Значит квартира принадлежит Петру Павловичу Осянину. Эдакая милая норка, где престарелый родитель прелестно проводит время с юными возлюбленными. Алексей хмыкнул: вся конспирация Осянина была направлена на то, чтобы уберечься от всевидящего ока чересчур ревнивой супруги.

Сержант посмотрел на часы – до условленной встречи с майором оставалось полчаса. Он вышел на обочину, поднял руку, и тотчас, сбавив скорость, к нему подрулила «шестерка» с тронутыми ржавчиной крыльями, приветливо просигналив поворотниками.

– До МУРа добросишь? – поинтересовался Алексей.

Водитель, с серой щетиной на щеках, недоверчиво посмотрел на клиента, видно, пытаясь оценить его финансовые возможности, и осторожно заметил, угадывая в парне переодетого опера:

– Я не бесплатно.

– Не бойся, – улыбнулся Алексей, распахивая переднюю дверцу, – не обижу, дам, сколько положено.

– Вот это другой коленкор, – весело сказал водила и, крутанув рулем, проворно нырнул в самую гущу движения.

Шевцов сидел за столом и что-то писал. На вошедшего Алексея он едва обратил внимание, лишь молча кивнул в ответ на негромкое приветствие и взглядом указал на свободный стул. Прошло несколько минут, прежде чем майор, посмотрев на исписанные листы, одобрительно крякнул, аккуратно сложил их в тоненькую папку и перевязал тесемками.

– Уже требуют отчет, а чего давать-то, если только начали работу. – Он махнул в сердцах рукой и бесцветно произнес: – Ладно, это мои проблемы, выкладывай, что там у тебя.

Сержант Козырев чувствовал себя именинником, и было от чего.

– Я следил за Осяниным четыре дня, как вы и говорили. Поначалу он мне тоже показался странным. Шарахается от каждого прохожего, как от прокаженного, оглядывается по сторонам. Иной раз охрану от себя даже на шаг не отпускает, а в другой раз убегает куда-то в самую темень в совершенном одиночестве. – Алексей не переставал улыбаться. – И что же вы думаете, почему?

– Ладно, не тяни, рассказывай дальше.

– Оказывается, он от жены прячется. Мужик он здоровый, в соку, вот и погуливает понемногу. Супруга узнала о его приключениях и наняла частного детектива, который быстро выведал все его слабости. Естественно, та закатила скандал. На некоторое время Осянин утихомирился, а теперь опять по девочкам начал таскаться. А девочкам этим, хочу заметить, даже шестнадцати-то нет. Если его и можно привлечь, то уж не за убийство, а за растление малолетних.

– Ладно, молодец, хорошо поработал. Посмотришь за ним еще недельку, а там видно будет. Не забывай фиксировать все его связи, может быть, что-нибудь неожиданное выплывет. А теперь пойдем со мной, поищем ту загадочную фирму, откуда не вернулись пропавшие ребята.

Во дворе майора Шевцова дожидались четверо автоматчиков в пятнистой форме и в облегченных бронежилетах. В руках укороченные «АКМ». Оружие они держали небрежно, едва закинув через плечо. Но вместе с тем такое положение очень удобное, чтобы одним рывком сорвать его и прицельно выпустить очередь. За вольностью, с которой они обходились с автоматами, чувствовался профессионализм настоящих военных. Ладные фигуры людей в камуфляже невольно вызывали уважение. Прохожие делали значительный крюк, чтобы случайно не попасть в радиус их наблюдения. Омоновцы никуда не торопились, давали понять, что ждать для них такое же обыкновенное дело, как прицельно палить по мишеням.

Шевцов уверенно подошел к омоновцам и бодро поинтересовался:

– Готовы?

– Ждем-с, – отозвался один из них, с широкой мускулистой спиной и гладким, словно еще не ведавшим остроты стального лезвия лицом. Говорил он громко и уверенно, как и положено старшему в группе.

Автобус уже стоял наготове. Неспешно загрузились. Водитель еще раз уточнил маршрут и охотно закрутил рулем. Ехали быстро, считая колесами каждую колдобину, ремни на автоматах предупреждающе позвякивали, а говорливый омоновец с лицом херувима, вкусившего все сладости земного бытия, рассказывал об очередном плотском увлечении. Получалось умело, и несколько раз благодарные слушатели откликнулись на его повествование громким смехом.

