| | | |  |
Елена Усачёва: "Нам пока удаётся благополучно избегать той ямы, в которую загнала сама себя европейская литература"
Елена Усачёва - любимица девчонок и мальчишек, автор почти сорока книг для подростков. Она обладает мастерством создавать такие сюжеты, что от повествования просто невозможно оторваться. И, по признанию некоторых мам и пап, они и сами иногда не прочь позаимствовать у чада остросюжетную приключенческую книгу этой замечательной писательницы
- Елена, расскажите про свою новую книгу и когда мы можем с ней познакомиться?
- История с новой книгой произошла забавная, совсем как у Пушкина с Гоголем. Замечательный подростковый писатель Эдуард Веркин давно советовал мне написать… скажем так, книгу. О поиске. О вахте памяти. О поисковых отрядах. Моей семье от бабушки достался дом в деревне, в Калужской области, где шли бои зимой 41-42 годов во время битвы за Москву. У нас до сих пор сохранились окопы, воронки, находят осколки снарядов, гильзы, каждую весну, как вороны, на вспаханные поля выходят чёрные копатели. Находят мины, военную амуницию, не только ВОВ, но и Гражданской и даже Наполеоновского нашествия. Копая огород, легко найти Николаевскую монету или осколок дореволюционной посуды. Писать есть о чём. У нас в Кременках есть замечательный музей Обороны Москвы, в деревне Екатериновка работает поисковый отряд. История под ногами. Я стала писать. Походный опыт большой, работа в подростковых отрядах есть. Материал сам просился на страницы. Думаю, в следующем году всё будет готово.
- Если можно, что вы читали в детстве и юности? На каких книгах «росли»? Много ли было книг в доме?
- В детстве я читала мало. Помню совершенно не соединимые книги – «Волшебник Изумрудного города» Волкова и «Как закалялась сталь» Островского. Обе мне нравились. И уже потом, в четырнадцать, я стала читать Дюма, Сабатини, Крапивина. И с тех пор очень люблю читать. Слежу за современными литературными премиями, читаю шорт Большой книги, Букера, Дебюта. С удовольствием читаю детские книги. Ехала в поезде, достала книгу, все в купе удивлялись, что я читаю детскую книгу. У нас в семье книги были, но не было никакого культа. Хочешь – читай, не хочешь – никто не заставляет.
- Как началась ваша литературная биография?
- На спор. Я работала в детской газете «Пионерская правда», туда приходило много писателей. С одним из них я поспорила, что напишу книгу лучше, чем у него. И написала. Лучше или хуже – не знаю. Но с тех пор я стала писать, придумывать истории. Особенно мне нравится придумывать страшилки. Это очень интересный жанр.
- Что необходимо, чтобы стать настоящим детским писателем? Трудно ли писать для детей?
- На одном из семинаров детской литературы прекрасный писатель Сергей Махотин напомнил нам слова Корнея Чуковского, что для детей надо всегда писать в состоянии радости. Надо держать внутри себя эту радость, тогда вы сможете написать детскую книгу. Что бы ни происходило в жизни, садясь за стол, должен в душе зажигать огонёк. Сложно сравнивать, я не писала для другой возрастной категории. Мне легко писать только для детей и подростков.
- Как вы считаете, сегодня дети те же, что и раньше? Птенцы, не знающие до совершеннолетия, образно говоря, откуда дети берутся. Надо ли их оберегать от правды жизни, от несчастливого конца? Надо ли с ними нянчиться через книгу? Или же относиться как-то более по-взрослому?
- Эпоха ещё не сменилась. Сегодняшние дети всё ещё растут на той почве, что была создана в революцию и войны. В них есть наивность, есть романтические устремления, они мечтают о событиях и свершениях, они готовы жертвовать собой ради высшей идеи (главное, чтобы эта идея была). В этом отношении «Тимур и его команда», если из книги убрать пионерскую символику, всё ещё актуальна. Сегодняшние дети более информированы, поэтому откуда берутся дети, знают. Они и раньше знали. Это никогда не было тайной. Проблема не в детях, а в родителях. Если раньше дети росли и учились жить на примере взрослых, то сейчас родители решили, что детей надо непременно воспитывать. Поступать по жизни, как они, взрослые, считают нужным (обманывать, воровать, предавать, уводить жён и мужей), а воспитывать детей только на идеалах чистоты и правды. Этот конфликт приводит к каше в голове у детей (видят-то они другое), а в правительстве – к бестолковому закону «О защите от информации». Ребёнок может читать любую книгу – и с сюсюканьем, и с «правдой жизни». В любом случае он возьмёт из книги только то, что ему нужно. Это взрослые всё чего-то боятся. Ребёнок в своём идеальном мировосприятии этих боязней лишён.
- Кто из современных детских писателей вам наиболее симпатичен? Чего и насколько, по-вашему, сегодня не хватает детской литературе?
- Мне нравится наша современная детская литература. Она интересна, она разнообразна, она динамична. Много имён, много книг, много тем. И это – замечательно. Мы сейчас переживаем заметный рост именно детской литературы. Она старательно избавляется от «пережитков прошлого» - всё-таки люди, выросшие на советских стандартах, продолжают по этим стандартам писать. Отсюда и появляются у нас бесконечные книги, которые очень нравятся нашим критикам – книги «как раньше», книги их детства. Но есть и авторы со своим стилем, со своими темами, яркими, неожиданными, современными. Это Эдуард Веркин – самый сильный на сегодняшний день подростковый автор. Станислав Востоков – очень интересный автор. Мария Ботева – потрясающий автор со своим неповторимым стилем. Анна Игнатова, Ася Петрова, Елена Владимирская, Анна Воронова.
- Что в наши дни означает фраза «состоялся как писатель»? Легко ли нынче «пробиться», стать знаменитостью, стать «раскупаемой»? И какие сегодня существуют «рычаги» для продвижения творческой карьеры?
- Для многих – вышедшая книга является мерилом состоятельности. Я до сих пор не знаю, когда человек из «пишущего» становится «писателем». Я себя писателем не считаю. Нынче легко сделать всё – «пробиться», напечатать книгу, раскрутить тираж. Невозможно только сделать заявку в вечность. Написать что-то, что гарантированно останется в веках. Как «Чёрная курица» Погорельского или «Детство Темы» Гарина-Михайловского. Никакая рекламная кампания, никакое количество книг не гарантирует, что тебя не забудут через год. Радий Погодин, Виктор Голявкин, Вениамин Каверин, Иван Ефремов – их знали, знают сейчас и будут знать через сто лет, без рекламы и денежных вливаний. Это люди эпохи. Сейчас такое мелкое время, что высоких людей среди них и нет. Я не говорю о тех писателях, что стали известны ещё в эпоху гигантов, в прошлом веке. Александр Курляндский, Григорий Остер, Эдуард Успенский, Андрей Усачёв. Да, это люди своей эпохи. Все «рычаги» есть у издательств – реклама, скандалы, участие в конкурсах. Но по большому счёту ничего нового не изобретено. Фильм или мультфильм по книге делает автора топовым. Как случилось с Сергеем Лукьяненко или Тамарой Крюковой. Ничего другого не придумано.
- Что, именно в вашем понимании, значит «хороший писатель»?
- Это писатель, чьи книги с первой же строчки создают целый мир. Ты с головой окунаешься в то, о чём читаешь. Такое всегда происходит с книгами Веркина. Не знаю, как ему удаётся это, вроде бы слова и слова, мы все ими пользуемся. Но то ли он правильные слова подбирает, то ли в правильном порядке ставит, но это здорово. Но в большинстве случаев, когда читаешь книгу, она остаётся просто страницами с буковками, не превращается в историю. Таких книг, к сожалению, много.
- Каким вы видите будущее русской литературы? Как по-вашему, сегодня она переживает период подъёма, или наоборот?
- Некоторые критики считают, что российская литература, не вписавшаяся в общелитературный процесс, недолитература. Мол, Европа давно шагнула вперёд, а мы всё топчемся во всём своём… А я убеждена, что русская литература идёт своим путём, это отдельное течение в общем литературном потоке. И это здорово, что мы отличается от европейской или американской литературы. Мы не отстаём от неё, мы имеем своё оригинальное развитие. Про взрослую литературу не скажу, я не очень хорошо знаю зарубежную современную литературу, а наша детская литература сейчас на подъёме. Нам пока удаётся благополучно избегать той ямы, в которую загнала сама себя европейская литература. Они в основном пишут депрессивные книги об увечных-калечных, о смерти, о изгоях, о больных. Эти проблемные книги, возможно, показывают мир в его разнообразии, но не рождают желания мечтать, жить, творить.
- Какую из своих книг вы считаете самой удачной? Как родилась её идея? Когда начали её писать, думали ли вы, что её ждёт успех?
- Удачная книга и успех это разные вещи. Я очень люблю свою смешную страшилку «Любовная записка с того света». Это жанровая очень изящная вещь. Но её напечатали всего один раз, и больше я её никуда не могу пристроить. Я считаю для себя удачной серию «Школьные истории» - подростковые повести о девятиклассниках. Они уже выдержали несколько переизданий с разным оформлением – и это явный успех. «Сказка для Агаты» - мною сейчас очень любимая вещь, потому что она о важном – о том, что мы все живём своими мирами, и они не пересекаются с миром родных. А самым успешным у меня был коммерческий проект, который в своё время мне предложило издательство «Эксмо» - «Пленники сумерек», серия книг о вампирах. Это был интересный опыт. Масштабная история, жёсткие временные рамки, большие тиражи. Да, в своё время она была очень популярна. Названия у книг были «Влечение», «Откровение», «Искушение» и так далее.
- Что вы думаете про литературную классическую прозу? Насколько она нужна детям, и с какого возраста их надо с ней знакомить?
- Что можно думать про классику? Она есть. Она – наша база. То, от чего мы будем отталкиваться всю свою жизнь. Она входит в наше создание во младенчестве стихами Пушкина, Лермонтова, Чуковского, сказками Погорельского, Толстого и Аксакова. Классика необходима. Если человек хочет что-то понимать в этой жизни, а главное – хочет уметь писать, то ему необходимо читать классику. От Пушкина до Бунина и Куприна, от Толстого до Шолохова и Булгакова.
- Как вы относитесь к ненормативной лексике в литературе? Есть ли определённые условия, когда можно допустить её употребление?
- Каждый автор для себя решает, что допустимо в его тексте, а что нет. Всё-таки это его текст. Автора не должно ограничивать ничего извне. Только внутреннее самоощущение. Я знаю прекрасного драматурга Максима Курочкина, в большинстве его пьес звучит ненормативная лексика, и она там уместна. В фильме «Левиафан» мат был лишним, его туда искусственно вставили, для понтов, и было видно, как актёрам неуютно его произносить. В детской книге, если герои ругаются или дерутся (а подростки часто делают и то, и другое), то они не могут друг к другу литературно обращаться. И для правды картинки должна быть правда речи. И уже искусство писателя – сделать это изящно.
- Как литератор, что вы думаете по поводу сохранения чистоты русского языка, даже элементарной грамотности? Молодёжь читает в основном сайты. В российских школах всё чаще попадаются с трудом грамотные учителя. С этим можно что-то сделать?
- Язык – живой организм, он существует по своим законам. И глупо вздыхать – ах, как хорошо было раньше. Хорошо сейчас! Понятие «чистота русского языка» - вещь, придуманная учёными. Нет ничего чистого в этом мире. Всё течёт, всё изменяется. И то, что мы сейчас имеем – это русский язык. Человек становится грамотным, когда ему это нужно. Если не нужно – вы его не заставите на сайте знакомств выражаться языком Пушкина и Толстого. Зачем? Понадобится ему написать письмо, он его напишет. Потребуется ему – он прочитает классику. Мне кажется, мы всё сваливаем в одну кучу и по верхам оцениваем общую картину. Да, в Москве и Санкт-Петербурге молодёжь такая, в деревне Востоково – другая, на Сахалине – третья. Неграмотность – это персональная лень отдельно взятого человека. Не хочется учителю ничего, он ничего не имеет. Ни в голове, ни в жизни. Мне вот интересно жить, читать, ездить, смотреть. Пока ребёнку интересен сайт, он там сидит. Вырастет из сайта – прочитает и узнает что-то другое. Надо не мешать и не заставлять.
- Если бы вернулись в свои тринадцать лет, что бы себе пожелали?
- Не страдать фигнёй и не убиваться, что со мной никто не дружит.
- Можно ли нынче «прокормиться» литературой? Обеспечивает ли она вам достойную жизнь?
- Есть топовые авторы, которым удаётся жить литературой. Из молодых детских писателей я таких не знаю. У всех есть жёны-мужья, которые согласны подкармливать творца, или дополнительный заработок в журналистике или другой вольной профессии.
- Легко ли нынче издаваться? Да и надо ли, если есть такая замечательная вещь, как интернет?
- Издать книгу сейчас легко. Главное, чтобы она была хорошо написана. Ещё вариант – книга должна быть серийной, подходить под серию, которая уже есть у издательства. А вот где печатать – это уже решает сам автор. Возможно, в интернете её больше людей прочитают, но сегодня всё же автора делает бумажная книга, которую можно подержать в руках, подарить, подписать.
- Авторское право и интернет – как вы относитесь к этому вопросу?
- Мои книги не настолько дорого стоят, чтобы я волновалась о потерянных деньгах. Что же касается авторского права, за свою более чем десятилетнюю творческую жизнь я ни разу не встречалась с тем, чтобы кто-то у кого-то что-то воровал – кусками, идеями, целыми текстами. Это глупо. И не то, что не профессионально, но бессмысленно. Если ты не умеешь писать, то никакое воровство тебя не спасёт.
- Если бы вы могли выбирать любую точку земного шара, куда бы отправились в путешествие?
- В Англию и Новую Зеландию. Кто не мечтает отправиться на другой конец света, где всё не так, как у нас. А Великобритания – это отличная страна, где мне нравится бывать.
- Над чем вы сейчас работаете?
- Над книгой о поиске. Но лето, конечно, не самое лучшее время для работы. Летом много фестивалей и путешествий. Я уже успела съездить на Санкт-Петербургский книжный салон, представить новый проект Клуба Кураторов литературных фестивалей – Ассоциации кураторов детских литературных фестивалей, провести свой праздник детской литературы «Стожары» в деревне Лизуново Владимирской области, посетить Московский кинофестиваль, съездить в «Орлёнок» на фестиваль визуальных искусств. В Петрозаводске вот-вот начнётся литературный фестиваль «Петроглиф», в котором я тоже участвую. Потом я поеду в Эстонию. В августе зовут в Ханты-Мансийск. В сентябре поэтический Волошинский фестиваль в Коктебеле. Такие поездки и встряски помогают отрываться от текста, возвращаясь, смотреть на него новыми глазами, помогают находить и придумывать сюжеты.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Елена Данченко: "Нужна ли поэзия человечеству? На этот вопрос когда-то лучше всех ответил Бродский"
Колоритный поэт, блестящий переводчик, Елена Данченко - подвижник на культурной ниве. Она более десяти лет работает в Нидерландах и делает всё возможное для продвижения русской поэзии на Западе
- Елена Михайловна, как русский поэт, живущий в Нидерландах, осветите вопрос: интересуется ли Голландия русской поэзией, вообще русской литературой?
- В Нидерландах живу 11 лет и есть уже какие-то, пока скромные, контакты с голландскими поэтами (скромные, потому что мне приходится много ездить). Я не замечала у них большого интереса именно к русской поэзии. Они развивают своё национальное искусство. Конечно, они, как поэты любой страны, весьма начитанные люди и наверняка читали Пушкина, к примеру. Среднестатистический голландец читал, или по крайней мере, слышал о Толстом и Достоевском. Самые продвинутые знают Чехова, Солженицына. Пожалуй, всё. Русской поэзией всерьёз интересуются переводчики-слависты. В Голландии есть прекрасные переводчики поэзии с русского языка. Мне нравится, с какой лёгкостью и бережностью, каким красивым и изящным слогом они переводят. В Нидерландах иногда издаются альманахи русской поэзии. К примеру, несколько лет назад вышла роскошная книга на 400 страниц «Зеркало русской поэзии» под редакцией Виллема Вестштейна и Петера Зеемана. Там представлена вся русская поэзия, от Феофана Прокоповича и Ломоносова до Парщикова и Ерёменко. Если такие книги издаются, значит есть интерес к нашей поэзии, в определённых кругах, конечно.
- Сколько за это время вы выпустили книг? А сколько их вышло до того, как вы уехали?
- За время моего пребывания в Голландии у меня вышли две книги стихов. Одна в Москве, в издательстве Э.Ра (2012-2013), вторая стала моим выигрышем в конкурсе имени Ольги Бешенковской, проводимом в Германии. Он вышла в издательстве Stella в городе Хехингене (2015). Книга «Где бы ты ни был» неплохо расходится, поэтому была переиздана. До отъезда я успела издать всего три книги стихов, все три в Москве, в разных издательствах.
- Если можно, почему вы покинули Россию?
- Россию я не покинула. У меня два гражданства и в Москву, к себе домой, я приезжаю, минимум, раз в год. В Москве у меня сын, невестка, внук. Ещё я езжу в Беларусь – у меня там мама. Вот так и живу – на три страны. Даже на четыре, если учесть летние полевые работы мужа во Франции (он геолог по профессии). Мы по миру много ездим.
- Вы не только пишете, но и переводите. А сами - пишете ли на голландском, или ваши стихи кто-то на него переводит? Пожалуйста, расскажите про сборник, который вы выпустили в дуэте с китайской поэтессой Мин Ли. Как родилось это сотрудничество? Легко ли было с ней работать? Получили ли вы удовольствие от этого совместного творчества?
