По-видимому, в Риме вскоре сложилось мнение, что карфагеняне при заключении Лутациева мира отделались слишком дешево и что награда, полученная Римом, не вполне соответствовала продолжительности и пожертвованиям войны. Эта точка зрения, может быть, и не лишена некоторого основания. Вскоре она подтвердилась событием, произошедшим непосредственно вслед за войной и ясно показавшим всю внутреннюю несостоятельность Карфагена. Карфагенское правительство совершило замечательную ошибку: вместо того, чтобы перевозить свои наемные войска из Сицилии в Африку небольшими отрядами и там их рассчитывать и отпускать, оно задумало собрать всю их массу и потом, не рассчитав, направить внутрь Ливии, в один из городов, где уполномоченный правительства предложил им отказаться от некоторых требований. А их собралось 20 тысяч человек.

Карфагенский воин.

Бронзовая статуэтка высотой 12,5 см, найденная на Сицилии в 1762 г.

Монета, отчеканенная для оплаты карфагенских наемников. Греческая работа.

Пуническая надпись гласит: «народ из лагеря».

Можно себе представить, как они приняли подобное предложение. Сознавая свою силу, они прямо пошли к Карфагену, где, конечно, изъявили готовность удовлетворить их требованиям, которые теперь повысились. Пока еще с ними велись переговоры, некоторые из этих негодяев (один кампанец, слуга наемников, другой — природный ливиец) стали во главе разноплеменного скопища и, вероятно, без особого труда растолковали своим подчиненным, что карфагенское правительство теперь у них в руках. И они были правы, потому что нашли себе союзника в туземном населении, с которым после восстания 255 г. до н. э. карфагенские власти обходились с удвоенной жестокостью и алчностью. Поднялось восстание. Карфагеняне, высланные для переговоров, были захвачены, все население ближайшей к Карфагену территории примкнуло к мятежникам, и только города Гиппон и Утика закрыли перед ними ворота. Раскинув лагерь около Тунеса, часть наемников преградила путь всяким отношениям с внутренними областями. Карфагену стала угрожать судьба, в 282 г. до н. э. постигшая несчастное население Мессаны вследствие восстаний мамертинцев. Тогда карфагенские вербовщики поспешили собрать несколько новых наемных полков. При этом и Рим оказал им помощь самым честным образом, т. к. там очень хорошо понимали, что со стороны этих смешанных наемных шаек, не принадлежащих ни к какой определенной национальности, могла угрожать большая опасность для всех цивилизованных государств, особенно если бы их попытка осталась безнаказанной и поданный ими пример побудил к подражанию. Вопреки одному из пунктов трактата Лутация, карфагенянам было разрешено вербовать себе наемников для этой войны и на римской территории. Призваны были и в самом Карфагене на службу все способные носить оружие, и на место Ганнона во главе войска встал недавний герой Геиркте и Эрикса Гамилькар Барка. Чрезвычайно ловко, смело и осторожно действовал он со своим небольшим войском против гораздо более многочисленных скопищ мятежных наемников. Он одержал первую победу и подал им надежду на прощение их вины. Начались побеги из их войска. После второй победы Гамилькара предводители мятежников прибегли к мерам террора, чтобы воспрепятствовать побегам. Во главе их стал теперь галл Автарит. По его приказанию пленных карфагенян страшно калечили или убивали, и в ответ на эти ужасы Гамилькар тоже должен был отказаться от всякой гуманности и эллинской мягкости и приказал растаптывать слонами всех пленных наемников, попавших в руки карфагенян. Дела еще раз приняли опасный для Карфагена оборот, когда и города Утика и Гиппон также перешли на сторону мятежников, да притом и по отношению к Риму наступило охлаждение, т. к. римское правительство вступилось за италийских купцов, которые подвозили мятежникам военные запасы, за что некоторые из них были схвачены карфагенянами и посажены в тюрьму. Однако это уладилось. Дальнейшая торговля с мятежниками была запрещена римским правительством, и мятежники вскоре были доведены до отчаянного положения. В нескольких часах пути от Карфагена, около гряды холмов, известной под названием Прион, Гамилькар с чисто пунийской хитростью заманил их в западню, прикинувшись, что хочет вступить с ними в переговоры. Большая часть мятежников полегла здесь, и после ужасной бойни было перебито не менее 40 тысяч человек. Вскоре после этого, несколько далее на востоке, при Лептисе, было уничтожено другое скопление мятежников. Гиппон и Утика вновь были завоеваны, и таким образом эта более чем трехсотлетняя страшная война была закончена полным истреблением мятежников (238 г. до н. э.).