Автобус тряхнуло еще раз, но уже так, что у пассажиров звонко щелкнули зубы, а водитель, выключив зажигание, довольно объявил:

– Все, приехали!

– Мать твою, мог бы и поаккуратнее везти. Все-таки у тебя в машине не поленья, – сердито, но со смешинкой в глазах укорил «херувим», и ствол автомата невзначай сполз у него с плеча и задиристо уткнулся в живот незадачливому шоферу.

– Ты бы своей пушкой-то поосторожнее, – отпрянул в сторону водитель.

– Ладно, не дрейфь, оно не заряжено, – улыбнулся «херувимчик» с глазами дьявола и спрыгнул обеими ногами в придорожную грязь. Следом, придерживая стволы автоматов, попрыгали и другие.

– Фотороботы при вас?

– При нас, товарищ майор, – отозвался высокий омоновец с коротенькой черной бородкой.

– Отлично. Их лица хорошо запомнили?

– Не впервой, если встретим, узнаем, товарищ майор, можете не волноваться.

– Тогда не будем тянуть время, работы у нас невпроворот, нужно прочесать каждое здание. Пойдемте, – развернулся Шевцов и, не оглядываясь, заторопился к ближайшему дому.

Ольга, стараясь не наступать на раскисший снег, вышла из затемненной подворотни и направилась в сторону ближайшего магазина. Она старалась идти, прямо выгнув спину, как будто ступала не по мокрому асфальту, а по узкому подиуму, на который взирают сотни заинтересованных глаз. Ольга однажды обещала себе не делать разницы между улицей и зрительным залом и старалась передвигаться так, словно от каждого ее шага зависел выгодный зарубежный контракт. Ей нравились восторженные мужские взгляды, и она не сомневалась, что даже самые верные мужья оглядываются ей вслед. В поклонении своей красоте Ольга нуждалась ежедневно, так же, как актрисы – в бурных аплодисментах, а пьяница – в стакане вина.

Девушка почувствовала, как кто-то крепко ухватил ее за руку. Она уже хотела сказать грубияну что-нибудь неприятное, но услышала знакомый голос:

– Боже мой, и с этой девушкой я когда-то был знаком. Мне даже не верится. Как я был глуп, что упустил собственное счастье. А может, и сейчас не поздно возобновить наше так нежданно прерванное знакомство?

Рука Геры Ивашова незаметно скользнула, обхватив Ольгу за талию.

– А кто в этом виноват? – Голос девушки слегка напрягся. – Ты же сказал, что непостоянен и способен увлекаться одновременно несколькими девушками.

– Оленька, боже ты мой, когда это было! Прошло тысячу лет, после нашего расставания я очень переменился. Я повзрослел. Если я кого-то и хотел всегда по-настоящему, так это только тебя. Неужели ты в этом сомневалась?

Рука Геры ослабила хватку, скользнула ниже пояса Ольги.

– А ты случаем не забыл, что сказал мне на прощание?

Мягко и в то же время настойчиво Ольга убрала руку Геры.

Гера Ивашов и не пытался скрыть досаду:

– Что-то не припоминаю.

– Если ты забыл, я тебе напомню. Ты сказал, что было время, когда нам с тобой было очень хорошо, но сейчас оно ушло и прежнего не вернешь, а следовательно, нам лучше расстаться.

– Скольких женщин нужно было познать, чтобы понять, как я был глуп и что ты мне нужна по-настоящему, – с чувством произнес Гера. – Отойдем в стороночку, чтобы не мешать прохожим. Давай выберем для беседы во-он тот скверик, народу там поменьше.

Ивашов вновь взял Ольгу за локоть и бережно повел за собой.

Лавка была с влажными разводами застаревшей грязи. Гера достал из кармана большой пакет, разложил его на скамье и торжественно пригласил:

– Прошу!

– Только-то и всего, – едва пожала плечиками Ольга. – Я помню, были времена, когда ты снимал брюки и клал на скамейку, чтобы я не испачкала свое летнее платье.

– Когда-то я снимал с себя штаны, чтобы доставить радость тебе одной, теперь я раздеваюсь на радость десяткам женщин одновременно, – едва улыбнувшись, мягко произнес Гера, присаживаясь. – Когда я их бросаю в зал, они разрывают их на сувениры.