- Я действительно перевожу, с нидерландского и английского – двух языков, которые мне доступны. Перевожу также с подстрочников, но это менее интересно, потому что язык надо чувствовать, на нём надо говорить. Да, мне удалось создать двуязычную книгу стихов совместно с китайской поэтессой Мин Мин Ли. Работа с китаянкой шла трудно, если честно. Вообще идею создать двуязычную книгу мне подкинула моя учительница нидерландского языка, Гердина Смит. Она сама хороший поэт, кстати. Мин и я учились в школе, но друг друга не знали. Гердина нас познакомила и какое-то время курировала. Собирались в кафе, показывали друг другу свои вирши. Для этого пришлось перевести их на голландский, для начала. План книги придумала я: разделить её на общечеловеческие темы-разделы, понятные всем и ставить вперемешку стихи: мои и Мин. Без имён. Темы мы обозначили на трёх языках: русском, китайском и нидерландском. По стилистике, по названию стихотворений, впрочем, авторство всё равно понятно: над китайскими стихами можно увидеть иероглифы, над моими – кириллицу. Всё это дополняется названием на нидерландском языке. С китайскими текстами, вернее, с их подстрочниками, работала впервые, там особая система образов, много намёков. Чтобы понять Мин, назначала ей встречи, проясняла каждое слово, каждый образ. Вообще затея была безумная: когда мы начинали, язык знали слабовато, не хватало времени на книгу, занимались ею урывками. Но – постепенно вытянули. «Где бы ты ни был» - это книга – акция, против национализма и расизма, которые, увы, существуют до сих пор. А люди на земле хотят, в принципе, одного и того же: жить в мире, быть счастливыми, спокойно работать и растить детей. Идея не новая, но несколько подзабытая. На голландском языке не пишу, но могу на него перевести. Редактировала Мин на голландском, а себя переводила сама. На русский перевела её, разумеется, тоже сама. Но потом наши тексты редактировали голландцы, в частности Гердина и голландский студент-славист. Конечно, нам помогали. Эта книга сделана параллельными текстами: на развороте одно и то же стихотворение, написанное по-голландски и по-русски.
- Считаете ли вы своё творчество частью процесса глобализации? Вообще, расскажите про свою деятельность на международной культурной ниве.
- Вы знаете, мне не нравится слово глобализация… Да, все мы люди и хотим одного и того же. Но мы самобытны и хотели бы свою самобытность сохранить. Невозможно переехать в Голландию, там умереть и тут же воскреснуть, например, голландцем. Наш с Мин сборник ведь и об этом – мы настолько разные, что даже без заглавий можно было бы понять, чьему перу принадлежат наши тексты – моему или Мин. Глобализация предполагает некую одинаковость – такой большой колхоз с неким председателем всего мира. Пока я читаю стихи русским, живущим в Голландии. Организовала один, надо сказать, успешный, вечер в Амстердаме, в зале Торгового представительства РФ, с помощью русских дипломатов. Собрала чудесных русских поэтов из Нидерландов, Германии, Бельгии. Свои стихи читали Анна Креславская, Лариса Подаваленко, Наталья Гребенко, Дина Дронфорт, Татьяна Ивлева. Татьяна Ивлева представила сборник «Певчий Ангел», тогда только что вышедший в санкт-петербургской «Алетейе», а я – свою новую книгу «Не избранное». Зал был полон, отдача слушателей была потрясающая. А ведь мы читали стихи о любви… Было приятно услышать от представителя Россотрудничества, что они даже не ожидали такого наплыва людей. Это хороший старт. Что касается голландской литературы, а точнее сказать, поэзии, то да, стараюсь опубликовать в периодике свои переводы из современной нидерландской поэзии в России. Здесь есть прекрасные поэты: Ингмар Хэйтце, Рубен ван Гог, Геррит Комряй, Анне Вехтер и другие. Стараюсь освещать литературные и культурные события, имеющие отношение к русской диаспоре и не только к ней, в российской периодике.
- Вам виднее из-за границы, существует ли и ощущается ли разница в отношении к поэзии и поэту между Россией и Западом? Поддерживается ли в Европе стихотворное творчество, или там теперь тоже - кто как может?
- Разница в отношении к поэтам и поэзии существует, и не в пользу России, простите за откровенность. В Нидерландах я видела битком набитые залы людей, пришедших послушать стихи (только что на люстрах не висели). Люди стоят строем, если речь идёт о небольшом кафе, стул найти невозможно. Я живу в регионе Утрехт, а здесь раз в году устраивают Дом Поэзии – с вечера до утра, всю ночь на разных сценах огромного здания – до недавнего времени городские власти отдавали Городской музей под праздник поэзии - люди читают стихи и прозу. На нидерландском, на английском языках. На русском пока не слышала. И там я видела толпы людей, кочующих из зала в зал… такого я никогда не видела в Москве. Понимаете, толпы. У нас всё это закончилось в 70-е годы прошлого столетия, когда поэты собирали стадионы. Я не могу сказать точно, какие гонорары получают голландские поэты, думаю, получают не все и не всегда, как и в России. Но здесь есть гранты на выпуск книг хороших поэтов, сборники стихов хорошо продаются в магазинах, авторы получают гонорары, и действительно талантливые, читаемые авторы зарабатывают немало. Но я знаю, что они ещё и подрабатывают – преподавателями, колумнистами, презентаторами на чьих-то (не своих) вечерах. В совокупности на это можно неплохо жить: купить дом или квартиру, пусть в рассрочку, содержать машину, пусть не Бентли, и даже путешествовать по миру – на деньги заработанные, а не выданные фондами. Но сказанное относится к действительно талантливым, раскрученным, издаваемыми хорошими тиражами поэтам. Строчки из ныне живущих поэтов появляются аршинными буквами на зданиях – внутри и снаружи, на посуде: кружках, тарелках, майках, полотенцах. Стихотворными строчками выкладывают края тротуара… Строчками из поэтов, с которыми я лично знакома…
- Нужна ли человечеству поэзия как таковая, или оно бы и не пропало без Пушкина, Лермонтова и Шекспира?
- Нужна ли поэзия человечеству? На этот вопрос когда-то лучше всех ответил Бродский: "Человечество без поэзии - обречено". Я абсолютно убеждена, что можно экономить на многом, но не на поэзии. В России она заброшена настолько, что поэтов никто не замечает, кроме самих поэтов. Правда, в прошлогодний приезд в Москву я разговаривала с книгопродавцами - так вот они рассказали, что, как ни странно, в последние годы интерес к поэзии увеличивается, и люди спрашивают книги в киосках и магазинах. Наш алетеевский сборник разошёлся как горячие пирожки. Люди просят ещё, а тираж всего 500 штук. Разве это адекватный тираж для страны в 145 млн человек?
- А сегодня зарубежное стихотворное искусство рождает новые Имена, или оно выполнило свою "норму", остановившись на Бодлере, Лорке и Уитмене (только к примеру). Кого из иностранных поэтов второй половины прошлого века и, возможно, наших дней вы могли бы внести в категорию выдающихся?
- Пока существует процесс, будут появляться новые имена, это неизбежно. Из живущих во второй половине ХХ века нравятся Поль Элюар, Пабло Неруда, Чеслав Милош, к примеру. Хотя они все очень разные . Из живущих в наши дни могу порекомендовать почитать японку Тойо Шибата (Toyo Shibata) – это международное чудо. Ей сто лет и она - самая читаемая поэтесса Японии за всю историю страны. Её издают миллионными тиражами.
- Кто ваш любимый русский поэт, не считая, конечно, классиков? Кого из современников считаете заслуживающим внимания?
- Мой самый любимый русский поэт как раз классик. Это Арсений Тарковский. Могу читать его в любом состоянии, в любой стране мира, в любое время суток, всегда. Из живущих мне нравятся самые разные поэты: Александр Кушнер, Юрий Ряшенцев, Инна Кабыш, Вера Павлова, Александр Ерёменко, Эвелина Ракитская. Из недавно ушедших – Евгений Хорват, Борис Рыжий, Анатолий Богатых, Ирина Хролова, Игорь Меламед.
- На чем работаете в настоящим момент?
- У меня есть ряд проектов: это переводная работа (не скажу пока, что именно). Есть проект, связанный с чтением стихов для русской публики в Нидерландах. Это статьи для российских журналов, проза, которую недавно начала писать, и стихи, конечно, как без них?
- А кого сейчас читаете?
- Если не считать постоянное, ежедневное чтение стихов, то читаю Тургенева. Все восемь томов подряд. Его проза насыщает, даёт силы.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Виктор Голышев: «Путь в литературу мне проложила физика»
С творчеством Виктора Голышева российский читатель знаком по знаменитым романам Джорджа Оруэлла, Кена Кизи, Трумена Капоте и многих других англоязычных писателей, произведения которых он блистательно перевёл на русский язык. Не случайно Виктора Петровича причисляют к «золотой когорте» переводчиков. Не только простые читатели, но и профессиональные критики высоко оценивают его работы, по праву называя Виктора Голышева «патриархом отечественной школы художественного перевода». Имя этого великого мастера слова в нашей стране знакомо сегодня и более молодым поклонникам зарубежной классики, ведь именно его перу принадлежит перевод пятого тома легендарного Гарри Поттера. Но, несмотря на то, что переводы этого автора в литературном мире считаются образцом по исполнению, сам Виктор Голышев убеждён, что идеальных переводов не бывает
- Виктор Петрович, как же вы из физиков переметнулись в лирики?
- Уже после окончания института я работал в лаборатории. Мне было понятно, что мы занимаемся тупиковым делом. Точнее, не мы, а я. В лаборатории делали гибридную вычислительную машину для конкретной задачи. Прошло несколько лет, и то же самое, наверное, легко было сделать на компьютере. В общем, моя работа казалась мне бесперспективной. А я ещё занимался переводами. Переводил после работы и по выходным. Получался один рассказик в год. Потом - печатался. Писательская деятельность мне нравилась тем, что начальников нет, делай что хочешь.
- И с какого произведения всё началось?
- С рассказа Сэлинджера, которого тогда никто здесь не знал. Мы перевели его с другом, Эриком Наппельбаумом. Год он провалялся. Потом знакомый писатель отнёс его в газету «Неделя». Там его спустя год и напечатали. Так не спеша после работы переводил рассказ за рассказом. Таким образом, пока я работал, рассказа три-четыре перевёл.
- А как это оплачивалось?
- За один рассказ мне платили примерно 80 рублей. А на работе зарплата у меня была 110 рублей. На это жить нельзя было. Но как только за напечатанный перевод мне заплатили 300 рублей, я ушёл с работы.
- Виктор Петрович, а вы никогда не задумывались о том, что большинство наших писателей - это переводчики: Устинова, Акунин, Маринина, Крюкова, Константинов, Чуковский?
- У кого-то есть душевный запас для писания, а рука на переводе набита. Для многих это, наверное, связано с филологией, с наличием больших умственных сил, которые в одних лишь переводах не реализовать. Но, с другой стороны, многие именитые писатели никогда переводчиками не были. Из разных областей приходят в литературу. Бродский, например, откуда пришёл?
- Вы ведь дружили. Легко было быть другом Иосифа Бродского? Каким он был человеком: весь в себе или открытым?
- Он был человеком совершенно от мира сего. У него, конечно, были сильные перепады настроения, но он был лояльным человеком. Всегда, когда мог, он помогал другим. Он был очень верным другом, лишённым отстранённости, эгоизма, которые мы часто видим в художниках. Я, благодаря ему, в первый раз попал в Америку. И в смысле готовности прийти на помощь он не изменился и после того, как стал влиятельным человеком. Другое дело, что к некоторым людям он довольно резко относился и мог сказать им в лицо всё, что о них думает. Но я, к счастью, в эту категорию неприятных для него людей не попадал.
- У вас было ощущение, что вы с ним на равных дружите?
- Да. Потому что стихов я не писал, нас объединяло то, что мы оба были связаны с литературой. Кроме того для меня нет низших и высших.
- Вы часто встречались?
- Нет, не часто, когда он приезжал по делам в Москву. Он иногда останавливался у меня. А это бывало раза два-три в год.
- Кстати, об Америке. Набокова трудно было переводить?
- Я переводил только одну его статью. И для меня это было очень легко.
- А с каким ощущением вы переводили Джорджа Оруэлла?
- С одной стороны, было легко, потому что не чувствовалось в тексте никакого козыряния. Это очень чёткая проза. С другой стороны, было трудновато, потому что нет никаких выкрутас, очень ясная мысль и очень точно сказано. У тебя совсем мало свободы. И текст отравляет, потому что он очень мрачный. Но что трудно было переводить, я не могу сказать. Там задача была одна: не сфальшивить. Потому что этот писатель очень честной мысли. И не в смысле социальных оценок, а в самом изложении, в письме. И мне нужно было просто это сохранить. Но трудность для меня состояла не в этом, а в том, что на длительное время приходилось погружаться во всю эту безысходную жизнь. Однажды я спросил Марию Фёдоровну Лорие, почему она не переводит Фолкнера. Она сказала, что ей было бы тяжело жить в его мире. С книжкой - или в ней - год живёшь, а то и три, пусть даже не круглые сутки.
- Вы сами выбирали, кого переводить или же был какой-то социальный заказ?
- При советской власти всё, что я переводил (кроме нескольких рассказов, над которыми я работал по просьбе издательства), было моим выбором. Другое дело, что иногда бывало сложно это куда-то пристроить. Выхода одной маленькой книжки, например, пришлось ждать семь лет. Но переводил только то, что хотел сам. Иногда издательства просили перевести тот или иной рассказ, и я делал это. Если произведение не очень большое, скажем, 15 листов, начинаешь переводить его на свой страх и риск, а потом посылать в разные журналы. Иногда до публикации проходит и год и два. Главное, чтобы на этот период были деньги до следующего гонорара.
- Вы считаете, что идеальных переводов не бывает. Но ведь гуляет же уже лет 60 один и тот же перевод Шекспира «Двенадцатой ночи»: «Вы комедиант?». «Нет, моё глубокое сердце!». Или: «Кричал бы ваше имя гулким холмам, чтоб вторила воздушная болтунья». Неужели нельзя придумать что-то новое, более оригинальное?
- Да, можно. Мне тоже пришлось повозиться, когда перед постановкой в театре меня попросили сравнить существующие переводы пьесы «Сон в летнюю ночь» и подкорректировать неточности. Я пересмотрел несколько переводов. И одним из них был перевод Осии Петровича Сороки. Было совершенно ясно, что надо было отдать предпочтение его переводу. В переводе стихов иногда страдает содержание, нюансами которого иногда поступаются ради рифмы, ритма, благозвучия и т.д. А в театре очень важно именно слуховое восприятие, чтобы с первого раза можно было понять, о чём речь. Вот у него гораздо чётче это чувствовалось. Ведь бывает, вроде и складно всё, а надо ещё раз прочесть, чтобы дошло. В театре второй раз не скажут.
- Вы ведь из литературной семьи. Не думали продолжить традиции?
- Нет. Я только в 44-м году в школу поступил. Какое писательство?! У меня в те годы даже идеи такой не было. Моя мать уже в довольно зрелом возрасте стала переводчицей и членом Союза писателей. А я тогда, учась в школе, очень презирал эту организацию, как и гуманитарные науки вообще. Меня интересовала физика, я любил читать Перельмана. И свою литературную деятельность, если можно так выразиться, я начал именно с технических переводов.
- А почему всё-таки нельзя создать эталонный перевод?
- Во-первых, потому что однозначного соответствия между двумя языками нет. Слова в языках не совпадают по объёму значений. Например, в английском языке есть письменный стол, а есть - обеденный и обозначаются они разными словами. У нас же это и в том, и в другом случае всё равно стол. В результате каждый раз ты немного отклоняешься и неточно переводишь. Дальше, например: можно перевести предложение с деепричастным оборотом, а можно сделать его сложносочинённым. Мы говорим на одном языке, допустим, грамотно, а выражаемся по-разному. Я пробовал сравнивать переводы Зверева и Харитонова на примере одной и той же повести. Одна фраза у одного лучше переведена, другая - у другого. В целом же они оба - хорошие переводчики. Или три перевода одного рассказа Набокова, и спрашивал мнение студентов. И предпочтения были разные. Мало того, что производитель перевода индивидуален. Потребитель - тоже. Не может быть эталонной картины, или эталонной симфонии. Физика - наука, то есть что-то общезначимое, а одни и те же явления описывает разными способами, и нельзя сказать, какой лучше. Разве что - удобнее в каком-то конкретном случае.
Беседовал Виталий КАРЮКОВ
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
лена Одесская-Рышкова: "Чем труднее время, тем больше тянутся к поэзии, потому что она вне времени"
Сегодня в гостях у нашего портала русская поэтесса, редактор, организатор прославленного литературного конкурса "Согласование времён" (2009-2013) Елена Одесская-Рышкова...
- Елена, пожалуйста, расскажите про "Согласование". Как родилась идея конкурса? Как всё начиналось? Кто помогал с организацией? Кто были первые участники?
- В начале я скажу, что, просуществовав четыре года, конкурс "Согласование времён" свою деятельность прекратил. Для этого было много причин, но главное - это усталость моих глаз и сердца. А начиналось всё в Одессе, куда я приехала на фестиваль поэзии Алексея Караковского и "Точки Зрения".
Вот с Алексеем мы и придумали на фестивале новый проект под названием "Русский Автобан". Он был задуман как литературно-просветительский портал, объединяющий русскоязычных авторов, независимо от места их проживания, и дающий им возможность публикации своих произведений в Германии.
А конкурс "Согласование" стал одним из нескольких литературных конкурсов, организованных мною в рамках проекта "Русский Автобан".
Техническую поддержку и оплату сайта взял на себя Алексей, он же был и администратором сайта, а я отвечала за всё остальное.
В команде была я и ещё два человека - мой муж и моя дочь. Муж - дизайн, дочь переводчик официальных документов на безошибочный немецкий. Это все технические помощники. Спонсоров у конкурса никогда не было. Мы оплачивали все его потребности собственными деньгами.
