– Вот откуда появились Ромеры, – добавила я. – Замок находился в их владении менее ста лет. Когда Роберт лишился жизни, не говоря уже о кишках и других жизненно важных органах, во владение вступили Уиксы. Они «жили в доме до 1708 года, пока он не был куплен Левендорпами. Затем пришли Мандевилли, затем Рудольф, затем родители Кевина. Совсем немного владельцев.

– Не больше, чем можно было предположить, – уточнил Роджер, – учитывая возраст дома и продолжительность жизни человека. Ничего уникального в доме не сохранилось. В Англии сотни столь же величественных домов...

– Наверняка, не таких старых, – сказала Би, с таким же рвением защищая дом, как и Кевин.

– Не все из них, конечно. Но есть дома в возрасте четырех или пяти веков.

– И за это время владельцы всех очень старых домов должны были испытать насильственную смерть, – настаивала Би. – Мы уже узнали о некоторых. Роберт Ромер, Ловелл, убитый в Босворте, двое сыновей Мандевилля во время первой мировой войны...

– Даже если допустить, что ваша наивная мысль правильна, вы встали на ложный путь, – сказал Роджер. – Мы ищем женщину.

– Вы сказали, что дом построен раньше 1485 года, – начала я. – Насколько раньше?

Роджер пристально посмотрел на меня:

– У вас есть какие-то соображения? Не скромничайте.

– Я не скромничаю. Я только сейчас вспомнила. Тот портрет в комнате Кевина. Костюм средневековый, но стиль...

– Правильно! – с воодушевлением воскликнула Би. – Это женский портрет. Женщины с длинными светлыми волосами.

– Но это не того периода времени, – упрямо твердила я.

Роджер стукнул кулаком по столу.

– О чем вы говорите, что вы утаиваете от меня?

– Я не думаю, что в этом есть какой-то смысл. Ошибочно…

– Период. Я понял, – согласился покорно Роджер. – Я не буду спрашивать, что скрывается за вашими двусмысленными оценками. Я посмотрю его сам. Давайте оставим все эти материалы там, где их нашли. Я позабочусь об этих записях.

Мы вернули книги в начальное беспорядочное состояние и заперли дверь. Би набросала для Кевина какую-то записку, где объясняла, что Роджер переночует у нас. Затем мы пошли наверх, сопровождаемые двумя котами и одной из собак. Белла осталась в библиотеке в ожидании Кевина. Она была любезна с каждым из нас, но предпочитала его.

Вначале мы пошли в комнату Кевина показать Роджеру портрет. Изучив его, он покачал головой:

– Какая мазня! Я вижу, что вы имели в виду, когда говорили, что это не тот период, Энн. Костюм средневековый, но стиль позднего викторианского периода или времен Эдуарда.

– Костюм неправильный, – добавила Би. – Это смешение стилей. Такой не носили ни в одну эпоху. Платье и накидка начала четырнадцатого века, а головной убор королевы Марии Шотландской. Он не подходит к ее длинным распущенным волосам.

– Я не знала, что вы знаток истории одежды! – сказала я восхищенно.

– Это одно из моих хобби. Портрет, может быть, и не слишком хорош, но тем не менее эта молодая женщина со светлыми волосами...

– Ба! – охнул Роджер. – Никто, в ком сохранилось хоть немного хорошего вкуса, не будет восхищаться этим недоразумением. Еще меньше шансов увлечься девушкой, изображенной здесь.

– Но он перенес ее, – твердила я. – Он принес ее сюда. Когда я приехала, она висела в каком-то другом месте, в одной из спален.

Роджер отвернулся, пожав плечами.

– Я не вижу никакой связи. Где это дитя пропадает? Время быть дома.

– Он может появиться нескоро, если Дебби добилась желаемого успеха, – сказала я. – Вам предстоит долгое скучное ожидание, Роджер. Где вы собираетесь спрятаться?

– В той же нише, что использована вами. Теперь, когда убрали статую, это место подходит еще лучше. Здесь прекрасная позиция, скрытая растениями. Подойдите, и посмотрите.

Технические новшества и машины – наши современные религиозные символы. Наблюдая за каким-нибудь щелканьем, тиканьем или вращением, мы испытываем такое же чувство защищенности, какое испытывал средневековый крестьянин, прикасаясь к реликвии, надеясь, что таким образом обуздает неведомые ему силы. На меня произвела впечатление техника Роджера, включающая в себя знакомые мне предметы, а также множество деталей, прежде мною не виденных. У него был дорогой японский фотоаппарат, небольших размеров, очень эффективный.

