Что-то сверкнуло. Это солнце отразилось от стекол высокого, стройного небоскреба. Я отвернулся и увидел хлопотливую пчелу, кружившую вокруг головы девушки; Глаза Ани, больше чем когда-либо, отражали голубизну неба. Вдали блеснула ракета межконтинентальной связи. Доносились чистые голоса играющих детей…

Такая ты есть, прекраснейшая из всех своих сестер, самая старшая и одновременно вечно молодая, полная простоты в своих тайнах, колыбель цивилизации, матерь человечества — Земля моих предков!

Я посетил Шевцова:

— Итак, вы хотели бы что-нибудь узнать о них…

Пока Шевцов не заговорил, я вообще не знал, слышал ли он, в сущности, мой вопрос. И сейчас, когда он говорил, глаза его были закрыты, и он не изменил позы — так же полулежал в удобном кресле, повернувшись ко мне боком.

Я не удивился — то, чего я от него хотел… Да, для этого нужно было сосредоточиться. Кроме того, я не знал, будет ли он со мной вообще разговаривать, да, кажется, он и сам этого не знал. Наконец он, по-видимому, все-таки решил.

— Значит, вы хотели бы что-нибудь о них узнать, — повторил Шевцов. — Но почему? Для чего вам это нужно?

— Я хотел бы об этом написать, — я привел единственный аргумент, который мне пришел в голову, — думаю, что люди должны бы узнать об этом.

— В этом я с вами согласен. — Шевцов открыл глаза и стал внимательно меня осматривать. — Но почему вы обратились именно ко мне? Самое интересное об этом вам могут рассказать на Земле в Биохимическом институте. Или доктор Ле, которого сюда послали. Почему вы не обратились к ним?

— Вы же знаете, что научная сторона этого дела не является самым существенным.

Конечно, он знал об этом, но по какой-то причине он хотел, чтобы я снова это повторил. Может быть, хотел убедиться, что его сведения попадут в надежные руки.

— И то, что я обращаюсь к вам, не случайно: ведь вы их нашли здесь, на Эсте, с самого начала это было ваше открытие.

— Нет, не с самого начала, — заметил Шевцов. Это уже была вторая часть. Начало… Началось все сто пятьдесят лет тому назад — мы же узнали о случившемся по их бортовому журналу. Конечно, вы его читали?

— Да, но не весь.

Я начал читать журнал вчера, сразу же после прилета. Это был обыкновенный бортовой журнал, но события, описанные скупыми словами, были так волнующи, что мне казалось, будто я являюсь прямым их участником…

…Что мне рассказали бы…

— Четыре недели, — сказал Росс и отвернулся от умолкнувшего автосчетчика.

Первым откликнулся, конечно, Гранди — он был капитаном экспедиции на планету Эста.

— Все?

— Все, — подтвердил Росс.

Теперь и Росс был совершенно спокоен, как и все остальные. "Нет, — говорил он сам себе, — мы не выглядим несчастными, мы, потерпевшие крушение люди, находящиеся на тридцать парсеков от Земли, на чужой, неисследованной планете внутри довольно поврежденной ракеты, которая никогда уже не сможет подняться. И, конечно, никто не сказал бы, что нам остается всего четыре недели жизни. Только мы одни это знаем, чувствуем".

…Как заболела Нина…

Это случилось четырнадцать дней тому назад, когда Нина пришла к Россу.

— Странно, Нина, — он сжал еще раз ее локоть, здесь все еще болит? у Он задумался. Подкрепительная жидкость должна была уже действовать… Она не действует — значит, мускул не поврежден. Тогда… Что же это может быть, черт возьми?..

— Дайте-ка мне вашу руку. Будет немного больно.

Он взял какой-то блестящий инструмент, приложил его к вытянутой руке девушки и нажал маленькую кнопку. Потом отложил его, завязал рану.

— Это все, Нина. Руку держите пока спокойно.

Как только за ней закрылись двери, он опять взял инструмент. Пинцетом вынул маленькую тонкую иглу, положил ее под микроскоп и начал регулировать микроманипулятор. Небольшую частицу мускула, которую захватила и вынесла наружу игла, нужно было специально подготовить для исследования на электронном микроскопе. Росс начал работать.