Но конкурс "Согласование" - это не только техническая организация, это сообщество авторов, читателей, судей, независимых экспертов, рекламных площадок и, конечно, болельщиков. Без них никакой конкурс существовать не сможет.
Вот поэтому я считаю, что в команде на каждом конкурсе была я, судьи, авторы и читатели и множество сочувствующих ему людей. Я была организатором и координатором конкурса, а всё остальное оставалось на долю авторов, судей и независимых экспертов.
Уже с первого конкурса в 2009 году к нам пришли прекрасные авторы. Значит, поверили в честность конкурса. И победители были замечательные : Елена Лапшина, Елена Крюкова, Алексей Торхов в поэзии и Виктор Лановенко, Владимир Абрамсон, Ильдар Абузяров в прозе.
Через шестерёнки конкурса за пять лет прошло так много прекрасных авторов, что можно составить Антологию русскоязычной поэзии, и за неё не будет стыдно. А количество судей-участников зашкаливает за 200 человек! И среди них были такие гиганты, как Кирилл Ковальджи, Елена Сафронова, Валерия Пустовая, Юлия Подлубнова, Игорь Куберский, Евгений Абдуллаев, Андрей Можаев и многие другие. За свою трудную и нервную работу судьи не получали ни копейки. Это была служба по призванию, а не оплачиваемая работа.
- Сегодня, когда поэзия несколько... "оттёрта к обочине" общественно-культурной жизни, литературные конкурсы - это, по-видимому, дело доблести и геройства их организаторов? Каково же, по-вашему, реальное значение таких мероприятий в наш жестокий и неромантичный век?
- Думаю, что времена для поэзии всегда одинаковы, а романтичным век обычно называют позднее те, кто в нём не жил. Более того, чем труднее время, тем больше тянутся к поэзии, потому что она вне времени. Она о человеке, а не о веке. И это притягивает читателя, согласует его душу с миром. Поэзия сродни медитации, заговору, она утишает боль души и этим она превосходит прозу. И я не согласна с тем, что, когда говорят пушки - Музы молчат. Именно тогда к ним и обращаются за помощью - в перерывах между боями. И, да, я полагаю, что конкурсы организуют и проводят настоящие энтузиасты, и, в каком- то смысле, в их энтузиазме есть нечто героическое. Шучу.
Но та энергия, которая необходима для организации хорошего конкурса, те временные и нервные затраты, что необходимы для его плавного и ровного проведения, сродни атомной. Это как выносить и родить ребёнка, воспитать его, привить хорошие привычки, сделать порядочным. Вы женщина и вы понимаете, чего это всё стоит!
А реальным смыслом существования любого хорошего конкурса является создание среды обитания для поэтов. Особо, если они не могут по тем или иным причинам участвовать в столичных поэтических тусовках или в реальных фестивалях.
Поэтам нужен читатель, отклик, комментаторы, эксперты, литературоведы, критики. Это всё - необходимая культурная среда для их самоутверждения, и хороший конкурс обязан её создавать.
Давно прошли те времена, да и были ли они когда-то, где поэтов было только трое. Я уверена, что их очень много, что творчество присуще человеку так же естественно, как и любовь. Он обязан называть всё своими именами - это его божественное призвание. Только человек придаёт смысл любому факту своего и чужого существования, и этим создаёт этику жизни. Без человека такие понятия, как мораль, смысл жизни, этика поведения, религия и бог, наконец, просто теряют свои имена и значения. И поэзия - это самое древнее и могучее средство для «именования» мира и всего вокруг. И странно было бы думать, что то, что заложено в нас, как программа, будет присуще избранным единицам.
Поэзия живёт во множестве голов, а то, что на поверхность славы выплывают единицы - это уже совершенно иная история. Но внимания достойны все, и конкурсы могут дать этим всем некую часть этого внимания. Скажем так, конкурс - это поэтическое шоу для привлечения внимания к его авторам.
- Кого отбирали на "Согласование"? Что оно даёт участнику? А победителю?
- В течение времени принципы отбора корректировались. В самый первый раз я взяла на себя лично смелость делать предварительный отбор. Потому что авторов в тот первый раз было огромное количество - около 900. И я просто побоялась дать судьям такой объём работы. Но сломалась сама и потом, уже после конкурса, долго лечила глаза и нервы.
В дальнейшем практически все работы поступали к судьям, а первичный отсев я делала по принципу либо несоответствия требованиям конкурса, либо в случае несомненных поэтических неудач. Всё остальное решали судьи. Обычно судейство было разбито на три этапа. На каждом этапе работала своя команда судей от 10 до 15 человек, на третьем этапе все судьи объединялись и выбирали окончательных победителей.
Кроме читателя, внимания критиков, экспертов и рецензентов, которые писали обзоры, давали эмоциональные оценки и такое прочее, авторы, вошедшие в короткий и длинный листы конкурса, ну и, конечно, победители получали от конкурса некоторые дополнительные бонусы.
Стихи победителей и всех авторов, попавших в длинный лист конкурса, были бесплатно для авторов опубликованы в итоговых сборниках.
Все сборники конкурса и антологии были изданы в Германии, продавались в магазинах Германии, а также по сию пору продаются в огромном международном сетевом магазине AMAZON.
Мною проводилась большая рекламная компания конкурса. Как в российских изданиях, так и в Германии. Книги конкурса в электронной форме были разосланы по всем университетам Германии, в которых есть отделения русистики. Вела большую дружескую переписку с некоторыми немецкими коллегами по поводу издания антологий русской современной поэзии с участием наших авторов. К сожалению эти проекты не получили своего развития, но попытка с моей стороны была сделана. В русскоязычной прессе Германии, Финляндии, Австрии, Америки были публикации о конкурсе и его авторах.
- Открываете ли с его помощью новые имена? Если да, то назовите.
- Да, я надеюсь, что для большинства читателей были открытием имена наших «золотых авторов». Уже потом эти имена стали заметными. Например, Валерий Бочков до сих пор называет конкурс своим крестителем.
- Елена, а вы сами - что с того имеете? Приносит ли его организаторам литконкурс какие-то ощутимые "дивиденты"? Дорого ли обходится вся эта "музыка"?
- Ничего я с этого не имею. Понимаю, что не поверите, но это так. Я не вхожу ни в какие союзы или организации - совершенно одинокий волк, который делает только то, что ему нравится. Мне захотелось себя попробовать в организации хорошего конкурса. Без денег от авторов, без спонсоров, без великих знакомств. Начать с нуля и сделать дело. И у меня получилось доказать себе. Этого результата для меня достаточно. Теперь я с полным правом могу сказать другим людям, которые ноют и стонут о невозможности чего-то: "А вы пробовали? Докажите, что не можете!" Вот это внутреннее удовлетворение и есть весь результат моей деятельности. Жаль, что возраст и здоровье не позволяют мне продолжать в том же духе. Но я с удовольствием продолжаю участвовать в чужих литературных проектах, куда меня приглашают судить. Например, на конкурс Чемпионат Балтии по современной русской поэзии от Евгения Орлова. Можно сказать, что конкурс помог мне заработать хорошее имя. Честное имя эксперта. И это тоже результат, которым я горжусь - такое деньгами не купишь.
Да, ведение конкурса обходится очень дорого. Если пересчитать затраты моего времени в стоимость часа по европейским расценкам, то я бы уже была очень обеспеченным человеком. Шучу.
Кроме времени, я тратила собственные деньги для издания чужих книг - итоговых сборников конкурса и антологий современной русской поэзии. Но зато научилась вёрстке, фотошопу и многим другим хитростям при создании книги. Ведь я сама делала эти книги от обложки до содержания. Благо был руководитель-учитель по фотошопу в лице моего мужа. И тут я обязана сказать слова благодарности моей семье, которая терпела весь этот" базар" и помогала всем, чем могла. Спасибо моему дорогому мужу Саше за постоянную и умелую помощь во всех делах конкурса. А так - голой пришла в этот конкурс, голой ушла из него. Как и положено человеку в жизни.
- Если можно, пожалуйста, расскажите о себе. Где родились и выросли? Что оканчивали? Почему решили посвятить себя литературе?
- Я родилась в Одессе в середине прошлого века в очень интеллигентной семье с глубокими корнями. Жаль, что советская власть эти корни вырвала из почвы.Выросла в Одессе, где и прожила 48 лет, успешно трудясь на ниве научной деятельности. Да, я не получила филологического образования, и слава Богу! У меня три высших - инженерное, юридическое и психологическое. Это в бывшем Союзе, а в Германии закончила Европейскую школу по классу программы SAP-Menegment.
Стихи начала писать с детства. Своё стихотворение «Мироздание», написанное в 14 лет, полагаю лучшим из написанного. С тех пор не поумнела ничуть, лишь стала осторожнее. Литературе себя никогда не посвящала. Поэзия выбрала меня сама, без моего на то согласия.
Я думаю, что это нормальный ход событий. Просто вдруг понимаешь, что видишь мир иначе, чем другие. И я всегда радуюсь, когда читаю чужие стихи и понимаю, что я не одинока в этом, но нас много таких. Свою книгу стихов, или книги стихов не сделала. Всё время делала для других, а свою создать - как-то всё недосуг. Может, боюсь, что как только издам - сразу же поставлю точку в жизни, и будет пора умирать? Шучу.
Собираюсь, даже приказала себе до конца этого года сделать, наконец, книгу. Но до сих пор не уверена, что выполню это обещание.
- Стоит ли сегодня выбирать стезю литератора или журналиста? Сегодня, когда всё уже вроде бы написано? Когда СМИ повально переходят на электронные версии, и в пишущих кадрах нужды становится всё меньше и меньше...
- Я не знаю ответа на этот вопрос. Уверена, что настоящая стезя выбирает нас сама. По призванию. А всё остальное - от лукавого. Думаю, что главное - оставаться человеком, а остальное приложится. А написанного не может быть «всё». Хотя бы потому, что каждый человек воспринимает мир по-своему. Нет двух одинаковых взглядов на одну и ту же вещь. Кроме того, несмотря на существование только трёх действительно интересных сюжетов - любовь, смерть, смысл жизни, - в рамках этих трёх можно каждый раз создавать новую вселенную. Мы живём в мире, который расширяется постоянно и очень быстро, как же можно надеяться, что всё написано? Всё только начинается с каждой следующей секунды и до самого последнего шага в пустоту.
Журналистика нынче - это сумасшедшая сила. Третья власть, и тот, кто ею владеет, - самый сильный человек в мире. Она меняет сознание целых стран, формирует новое мировоззрение, способна поднять или опустить любую идею.Журналистика - это отражение и внедрение одновременно. Поэтому в неё нужно идти, хорошо понимая меру своей ответственности и границы, через которые переступать нельзя, недозволенно. Вот это главное. А где будет информация - на сайте в электронной форме, либо на бумаге - это не суть важно. Мир изменился, и будущее уже здесь, поэтому его нельзя мерить мерками прошлого века. А кадров нужно ещё больше, иначе почему так ярко и многочисленно засветились звёзды огромного количества блоггеров? Это та же журналистика - пришёл, увидел, написал. И люди читают блоги куда чаще, чем бумажные издания. Вопрос не в том, что не нужны штатные журналисты, вопрос в изменении авторского права, а также в системах оплаты этого массового явления народной журналистики.
- Интернет и авторское право - как вы относитесь к этому вопросу?
- Это огромный и сложный вопрос, и он ещё ждёт своего решения. Я патентный адвокат, но с патентами в рамках авторского права попроще, а вот сосуществование авторского права на беллетристику с интернетом - заноза для юриспруденции. Это точно. Могу только сказать, что для большинства сетевых авторов вопрос стоит иначе. Они готовы сами заплатить за свою известность. Им главное - чтобы их читали и знали. Но это не решение проблемы оплаты авторского труда. Читаемое должно приносить доход автору. Независимо от его качества. Читают, значит обязан быть доход. Я думаю, что это вопрос к провайдерам тех сетевых ресурсов, на которых стоят читаемые книги. А вот как препятствовать распространению книг в сети без их оплаты? Я думаю, что никак. Информация обязана быть доступной. А любая книга - это информация.Если будут читать, то смотри на соображения выше - провайдер платит за заходы в книгу и её скачивания.
Дополнительные читатели - важный социальный показатель для автора любого ранга. А бумажные книги должны быть «подарочным», «штучным» и очень дорогим товаром.
Таким образом мы облегчим давление на окружающую среду, сохраним леса от вырубки, а реки от загрязнения! Публикация в бумаге должна быть только под заказ, а не тиражом любого числа. В этом я уверена совершенно. Вот тут уж известный автор может рассчитывать на цену любой величины по согласованию с издателем. При этом именно сетевой рейтинг читаемости может быть основным аргументом для повышения цены бумажной книги. Но, повторяю, я не могу решить одномоментно этот непростой вопрос. Будущее уже здесь, а мы к нему не готовы. Шучу.
- Елена, как много вы издавались? Когда можно будет познакомиться с вашей новой книгой?
- А нигде я не издавалась одной книгой. Публикации по разным журналам есть. Есть электронные страницы на разных литературных сайтах. Моя книга будет издана мною самой в Германии. Когда - не знаю. Как только сделаю - тут же вам сообщу. Не шучу.
- И, если можно, кого из современных поэтов вы считаете заслуживающими внимания? А прозаиков?
- Беллетристику я уже не читаю. Время для неё прошло… Поэзию читаю, потому как авторская поэзия и есть личность автора в полной человеческой красе. Без соли и сахара, без сюжетных перипетий. А меня всегда интересуют люди и их душа, а не детектив сюжета.
Из современных - Александр Кабанов, Сергей Жадан, из прошлого - Василь Стус, Пастернак.
- Кого вы читаете в настоящее время? Кого любите перечитывать?
- Пригожин И., Стенгерс И. «Порядок из хаоса» О Генри...
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
лада Эмет: «Поэт-гражданин, как трибун, как реформатор, обязан иметь активную гражданскую позицию, отстаивать её открыто, смело, настойчиво»
И лиричность, и художественный размах, и глубокое человеческое неравнодушие - всё это свойственно поэзии замечательного автора, Влады Эмет. Сегодня Влада в гостях у нашего литературного портала…
- Влада, расскажите о себе, о своём детстве, о родителях. Вы выросли в творческой семье?
- Родилась я давно, в Сыктывкаре. Городок такой на Севере, теперь он известен многим. Раньше не могли выговорить правильно его названия, а теперь находятся и такие, кто намеренно искажает, дабы подчеркнуть свою цивильность и нашу периферийность, убогость. Теперь, правда, уже редко доводится слышать, что «по нашим улицам медведи бродят», вполне себе европейского типа городишко.
Школьное время провела в располагавшемся близ города маленьком посёлке Верхняя Максаковка. Там, кроме местных, жили пораженцы в правах, ссыльные, вынужденные переселенцы, вербованные, бывшие репрессированные. Тихий такой, самобытный посёлок был. Самобытный, многонациональный. Царили мир-дружба.
Мама была медиком, отчим - строителем. Они были совершенно не творческие люди, оба козерожки, любили искромётно пободаться, до предела «земные», конкретные. Не пропускали ни одного нового фильма в клубе, с сослуживцами дружили семьями, часто принимали гостей, ходили в гости сами. Я, имея огненный львино-змеиный потенциал, между родителями горела «синим пламенем». Отца не застала, он умер от ран войны ещё до моего рождения. Отчим был далёким потомком рода Ганнибала, темноволос, кудряв, смугл, невысок, характером крут, оттого не особенно счастлив. По причине болезни желудка ушёл из жизни рано. Мама - русоволосая дородная женщина, скромная, неамбициозная, много читала. Она как-то очень по-простецки «открывала» мне мир, объясняя общественные и природные явления. Но в то же время, образно говоря, она подрезала мне крылья, считая, что «взлетать высоко», «иметь талант», «быть на виду» - это не про нас. Отчим, напротив, восхищался моим стремлением к познанию, моей силой воли, выдержкой, поощрял мои стремления. Он был приверженцем идей коммунизма.
Была ещё в моей жизни старая няня, выселенная с детьми из Поволжья немка Лена. По вере лютеранка, она настойчиво приобщала меня к моей православной религии. Немецкий уклад жизни разительно отличался от нашего уклада, поэтому мне было что сравнивать, было о чём размышлять. С Леной жил её старший сын Антон, который был старше меня лет на десять. Долгими вечерами он демонстрировал мне на опытах законы физики, умение собирать радиоприёмники. Под большим секретом мы с ним слушали иностранные радиостанции. Он гордился своим талантом. Я восхищалась тем, что он из проводков и шурупчиков за несколько минут мог собрать всякие радио/электроштучки. В период моего детства и религия, и любые иностранные веяния были для народа под строгим запретом государства.
Формированию моего мировосприятия во многом способствовали и соседи: две многодетные семьи. В своей семье я была единственным ребёнком, и мне было интересно наблюдать их жизнь.
- Кого читали в детстве и юности?
- Меня, как и многих моих сверстников, воспитывал социум. Для его понимания, для развития умения взаимодействовать с ним мы подбирали соответствующие книги. В детстве со сверстниками читали одни и те же книги из неплохой поселковой библиотеки.
- У вас были любимые авторы?
- Николай Носов, Валерий Медведев (Маринин), Виктор Драгунский, Дмитрий Григорович; Анатолий Рыбаков, Валентина Осеева, Рувим Фраерман, Джеймс Гринвуд, Марк Твен, Даниель Дефо и т.д. Конечно же, сказки, притчи всех народов.
В юности читала произведения Юрия Нагибина, Юрия Трифонова, Николая Дубова, Веры Пановой, Виктора Савина, Виктора Гюго, Ги де Мопассана, Оноре де Бальзака, Фредерика Стендаля, Чарльза Диккенса, и др.