Между тем как эта война бушевала в Африке, искра большого пожара запала и в среду тех карфагенских наемников, которые постоянно стояли в Сардинии. Они убили своего карфагенского командира. Войско, присланное из Карфагена, присоединилось к бунтовщикам, а туземцы восстали одновременно и против мятежных наемников, и против карфагенского владычества. Некоторое время на острове господствовало полное безначалие. Неизвестно кем — мятежными ли наемниками или населением острова — римляне среди этой суматохи были призваны на помощь и действительно появились на острове. На это они могли даже предъявить некоторое право: обязанность защищать италийские берега от вторжения с этой стороны до тех пор, пока карфагеняне вынуждены были справляться со своими мятежниками в Африке. Когда же они были побеждены, карфагенское правительство попыталось было вернуть себе и Сардинию. Однако в Риме и не думали этого допустить. Слишком заманчива была возможность дополнить трактат Лутация приобретением Сардинии вместе с Сицилией, и поэтому в ход была пущена не совсем честная политика: карфагенянам пригрозили немедленной войной или даже объявили ее. Им оставалось только одно: купить мир уступкой Сардинии и новым денежным откупом (238 г. до н. э.).

Помимо этих осложнений, которые больше привлекали внимание правительства, нежели народа, Рим и Италия после окончания первой Пунической войны довольно долго пользовались относительным спокойствием, и в 235 г. до н. э. наступил даже и такой в последнее время редкий случай, что и храм Януса на форуме был заперт, т. к. у республики нигде не было выведено войска в поле. Такое явление даже в это относительно спокойное время было исключительным, и в Сардинии, и в Корсике, и против бойев и лигурийцев на севере, и даже против этрусского города Фалерий приходилось и в это время воевать. Гораздо важнее было то, что в 230 г. до н. э. сенат был вынужден выступить против иллирийских морских разбойников, бесчинствующих в северо-восточной части Адриатики. Риму уже давно приходилось заботиться об охране своих интересов на Адриатическом море, и еще во время войны с Карфагеном (в 244 г. до н. э.) римляне заложили колонию Брундизий в месте, удобном для переправы в Грецию. Т. к. греческие города и федерации никак не могли справиться с морским разбойничеством, все усиливавшемся в Адриатическом море, то отовсюду стали обращаться в Рим с жалобами на это зло. В это время варварами правила царица Тевта, при которой разбойничество процветало более чем когда-либо. Римское посольство застало эту царицу перед эпирским городом Иссой. Она дала послам дерзкий ответ, что «не может воспрепятствовать мужам своего народа, по общепринятому обычаю, извлекать добычу из моря». Римский посол имел неосторожность возразить ей, что у римлян есть обычай — отвечать на грубость грубостью, а где нужно — вносить в страну иные лучшие обычаи. На обратном пути на него напали разбойники и убили его. Не беспокоясь о том, что произошло, иллирийцы собрались в большой хищнический набег на юг, и вновь всюду по побережьям распространили ужас и опустошение, пока, наконец, не явился давно ожидаемый римский флот перед Керкирой. Тогда дела тотчас же приняли совсем иной оборот: иллирийский правитель этого острова, Деметрий Фаросский, тут же подчинился.