Это произошло четырнадцать дней тому назад… А сегодня? Глазами он отыскал Нину. Она сидела на диване возле дверей, прислонившись к сидящему около нее Пьеру. Одновременно они повернулись друг к другу и грустно улыбнулись. Прошло только два месяца с тех пор, как они познакомились. Росс об этом думал уже тогда, когда он позвал в свой кабинет не только Гранда, но и Пьера, чтобы сообщить им о состоянии здоровья Нины. В то время они еще всего не знали.

…А потом и остальные…

— Ждать пришлось довольно долго, пока я их увидел, — Росс движением головы показал снимки. Необходимо было применить некоторые специальные методы, но это сейчас не важно. Более важно то, что я увидел.

Росс перестал ходить по кабинету и задумался. О таких вещах вообще трудно говорить, а тут еще Пьер.

— В сущности, это не болезнетворные бактерии. Это вирусы. Они, по-видимому, здесь играют роль гангренозных бактерий. Процесс очень болезненный, но только до тех пор, пока не будут захвачены кончики нервов. Потом боль прекращается. Это означает… Ну, в общем процесс нельзя остановить. Ну, а потом…

Он замолчал. Только через несколько минут заговорил Пьер:

— Так Нина…

— Подожди, Пьер, — мягко перебил его Гранди, обращаясь к Россу. — Ведь биологическая охрана…

— Я уже об этом думал, — устало ответил Росс. Может, Нина как-то нарушила правила биологической охраны.

— А не может быть так… — сказал Гранди все еще спокойно. — А не может быть так, что вся биологическая охрана — ничто против этих вирусов, скажи, Росс?

— Но это означало бы, — почти что сразу отозвался Росс, — тогда, значит, все мы…

— Именно, именно, — подтвердил Гранди. Он поднял рукав и протянул руку Россу.

Росс открыл шкаф с инструментами.

Потом он повернулся и нажал кнопку видеофона. На экране появилось лицо Нины.

— Росс, — вскрикнула она, — все в порядке, рука уже не болит!

— Чдно, Нина. Пожалуйста, зайдите сюда ко мне.

Росс выключил видеофон раньше, чем она могла что-либо спросить.

…Для отчаянья не было времени…

"Теперь они все знают, — подумал Росс. — Для отчаянья нет времени — мы должны найти какой-нибудь выход. Найти выход".

Он не давал себе отчета, что повторяет это вслух.

Вдруг он услышал голос Нины:

— Я думаю, что есть выход.

Все повернулись к ней, но она на это не обратила внимания. Она продолжала:

— Вы говорили, Росс, что эти вирусы не переносят холода.

— Да, то есть при температуре, близкой к нулю, их жизнь прекращается. Они превращаются во что-то вроде спор. И остаются в таком состоянии практически неограниченное время, но как только температура повысится, они опять оживают.

— Я думаю, что можно было бы таким образом…

…И Росс нашел выход…

— Мысль была, в сущности, весьма простая. Простая сейчас, когда оглядываешься назад. Действительно, это именно так, — улыбнулся Шевцов. — Как говорят в нашей стране: "Задним умом все крепки". Уже тогда конструкторы знали, что главной опасностью для ракеты является повреждение ламбда-генераторов. Если к этому еще присоединится недостаток топлива… Вы, наверное, знаете, как решали этот вопрос тогдашние конструкторы?

— Да, гибернаторы. Но при чем здесь они?

— Гибернаторы… — повторил Шевцов за мной. Для человека в гибернаторе биологическое время замедляется в десять раз. Достигается это специальными питательными растворами и низкой температурой — около нуля. Вам это ни о чем не говорит?

— Около нуля? Подождите! Это та температура, при которой вирусы… Они решили лечь в гибернаторы и…

— …ждать. Это было очень просто. Но была одна загвоздка. Экспедиция выслала в район Земли резервный миниатюрный ракетный зонд с радиосведениями о создавшемся положении. Для того времени это было совершенным чудом. Ну, а потом оставалось только лечь и ждать. Самое главное — задержать рост бактерий. Они верили, что люди найдут средство, способное их вылечить. Поэтому-то они и могли вообще решиться на это.