Из поэтов: Александр Пушкин, Фёдор Тютчев, Владимир Маяковский, Юлия Друнина, Вероника Тушнова, Борис Пастернак, Юрий Левитанский, Александр Дольский, Виктор Кушманов, Эдуард Асадов. Данте Алигьери, Гёте, Жан Николя Рембо, Роберт Бёрнс.
- Как и когда сами начали писать? Когда определились с литературной стезёй?
- Писательское ремесло как таковое мне унаследовать было не от кого. Писать начала поздно, после того как по состоянию здоровья вынуждена была оставить основную работу, и занялась общественной деятельностью. Писательство стало некой отдушиной, возможностью сублимировать в произведения весь мой накопившийся жизненный опыт. Похоже, было всё же какое-то «принуждение» свыше. Писательская стезя, как река, имеет своё начало. И вот, родник, питающий реку творчества, несмело, но настойчиво, забил. Меня буквально ведёт какая-то сила: заставляет браться за перо, подаёт идеи. Будучи не избавленной от фрейдовских комплексов-причуд, я бессознательно и сознательно сопротивлялась, но постепенно смирилась со своей участью. Теперь вот подумываю уже заняться писательством серьёзно.
- Ваш литературный дебют - когда он состоялся?
- Первые свои печатные строки я прочла в известном альманахе «Золотая строфа» за 2009 год.
- Где, кроме «Стихи.ру», можно почитать ваши замечательные стихи? В каких ещё изданиях публикуетесь?
- Мои стихи опубликованы уже во многих книгах: «Поэт года», «Российские поэты», «Вся Россия», «Ветер перемен», «Три желания», «Дышать любовью», «Стихи о любви», «Современная поэзия», «Пегас» и др.
Прозаические произведения - в журналах «ЛитОгранка», «Союз писателей». Вышла в свет хрестоматия для старших школьников «Вечные чувства в стихах поэтов», готовятся к печати ещё две хрестоматии: «Современный мир глазами писателей», "По ту сторону реальности". В них тоже есть подборки моих стихотворений.
- Есть ли у вас сборники?
- Недавно новокузнецким Союзом писателей был напечатан первый сборник моих стихов и коротких зарисовок «Чудеса случаются». Все расходы по выпуску книги Союз писателей взял на себя, за что я, конечно, его сотрудникам благодарна. Книга имеется в продаже на портале «Планета книг».
Есть ещё заказы и предложения публиковаться, надеюсь, найду время на претворение их в жизнь.
- Сложно ли нынче издать свою книгу? Да и надо ли, если есть такая вещь, как интернет?
- Издаваться теперь имеет возможность даже начинающий автор, прошли времена обилия терний на пути к звёздам. Другое дело, ему не придётся сразу рассчитывать на извлечение значительной финансовой прибыли, а поначалу кому-то из авторов нужно будет вкладывать свои, возможно немалые средства. Интернет интернетом, а бумажных изделий под названием «книга» никто не отменял, и вряд ли это случится, по крайней мере, в ближайшее время. Есть интернет, есть электронные книги, что только разнообразит ассортимент. Это даже не конкуренция, а сотрудничество. Интернет ещё и широко обнародует, исполняет роль пропаганды. А книгу в бумажном исполнении можно долго хранить, подарить, иметь всегда под руками…
- Как, по-вашему, всё-таки интернет - это больше хорошо, чем плохо? И как в связи с этим вы бы оценили вопрос авторского права?
- Мне интернет нравится, я - за интернет. Плохого и в жизни много, если не стремиться оградить себя от него. Мир - ловушка, как писал Кафка. Да, интернет - одна из его золотых клеток, в которые мы попадаемся. Я готова жить в такой клетке - если дверца всегда открыта. Интернет имеет свои особенности, но и в нём можно найти способы уйти от опасностей. Интернет, прежде всего, - это неограниченные возможности познания. Разве можно от его потенциала отказываться! Разве можно было раньше даже мечтать о чём-нибудь подобном!
Что касается авторского права, это то, что находится в плоскости юридических, нравственных вопросов. Кражи случались и случаются, что не есть хорошо. Это преступно. Случаются и ошибки, так, однажды приключился конфуз с одним «толстым» журналом, который напечатал под чужим именем стихотворения нашего замечательного поэта Андрея Попова.
- Какие писатели и поэты сформировали ваш внутренний язык, и в какой мере этот язык совпадает с тем, что вы пишете?
- Внутренний язык реализует мышление автора, отражает внутренний мир человека. Внутренний язык может быть и прост, и сложен до такой степени, что он используется лишь для общения с самой собой или с очень близкими мне людьми. При таком общении либо совсем не требуется слов, а понимание доводится до степени, когда всё читается по глазам, либо используются некие отдельные слова-доминанты, несущие в себе смысл и информацию без излишних пространных пояснений. Писать же и следует, и приходится общепринятым, понятным языком, используя потенциал внутреннего языка. Вычурность красива, обильный запас слов причудлив, но просто - писать сложней. Поэтому я стремлюсь писать просто.
Мой внутренний язык формировался под влиянием уже перечисленных мной писателей, поэтов. Неизгладимое влияние на меня оказало творчество Валентина Распутина. Свой след в моей душе оставили произведения Чингиза Айтматова, Василя Быкова, Светланы Алексиевич, Каллистрата Жакова.
- Какое из своих произведений вы считаете самым сильным? Расскажите про него.
- Как и многим, мне кажется, что самое сильное произведение ещё впереди, ещё не написано. Мне дороги произведения из цикла «За спиной её дыхание», написанные в жанре «domestic novel» бытовые романы-новеллы о жизни человека-гражданина в родном Отечестве. Это «Стёртая лестница», «Репетиция смерти», «Золотая Чернухина» и другие. Написаны они, казалось бы, просто, понятным ясным языком, но высвечивают глобальные проблемы рядового гражданина, человека, живущего в своём родном Отечестве. Произведения пунктирно, через жизнь героев, освещают девяностые годы: их ущербность, безысходность, трагедию. Другие временные отрезки описаны в произведениях «Предрассветный визит», «Небесная парочка», «Сила небесная». Герои произведений - люди, пытающиеся «выжить» в стране, где постепенно размывался «человеческий фактор», в стране тотального произвола.
Литературную деятельность я воспринимаю как борьбу за себя, за своих родных, близких, знакомых. За соотечественников.
- Как вы относитесь к написанию стихов на заказ?
- Литература - не оторванный от жизни общества процесс, с этим обстоятельством следует считаться. Временами назревает такая необходимость - писать на заказ, и, считаю, она имеет место быть. Но написание стихов «под заказ» не каждому под силу. Это же надо уметь быстро перестраиваться под определённую идеологию, под определённое событие, под определённое коммерческое сознание. Если даже многие события поэт/писатель может принять, то с чуждой, к примеру, идеологией не каждый согласится идти рука об руку. Мне поступали предложения написать стихотворение, гимн под некие события. Но по чуждости мне идеологии, которую проповедовали заказчики, приходилось отклонять такого рода заказы. Я, к сожалению, человек, тотально ангажированный своим эго, поэтому мне моё мировоззрение, вырабатываемое немалым жизненным опытом, долгими годами познания аспектов действительности и вселенских принципов, намного дороже и важней такой одномоментной славы, призов-орденов, обещанных виноградников. Я дорожу своей честью, своим достоинством.
Надо отметить, что заказные стихи, возможно, помогают каким-то авторам
совершенствоваться, осваивать неизведанные тропы стихосложения и области поэзии, кому-то, возможно, помогают преодолеть творческий кризис, развить фантазию и образное мышление, получить желаемый гонорар. Почему нет, если это их выбор, если у людей есть желание и умения. Но для меня, подчёркиваю, заказ должен быть конгруэнтен моим душевным порывам, а конгруэнтность не только математическое явление. И только тогда, когда на заказ благожелательно откликается душа исполнителя заказа, он выполняется более успешно.
- Можно ли относиться философски к коммерции в литературе?
- Философски, считаю, можно относиться ко всему, потому как философия - наука наук, способная проникнуть всюду, в том числе и в литературную коммерцию. Проявляемая терпимость к неизбежным процессам спасает, делает возможным и более безболезненным восприятие неисправимых ракурсов действительности. Как гласит народная мудрость: с тем, что не в силах исправить, следует смириться.
- Считаете ли вы, что творческому человеку все сюжеты и идеи его произведений диктуются «сверху», от некоего высшего разума?
- Сюжеты бытописатели, скорее всего, берут из жизни, перерабатывая уже знакомые им фабулы. Но идея обратить внимание на то или иное явление, видимо, на многих нисходит сверху. Отвергать существование некого Высшего Разума теперь уже неприлично, поскольку люди достаточно грамотны, осведомлены, успешно освобождаются от дремучести неведения. Для ликбеза в этой области достаточно хотя бы, для начала, ознакомиться с великолепными глубокого смысла произведениями Елены Блаватской или прочитать «Розу Мира» Даниила Андреева. Да, мне приходилось сталкиваться с такими явлениями практически «лоб в лоб», чувствовать это обволакивающее влияние Высшего Разума. Вот, к примеру, одна из таких встреч:
Сегодня диктовали мне стихи,
Я, жаль, их не успела записать.
Кружились надо мной они, легки,
Я продолжала сладко-сладко спать.
Знакомый голос хрипло напевал,
Рука перо искала - не нашла.
А голос всё идеи подавал.
Стихами восхищалась и... спала.
Проснулась, сладострастия полна,
Но ни строки не вспомнила из сна.
И сладкой негой висла тишина -
Я в комнате была уже одна.
- Можно ли прожить на доход от литературной деятельности? Вообще, приносит ли она вам какую-то ощутимую пользу? Согласны ли вы, что творческий человек творит лучше, если он, образно говоря, голоден?
- Если литература - основное занятие человека, то, полагаю, вполне можно прожить на доход от литературной деятельности. Но тогда, кроме написания произведений, человек должен умело и плотно заниматься к тому же коммерцией, таким продвижением своего творчества, какое приносило бы ощутимую прибыль, либо сотрудничать в тандеме с теми, кто будет продвигать его творчество по коммерческой стезе. Это по силам немногим. У каждого мыслящего и созидающего Маркса должен быть свой финансирующий Энгельс. Каждому Тютчеву должно быть воздано по Фету. А в жизни на всех марксов и тютчевых не хватает или не находится энгельсов и фетов. Можно, конечно, создавать заведомо доходные произведения, с коммерческим прицелом, на потребу читателю. Но такие произведения обычно утоляют жажду только низменных инстинктов, напрочь отказываясь от удовлетворения высших потребностей, связанных с моралью, нравственностью. Масскульт, политическая и идеологическая коммерция - своего рода бизнес на морали.
Ладно. Теперь поразмышляем на тему устоявшегося утверждения о том, что творческий человек творит лучше, если он голоден. Так или иначе, но в большинстве своём значимые сохранившиеся произведения были созданы людьми, если и голодными, но имевшими немалый запас и в материальном, и в денежном выражении. Само по себе чувство голода отнимает у человека много внимания, отвлекает его от цели, не связанной с желанием найти съестное, ублажить свой желудок или хотя бы «заморить червячка».
В нормальной стране человек, прилагающий к труду усилия, непременно должен иметь возможность удовлетворять свои хотя бы основные физиологические потребности. Если эти основополагающие потребности он удовлетворить не в состоянии, рано или поздно его человеческая сущность меняется, он скатывается в животное состояние. И тогда требовать что-либо от него, как от человека, становится неразумным и невозможным. А посему:
Прежде чем думать о высших материях,
Должен желудок быть сытым вполне.
Нам пребывать в философских мистериях
Сложно, коль хочется есть и во сне.
Думать легко на голодный желудок нам,
Если запасами полнится шкаф.
Сытым вдыхай фимиам и внемли словам,
Не налагай на желудок свой штраф.
Творчество дружит с реальной материей,
Хоть и идеи питают его.
Было б что кушать друзьям, и критерии
Были б другие. И мысль - «наголо».
- Что сегодня переживает русская литература - упадок или подъём? Чего, по-вашему, ей очень не хватает?
- Русская литература в нынешние времена точно не в упадке. Более того, она на переломе, и идёт на подъём. Правда, её кладезь можно сравнить с рассыпавшимися по полу бусинами из простых, полудрагоценных и драгоценных камней. Для оценки всей прелести, надо найти, поднять, протереть от пыли, нанизать эти бусинки на нить, собрать воедино. И только тогда можно судить о достоинствах современной русской литературы, когда все её пласты будут обнаружены, проанализированы, изучены.
Многих людей события и душевные порывы заставляют «взяться за перо», сесть за клавиатуру компьютера. Хорошую литературу формируют, в том числе, хорошая литературная школа и профессиональная критика. На мой взгляд, недостаёт ни того, ни другого. Многие старые литературные школы, утратив своих фаворитов, сошли на нет. Новые школы, я уверена, формируются, но кулуарно, при слабом объединяющем начале. Критиканство убивает хорошее в людях, а нужен профессиональный разбор полётов, изучение, корректировка и пропаганда изменяющихся литературных процессов. Ведь жизнь не стоит на месте. Сейчас часто в роли критиков пытаются выступать не профессионалы, а люди болезненно амбициозные, с ущемлённым эго, выскочки и даже не только недостаточно профессиональные, но, случается, малограмотные. Понятно, что их анализ малоценен, малополезен, если не сказать вреден.
- Кого из современных поэтов и писателей вы рекомендовали бы в золотой фонд отечественной литературы?
- Для того чтобы рекомендовать авторов в золотой фонд, необходимо в достаточной мере быть в курсе содержания и веяний современной литературы, поэтому не берусь оценивать кардинально, но могу отметить прозаиков Сенчина Романа Валерьевича, Каледина Сергея Евгеньевича, Мамлеева Юрия Витальевича, Сорокина Владимира Георгиевича, Шишкина Евгения Васильевича. Из поэтов - заслуживает внимания творчество Орлова Андрея Анатольевича (Орлуши), Губермана Игоря Мироновича, Растеряева Игоря Вячеславовича, Татьяны Дорофеевой-Миро, Виктора Артёмова. Талантливых авторов много, их надо выявлять и должным образом оценивать.
- В последнее время мир разделился на сторонников и противников глобализации. По вашему мнению, глобализация - это зло или добро?
- Глобализация имеет как позитивные, так и негативные последствия, а значит - она и добро, и зло. Позитивное: ускорение внедрения и распространение технических достижений и современных методов управления, новые экономические возможности для государств и граждан, возможности обеспечения достойного уровня жизни граждан.
Негативное: растущее неравенство, нарастание уязвимости и маргинализации слабых государств; тяжёлые последствия для нашей цивилизации; угроза целостности национальных культур и суверенитету государств.
Суверенитет и эффективность государства определяется уровнем экономического развития. Вес государства в мировой системе определяют его интеллектуальный потенциал, возможности формирования научно-исследовательской инфраструктуры, капиталовложения в образование и кадры. В современных условиях экономический суверенитет не предполагает замкнутости или самодостаточности национальной экономики. В условиях глобализации интересы направлены на долгосрочное развитие хозяйства как целостного и конкурентоспособного организма. Без интеграции в мировое сообщество полноценного развития страны не произойдёт. А Россия теряет эти связи, любуясь (уже дутым) своим величием, презренно и воинственно относясь к другим странам, даже некогда дружественным, и, как следствие, развитие страны тормозится, вплоть до стагнации.
Всячески поддерживается мнение, что современная Россия восстанавливает свой экономический потенциал. Но это, по-моему, не так. Это банальное очковтирательство. Тотальное умерщвление производственных предприятий свидетельствует как раз об обратном процессе. А массированное наступление на социальную сферу подрывает развитие экономики страны ещё сильней. Демонстративное массовое сжигание «санкционных» продуктов, притом, что около 23 миллионов граждан влачат жалкое существование, можно расценивать как акт социального мародёрства со стороны правительства. Всячески поддерживается мнение, что мы научились осознавать свои возможности и стремимся к равноправным отношениям со всеми странами. Это тоже далеко от правды. Россия перессорилась со всеми, с кем только смогла, превратилась в вечно грозящего мирового агрессора, ввязалась в необъявленную войну, нарушая покой своих и чужих граждан, отнимая самое ценное, что они имеют - их жизни. Всячески поддерживается мнение, что наша страна с учётом международного права последовательно отстаивает свои экономические интересы и использует свои конкурентные преимущества, как это делают все страны мира. Но мы-то знаем, что международное право как раз последовательно Россия пытается похерить. И с отстаиванием экономических интересов - тоже большая проблема. В последнее время Российская судебно-исполнительная власть ведёт себя абсолютно безалаберно, спешно штампуя сотни античеловечных законов, преследуя и наказывая граждан, вставших на защиту своих прав, свобод, интересов и чести России. Сегодня Россия превращена в деспотическое государство тотального беззакония, всячески поддерживающее жиреющую «верхушку» и уничижающее, уничтожающее российский народ.
Мир развивается, в том числе, по принципу единства и борьбы противоположностей. Поэтому закономерно возникновение антиглобализма. В России, по моим ощущениям, антиглобализм пока не особенно актуален, возможно, что он находится в зачаточной стадии формирования. В любом обществе и в мире в целом должен соблюдаться баланс интересов. Выступая против процессов глобализации, мы должны понимать, что рискуем непоправимо отстать от мирового развития, от новых технологий, даже в жизненно важных сферах, что собственно уже и происходит. Необходимо желать и уметь извлекать пользу из процессов глобализации, при соблюдении национальных интересов. Первостепенная роль государства в этом процессе - защита интересов его граждан. А с защитой интересов граждан в России, можно смело констатировать, полный провал.
- Должен ли поэт иметь гражданскую позицию и отстаивать её открыто, даже если она идёт вразрез с мнением тех, кого вы уважаете и чьей дружбой дорожите?
