через Финляндию и морем».[971]
Советская разведка располагала также информацией о настораживавших фактах взаимодействия генштабов германской и финской армий. В донесении, поступившем 11 июня в НКВД сообщалось: «В руководящих кругах германского министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении Германии на Советский Союз окончательно решен… Переговоры о совместных действиях между германским, финским и румынским генштабами ведутся в ускоренном порядке. В ежедневных разведывательных полетах над советской территорией принимают участие также и финские летчики».[972]
Действительно, авиационная разведка с финской стороны территории СССР наиболее активизировалась в конце мая — начале июня. Нарушения воздушного пространства Советского Союза осуществлялись главным образом в районах Карельского перешейка и Заполярья.[973] В это время уже был решен вопрос о предоставлении в распоряжение немецкой авиации аэродромов в районах Хельсинки, Кеми и Южной Финляндии. При передаче районов авиабазирования германских ВВС с финской стороны выражалась просьба, чтобы «немцы уничтожали те советские аэродромы, которые могли угрожать территории Финляндии».[974]
По поводу переброски в Финляндию немецких войск Сталину неоднократно направляли обстоятельную разведывательную информацию. В ней верно указывалось, что с 5 по 15 июня в портах Финляндии «выгрузилось не менее двух моторизованных дивизий». Также сообщалось, что «немцы перебрасывают из Северной Норвегии в Финляндию дивизию, которая прибывает в Рованиеми».[975] Таким образом, в Москву поступали весьма четкие сведения. К тому же по дипломатической линии советское руководство получало определенную информацию и из Великобритании. По личному распоряжению министра иностранных дел А. Идена, советскому послу в Лондоне сообщили: «11 июня… в Финляндию переброшены 2 германских дивизии и… третья идет морем из Осло. В Або и других финских гаванях по Ботническому заливу в июне отмечается большое количество немецких судов с войсками и снаряжением».[976]
Естественно, что скрывать и далее происходившие на территории Финляндии процессы оказалось просто невозможно. По стране уже поползли слухи об огромном количестве немецких войск, которые пребывают в Финляндию. Член парламентской комиссии по иностранным делам В. Войонмаа, отражая эти настроения, писал своему сыну за рубеж: «В Финляндию непрерывным потоком идут немецкие войска… Только из порта Каскинен проследовало 11 воинских эшелонов. Через Васу… проследовало не менее 10 тысяч немцев… С юга идет одна немецкая дивизия, а из Киркенеса — другая… Весь Север уже оккупирован немцами, они стоят вдоль восточной границы».[977] Действительно, в губернском центре Лапландии Рованиеми и вокруг него начали быстро размещать до 70 различных немецких штабов.[978]
В подобной ситуации финляндское руководство должно было объяснить происходящее хотя бы членам правительства и представителям парламентских фракций. К тому же к этому времени был подготовлен и приказ об объявлении в стране частичной мобилизации, что также требовало пояснений.
И вот 9 июня 1941 г. Рюти выступил по этому вопросу в правительстве. Его выступление в целом носило характер дозированной передачи части информации, которая и так была очевидна. Он сказал о начале новой переброски в Финляндию немецких войск и о необходимости проведения частичной мобилизации в финскую армию. Эту информацию он подкрепил своего рода уведомлением, что, возможно, уже приближается война между Германией и Советским Союзом. Сенсацией в данном случае являлось лишь названное время, когда это произойдет: «будет, вероятно, до Иванова дня».[979] Таким образом, членам правительства намекнули, по словам В. Войонмаа, о том, что «что-то, несомненно, происходит».[980]
До советского руководства происходившее в финских правительственных кругах дошло достаточно быстро. Эта информация стала известна через министра финансов М. Пеккала, который заметил, что Финляндия приготовилась к нападению вместе с Германией на СССР, а «вопрос, будет ли война между Германией и СССР или нет, разрешится 24 июня». Именно он сообщил это на следующий день советским представителям, работавшим в Хельсинки.[981] Вообще же, в течение 5, 9, 11 и 13 июня на имя Сталина и Молотова поступала информация, в которой подробно, чуть ли не стенографически, сообщалось об обсуждениях финским правительством вопросов, касавшихся возможности вступления страны в войну против СССР на стороне Германии.[982]
В советском представительстве в Хельсинки пытались каким-то образом продолжать оказывать влияние на финское руководство. Так, Е. Т. Синицын срочно прибыл в министерство иностранных дел и в категорической форме задал вопрос: «В чем заключалась причина мобилизации финнов?» Последовавший ответ, однако, не давал убедительных объяснений. Советскому представителю лишь сообщили, что «Финляндия призывает на службу некоторую часть своих солдат, поскольку на территории страны много иностранных войск». Показательно, что ответ финского руководства сразу же стал достоянием германского посланника В. Блюхера.[983]
Между тем, согласно воспоминаниям Е. Т. Синицына, 11 июня он получил сведения о том, что в этот день «утром в Хельсинки подписано соглашение между Германией и Финляндией об участии Финляндии в войне гитлеровской Германии против Советского Союза».[984] Эта информация поступила по каналу агентурных связей. Нет никаких данных о том, были ли в этот день вообще переговоры между финским и германским руководством. Однако новость, которую сообщили Синицыну, оказалась подкрепленной другим сенсационным сообщением: война «начнется 22 июня, т. е. через 12 дней», а «финны вступят в нее на четыре дня позже».[985] Как отмечает советский дипломат, он уже через час после этого сообщения направил полученную информацию в Москву на имя Берии, а затем, как это он выяснил позже, 17 июня это сообщение легло уже на стол Сталина.[986]
Трудно сказать, какими достоверными источниками пользовался Синицын для получения этих сведений. В своих мемуарах он их не раскрыл, а лишь указал, что человек, который передал эту информацию, имел агентурную кличку «Монах» и был «видным политическим и общественным деятелем» Финляндии.[987] Однако тогда не все даже высшее финские военные руководители знали о точной дате начала войны. В день, когда Синицын передавал полученные данные в Москву, 11 июня, начальник генерального штаба Хейнрикс только еще сообщил германскому командованию, что финские войска «в соответствии с планом будут готовы к наступлению 28 июня, но… хотели бы знать за пять дней до нападения его точную дату».[988] Тем не менее в том, что процесс неуклонно приближал начало войны, никаких сомнений уже не было. По крайней мере, тогда из советского представительства в Хельсинки шла непрерывная информация, указывавшая на «факты скрытой подготовки Финляндии к войне».[989]
