Дети выскочили из столовой и замерли, с любопытством и замешательством разглядывая меня.

– А что у тебя в пакете? – прищурилась Урсула.

– Ничего.

– Почему ты надел лодку? – спросил Питер.

– Ох, Питер, это не настоящая лодка, просто дурацкая куртка, – вздохнул Джонатан.

– Захотел и купил, чего такого? Я не поклонник расхожей моды, просто купил практичную вещь. Зачем поднимать столько шума?

– Что значит «практичная»? – спросил Джонатан.

– Это значит, что вещь не для красоты, а для пользы, – ответила Урсула. – И соображение пользы перевешивает все прочие. Пусть у папы глупый вид, зато он теперь непотопляем.

Махнув рукой, я направился к лестнице.

– Папа, почему ты надел лодку? – повторил вопрос Питер.

Джонатан снова вздохнул и раздраженно пояснил:

– Это не лодка, Питер, это – практичная вещь.

В спальне я снял куртку и запихнул ее под кровать. Вынимать из нее деньги не имело смысла, но вешать ее на плечики в шкаф было опасно, учитывая популярность ограбления со взломом в нашем районе. Стимулятор мышц я тоже сунул под кровать и накрыл старыми журналами.

Урсула с детьми ели шпецле – швабское лакомство, готовить которое надо так, чтобы по завершении кухня напоминала лабораторию для жутких медицинских экспериментов. Когда я сел за стол, Урсула пододвинула мне письмо:

– В следующую среду у Джонатана в школе родительское собрание. Не попросишь свою маму присмотреть за детьми?

– Она не сможет. Помнится, она говорила, что поедет к сестре в Девон.

– Вот как? Что же делать?

– Ничего. Можешь остаться дома. Поеду один.

– Но я тоже хотела съездить.

– Там не будет ничего важного. Это не специальное мероприятие, обычная рутина. Мне скажут, что все в порядке, и поинтересуются, есть ли у меня вопросы. Я скажу «нет». Всех дел – на десять минут.

– Зато у меня есть вопросы.

– Опять потребуешь, чтобы они предъявили учительские дипломы? Это неприлично.

– В Германии учителя обязаны иметь соответствующее образование, а здесь на работу берут кого попало, лишь бы согласились. Я желаю знать, прошли ли учителя необходимую подготовку.

– В Германии дети начинают учиться только с шести лет, а у нас с пяти. Возможно, здешних учителей не слишком тщательно готовят, зато у них больше времени, чтобы набраться педагогического опыта непосредственно на рабочем месте. Мы это уже обсуждали.

– Ты обязан узнать все, что происходит в школе. Когда вернешься, потребую подробного отчета.

– Не сомневайся, я замучаю миссис Битти вопросами.

– Миссис Хэмпшир, – поправил Джонатан, не отрываясь от тарелки. – Мою учительницу зовут миссис Хэмпшир.

– С каких это пор? А что случилось с миссис Битти?

– Взлетела на воздух.

– Джонатан, я серьезно спрашиваю.

– Точно взлетела на воздух, – кивнула Урсула. – У нее в квартире была утечка газа.

– Во дела!

– Мой друг Луи сказал, что от нее одни тапочки остались.

– Понятно. Весьма прискорбно.

Джонатан пожал плечами, продолжая есть:

– Всякое бывает.

– Да, кстати, – вспомнила Урсула, – я позвонила брату. Он постарается взять отпуск, чтобы съездить с нами на лыжный курорт. Побудем сначала пару дней с родителями, потом с ним и Сильке поедем кататься на лыжах.

– Ладно, как скажешь.

– Ты ведь тоже сможешь взять отпуск?

– Думаю, смогу.

– Вот и хорошо. Потому что мне отпуск нужен позарез. Я тебе рассказывала, что Ванесса опять учудила?

– Почти целые сутки не рассказывала. Я прямо-таки весь извелся от любопытства.

– Тогда слушай…

– Док, Простак, Чихун, Тихоня, Соня, Весельчак и Ворчун. – Я водрузил гамбургер на стол и протиснулся между столом и стулом на свое место. – Если бы вы были восьмым гномом, то как бы вас звали?

– Ру звали бы Дрочун, – хихикнула Трейси. Ру ответил невыразительным эрзац-смешком:

– Ха… А-ха-ха. Меня бы звали…

– Лепила? – продолжала Трейси. – Страшила?