- Любой человек занимает какую-либо гражданскую позицию из разнообразия её форм. Это либо открыто пассивная форма, либо пассивно-равнодушная, пассивно-оценивающая, либо конформистская (потребительская), либо крайняя - бунтарская (протестная), либо созидательная и т.д. Формы могут переплетаться, изменяться в соответствии с жизненными ситуациями. Поэт, как любой человек, бесспорно, имеет свою гражданскую позицию. Вопрос в том, какую из форм он для себя выбирает.
Поэт-гражданин, как трибун, как реформатор, обязан иметь активную гражданскую позицию, отстаивать её открыто, смело, настойчиво. Россия раскололась надвое: с одной стороны 87% слепого бездумного «одобрямса», с другой - 13% желания законности, правды, человечности. Цифры могут иметь некоторые отклонения, но тенденция понятна.
Некоторые из моих знакомых, мнение которых я уважала и чьей дружбой дорожила, оказались «по ту сторону». Они согласились «одобрямсить» по любому поводу, исходя из своих каких-то меркантильных интересов или абсолютно слепого некритического доверия (даже если их патроны принимают решения красть из народного бюджета, подтасовывать результаты выборов, убивать их сыновей, посылая «в отпуска» на необъявленные войны). Можно, конечно, отвернуться от таких и ни разу о них не вспомнить, но мой обширный жизненный опыт предостерегает от скоропалительных выводов, подсказывает, что не всё так просто в этом мире, не все люди одинаковы. Некоторые там оказались от недостатка силы воли, кто-то от слабости физической, от недопонимания. Кому-то не хватило образования. В ком-то превалируют низменные чувства. Кто-то уже нахлебался горя и сдался. Кто-то в сложившихся условиях «ловит момент»: это и карьерные интересы, и финансовая обеспеченность. Есть фаталисты, есть фанатики. Как бы то ни было, выбор человек делает осознанно, даже в случае, если он себя оправдывает тем, что оказался там случайно, ненамеренно. Я всех готова понять, но не всем готова простить, и в крайних проявлениях несогласия во мнениях, понятно, речи о продолжении дружбы быть не может, она сама по себе сходит на нет, даже если общение продолжается.
Активная гражданская позиция хорошо реализуется в гражданском обществе, потому что именно там она формируется, развивается, крепнет. Гражданское общество - состояние социума, при котором создаются условия для соблюдения прав и свобод, развития гражданской самодеятельности и политической активности, реального участия граждан в политике. Россия всеми доступными и даже противоправными методами препятствует развитию гражданского общества, заменяет его псевдо-гражданским злокачественным новообразованием. Граждане, имеющие активную гражданскую позицию, без достаточных на то оснований преследуются властью, совершенно незаконно наказываются немыслимыми штрафами и даже тюремными сроками, назначаются экстремистами. Издевательство судебно-исполнительной власти России над гражданскими активистами проявляется во всей красе. Объединения гражданских активистов, занимающиеся защитой прав и интересов граждан, назначаются «иностранными агентами», «нежелательными организациями», также наказываются непомерными штрафами, закрываются. Таким образом, Россия подрезает свои корни, лишая себя и свой народ благополучия и процветания.
- Что вы читаете в настоящий момент? А кого перечитываете время от времени?
- Читаю Януша Корчака. Удивительный был человек. Писатель, врач. Педагог-пример. Повести «Когда я снова стану маленьким». А также Рудольфа Штайнера «Философия свободы». Его учениками были наши соотечественники Андрей Белый, Максимилиан Волошин, Михаил Чехов.
Люблю перечитывать произведения Михаила Михайловича Зощенко, Михаила Афанасьевича Булгакова, О’ Генри, Каллистрата Жакова.
- Над чем сейчас работаете? Что пишете?
- Начала писать бытовую новеллу под названием «Weekend». Это тоже о жизни человека в своём Отечестве. О любви, тяжёлой расплате за мимолётные удовольствия жизни.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Мицкис: «Будущее русской литературы, как и культуры в целом, зависит от национальной идеи»
У нас в гостях начинающий писатель, которого, по прогнозам критиков и издателей, ждёт очень большое будущее. У литератора есть творческое имя – Мицкис. Остальное он пока не может рассекретить, в силу «производственных» причин. Как бы то ни было, молодой прозаик заслуживает интереса – и как автор книги «Бердолька Чарли и Гертруды Богранд», которая уже дважды (в июле и августе 2015 г.) попадала в списки бестселлеров «Озон.ру»; «Лидеры продаж издательства Антология» в книжном интернет-магазине «Лабиринт»; «Классика детской литературы» журнала «Читаем вместе»; лучшие произведения для детей и подростков «Книгуру», и как собеседник…
- Как начинающий, но уже доказавший свою состоятельность писатель, пожалуйста, поделитесь, как это у вас получилось. Как начали писать?
- Мне было двенадцать лет, когда появилось название книги – ты сразу понимаешь: это оно. Название книги – это «состояние, когда две родственные души становятся единым целым». В книге уточняется, что герои (а они были моими ровесниками) сами придумали это слово.
Сначала родилась идея, затем – название, позже – сюжет. Они приходили сами. Главное – успевать записывать и делать необходимые пометки.
Самое сложное – НЕ писать. Потому что со временем герои начинают жить своей жизнью: они могут приходить во сне, появляться с идеей, порой можно услышать их голоса. Это удивительно.
Около семи лет ушло на подготовку материала для книги. И полтора года – чтобы всё скомпоновать в первую книгу. Первую – потому что вся история давно расписана на восемь книг.
- Как прошёл процесс её издания? Трудно ли молодому прозаику пробиться на «большую сцену»? Долго ли всё длилось? Мучили ли вас редакторы? Как выбирали издательство?
- Работа над черновым вариантом рукописи была завершена в марте 2014 года. Это было волнительно. Текст тут же отправили редакторам топ-издательств страны, а также передали для участия в различных литературных конкурсах.
Позже стало известно: рукопись вошла в списки лучших произведений «Книгуру» и Института журналистики и литературного творчества.
Осенью того же года меня пригласили на московский Форум молодых писателей. Именно на форуме рукопись была впервые представлена официально.
Я благодарен Сергею Александровичу Филатову, Марине Яковлевне Бородицкой и Валерию Михайловичу Воскобойникову. Благодаря им были внесены изменения во все главы.
Работа над рукописью продолжалась ещё около полугода.
«Сообщество писателей» и мой литературный агент Ирина Стояновна Горюнова подсказали прекрасное петербуржское издательство «Антология». И я очень рад, что доверил рукопись Юрию Альбертовичу Медникову, шеф-редактору «Антологии». Моего участия практически не требовалось: коллектив бережно относится к своей работе – корректор внёс необходимые правки, художник подготовил макеты изображений. С моей стороны оставалось только согласовать вёрстку.
- Нужен ли молодому литератору агент? Как его найти? Поможет ли стать писателем и заслуживает ли в целом доверия агент, который «гарантирует стопроцентную помощь и успех»?
- Благодаря «Сообществу писателей» мне удалось выйти на Ирину Стояновну Горюнову: ей отправил рукопись для ознакомления, и уже через три недели Ирина стала моим литературным агентом.
Агент нужен тем, кто далёк от издательского бизнеса. К примеру, мой опыт работы на телевидении – более одиннадцати лет. И это – ничто, если нет опыта работы с издательствами. Общение с ними, составление и согласование договоров, проведение мероприятий – жить становится легче, когда для всего этого есть литературный агент.
- Что читали в детстве? На каких авторах «выросли»? Кто были ваши любимые герои? Насколько была в почёте литература в вашей семье?
- Литература в нашей семье – в почёте. Из моих любимых книг в детстве: «Мэри Поппинс» Памелы Трэверс, «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла, «Приключения Тома Сойера» Марка Твена, «Малыш и Карлсон, который живёт на крыше» Астрид Линдгрен. Все они по духу близки к моей работе.
Любимый персонаж – Вилли Вонка из сказочной повести «Чарли и шоколадная фабрика» Роальда Даля.
- У обывателей из центральной России стойкое представление, что за пределами Московской области культуры просто не существует. Объясните же людям, что талант неподвластен местоположению. А вот зарыть его или развивать – это дело сугубо индивидуальное. И как вам удаётся реализовываться в творческом плане, будучи в отдалении от столицы?
- Мне кажется, навязывание чего-либо не приведёт к утверждению каких-либо принципов или ценностей, по крайней мере на долгое время. Что касается культуры, то каждый рано или поздно придёт к пониманию: таланты можно и нужно развивать – это неподвластно границам и местонахождению. А вот как реализовать свой потенциал – вопрос другой. Нужно доверять своему внутреннему голосу и делаю то, что должен делать.
- Самый близкий вам автор?
- Марк Леви. Автор книги «Между небом и землёй».
- Каким вы видите будущее русской литературы? Как по-вашему, сегодня она переживает подъём или спад?
- Будущее русской литературы, как и культуры в целом, зависит от национальной идеи. Сейчас она вновь возрождается. И это в скором времени отразится на современной литературе. Именно тогда можно ожидать «революции».
- Как литератор что вы думаете по поводу чистоты нашего языка, хотя бы грамотности? Что бы вы посоветовали молодёжи? Как отучить, оградить молодых от слэнга и мата, который у многих уже стал бытовым языком?
- Грамотность будет неуклонно возрастать тогда, когда люди заинтересуются русской литературой. Как современной, так и классической. Для вовлечения в процесс чтения необходим не просто интерес к книгам, но и гордость за свою страну, своих героев, свою историю. На общем фоне этого патриотизма люди просто не смогут устоять перед книгами русских авторов и начнут вовлекаться в процесс чтения, что повысит уровень грамотности.
Что я бы мог посоветовать? Пока человек сам не придёт к мысли о том, что он делает, никакой совет ему не поможет. Необходимо всячески способствовать, создавать благоприятные условия, вернуть национальную идею для того, чтобы русский народ заинтересовался своей страной и историей. Это неизбежно приведёт к росту культуры и чтения.
- Что заставляет вас писать: вы не можете не писать; вам это элементарно нравится; вам это приносит какую-то ощутимую пользу?
- Да, мне это элементарно нравится. Правда, кроме этого, есть ещё убеждение в том, что я должен что-то отдать этому миру. Пожалуй, это одна из самых сильных мотиваций.
- Над чем вы работаете в настоящий момент?
- Над второй частью книги «Бердолька Чарли и Гертруды Богранд» и детской сказкой.
- И последнее: что вы сейчас читаете? А кого перечитываете время от времени?
- «Опасные связи» Шодерло де Лакто, «Коралина» Нила Геймана, «Встретиться вновь» Марка Леви.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Марк Солонин: «Полки книжных магазинов сегодня завалены горами псевдо-исторической макулатуры»
Марк Солонин не считает себя писателем. Скорей историком, а свои труды - историческими исследованиями, реже и меньше - политической публицистикой. Однако совокупный тираж его книг для нашего времени просто невероятен - четверть миллиона экземпляров. И это не может не вызывать уважения к человеку, который берёт факты для книг не с потолка, а кропотливо, день за днём, год за годом изучает и анализирует исторические документы. О том, легко ли сегодня писать правду, мы и беседуем с Марком Солониным.
- Марк Семёнович, не боязно вам было: писать-то начали в 1984 году, в самый расцвет развитого социализма? Даже за рукописный труд могли объявить шпионом и посадить.
- Каждый человек - и я тут вовсе не стал исключением - делает в своей жизни много такого, от чего страшно. Кто-то ползает по горам, кто-то дерётся в тёмных подворотнях, кто-то работает испытателем, многие с риском для жизни пьют и нюхают вредные вещества. Да, я выбрал не самый распространённый в России способ искушать судьбу, но и у этого есть простое объяснение. Я с детства страдаю повышенным чувством интеллектуальной брезгливости, т. е. когда мне приходится слушать наглое враньё, то испытываю почти физическую боль. Мои исследования в области истории ВОВ - это попытка унять боль, вызванную многолетним советским враньём.
- Всё-таки как поразительно точно в рецензии на одну из ваших книг писал в журнале «Звезда» Самуил Лурье (к несчастию, безвременно ушедший из жизни): «Более полувека тысячи и тысячи специальных людей в специальных же институтах, академиях, управлениях, издательствах производили и воспроизводили Специальное Военное Враньё». Почему же такие правдивые историки, как вы, остаются в меньшинстве, как вам кажется?
- А почему лошади едят овёс, а зайцы любят морковку? Закон природы. Историк - это человек, который производит продукт, продать который за более-менее ощутимые деньги можно только одному покупателю. Этот покупатель - государство. Основное сырьё для производства (архивы) находится в безраздельной собственности одного монополиста - государства. Такие обстоятельства делают любого историка чрезвычайно зависимым, подневольным человеком. Эпоха Интернета парадоксальным образом нанесла сокрушительный удар по последним островкам интеллектуальной свободы. Причём я это всё проверил на себе: если в начале «нулевых годов» при моих тиражах (а они ненормально высокие для интеллектуальной литературы) можно было хотя бы обеспечить простое физическое выживание (еда, коммуналка, билет в трамвай), то сегодня - уже нет. А затраты на производство очень высоки - я же не писатель, который может извлекать текст из созерцания цветущей сакуры, мне надо работать с документами, а это долго, нудно и, если ты не живёшь в Москве, довольно дорого.
- Сергей Мироненко не устаёт повторять: архивы открыты - их просто никто не хочет читать. Это правда?
- Интересный вопрос. Кажется, именно Ленин про подобные случаи писал: «По форме - верно, по сути - издевательство». Да, архивы открыты. Переместить своё физическое тело через проходную ЦАМО в Подольске проще простого - приходишь с паспортом и подписываешь сугубо формальное заявление с просьбой допустить до работы с документами. Ни «направления», ни «рекомендации», ни учёного звания не требуется. Правда, очень скоро выясняется, что огромный объём фондов всё ещё («ещё - это через 70 лет после окончания войны) засекречен. Дальше - ещё интереснее. В так называемых «особых папках Политбюро», которые с огромным шумом и помпой были рассекречены и выложены на всеобщее обозрение в РГАСПИ, ничего нет. Ни одной бумажки, ни одного словечка про визит Риббентропа в Москву, про подписание Пакта, про финскую войну… Про оккупацию Прибалтики одно слово нашлось - решение Политбюро от июня 1940 года про увеличение норм выдачи махорки и курительной бумаги для красноармейцев воинских частей, выполняющих «особое задание»… Вы думаете, что я шучу? Если бы… А в архиве у г-на Мироненко есть огромный фонд Комитета обороны (не путать с «Государственным комитетом обороны», созданным во время войны), из которого вычистили почти всё, но кое-что мне удалось найти. После того, как я опубликовал пару-тройку документов, эти дела ПОВТОРНО ЗАСЕКРЕТИЛИ. Я уж молчу про архивы ФСБ, архив Внешней политики (МИД), загадочный «архив Президента» (у нас в России президентство с 1991-го года, откуда архив-то взялся, и почему в нём прячут бумаги 1941 года?), работать в которых практически невозможно.
- Трудно ли переносить тот факт, что Специалисты Военного Вранья и их сторонники постоянно обвиняют вас в антипатриотизме?
- Легче лёгкого. Я действительно не считаю себя патриотом той страшной страны, кусочек истории которой я изучаю. Сталинскую империю зла я своей родиной не считаю, усатого выродка «отцом родным» не зову. Кстати, в порядке эксперимента попробуйте спросить у немецкого историка - любит ли он Гитлера, «третий рейх», и не плачет ли он от обиды, когда его публично обвиняют в недостаточно восторженном отношении к концлагерям. Впрочем, я как-то сразу и припомнить не могу - кто и когда обвинял меня в недостатке патриотизма? Обычные «предъявы» связаны с отсутствием у меня учёной степени и диплома, полученного на советской кафедре истории КПСС. Ещё технически безграмотные люди очень любят критиковать меня (инженера по образованию с опытом работы в авиационном ОКБ) за то, что я ошибся (как им кажется) в указании диаметра заклёпки на верхнем триммере киля «мессершмитта» - по их мнению именно из-за этой нано-заклёпки Красная Армия и откатилась до Тихвина, Москвы и Сталинграда.
- Вам не угрожали за правдивые книги? К суду не пытались привлекать за «клевету»?
- Угрожали чем? Уволить с работы? У меня нет ни работы, ни зарплаты. «Зарубить» защиту диссертации? Я не хожу к ним с подобными вопросами. А мои книги люди читают без разрешения от профессоров и «научных советов». Посадить или убить? И то, и другое денег стоит, а кто их станет платить? За бесплатно нынче только птички поют, а «заказать» меня некому, так как я никому не мешаю заниматься любимым делом, то есть рулить денежными потоками. По крайней мере, на сей момент всё это так; что будет дальше - сказать трудно, т. к. страна наша катится в пропасть с ускорением.
- И в советское время, и сейчас у нас огромное количество бездарных литераторов-графоманов. А вы: раз - и более четверти миллионов совокупного тиража.
- Если это вопрос, то на вопрос отвечаю: тиражи моих книг выше, чем у бездарных графоманов, по той причине, что я не бездарный графоман. Если вы спрашиваете, как мне это так ловко удалось («раз - и в дамки»), то отвечаю стихами: «Видишь, там на горе возвышается крест / Под ним десяток солдат / Повиси-ка на нём…».
По настоящему интересно совсем другое: почему полки книжных магазинов завалены горами псевдо-исторической макулатуры? Вопрос не в том - откуда набралось столько бездарных графоманов, их всегда было и будет много. Вопрос в другом - почему всё ЭТО издаётся? И вот только не надо говорить про «рынок» и «спрос, рождающий предложение». Какой спрос? На что?
