— Вы предсказывали это преступление? — задал вопрос Бонделли.

— Я предупреждал, что произойдет что-то в этом роде. — Окружной прокурор, не торопясь, оглядел присяжных.

Он медленно покачал головой, наклонился к помощнику и что-то прошептал ему на ухо.

— Какие-нибудь меры были приняты в ответ на ваше сообщение? — спросил Бонделли.

— Насколько мне известно, нет.

— Почему, нет?

— Наверное, большинство из тех, кто видел это сообщение, не очень хорошо разбираются в специальных медицинских терминах и не понимают всей опасности перечисленных психических отклонений.

— А вы пытались объяснить кому-либо, насколько серьезны ваши опасения?

— Я рассказал о своих опасениях нескольким сотрудникам отдела освобождения под залог, объяснил, насколько опасен может быть подсудимый.

— И тем не менее, никаких мер принято не было?

— Мне сказали, что, вне всякого сомнения, мистер Мерфи как видный член общества не может быть опасен и я, очевидно, ошибаюсь.

— Понятно. Вы сами пытались помочь подсудимому?

— Я пытался вызвать у него интерес к религии.

— Безуспешно?

— Совершенно верно.

— Вы проводили обследование подсудимого?

— В прошлую среду. Это было второе обследование с момента его ареста.

— И что вы обнаружили?

— Он страдает нарушениями психики, которые я определяю, как паранойю.

— Мог ли он отдавать себе отчет в своих поступках и их последствиях?

— Нет, сэр. В его состоянии он способен бессознательно отвергать любые принципы законности и морали.

Бонделли повернулся, некоторое время пристально смотрел на окружного прокурора и затем произнес:

— Все, доктор, спасибо.

Окружной прокурор провел рукой по волосам и уставился в свои записи свидетельских показаний.

Келексел, постепенно разобравшись в запутанном содержании этой сцены, кивнул. У туземцев, безусловно, существует примитивное и еще слишком незрелое правосудие. Тем не менее, происходящее напомнило ему о его собственной вине. Может быть, эту цель и преследовала Рут? Показывая сцену суда, она, возможно, хочет сказать: "Ты тоже будешь наказан". Он ощутил приступ жгучего — стыда. Сейчас он сам словно предстал перед судом, перенесся в зал судебных заседаний, который воспроизводил репродьюсер. Он неожиданно отождествил себя с отцом Рут, в полной мере разделяя чувства туземца, которые улавливала сверхчувствительная система передачи.

Внутри Мерфи бушевала с трудом сдерживаемая ярость, всеми силами души он ненавидел сейчас Фурлоу, который все еще сидел на свидетельском месте.

"Иммунный должен быть уничтожен!" — подумал Келексел.

Картина зала, воспроизводимая репродьюсером, слегка изменилась, и теперь в фокусе устройства находился окружной прокурор. Парет поднялся со своего места, прохромал к барьеру и остановился там, где прежде стоял Бонделли. Парет аккуратно прислонил свою трость. Губы его были собраны в гримасу пренебрежительного превосходства, однако глаза пылали гневом.

— Мистер Фурлоу, — сказал он, намеренно опуская докторский титул. — Я правильно заключаю, что, по вашему мнению, подсудимый был неспособен отличать хорошее от плохого в ту ночь, когда он убил свою жену?

Фурлоу снял очки. Его серые глаза казались теперь поразительно беззащитными. Он протер стекла, надел очки и сложил руки на коленях.

— Да, сэр.

— А те тесты, которым вы подвергли обвиняемого, были ли они в принципе такими же, как те, которые проводил доктор Вейли?

— По сути такими же — карточки. Сортировка шерсти и другие сменяющиеся тесты.

Парет сверился со своими заметками.

— Вы слышали о заключении доктора Вейли, что этот обвиняемый был юридически и с медицинской точки зрения абсолютно нормален в момент совершения преступления?

— Я слышал об этом заключении, сэр.

— Вам известно, что доктор Вейли является официальным полицейским экспертом города Лос-Анджелеса в области психиатрии и что он проходил службу в армейском медицинском корпусе?

