| | | |  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  |
Но к 1965 году где-то, ко времени работы над «Братской ГЭС» все шестидесятники за ничтожным исключением почувствовали глубокий кризис шестидесятничества. Связан он был не с политическими, а с метафизическими причинами, с отсутствием у них глубокой внутренней эволюции, глубокой подкованности метафизической. Как сказал Отар Иоселиани: «Большинство советских художников было метафизически безграмотно, кроме Эйзенштейна, который продался большевикам». Конечно, слова Иоселиани всегда нужно воспринимать с известной долей его собственной иронии, и они и рассчитаны на такую иронию, на преломление, но вот здесь он прав. Именно метафизическая безграмотность привела к тому, что оттепель стала вырождаться. Аннинский тогда первым почувствовал и в «Ядре ореха» об этом написал, что когда шестидесятники стали писать поэмы – это было отказом от движения вглубь. Это стало таким движением вширь, экстенсивностью вместо интенсивного лирического усилия. Для Евтушенко «Братская ГЭС» – поэма во многих отношениях талантливая, во многих отношениях даже прорывная (сейчас вот Савеличев написал неплохой роман, на мой взгляд, об этом, – он конкурирует на премию Стругацких, и я прочел его с живейшим интересом. Мне кажется, что «Братская ГЭС» – это в целом ретардация, это в целом отступление. Потому что вместо лирики, которая пыталась бы как-то определить авторское место в мире и спозиционировать себя относительно советской истории, здесь во многом это все-таки декларация. Хотя поразительные прорывы были в поэме «Казанский университет», но и это, к сожалению, все-таки попытка с негодными средствами. Поэмы Евтушенко – это такие своего рода пирамиды. Правильно кто-то написал, что это «пирамиды Евтушенко» – циклопическое, но во многих отношениях бессмысленное сооружение.
Д.Быков:Толстой поднес зеркало к лицу России с такой высокой разрешающей способностью, что жить по-прежнему было нельзя
При этом Евтушенко продолжал писать вещи иногда удивительной мощи. Скажем, «Голубь в Сантьяго», которую он, перечитывая сам, не верил, что это он написал. Вообще возможности белого стиха в русской поэзии далеко не исчерпаны, а уж дольник еще интереснее. Вот когда Евтушенко освобождался от рифмы, на стыке поэзии и прозы в «Голубе в Сантьяго» возникают иногда замечательные откровения, и поэма сама по себе очень сильная, хотя довольно наивен ее пафос – такого жизнеутверждения в противовес соблазнам самоубийства, это не интересно. Интересна та необходимость выбирать, перед которой он там оказался. Проблема Евтушенко наиболее наглядно сказалась в стихотворении хотя и сравнительно поздно написанном, во второй половине 60-х, но по рефлексии оно очень точно. Я много раз говорил, что тогда появилось несколько таких анималистских автопортретов. Автопортрет Вознесенского – «Станция кольцевания» про Ниду, где он в виде окольцованной цапли себя изобразил. Кстати, у Аксенова потом эта же цапля возникла в одноименной пьесе. Соответственно, это «Монолог голубого песца» Евтушенко, это «Осенний крик ястреба» Бродского, это «Охота на волков» Высоцкого. Любопытно, что в это время Окуджава, поняв, что анималистские аналогии опасны и поспешно изобразил себя в виде охотника. Хотя тоже у него присутствует такой раздвоенный образ охотника и оленя. Так вот, мне представляется, что стихотворение Евтушенко «Монолог голубого песца», хотя оно несколько затянуто, в этом смысле поразительно откровенно, и в нем есть пророческая мысль. Там песец, который прекрасно понимает, «кто меня гладит [кормит] – тем я буду предан, кто меня кормит [гладит] – тот меня убьет». И в один момент он очутился на свободе, он выбежал, и вот эти звезды над ним искрятся, мириады искр в снегу, и он бегает вне клетки, а потом возвращается в клетку, потому что понимает, что без нее он не может. Это стихотворение очень точно обозначало сущность советского поэта, а шире говоря – и русского поэта, потому что для русского поэта отказ от родины, от ее идеологов, от тех, кому она сейчас досталась, от тех, кому досталось вот сейчас хоронить ее огонь, – такой отказ всегда выглядел как предательство. Предательство – это очень употребительное в России слово, действительно: шаг влево – шаг вправо. Если ты действительно не хочешь разделять с родиной ее заблуждения, то ты сразу же получаешься предателем. А Родина всегда права, не права она не бывает. Не потому, что она народ; не потому, что народу так лучше («Сосед кричит, что он народ, что основной закон блюдет»). Очень точной, кстати говоря, оказалась метафора у Высоцкого: за флажки-то он выскочил, но с вертолетов-то его достали, появилась вторая часть этой песни – «Охота с вертолетов», и оказалось, что мы больше не волки: «Наша роспись: мы больше не волки». Мы уже, к сожалению, перерождаемся в псов. Это псы – отдаленная наша родня, а волчья стать, волчья интуиция, волчья хищность, волчьи инстинкты, свободолюбие исчезли. Мне представляется, что самая ниша Евтушенко в 70-е годы была мучительно двойственной. Лучше, в смысле – легче, было Вознесенскому, у которого были христианские, священнические корни, и он попытался уйти в православие. Ну не в православие, а в христианство, более широко понятное. У него и пастернаковское влияние было, и школа воспитания у Пастернака. Поэтому Вознесенскому в 70-е годы удалось достичь нескольких вершин: удалось написать блистательную, по-моему, книгу «Соблазн», в которой были стихи по-настоящему трагического звучания, очень мощные. В первую очередь – это, конечно, «Уездная хроника», ну и «Девочка с удочкой, бабушка с удочкой» и, конечно, «Как божественно жить, как нелепо!» Там гениальные совершенно были стихи, и, кстати говоря, в его ернической поэме «Дама треф», в его авангардистских исканиях, запоздалых, но тем не менее, тоже были какие-то прорывы, достижения. Что касается Евтушенко, то я боюсь, что он остановился, и в результате появилось все больше многословных, водянистых, публицистических стихотворений. Это трагедия, безусловно; трагедия большого поэта, но нельзя забывать, что он был при этом очень добрым человеком. Человек, который хоть и любовался собой, но лучше любоваться собой и делать добро, чем не любоваться и добра не делать. Мы простимся с вами на неделю, пока.
| | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  |
«Можно ли считать Олега Даля гением безвременья? Неслучайно он очень любил Лермонтова». Скорее, жертвой безвременья. Олег Даль – классический пример человека, отравленного этим страшным затхлым воздухом, но он все равно реализовался довольно полно. Просто понимаете, у Даля была же и собственная внутренняя проблема: он был такой самоед, и мне кажется, он находится накануне рывка, но не всегда есть готовность этот рывок совершить. И Высоцкий находился накануне рывка, и тоже, мне кажется, во многом глушил себя этими беспрерывными выступлениями, потому что ему нужно было сосредоточиться, а я не знаю, в какой степени он был к этому готов. Рывок этот означал бы абсолютно порвать пуповину, связывающую с подтекстом, с контекстом, с поколением, с эпохой, с советской властью, грубо говоря. Очень немногим художникам тогда это удалось. Я думаю, даже гениальному Слуцкому тогда это не удалось. Это означало подвергнуть сомнению слишком многое. Я даже не знаю, кто. Может быть, Венедикт Ерофеев, но он изначально был абсолютно несоветским человеком. Думаю, в огромной степени это удалось Стругацким. А так вообще-то Даль погиб именно оттого, что перед главным рывком не чувствовал должной уверенности в себе. Мне кажется, и самоедство его происходило именно потому, что он не мог рассматривать себя в отрыве от этой реальности. А суть была в том, чтобы оторваться. Суть была в том, чтобы перестать от нее зависеть. Конечно, это удалось в огромной степени Бродскому, но какую цену за это Бродский заплатил! Вот об этом страшно подумать. У Чухонцева интересные были попытки отрыва, и, мне кажется, в «Однофамильце» это произошло. В «Однофамильце» он порвал со средой, с интеллигентской этой средой. А дальше – видите, тут дальше надо идти в еще более глубокие слои, дальше надо думать уже о российской матрице. Вот Бродский оказался, мне кажется, не способен с нею порвать и от нее оторваться, о чем свидетельствуют многие стихи: и «Памяти Жукова», и «На независимость Украины».
| | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  |
Эта проблема, между прочим, поставлена очень остро еще у Уиндема в «Кукушках Мидвича». Если вы помните этот роман (по-моему, гениальный, как почти все у Уиндема, я Уиндема считаю великим писателем), там поставлена проблема: если нас колонизировать, нас завоевывать пришли люди, бесконечно более эмпатические, бесконечно более содержательные, чем мы, – следует ли нам все-таки их остановить, спасая самостоятельность нашего пути? Учитель (что важно, именно учитель) поджигает все это гнездо марсиан, или кто там они, которые прилетели, – смуглые тоже и золотоглазые, с серебряными глазами и золотыми волосами). Их же подожгли, этих кукушат,
| | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  |
«Ваше мнение о феномене Льва Федотова и его парадоксально точных предсказаниях?» Лева Федотов – одноклассник Юрия Трифонова и прототип Левы Карася [Антона Овчинникова] в «Доме на набережной». Это действительно такой гениально одаренный мальчик, погибший на войне, знавший наизусть несколько опер, прекрасно рисовавший, интересовавшийся военной историей, оставивший дневник, полный пророчеств. Пророчества эти, надо вам сказать, ничего такого нострадамовского, ничего сверхъестественного в себе не содержат. Он предсказал возможную блокаду Ленинграда и возможное оставление части территорий, но для человека, который сколько-нибудь представлял себе перспективы грядущей войны, это не было биномом Ньютона. Такие мысли, такие предположения высказывали многие. В частности, высказывал их и Хармс, говоривший, что Ленинград ждет судьба Ковентри, об этом есть многочисленные мемуарные свидетельства. И Марине Малич он предсказывал довольно точно, Друскину и Пантелееву, московским друзьям говорил, что будет. Такие настроения, которые назывались паническими без всяких оснований – у нас же любой прогноз приравнивается к панике, – имели место. Просто Лева Федотов был очень умным и смелым мальчиком. Тут интересен, скорее, другой феномен: феномен появления этого поколения – все ИФЛИйцы,
| | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  |
. Попыткой борьбы с этим фаустианством является роман «Истребитель», который о том, что если ты хочешь достичь максимального профессионального совершенства в империи, принадлежащей Сталину, пусть принадлежащей не абсолютно, но достаточно черному злу, ты вынужден искать с ним сотрудничества, залога, ты вынужден работать на него, если тебя интересует собственное профессиональное совершенство. Попытке развенчания этой идеи посвящен этот роман, но насколько убедительна альтернатива, насколько убедительна судьба Кондратюка, которая в конце концов оказалась бегством.
| | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :1]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :1]]> ]]> :1]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :1]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :1]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
|  | | | Комментариев: 0 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
{"0":false,"o":30} |
{"0":false,"o":30} |