Некий г-н Осокин сделал гениальное «открытие» - оказывается, Сталин заключил с Гитлером наисекретнейшую договорённость, в соответствии с которой Красная Армия концентрировалась у западных границ СССР для того, чтобы сесть в вагоны и отправиться к берегам Ла-Манша завоёвывать Англию! В качестве ответной любезности Сталин, якобы, разрешил немецким войскам проехать через территорию Советского Союза в Иран. Однако Гитлер подло обманул Сталина: немцы повыскакивали из вагонов с автоматами и с «засученными рукавами» (последнее обстоятельство г-н Осокин особо отмечает) разгромили Красную Армию. В качестве одного из подтверждений своей гипотезы г-н Осокин приводит факт выдачи личному составу некоторых частей Красной Армии трусов вместо кальсон - в трусах, по его мнению, удобнее переплыть Ла-Манш. Другим «доказательством» является обилие плавающих танков в Красной Армии, по мнению Осокина, плавающий танк (в лучшем случае способный переправиться через лесную речку) может пересечь Ла-Манш.
И вот такой феерический бред издаётся в прекрасном полиграфическом исполнении, на бюджетные деньги снимается «документальный» (как это???) фильм, с большой помпой презентованный в Москве; талантливый «первооткрыватель» раздаёт охапками интервью для центральный российских СМИ. Это покупатели своим рублём на рынке так проголосовали? Некий проходимец под псевдонимом Кремлёв сочиняет т. н. «дневники Лаврентия Берия», и это издаётся, печатается на бумаге, продаётся в книжных магазинах - даже без предупреждения о мистификации хотя бы самыми маленькими буковками. Один за другим печатаются уникальные по своему невежеству тексты некоего «танкового специалиста», который без тени смущения презентует себя так: «Не окончил два института - медицинский и педагогический, активист движения клубов любителей фантастики».
Для этой технологии я придумал замечательное название: «Утопить в дерьме». Работает безотказно. Если на полке магазина стоит сто книг с названиями типа «Роковой июнь 41-го», «Трагедия июня 41-го», «Страшная тайна июня 41-го», «Вся правда про июнь 41-го», и содержание 99 из них соответствует описанному выше бреду, то нормальная книга честного историка сможет оказаться в руках потенциального читателя только по удивительной случайности. Конечный итог - окончательно сбитая с толку публика, которая бормочет: «Все они врут… Правду мы всё равно не узнаем… Да и что такое правда…».
Кстати, именно эта технология, отработанная ранее на такой «мелочи», как история войны, предстала перед нашими глазами прямо сейчас. Я имею в виду бесовскую свистопляску в центральных российских СМИ вокруг сбитого над Донбассом «Боинга». На голову несчастных телезрителей вылили и «испанского диспетчера Карлоса», и секретного свидетеля, который видел как «Боинг» был сбит украинским Су-25, и «трупы были несвежие», и «никто его не сбивал, он сам взорвался», и «это был Бук, но не наш Бук», а вот у нас «спутниковая фотография», на которой украинский МиГ-29 сбивает самолёт длиной в 4 км… В результате публика уже готова к конечному выводу: «Правды мы всё равно не узнаем, поэтому не надо и не спрашивать, но во всём виноват Обама». И дёшево, и сердито…
Беседовал Виталий КАРЮКОВ
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
лена Зейферт: «Человек обращён к внутренним ключам, которые питают движение его внутренних рек»
Поэт, писатель, литературовед, переводчик - это Елена Зейферт. Не только многогранная личность, но и красивая женщина, сегодня она в гостях у нашего литературного портала
- Елена, пожалуйста, расскажите немного о себе, о своём детстве, о родителях. Вы выросли в творческой семье?
- Я выросла в классической семье интеллигенции: мама врач, отец инженер. С детства любила находиться возле отца. Он много рассказывал мне историй, а ещё больше читал наизусть стихов. Мой отец обладает двумя феноменальными способностями - удивительной памятью на стихи и желанием читать их вслух. С одного-двух прочтений стихотворения и поэмы (!) он запоминает их наизусть и часто оживляет на языке. По вечерам и по выходным отец копал землю на огороде, сажал картошку, поливал грядки, набивал опилками двойные стенки сарая... Крошкой я ходила за ним по пятам и слушала в достатке Пушкина, Баратынского, Тютчева, «Гамлета» в переводе Пастернака... Когда к нам приходили гости, я, четырёхлетняя, становилась возле круглого стола с красной плюшевой скатертью и читала кусочки пастернаковского «Гамлета». Об этом есть в моём рассказе «Сорок лет и три зверя».
Мама в юности писала стихи, мои литературные опыты в семье поощряли.
Я родилась в Караганде в июне 1973 года, в этом удивительном городе, где в школах преподавали ссыльные москвичи старшего поколения, а в одном классе со мной учились дети самых разных национальностей. В городе, который воспитал мою силу воли, толерантность и упрямство. В Караганде я жила до 2008 года, пока не переехала в Москву.
- Кого вы читали в детстве и юности? Кто были ваши любимые авторы?
- С детства со мной был Тютчев. Я выделяла его среди других, чувствуя чеканность и максимальную наполненность его строки, понимая, что слово в его стихе на вес платины. Из прозаиков очень рано оказался рядом Достоевский. В 19 лет ко мне пришёл Рильке, ставший для меня самым близким поэтом, «старше меня на 100 не лет, а эр». Только в 27 лет я полностью приняла и очень полюбила Блока как первого русского поэта «серебряного века». В детстве и юности я очень много читала, у дедушки была прекрасная библиотека. Летом - сидя на изогнутом стволе яблони в родительском саду или лёжа на крыше нашего невысокого дома. Многие книги должны прийти к читателю вовремя, в более позднем возрасте они уже не так интересны и полезны. Я рада, что в 16 лет, к примеру, прочла «Мартина Идена» Джека Лондона.
- Как и когда вы начали писать?
- Стихи я начала сочинять в очень раннем возрасте. Уже в три года я читала стихи собственного сочинения гостям. Коронным было произведение про мишку, которому медведица так громко поёт колыбельную, что он не может уснуть. В семь лет собрала свою рукописную книгу стихов и прозы. В моих детских рассказах шёл синий снег (я видела снег синим), по улицам разгуливал сбежавший из зоопарка лев, радуга жила на дне колодца… Ещё до школы возникло желание быть писателем. Поступать в Литературный родители не пустили, остался местный филфак. Произведения, о которых можно говорить всерьёз, стали появляться с 20 лет. В 17 я замолчала под лавиной классики, поступив на филфак, а в 20 заговорила в стихах и прозе иначе.
- Ваш литературный дебют - когда он состоялся?
- Как литературовед я впервые опубликовалась в 1993 году: в научном сборнике вышли тезисы моего доклада о мистификации в романе Набокова «Приглашение на казнь». Цели издаваться тогда не было, и остались в рукописях работы тех лет: исследование ритма в черновиках и окончательном тексте «Медного всадника», повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели», «Поэмы без героя» Ахматовой, метафорического стиля Блока и метонимического - Пастернака. Моя первая книга стихов «Расставание с хрупкостью» увидела свет в 1998 году. Чуть раньше журнал «Простор» издал стихи с самой приятной аннотацией: «Скромный автор не прислал никаких данных о себе, в конверте были только стихи, но стихи замечательные».
- Сколько раз вы издавались? Сложно ли нынче издать свой сборник? Что для этого нужно?
- Мои друзья ведут мою библиографию. В общей сложности у меня более 1000 публикаций, львиную долю из них занимают научные и учебно-методические работы (более 200) и журналистские материалы (около 600). Книг издано более 30, среди них сборники стихов, прозы, критики, научные монографии. Часть моих книг написаны для детей.
Чтобы издавать книги, важно создавать произведения с живыми вибрациями. Тогда их будет ощущать читатель, в том числе потенциальный издатель, причём и современники, и, возможно, более чуткие потомки Такие произведения могут найти дорогу к издателю и без автора, появятся те, кто позаботится о них. Однако частью родительской любви писателя к его произведениям должно быть желание попробовать их издать, выпустить в свет.
- Что такое подлинная поэзия?
- Это живые вещи, возникшие, образно говоря, из семени, из зерна, целиком родившиеся на дословесной стадии и затем вычерпанные словами. Не конструкции, не штучные изделия, а живые организмы. Их рождение - не конструирование, а природное движение. Такие произведения развиваются по законам саморазвития. Я называю такую литературу «неразборной», её нельзя исследовать до винтика, потому что она состоит не из винтиков.
- Ваши недавние литературоведческие работы - о метафоре.
- Я сейчас исследую дословесные элементы, проявленные в тексте. Произведение сначала рождается целиком без слов, внутри автора, затем возникают слова. В тексте некоторые дословесные элементы могут быть зримыми, наиболее ярко они освещены авторской находкой. Метафора - один из наиболее сильных индикаторов проявления дословесных элементов в тексте. Я говорю о дословесном в таком контексте впервые, и мне приходится изобретать свой язык для объяснения непостижимых процессов. Попытки приближения к этой сфере возможны. Я не пытаюсь овладеть непостижимым, мне благостно побывать рядом.
Метафора столь интересна, что о ней можно говорить долго. Энергии внутри неё не локальны, создание метафоры - лишь одна из их целей. Метафора, как скульптор, изнутри формирует всё стихотворение, её энергии участвуют в создании и изменении его формы. Она сама себя настигает и сама себя бежит, она всегда завершена и всегда остаётся незавершённой. Её существование может быть обеспечено только объёмностью произведения, наличием в нём не менее двух плоскостей (в подавляющем большинстве случаев более двух). Объёмность произведения обеспечивается за счёт дискретного движения времени рецепции внутри него: читатель воспринимает разные отрезки произведения так, словно они лежат в разных плоскостях. Любая часть метафоры должна быть самодостаточна настолько, чтобы не дополнять другую и не дополняться за её счёт: это создаёт метафорическую паузу, внутри которой звучат новые смыслы. В словах внутри метафоры семантика редуцируется, большая часть её невидима для энергий. Метафорические части всегда отражены и друг в друге, и во всей метафоре. Метафора не рождается из частей, а, органично возникнув целиком на дословесной стадии, расслаивается на части ради создания всего произведения.
- Как отличить, к примеру, талантливую метафору от бездарной?
- Исследуя современную русскую поэзию, заявляю об орнаментальной и метафизической метафоре. Первая является элементом орнаментального узора текста и возникает в произведениях, создаваемых как изделия, даже самой драгоценной штучной работы. Вторая - обращает читателя к дословесному, истинному и живёт в произведениях, растущих из зерна, рождающихся целиком как зародыш и затем вычерпываемых словами. Здесь важно понять, что произведения, лежащие на высшей границе орнаментальной метафоры, уступают произведениям, находящимся на низшей границе метафоры метафизической.
- Считаете ли вы, что творческому человеку все сюжеты и идеи его произведений диктуются «сверху», от некоего высшего разума?
- Бог вдохнул в человека своё дыхание, и внутри каждого из нас частица Бога. Стихи идут из непостижимого центра, который находится внутри творящего и может быть услышан при особых способностях, условиях, сохранении нравственности. Человек обращён к внутренним ключам, которые питают движение его внутренних рек.
- Нужно ли поэту знать правила стихосложения? Или достаточно способностей от рождения?
- Без врождённого природного слуха в поэзии ничего не скажешь. Но почему бы не освоить стихосложение, хотя бы его основы? Поэт рождает произведение из зерна, а достраивает как храм. Зная правила стихосложения, поэт может использовать их для самопроверки в спорных случаях (например, когда царапает слух ритм той или иной строки, или рифма видится недостаточной), а также на достойном уровне ответить горе-критику.
- Как вы считаете, для поэта интернет - это хорошо или плохо? Авторское право и интернет - насколько беспокоит поэта такой вопрос?
- Многие поэты с радостью выкладывают свои новорождённые произведения в Интернет и, конечно, сразу находят читателя. Через электронную почту легко отправить произведения в разные журналы. Я ещё жила в эпоху бумажных писем и рукописных курсовых работ. Моя дипломная работа уже была напечатана на принтере, но для печати статей в научных сборниках мы нередко пользовались тогда печатной машинкой, и это было очень нелегко. Интернет облегчает доступ произведения к читателю. Однако слишком ускоряя время рецепции, лишает автора и читателя периода благостного ожидания, усвоения и послевкусия.
- А нужна ли поэзия человечеству как таковая? Или оно и так бы прекрасно «справилось» без Пушкина, Бодлера и Шекспира?
Безусловно, нужна. Поэзия - это энергия. Она способна замедлять и ускорять время, вызывать блаженное ощущение, создавать целебный, терапевтический эффект. Хорошие стихи воспитывают нравственность и учат видеть красоту.
- Что в вашем понимании есть «хороший перевод»?
- Сразу вспоминается одно из основных правил перевода: перевод не может быть хорошим во всех отношениях. Но «святая святых» перевода - верность оригиналу, переводчик призван передать читателю не свою интенцию, а интенцию автора подлинника. Для меня хороший перевод - это перевод, созданный с учётом компенсации. То, чего не достаёт на одном уровне, будет передано на другом.
Из опыта художественного перевода знаю, что любое состоявшееся произведение непостижимым образом поддаётся адекватному переводу, ибо гармонично. Не зная, что стихотворение Готфрида Бенна «Einst» считается непереводимым, в 2009 году я его перевела. Перевела и стихи Фридриха Ницше последних, безумных лет его жизни, и в этих произведениях есть гармония.
Чтобы перевод получился хорошим, важно сохранить идентичность оригинала. Сохранение другого (духа оригинала) при переводе находится в диалектической взаимосвязи с приращением смыслов и кодов своего (духа культуры перевода). «Зеркальность» перевода важно обеспечить на самых разных уровнях художественного произведения. При этом переводить художественный текст может только писатель (при этом поэтический - только поэт). Подстрочник необходимо делать человеку - носителю языка, понимающему и знающему поэзию и художественную прозу. Важнейшая задача переводчика - найти аналоги слов одного языка в другом. Перевод не должен страдать от политических и личных пристрастий переводчика. Шедевры литературы на каждом новом этапе своего бытования передают обновлённый месседж читателю («Гамлет», созданный Шекспиром, уже иной после его перевода Пастернаком, и пр.), что тоже необходимо учесть переводчику.
- Как вы относитесь к написанию стихов на заказ?
- При написании произведений на заказ как раз нарушается естественный ход их рождения. Они возникают не целиком без слов, а сразу словами, и поэтому рождаются искусственными. Когда произведение изначально рождается как изделие, даже драгоценной ручной работы, оно всегда мертворождённое, в нём нет живых токов, и оно не способно воздействовать на читателя, оживая в его восприятии. Только большой мастер, приняв решение написать на заказ, может найти связь с непостижимым центром внутри себя и написать настоящее произведение.
- Вы профессионально занимаетесь стихами, прозой, художественным переводом, критикой, в 2008 году защитили докторскую диссертацию по литературе. Как удаётся совмещать практически все виды литературной деятельности?
- Парадоксальным образом, сколько видов литературной деятельности подвластны человеку, столько картин мира у него в сознании. Ведь поэт видит мир иначе, чем, к примеру, учёный. Вопрос о том, как осуществляется со-бытие разных картин мира, занимал моё воображение, и я в начале нулевых написала «Манифест полигранизма».
- Елена, вы работаете профессором кафедры теоретической и исторической поэтики Российского государственного гуманитарного университета и координатором литературных программ Международного союза немецкой культуры и много работаете в литературе в разных жанрах. Как Вам удаётся справляться с таким количеством творческих дел, имея две работы и четырёхлетнюю дочь?
- Слышу часто этот вопрос и от знакомых. Я обращаю взгляд внутрь себя, откуда меня питают внутренние ключи. К тому же творчество целебно, оно стимулирует движение энергии, генерирует её. Но есть и более простой ответ, освещающий стержень. Я взрослый, самостоятельный человек, не ребёнок. Понимая это, можно сделать очень много. Просто не трачу время на жалость к себе, и его становится много. Разве не прекрасно работать и приносить пользу?
- Возможно ли «прокормиться» литературной работой? Справедлива ли фраза «поэт должен быть голодным»?
- Можно прожить на доход от деятельности, связанной с литературой: например, преподавать литературу, проводить мастер-классы, редактировать книги и т.д. На это я и живу. Редко бывают денежные премии или гранты, например, главная литературная премия федеральной земли Баден-Вюртемберг в размере 5 тыс. евро в 2010 году.
Публикация литературных произведений, если ты не в фаворе у влиятельных издательств, как известно, приносит мизерный доход или не приносит ничего.
Но я точно знаю, что творчество - это труд, и чтобы делать его качественно, нельзя находиться в разрушенном состоянии. Человек в болезненном состоянии и (или) с явными материальными проблемами с таким филигранным трудом может не справиться. Поэт не должен быть голодным, но и не должен быть пресыщенным.
- Отечественная литература сегодня испытывает упадок или подъём?
- Я не наблюдаю упадка в современной русской литературе. О нём много говорят, но я его не вижу. Русской литературе, возможно, не хватает сейчас света, чтобы увидеть путь к блаженству. Но в конце концов она приведёт человечество к спасению.
- Имеет ли поэт влияние на общественную мысль? И что это может ему принести?
- На общество поэт оказывает влияние, подобное работе ветра с горой, или скрипки, звучащей на мосту, с очертаниями этого моста.
- Над чем вы сейчас работаете? Когда и где можно найти ваши новые стихи? Возможно, сборник?
- Этот год у меня плодотворный в плане книгоиздания. Выйдут в свет три книги - книга стихов «Потеря ненужного» в издательстве «Время» в Москве, книга прозы «Сизиф & K°», которую востребовала издательская группа на Алтае, и сказочная повесть «Зеркальные чары», переведённая на немецкий язык Каролой Юрхотт, в московском издательстве «МСНК-пресс», с методическими заданиями к ней. У меня есть принцип, которым руководствовалась всегда, - не вкладывать в издание книг своих денег. Если произведения не жизнеспособны, зачем давать им жизнь в публикации? Но родительская любовь к произведениям у меня, конечно, есть. Образно говоря, если сравнивать произведения с детьми, я не покупаю своему ребёнку диплом об образовании, но привожу его в хорошую школу и институт. Я могу показать рукопись издателям, рассказать о ней.