— Мне известна квалификация доктора Вейли. — Голос Фурлоу был напряженным, но он отвечал, не теряя достоинства, и это вызвало неожиданный приступ симпатии у наблюдавшего за ним Келексела.

— Ты видишь, что они делают с ним! — с негодованием спросила Рут.

— Какое это имеет значение? — спросил Келексел. Но еще не успев договорить, он понял, что судьба Фурлоу имеет огромное значение. И прежде всего потому, что Фурлоу, даже осознавая собственную обреченность, все же оставался верным своим принципам. Теперь не могло быть сомнения в том, что Мерфи — сумасшедший. Таким его сделал Фраффин — для достижения своей цели.

"Я являюсь этой целью", — подумал Келексел.

— Тогда, вы должны были слышать, — сказал Парет, — что свидетельство МЕДИЦИНСКИХ экспертов исключает какой-либо элемент ограниченного повреждения мозга в данном случае? Вы слышали о том, что у подсудимого не проявляются маниакальные тенденции, что он не страдает и никогда не страдал от состояния, которое можно официально определить, как сумасшествие.

— Да, сэр.

— Тогда, можете ли вы объяснить, почему вы не соглашаетесь с мнением этих квалифицированных МЕДИЦИНСКИХ специалистов?

Фурлоу крепко уперся обеими ногами в пол, опустил руки на подлокотники стула и, подавшись вперед, произнес:

— Это очень просто, сэр. Компетенция в психиатрии и психологии обычно подтверждается фактическими результатами. В данном случае, я отстаиваю свою точку зрения, основываясь на том факте, что я ПРЕДСКАЗЫВАЛ это преступление.

Лицо Парета потемнело от гнева.

Келексел услышал всхлипывания Рут: "Энди, о Энди… О Энди…" Ее голос вызвал неожиданную боль в груди Келексела, и он прошипел:

— Помолчи!

Парет снова сверился со своими записями и затем спросил:

— Вы психолог, а не психиатр, не так ли?

— Я клинический психолог.

— В чем заключается разница между психологом и психиатром?

— Психолог — специалист в области поведения человека, не имеющий медицинской степени. Пси…

— И вы выражаете несогласие с мнением людей, ИМЕЮЩИХ медицинскую степень?

— Как я уже сказал…

— А, да, так называемое предсказание. Я читал это уведомление, мистер Фурлоу, и хотел бы спросить вас вот о чем: верно ли, что ваше сообщение было составлено таким языком, который переводится на нормальный человеческий язык достаточно разноречиво — иными словами, не было ли оно неопределенным?

— Его может считать неопределенным лишь тот, кто не знаком с термином "психический срыв".

— Ааа, ну а что такое психический срыв?

— Чрезвычайно опасный разрыв с действительностью, который может привести к актам насилия, вроде того, который мы рассматриваем здесь.

— Но если предположить, что преступление не было бы совершено, если этот обвиняемый сумел бы, так сказать, излечиться от приписываемой ему болезни, можно ли тогда истолковать ваше сообщение, как предсказание ТАКОГО исхода?

— Только если будет подтвержден диагноз и дано объяснение, ПОЧЕМУ он излечился.

— Позвольте мне, в таком случае, спросить вас следующее: может ли насильственный акт объясняться другими причинами помимо психоза?

— Разумеется, но…

— Правда ли, что термин "психоз" не имеет строго определенного толкования?

— Есть некоторые расхождения в точках зрения.

— Расхождения, подобные тем, которые имеются у нас в свидетельских показаниях?

— Да.

— И любой насильственный акт может быть вызван причинами, не имеющими ничего общего с психозом?

— Разумеется, — Фурлоу тряхнул головой. — Но при наличии маниакального…

— Маниакального? — Парет немедленно ухватился за слово. — Что такое мания, мистер Фурлоу?

— Мания? Это явление внутренней неспособности реагировать на окружающую действительность.

— Действительность, — сказал Парет. И еще раз: — Действительность. Скажите, мистер Фурлоу, верите ли вы в обвинения подсудимого против его жены?