- Что же вы смотрели, Жорж? Где вы были все время?-- с раздражением в голосе спрашивала Анна Павловна.-- Теперь я могу говорить с вами откровенно, потому что все кончено... Ах, Боже мой, Боже мой... Я говорю о моей бедной Эллис, точно она умерла... И умерла. Да... Нет Эллис! Понимаете вы это, несчастный вы человек?.. И знаете: если кто виноват во всей этой истории, так вы...    -- Я?!...    -- Да, вы... вы... вы!..    Жорж вытянул губы, поднял брови и сквозь зубы издал неопределенный звук. Это был совсем приличный молодой человек, т.-е. молодой человек относительно: под тридцать, а может, и за тридцать лет. Петербургские молодые люди в этом отношении удивительный народ,-- как будто и молодой, как будто и старик. Во всяком случае, он находился в том критическом возрасте, когда мамаши, имеющия взрослых дочерей, относятся к таким молодым людям с особенной материнской внимательностью. Ничего особеннаго Жорж, конечно, не представлял, но зато был приличен безусловно. Всегда одет прилично, как одеваются солидно-богатые люди, всегда гладко выбрит, спокоен и сдержан. Правда, что у этого типа молодых людей лицо является точно дополнением всех остальных приличий, но ведь Жорж не готовился быть оперным певцом, адвокатом, модным дамским портным -- следовательно он мог обойтись даже и совсем без лица. Он бывал в доме около трех лет, сделался почти своим человеком, а между тем Анна Павловна только сейчас заметила, что у Жоржа русые волосы, предательски начинавшие редеть на макушке, маленькия уши, неопределеннаго цвета глаза и правильный нос, совершенно правильный, точно он был взят с какого-то другого лица. Анна Павловна посмотрела на Жоржа прищуренными глазами, чувствуя, как ненавидит его теперь всей душой -- вот именно -- за приличие.