- Что значит - потеря ненужного?
- Это оксюморон. Ненужное нельзя потерять, ибо оно кажется не ценным. Потеря ненужного воспринимается мной как утрата важного, ценного.
- Какова структура книги «Потеря ненужного»?
- «Потеря ненужного» включает в себя избранную лирику московского периода моей жизни (на русском языке и авторские варианты отдельных стихотворений на немецком), а также переводы из немецкой, болгарской, осетинской, литовской и грузинской поэзии. В книге представлены мои верлибры, в том числе верлибрические миниатюры, так называемые «метафоры на пуантах» (с метафорой-пуантом в финале), силлабо-тонические стихи, лирические миниатюры в прозе.
- Юрий Мамлеев назвал вашу прозу «живой, направленной к сердцу, и одновременно интеллектуальной», а вас «человечной и думающей». О чём ваша новая книга прозы?
- Имя Юрия Витальевича для меня одно из самых дорогих. Спасибо ему. «Сизиф & K°» - это малая проза, рассказы, миниатюры. Один из бытийных вопросов в ней - тщетны ли наши усилия в приумножении доброты? Сизифова доброта в этой книге - доброе устремление, наносящее вред, в том числе самому носителю доброты. В книге прослеживается антиутопическая линия несправедливости, слепоты человеческого жребия, связанная с верой в добро. Кроме того, книга написана о возможности создать свой мир внутри и вокруг себя, о чувствительности человека с «ободранной душой», об ответственности творца перед творением и самостоятельной жизни произведения, о влиянии на жизнь человека его игры и сделки с совестью, о предельно живой в своей открытости любви.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
-
Главная /
[color=#777777][size=2][font=Georgia, Times New Roman, Times, serif]
[/font][/size][/color]-
Интервью писателей /
- Константин Залесский: «Меня критикуют и «коммунисты», и «нацисты»
Константин Залесский: «Меня критикуют и «коммунисты», и «нацисты»
В активе историка, журналиста и публициста Константина Залесского более 40 книг, охватывающих период с начала девятнадцатого века по двадцатый. «Если принять во внимание мой интерес к функционированию государства и роли в нём личности, то все мои книги как раз и укладываются в эти рамки», - уверен исследователь. Именно это объясняет и его интерес к Третьему рейху, историком которого Залесского часто позиционируют. Однако исторический охват его творчества значительно шире
- Константин Александрович, могу предположить, что писательскую и историческую стезю вы выбрали потому, что много читали?
- Действительно, родители прививали мне любовь к чтению с самого детства. Однако, надо сказать, что школьную программу категорически не любил. Наверное, потому что я её должен был читать. А то, что не входило в программу, наоборот, читал с удовольствием. Исключения в школьной программе были. Например, мне сразу понравились (и потом я это не раз перечитывал) проза Пушкина, Лермонтова, Толстого (отнюдь не все произведения, лишь "Севастопольские рассказы", "Хаджи-Мурат", "Война и мир", но ни в коем случае не «Анна Каренина», «Воскресенье», «Крейцерова соната» и т. п.), Шолохова (даже и «Поднятая целина»). До Достоевского в школе я, наверное, просто не дорос (я и сейчас считаю, что нельзя в школе его изучать - это для более взрослых и сформировавшихся людей).
Что касается прозы, то в детстве я просто обожал Михаила Булгакова (мне как-то крёстный - Илья Владимирович Толстой - на день рождение подарил чрезвычайно в те годы дефицитный томик Булгакова, где были «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия», «Театральный роман», я зачитал его до дыр. Томик его пьес у нас был и раньше, как и томик рассказов), кстати, в зрелом возрасте к нему несколько охладел. Другими моими любимейшими писателями были два Толстых, но не Лев, а Алексеи - Константинович и Николаевич.
- То есть вы были «всеядны»?
- Я бы так не сказал. Например, больше всего на свете меня всегда раздражали те, кого учителя атрибутировали как «революционных демократов». Причём, отторжение наступало сразу после этой фразы, и затем я уже не мог к ним объективно относиться и видеть хоть что либо положительное (пусть и с литературной точки зрения) у Чернышевского, Добролюбова, Герцена, Огарёва, Радищева и т. д.
- Читали только прозу или поэзию тоже?
- Что касается поэзии, то, наверное, все люди делятся на тех, кто любит её, как вид творчества, а кто - нет. Я принадлежу к последним и к поэзии всегда отношусь чрезвычайно настороженно. Даже у Жуковского мне нравятся лишь очень немногие вирши. По большому счёту, мне нравились - и нравятся по сей день (т. е. в этом отношении мои вкусы со школы вообще не изменились) - лишь несколько поэтов (зато всё их творчество): Михаил Лермонтов, Александр Пушкин (именно в такой последовательности - Лермонтов впереди Пушкина), Алексей Константинович Толстой, Максимилиан Волошин. Вот и всё.
Но, наверное, самым оригинальным в моих литературных пристрастиях в школьном возрасте (по крайней мере, я больше не встречал ни одного такого человека) было то, что читал 16-томную «Советскую историческую энциклопедию». Причём именно «читал», т. е. брал с полки один из томов, открывал его, где придётся, и читал статьи одну за другой…
- О войне тоже много читали?
- Да. Мне нравились произведения о войне, но скорее не те, где описывался «человек на войне», а там где всё это происходило на каком-либо масштабном исторической фоне. Например, как у Лажечникова или Сенкевича. То есть я понимал, что Василь Быков как писатель выше Александра Чаковского, но масштаб последнего мне больше был по душе. Как у Льва Толстого - Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert, а не то, как солдат противника в живот штыком пихает и что при этом думает (хотя, честно сказать, «На западном фронте без перемен» мне нравится до сих пор, в отличие от других работ Ремарка).
- А в жизни под чьим влиянием формировались ваши литературно-исторические приоритеты?
- Если бы мне предложили выбрать одного человека, то я бы, ни на секунду не задумываюсь, сказал - это мой отец, Александр Александрович Залесский, который умер в 1975 году, когда мне было всего девять лет. Он всегда увлекался историей, но стал адвокатом. И мне он привил любовь к истории с самого детства, играя со мной в исторические игры: с ним мы, например, разыгрывали на полу Бородинскую битву или другие сражения войны 1812 года. Наверное, всё было заложено именно в те годы - до 10 лет…
Если говорить о других людях, которые чрезвычайно много мне дали, то это мой крёстный, уже упоминавшийся выдающийся филолог Илья Владимирович Толстой (правнук Льва Толстого), друг моего отца военный историк Александр Георгиевич Кавтарадзе, мой шеф в Большой Советской Энциклопедии историк Андрей Дмитриевич Зайцев, а позже - выдающий отечественный историк Александр Николаевич Боханов. Это - «живые люди», то есть те, кто оказал на меня огромное влияние лично, а не опосредованно. Если говорить об отечественных историках, то в своё время на меня наиболее сильное впечатление оказали работы П. А. Зайончковского и Н. П. Ерошкина.
- Писателем вы ведь стали тоже не сразу, а сначала пошли на журфак МГУ. Это тоже было уже созревшее решение?
- Нет, это было не совсем сознательное решение. На него повлияли моя матушка и крёстный: они сказали, что журфак идеальное место, чтобы спокойно выбрать будущую профессию: он даёт очень приличное общее гуманитарное образование (было ясно, что я не «технарь»), а через пять лет сам решишь, чем заниматься… Оказалось, что и там продолжил заниматься Германией. У меня тема диплома была «Deutsche Nazionalzeitung und Soldatenzeitung - рупор крайне правых сил ФРГ». Это такая реваншистская газета ветеранов вермахта…
- Вас позиционируют не просто как писателя и, но и как историка Третьего Рейха. Вы осознанно сделали выбор в этом направлении?
- Чем меня привлёк нацистский режим? Сначала своей кажущейся стройной структурой. Идеально функционирующий аппарат, основанный на насилии. Идеальная диктатура. Сначала выяснилось, что диктатура совсем не идеальна и есть много более «идеальных», а затем, что там вообще царил такой хаос (причём, во всех областях), что разобраться в нём можно, только досконально изучив режим. А на такой вызов нельзя было не ответить. Я очень хотел в этом разобраться, а потом меня уже стали увлекать вообще функционирование государственного аппарата и взаимосвязи в нём.
Но был и ещё один стимул. Он знаком многим: это запретность темы. Советская историческая литература по этому вопросу не выдерживала критики. Процитирую выдержку из моей книги «Семнадцать мгновений весны - кривое зеркало Третьего рейха»: «Наших противников в войне показывали законченными негодяями, лишёнными человеческих черт, сумасшедшими подонками, единственной целью которых являлось бессмысленное, озлобленное уничтожение мирного населения и разрушение городов. Армию вели в бой безмозглые генералы, террором руководили кровавые маньяки, а во главе государства стояли погрязшие в роскоши демагоги и патологические личности. Надо ли говорить, что такое упрощение рождало лишь неполиткорректные вопросы: никакое государство не может состоять из патологических убийц; бездарные военачальники не могут захватить всю Европу и дойти до Москвы».
- Вас случайно не упрекали за это - опять же «правильные» писатели и историки?
- Да постоянно упрекают. Причём, я в этой ситуации чрезвычайно уязвим: меня упрекают как «правильные», так и «неправильные» публицисты и историки. Дело в том, что я всегда стараюсь быть предельно объективным. Я всегда старался делать «оценку фактами», т. е. никому своего мнения не навязывать, но добиться того, чтобы подвести самого читателя к выводу, дать ему весь набор аргументов. Аргументировать свою точку зрения и заранее ответить на все вопросы, какие только могут возникнуть. А это вызывает раздражение с обеих сторон: не знаю почему, но я вызываю раздражение и со стороны «коммунистов», и со стороны «нацистов» (термины беру в кавычки, поскольку это обозначение не политической принадлежности, а просто исторических пристрастий). Хотя, надо отметить, что всё же у нас больше людей, желающих получить объективную информацию и реально стремящихся разобраться, что происходило на самом деле. (Впрочем, последнее время на поверхность вынесло уж слишком большое количество псевдопатриотов, которые почему-то считают, что они - истина в последней инстанции, а кто не считает Сталина мессией, того надо публично сжигать, ну или на кол сажать).
- Несмотря на определённую специализацию, охват ваших исторических изысканий весьма широк. Как удалось не стать заложником одного имиджа? Откуда у вас такое количество идей и тем для исследований?
- Он широк лишь на первый взгляд. На самом деле, если принять во внимание мой интерес к функционированию государства и роли в нём личности, то все мои более 40 книг как раз и укладываются в эти рамки. Опять же эта тема неисчерпаема и даёт бесконечное количество тем для исследований: даже если обращаться лишь к одной области государственной системы, а уже если попытаться проследить взаимосвязи, то этому вообще нет конца и края. А вот «заложниками имиджа» в той или иной степени являются все: если на каком-либо радио меня записали в «специалисты по Третьему рейху», то уже по Первой мировой войне не обратятся. И наоборот. А интересных тем, к сожалению, очень много, значительно больше, чем времени для их разработки…
Беседовал Виталий КАРЮКОВ
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Ян Мартеновский: «Русская литература стала многогранней, она наполняется произведениями – как серыми, так и бриллиантами»
«Когда же время мимо пронеслось, пришёл мой первый и последний гость, и существо моё навек оборвалось, упало ягодой, что покидает гроздь…» Эти строки принадлежат совсем юному и пока не известному широким кругам поэту. И поэтому сегодня мы продолжаем хорошую традицию нашего портала – выводить «в свет» подающих надежды начинающих литераторов. У нас в гостях московский студент Ян Мартеновский, чьими стихами зачитываются не только его товарищи по «Тимирязевке», но и добрая часть молодёжного интернет-сообщества…
- Ян, ваши стихи в большинстве своём наполнены сложными чувствами. Сколько вам лет?
- Девятнадцать. Но я не считаю эти чувства сложными, мы с ними сталкиваемся ежедневно, они нас пронизывают.
- Что повлияло на ваш литературный стиль? Кто из поэтов, русских и не русских, сыграл роль в вашем творческом становлении?
- Вначале я не был знаком ни с какими поэтами, позже увлёкся творчеством Есенина, Ахматовой, Окуджавы, Шарля Бодлера. Эти люди своими стихами повлияли на меня больше всего. А над стилем я никогда не задумывался: как пишется, так и пишется.
- Расскажите немного о себе. Кого читали в детстве и юности? Кто были ваши любимые герои?
- О себе рассказывать особо нечего, я был обычным ребёнком, окончив школу, пошёл учиться в Тимирязевскую Академию на профиль "биология", потому что с детства увлекаюсь биологией, благодаря моим родителям.
В детстве я не любил читать. Уже позже я стал читать те книги, которые по-настоящему меня захватывали. Моими любимыми произведениями были "Мастер и Маргарита" Булгакова, многое из Харуки Мураками, Стивена Кинга и Дина Кунца, "Гордость и предубеждение", "451 градус по Фаренгейту", "Гранатовый браслет". Эти и многие другие произведения сильно повлияли на моё видение мира.
- Когда сами поняли, что хотите и можете писать? Ваш литературный дебют – когда он состоялся?
- Я никогда не хотел писать стихи. Как бы смешно это ни выглядело, но я просто взял как-то раз ручку – и написал стих, ни с того ни с сего. Потом мы баловались с друзьями, сочиняя несложные рифмы (улыбка).
Дебют произошёл на концерте в честь Дня города в 11 классе. Я в первый раз читал свои стихи на публику, не считая тех случаев, когда читал их в тесном кругу друзьям.
Я не управляю вдохновением и образами в моей голове
- Издавались ли вы уже «на бумаге»? И сложно ли нынче издать свой сборник? Что для этого надо? Вообще, слово «пробиться» - что оно означает сегодня для поэта?
- Я печатался только в школьном сборнике вместе с другими ребятами. Над тем, сложно ли издать сборник и что для этого нужно, я не задумывался, но в эпоху интернета это не так сложно, я думаю. А чтобы пробиться, нужно быть очень талантливым, так как поэтов сейчас очень много, как и поэтических сайтов. Мне кажется, что поэзия, к сожалению, уже не так ценится, и внимание на ней мало кто заостряет.
- Как вы считаете, для пишущего человека интернет – это хорошо или плохо? Авторское право и интернет – насколько беспокоит вас такой вопрос?
- Интернет - вещь противоречивая, от него сколько пользы, столько же и вреда, для всех людей. Некоторые сайты защищают авторские права, но не все, так что публиковаться на них нужно аккуратно, ознакомившись со всеми нюансами, потому что желающих украсть произведение хватает.
- Где можно вас почитать?
- Пока что мало где. Только в контакте и на ресурсе Стихи.ру
- Как по-вашему, надо ли оканчивать специальный вуз, или какие-то там курсы, чтобы стать поэтом?
- Поэтом нужно родиться. Нельзя научиться писать стихи, потому что никто не научит вкладывать в них душу. В стихах очень важно видение самого поэта, как он воспринимает то, о чём пишет.
- Какое из своих произведений вы считаете самым сильным?
- Я не думаю, что какое-то моё произведение сильнее остальных. Они слишком разные, чтобы их сравнивать, и затрагивают совершенно разные области жизни.
- Как вы относитесь к написанию стихов «под заказ»? Можно ли относиться философски к коммерции в литературе?
- Лично я не могу писать "под заказ", это не моё. Я не управляю вдохновением и образами в моей голове. Но сейчас всё стараются превратить в бизнес, даже поэзию.
- Считаете ли вы, что творческому человеку все сюжеты и идеи его произведений диктуются «сверху», от некоего высшего разума?
- Все, кому диктуют, - поэты, но не всем поэтам диктуют. Я не отрицаю этого, так как мне иногда самому трудно объяснить, откуда я беру образы для своих стихов. Они просто всплывают в сознании, словно их подкинули. И, перечитывая свои произведения, я нередко нахожу в них что-то новое для себя.
- Что приносит вам ваша поэзия? Конечно, не имея в виду материальную прибыль…
- Приносит облегчение. Потому что некоторые вещи по-другому не опишешь, как и чувства. Поэзия учит меня по-новому смотреть на привычные вещи, находить что-то необычное в повседневности, верить в чудеса.
- Что, по-вашему, сегодня переживает русская литература – упадок или подъём? Чего ей очень не хватает? На кого из современных поэтов или писателей вы рекомендовали бы обратить внимание, в хорошем смысле?
- Русская литература определённо переживает изменения, а вот в худшую или лучшую сторону – неизвестно. Она стала многогранней, наполняется произведениями, как серыми, так и бриллиантами.
- Имеет ли поэт влияние на общественную мысль? И что это может ему принести?
- Если его слушают - имеет. Это влияние может как возвысить его, так и растоптать, потому что влиять на мнение людей, но не зависеть от него, задача непростая.
- Что вы читаете в настоящий момент? А кого перечитываете время от времени?
- В данный момент я читаю "Ганнибала" Томаса Хариса. А перечитывать какие-то произведения – времени не хватает: слишком много нового хочется прочитать.
- Над чем вы сейчас работаете?
- Я по-прежнему просто переношу образы из головы на бумагу, наделяя их жизнью в воображении читателей.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКО
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Мария Ватутина: «Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на злость»
«Её стихи – жестокое и честное свидетельство того, что с нами происходит. Мы имеем дело с очень современным поэтом, чья лирическая память отнюдь не свободна от наследственного груза истории и культуры», - сказал о Марии Ватутиной её наставник по Литинституту, поэт Игорь Волгин. И это не в бровь, а в глаз – ибо из её коллег-современниц никто не может так, как она, «рубить правду-матку» и одновременно проникать к тайникам души, затрагивая самые нежные её струны… Бескомпромиссный лирик Мария Ватутина рассказывает о поэзии – былой, современной и вечной, о будущем России и о гражданской позиции поэта.