– Инфракрасная пленка, – гордо пояснил Роджер. – Он снимает кадры каждую секунду автоматически. Это... – сказал он, показывая прямоугольный черный ящик со многими кнопками и датчиками, – измеряет и записывает изменения температуры. Мне придется подождать, пока Кевин ляжет спать, прежде чем установить это, а то он может заметить. Так же как и черную нить, присоединенную к этим приборам. К стене они прикрепляются с помощью присосок.

– Значит, вы думаете, что физическая сила материализована и может задеть нить, – пренебрежительно заметила Би.

– Мы не можем исключать возможность человеческих фокусов, – ответил Роджер. – Подождите... – поспешил добавить он, видя, как губы Би сложились, чтобы выразить протест, – я не обвиняю Кевина. Но ученый не должен опираться на эмоции. Если что-либо осязаемое коснется нити, оно будет сфотографировано. Если маршрут его пройдет мимо нити, я сниму его другим фотоаппаратом. Существуют более изощренные приборы, но у меня их нет, и нет времени брать их напрокат. Можно начать с таких.

– Что мы должны делать? – спросила я.

Би хранила молчание. Ее нижняя губа была непокорно выпячена.

Роджер выглядел удивленным.

– Вы пойдете спать, конечно. Ничего не случится. Я не собираюсь нападать на объект. Только сфотографирую его.

Я схватила Табиду, который успел уже пару раз ударить лапой по висящей нити, и мы с Би разошлись по своим комнатам. Я улеглась на кровать с Табидой и Агатой. Я не предполагала, что смогу уснуть, и не могла решить, можно ли надеяться, что что-нибудь случится.

Я оставила свою дверь отворенной. Тишина поздней ночи была такой глубокой, что я слышала, как Кевин вернулся домой – вначале грохот цепей и засовов, когда он запирал за собой двери, затем скрип одной из ступеней. После этого тишина восстановилась. Я взглянула на часы, стоящие на прикроватном столике: был час ночи. Роджер, должно быть, ходил на цыпочках, натягивая нити и монтируя фотоаппарат.

Сорок минут второго. Убийцей оказалась невинно выглядящая юная девушка. «Эркюль Пуаро поспел как раз вовремя, чтобы предотвратить новое убийство...» Мой подбородок упал на грудь. Затуманенным взором я взглянула на часы: десять минут третьего. Я бросила книгой в Табиду, который застонал, но не шелохнулся, и позволила моим глазам закрыться.

... Я гуляла по дороге, мощенной желтым кирпичом. Силуэты вдоль дороги не были маленькими, они были размером с человека, возможно, статуями. Фигуры были жесткими и неподвижными, застывшими в принятой позе. Я узнала некоторых из них. Би, Роджер, Кевин... Старая, старая женщина, одетая в выцветшее черное платье, на ее лице было много морщин. Мужчина в шляпе и белом галстуке с тяжелой золотой цепочкой от ручных часов, свешивающейся ему на пузо. Я стала двигаться быстрее. Еще женщины в старомодных одеждах, мантиях и свободных платьях. Ребенок с большими голубыми глазами, никогда не мигающими, – фарфоровая кукла в панталонах и с обручем. Высокий молодой человек в яркой униформе, с золотыми эполетами и шпагой на боку. Я бежала быстрее, чем самый быстрый олимпийский бегун, и чей-то голос где-то кричал: «Назад, дальше назад, дальше...» Фигуры осветились. Я ловила взгляды белых лиц, застывших, как мрамор, смотрела на одежды, пришедшие сюда из музеев и картинных галерей, – мантии из зеленого бархата двадцати ярдов в длину, гофрированные воротники, широкие рукава, отделанные мехом, вышитый золотом жесткий костюм герольда. «Назад, дальше назад...» Тоги, туники и домотканые плащи с эмалевыми фибулами, фигуры, сжимающиеся в размерах, темнеющие и сгибающиеся. С головокружительной скоростью я скользила по поверхности, и фигуры стали терять все человеческое. Они падали на четвереньки, на копыта, на лапы. Я летела так быстро, что казалось, будто они с такой же скоростью двигаются назад – ползут, скользят, плывут и все дальше сжимаются, в то время как тот же голос продолжал в одинаковой тональности свою литанию: «Дальше, дальше назад...» Назад, к самому началу, к бесформенным частицам материи, из которых произошли мы. Назад, к первозданной массе и органической химии. Я не могла больше смотреть на фигуры, которые корчились и бились вдоль дороги. Я двигалась слишком быстро. Когда я достигну конца, я разобьюсь или упаду. Я не могла остановиться...