– Привередой, я думаю… Меня часто называют привередливым. Я не обижаюсь, неразвитые люди всегда дают такие клички тем, кто предъявляет к жизни более высокие требования.

– Точно.

– Коли речь зашла о высоких жизненных требованиях, скажи на милость, Пэл, чего ради ты вырядился в эту куртку?

– Гм. Куртка как куртка.

– Ну нет. Это не просто куртка. Она родом из таких зловещих мест, куда нормальные куртки боятся нос показать. Что это? Может, новая курточная национальность?

Я долго думал, не рассказать ли Ру и Трейси о триадах. От них я не боялся услышать совет «поступай правильно». Во-первых, они были мои друзья, то есть люди, не способные давать благоразумные советы, во-вторых, даже если бы они такой совет дали, я мог его проигнорировать. С Урсулой так не получится. Наконец скрепя сердце я решил ничего им не говорить. Информация была просто создана для сплетен, никто бы не удержался, чтобы не разболтать. Рассказать друзьям о триадах, а потом потребовать, чтобы молчали, – бесчеловечно и жестоко. Не платить же черной неблагодарностью Ру и Трейси, которые скрасили мне столько обеденных перерывов. Чем меньше людей будет знать о моих делах, тем лучше. Сам я умел хранить тайны и не раскололся бы даже на допросе. То есть я был уверен, что не расколюсь, пока Ру не начал издеваться над моей курткой и я не обнаружил, что мне стоит неимоверных усилий не разболтать историю всему кафе. Наверное, так и прокалывались шпионы в СССР во время холодной войны. Достаточно методично и язвительно осмеивать прикид агента, пока он не огрызнется: «Еще бы мои туфли не смахивали на клоунские, ведь в них тайник с микропленкой».

– Обычная куртка. Мне нужна была куртка, вот я и купил на распродаже.

– Она случайно не из парусины, уж больно на парусник похожа? – подначивала Трейси.

– По вам обоим телевидение плачет. Выпуск вечерних новостей: «Найдены неопознанные тела», примерно в таком духе.

– Извини, – Трейси не могла унять смех, – мы просто развлекаемся.

– Что-то многовато развлечений стало в этом мире.

– Вряд ли. Например, посмотри сюда… – она указала на Ру, – развлечение – это то, чего людям постоянно хочется. Взять хотя бы секс…

– Браться за секс – самое милое дело.

– В основе массовой культуры заложена аксиома, что секс – это развлечение. Полная лажа.

– А я думаю, что секс должен быть развлечением, – убежденно заявила Трейси.

– А я думаю, – включился Ру, – что секс должен продаваться в автоматах. Если бы я мог сделать так, чтобы секс всегда был развлечением и продавался в автоматах, мне, пожалуй, поручили бы сформировать правительство.

– Вместе посмеяться в постели – это же здорово и… э-э… ну просто здорово, и все, – добавила Трейси.

– Мы с Трейси в одной постели. Мы за секс как развлечение.

– Нет, нет и нет. Секс не должен быть развлечением. Секс может быть разным – будоражащим, романтическим, жутким, бездумным, грязным, опасным, неистовым, запретным, извращенным, – но если он для вас всего лишь развлечение, вы на ложном пути.

– Что-что я…

– Помолчи, Трейси. Секс и смех несовместимы. Сексу все нипочем – чувство вины, суровый призрак неизбежной смерти, посторонний шум, неподходящие погодные условия, захламленный салон автомобиля. Мощные дозы алкоголя и наркотиков, совершенно лишающие человека способности выполнять элементарные осмысленные действия, не только не препятствуют сексу, но даже бесконечно увеличивают его вероятность. Единственное, что разит секс наповал, – смех. Теперь все на свете пытаются превратить в развлечение – «учитесь с удовольствием», «соблюдайте диету с радостью», «наслаждайтесь банковскими операциями». А вот хрен вам. В мире мало веселого. На восемьдесят процентов он состоит из убожества, страданий, несправедливости и гнетущей экзистенциальной серости. Еще на семнадцать – из откровенной удушающей скуки. Остаются несколько минут веселья в неделю, точка. Мое скромное пожелание: лучше не смешивайте эти веселые минуты с сексом, иначе хиханьки да хаханьки погасят эротический запал. Если вам нужен головокружительный водоворот страсти, пыл, безумие и экстаз – займитесь сексом, если хотите развлечься – сыграйте в карты, что ли.