- Мария, наша с Вами юность – это время, свободное от компьютера и инета. Мы все тогда много читали. Расскажите, на каких авторах «выросли» Вы. Насколько была в почёте литература в Вашей семье?
- Семью, в которой росла я, трудно назвать читающей. То есть, это были, по сути, две «недосемьи» – я жила то у бабушки, то с мамой. Бабушка – человек интеллигентный, но последние сорок лет я помню её лишь с газетами и журналами. Выйдя на пенсию, она от газет не отрывалась, и этим, видимо, сохранила своё трезвомыслие и память до девятого десятка. В марте ей будет девяносто. Мама же в советские годы любила, помню, Драйзера, Юлиана Семёнова, Дюма. Но после сорока читать она совсем перестала, жизнь была трудной, говорила, что совсем не может читать из-за зрения. Зато она очень хорошо разбиралась в политике, обожала «Международную панораму», отлично знала политическую и экономическую географию, могла назвать любую столицу мира и где какой президент. Потом и это отошло на задний план. Это очень сильно сказывалось на мыслительной деятельности, на способности выразить свою мысль, сузился круг интересов, память сошла на «нет». Правда, она болела. Видимо, из-за того, что культуры чтения в семье не было, я формировалась без навыка и потребности к чтению книг, классики. Хотя я и читала, но много упущено в этом плане. Я не говорю сейчас о стихах. Первая школа, в которой я училась, носила имя Пушкина. Как-то одновременно возникли во мне и попытки стихотворства, и любовь к поэзии. Я взахлёб читала всё рифмованное: и советских поэтов, и Серебряный век, и русскую поэтическую классику. Очень любила альманах «День поэзии», выписывая из него в тетрадь особенно понравившиеся стихи. В третьем классе отец, который жил отдельно от нас, подарил мне томик Блока с подписью – «Учи и учись». Он, по сути, один и обращал внимание на то, что я пишу стихи. Бывая позже у него в гостях, я читала стихи его друзьям, участвовала в серьёзных разговорах в его мастерской, рассуждала на глубокие философские темы. Это было редко, но сказалось очень положительно. И вот к 16-20 годам я уже «болела» стихами Беллы Ахмадулиной, Владимира Маяковского, Бориса Пастернака, Давида Самойлова, любила Андрея Вознесенского, Юрия Левитанского, Анну Ахматову. Позже, уже в Литературном институте познакомилась с поэзией «Московского времени» (для краткости), Бродского, которого ставлю в число гениев, а также с некоторыми стихами Набокова, которые также – недосягаемые вершины поэзии («Мать», «Лилит», «Однажды ночью подоконник…», «Расстрел»). Чуть позже полюбила тягучесть и раскачивание строки Юрия Кублановского, длинные поэтические мысли в его строфе, его словарь. Рубцов, Гумилёв, Симонов, Заболоцкий, позже – Чухонцев. А потом пришли и поэты-ровесники, которые уже сейчас заслужили того, чтобы их знал и читал весь народ. Ах, как бы сделать так, чтобы люди знали, что у них есть Ирина Ермакова, Дмитрий Быков, Инна Кабыш, Александр Кабанов, Ирина Евса и много других замечательных имён! Эти люди живут для того, чтобы не погас внутри нас огонь, чтобы мы не теряли человека в себе.
Читаю поэзию до сих пор так, как будто это естественная потребность организма. Отношения с прозой другие. Есть несколько произведений, после которых я долго не могла отойти, как от сильного чувства, от другой реальности, в которой побывала. Это «Война и мир», «Отец Сергий» Толстого», это «Жизнь Арсеньева» Бунина, это «Братья Карамазовы» Достоевского, Юрий Трифонов. Потряс меня и Константин Воробьёв. Конечно, это не всё, но проблема была в том, что за последние двадцать лет в русской литературе было создано огромное количество «громких» произведений, а я не могла их «расчитать». И я думала, что дело во мне, что это вообще из-за отсутствия привычки читать. Но оказалось, что это не совсем так. Мне нравится язык Михаила Шишкина, мне очень понравилась книга Алисы Ганиевой «Праздничная гора». Казалось бы, как могла меня завлечь книга о Дагестане, с трудными именами, со сложными перипетиями повествования, основанного на местном колорите? Ан, нет: увлекло, пробило, заворожило. Талантливый писатель, о чём бы он ни писал, пишет о человеке в истории. Только, если есть общее видение мироустройства, понимание добра и зла, книга – не продукт с коротким сроком хранения, а творение. Сейчас нахожусь под сильным впечатлением от «Лавра» Евгения Водолазкина. Это просто чудо какое-то, состыковавшееся с моей душой тютелька в тютельку. Живя в сложном запутанном до безобразия мире, с кружащейся от мирских дел головой, вдруг прочитаешь такое и начинаешь понимать: что – главное, что – второстепенное, что – вечное, что – мусор...
И вообще, пока читала «Лавра», порой всплывала мысль о том, что это книга о поэте, о том, чему поэзия должна если не служить, то быть посвящённой – врачеванию душ, помощи в том, чтобы из сиюминутного уметь взглянуть в вечное, сопоставить дела и события с космосом.
- Самые близкие Вам поэты – кто это? Когда родилась эта «близость»? Не было ли разочарований, «расстались» ли Вы с кем-нибудь из них? Какое стихотворение для Вас как «Отче наш»?
- Мне близки сейчас современные поэты, пишущие на русском языке, работающие в традиции. Это не значит, что я приму сердцем любой рифмованный стих, а любой верлибр отторгну. Иной раз стихотворение с призывом «любить родину» так претит, что начинает подташнивать. Что-то в нас заложено такое, что даёт нам сигнал: когда прямым текстом и в лоб, как с плаката, - это неправда, это дурной вкус. Всё-таки в нас природой, видимо, заложен какой-то камертон, по которому мы распознаём чистый поэтический звук, настоящую, а не синтетическую, поэтическую материю.
Самым близким мне поэтом оказался и уже давно – Сергей Гандлевский. Я определяю причину так: у Сергея Марковича в стихах не просто гармония, а равновесие всех необходимых составляющих стихотворения, точнее даже не равновесие, а правильная, выверенная пропорция: поэтическая мысль, общий контекст, звук, рифмы, размер, общая тональность и настроение, концовка – да мало ли чего ещё… Всё в целом получается «организмом» жизнеспособным, для меня – идеальным. Между тем, Сергей – более закрытый для меня человек, чем совершенно открытый и добрый Бахыт Кенжеев, которого просто невозможно не любить, и я с огромной нежностью дружу с ним; и чем Алексей Цветков, колючий, реактивный, но, в сущности, тоже добрый и открытый человек. Нас всех познакомил наш общий учитель Игорь Волгин.
По поводу «расставанья» с кем-нибудь из поэтов – вопрос ведь метафизический. Но расставания с поэтами, с которыми знакома лично, бывают и вполне реальными. Меня, например, очень напрягает странная нетерпимость многих друзей из демократической Америки – к чужому мнению. Вот Цветков «забанил», после того, как я высказала свои мысли о Майдане, да и о Собрании писателей. Это, конечно, очень демократический способ выражения своего несогласия с мнением другого человека. Но это я к тому, что, будучи столько лет с ним знакомой, совершенно никак не поменяла к нему своего отношения, и уж тем более к его поэзии. Это один из крупнейший поэтов нашего времени.
Хотела написать дальше «потому что…», но сама себе усмехнулась. Ведь поэзия странная штука – исполнив по пунктам все «основные требования» к стихотворению (если бы они были) – вы всё равно не получите гениального стихотворения. Нужны изменения на макроуровне. Поэтому объяснить, почему поэзия Цветкова – это классика, невозможно. Можно только поражаться устройству мозга этого поэта, который буквально в каждой строке даёт нам новые смыслы, пласты, развивает наши собственные извилины – и чем! – стихами. Это блестящая виртуозность в том, как он управляется со средствами языка, какие приёмы применяет. Его обвиняют в недосягаемости, то есть в излишней усложнённости написанного, а также в неглубокой эмоциональности. У Цветкова есть всё. Его стихи разнообразны. Это не дифирамб в целях примирения, а показатель того – что перевешивает, что для меня главное. Так что, разойтись с этой поэзией невозможно, она меня, как человека, пишущего стихи, подпитывает.
А о тех стихах, которые отошли для меня на задний план, и вспоминать-то незачем. Есть лишь две вещи, которые для меня самой загадка: я «ушла» от Лермонтова и до сих пор не пришла к Мандельштаму.
- С кем из русских поэтесс, ушедших в историю, по-Вашему, перекликается Ваше творчество?
- Мне часто говорили раньше, что я – войдя на сцене в азарт – читаю, как Ахмадулина. Охотно этому верю. Когда-то с «Поэмой о дожде» я засыпала и просыпалась, ходила на вечера Беллы Ахатовны, просто вживалась в её стихи. Также заразительна интонация Ахматовой, но её поэтика более статная, размеренная, несуетливая. Там чувства не в строчках, а в глубинах биографии, что ли. Вообще же, на стихи влияние оказывает не поэзия человека одного с тобой пола, а близкая тебе по духу.
- Как Вы считаете, зарубежная поэзия – насколько её восприятие читателем зависит от таланта переводчика? (честно говоря, тут намёк на феномен Маршака…)
- Я не знаю зарубежную поэзию. Именно потому, что не понимаю – чьё передо мной произведение: зарубежного автора или самого переводчика. Если перевод прозы для меня более-менее точный портрет первоисточника, то сохранение поэтических связей иноязычного стихотворения после перевода для меня сомнительно. Переводы Маршака я когда-то любила, когда о том, что сказала выше, не задумывалась.
- Что для Вас Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет и иже с ними? Их поэзия – это вечная ценность или преходящее? Согласны ли Вы, что время классики в поэзии безвозвратно прошло, что авангард её вытеснил – и теперь «диктует условия» современным поэтам? В смысле: если ты, к примеру, не квалитист, не маньерист, вообще не концептуалист, значит, ты сильно отстал от жизни и априори не можешь быть ни «модным», ни «актуальным». «Актуальность» – применимо ли это понятие в поэзии?
- Пушкин – вечен. Его поэзия всегда современна, и язык, и смыслы, и поэтические составляющие – это и есть гениальность. Его поэзия развивает способность мыслить и избавляет от косноязычия, помимо всего прочего. Но если вы сейчас напишете под своим именем такое же идеальное произведение – читатель его не воспримет. Потому что в стихотворении закладывается авторское начало, а это современная атрибутика, указание на время, в котором живёт автор, современный язык и современный способ освоения действительности. А как же «Лавр», спросите вы меня, там ведь много древнерусского текста? Там есть, кстати, и – как бы в шутку, в виде такого приёма: отсылки в будущее – совершенно современный язык, порой даже язык деловой речи. Но дело в том, что стержень романа – то, что волнует меня, современного читателя. Он адресован современнику. Так же и в поэзии, мне кажется: мы должны подразумевать уже приобретённый двух-, трёхсотлетний читательский опыт. Другое дело, «голый» авангард. Для меня это лишь эксперимент с формой. А «голый» эксперимент меня не интересует, я слишком практичный человек: я хочу, чтобы у меня был читатель. Актуальность поэзии – это не «модная» форма, а смыслы, позволяющие читателю встрепенуться и задержаться взглядом на твоих строчках, вытянуть из них опыт для себя. А вот «актуальность формы» - это что-то внутрикорпоративное, чтобы позабавиться перед коллегами по цеху, да и то занятие, как видим, интересное не всем поэтам.
- Как Вы относитесь к ненормативной лексике в стихах? Кому из Ваших коллег Вы бы могли простить её употребление?
- Вообще спокойно отношусь. Но только в том случае, если понимаю, что слово стоит на своём месте. И когда Цветков заканчивает стихотворение про Абеляра и Элоизу «почему они что они сделали с нами суки» - тут последнее слово выбивает из тебя слёзы, потому что это вопль, это смертельный убивающий, приваливающий тебя камнем вопрос. А ради веселья и сплошняком – это непрофессионализм.
- Каким Вы видите будущее русской литературы? Согласны ли Вы, что сейчас она испытывает подъём?
- Это вопрос, требующий огромного ответа. Боюсь, читатель не осилит такого большого интервью. Вообще-то, я вижу будущее русской литературы не очень весёлым. Подъём – это когда масса поэтов и писателей, когда пишутся и издаются книги, когда идут литературные мероприятия, фестивали? Тогда – да, подъём. Или подъём всё-таки, это когда страна читает свою национальную современную литературу, знает своих писателей и поэтов и ходит на эти самые мероприятия и фестивали? Тогда никаким подъёмом и не пахнет. Будущее литературы зависит от того, как в дальнейшем будет складываться ситуация с ответами на вторую группу вопросов.
- Как литератор и редактор что Вы думаете по поводу сохранения чистоты русского языка, даже элементарной грамотности? Молодёжь пропадает в одноклассниках, контакте и т.п. В соцсети заглядывать страшно – там идёт атака «шариковых». В школах часто попадаются полуграмотные учителя. С этим можно что-то сделать?
- Соцсети и Интернет - это данность. Поэтому надо использовать эту данность для пропаганды литературы. Язык интернетобщения – это зачастую шутливый язык, то есть авторы, пишущие смешные словечки, знают, что прикалываются, намеренно это делают: шутка в том и состоит, чтобы нарушить норму. Но у меня интеллигентные собеседники. Что касается литературы в школе... Увеличат часы, введут экзамен в форме сочинения, придумают даже толковые темы. Источники – идеальны. Читать детей заставят. Представили замечательную картину? Но всё это уйдёт в песок, если не понять – для чего нужна литература. Ну, да – чтобы мозги не застоялись, чтобы быть культурным, чтобы знать про что в «Анне Карениной»… А вообще-то литература – она для сохранения человеческого облика и сохранения народа, в конце концов. Это очень кратко. Но вот тех, для кого этих слов уже достаточно – правильно учили в школе, так как у них развит понятийный аппарат и способность логически мыслить. Или помните ещё такую фразу - «развить мысль…»?
- Вас, как представительницу интеллигенции, не может не волновать будущее России. Каково оно, по-Вашему, учитывая её прошлое и настоящее?
- За причисление к интеллигенции спасибо, но, по-моему, интеллигенция – это Сахаров, Лихачёв, Баталов, Спиваков, Игорь Волгин, Людмила Зубова и многие другие люди – вот это для меня интеллигенция. Я недостаточно образована и начитана, это одно из условий, но оно есть. Правда, несмотря на это, меня тоже волнует будущее.
Я вдруг недавно поняла – сама собой – что как бы ни было замечательно в некоторых уголках мира, я не смогу поменять свою жизнь и уехать. Нет, не потому, что не хочу покидать Родину. Просто не осилю – судьба жить здесь. Мы ведь зачастую все живём мечтой о крутом изменении в судьбе – так человек в депрессии думает о смерти – словно нереальные фантазии помогут решить реальные проблемы, словно при этих мечтаниях о том, что закончатся мучения, мы психологически отдыхаем. Но если взглянуть трезво: нам жить здесь, в России. И теперь представьте: человеку в глубокой психологической депрессии говорят, что всё ещё хуже, чем он думает, что ничего не поправить, и ничего положительного в окружающей действительности он не найдёт и т. д. Представили? Вот такими же мне стали казаться фразы о деспотизме и тоталитарном режиме в нашей стране, о поголовной коррупции, бедности и тотальной бездуховности. Мои друзья, подхватывая информационную травлю России, не понимают, что говорят не об отдельном человеке у власти, а о нас. А нам нужны не комментарии, загоняющие нас в гроб, а лекарства, лечащие депрессию. Чтобы появились силы жить. Да, разумеется, нам нужны не пустышки, но правильные лекарства, причём желательно от местных специалистов, которые хорошо изучили нас и среду обитания, условия жизни. Короткий приезд в Москву – не считается глубоким знанием. А на расстоянии, давно уехав из России – это вам «сосед изображает, как Карузо пел». И я, честно говоря, вообще не понимаю, почему бы не заняться благоустройством собственной страны?
У нас на семинарах иногда юному поэту говорили, что он пишет «под Бродского». Он отвечал в свою защиту, что Бродского не читал. И тогда Волгин говорил: «Это неважно – мы все живём в литературном контексте». Так вот, если кто-то скажет, что в США независимые СМИ, и картина происходящего, выстроенная на основе этих СМИ – независимая и объективная, так я вам скажу, друзья, нет независимых СМИ. Все СМИ живут в политическом контексте.
Поверьте, я тоже не очень довольна поголовной бестактностью, грубостью, эгоизмом, неуслужливостью, недоброжелательством людей. Но сообщение мне о том же самом про нас из-за рубежа – тоже проявление бестактности и недоброжелательства. Тут, видимо, нужно искать способы подачи (тон, заряд высказывания!). Позитив действует в сто раз быстрее, чем негатив, если, конечно, желать России выздоровления, а не смерти. Сейчас же высмеивается всё, что идёт от власти: и положительные шаги тоже. Для меня что Президент, что правительство – органы государства. Это теория. Я не воспринимаю их как людей, на которых можно обижаться. Эти органы наивно поругивать, как бесполезно ругать селезёнку. Эти органы можно только заменить – по науке, в смысле – по Конституции. Власть быстро меняется. Ещё десятилетие – и у власти будут совершенно другие люди. Если народ не устраивают нынешние политики, надо уже сейчас приглядываться к новым лицам, продвигать их, потому что и старая власть научилась готовить себе смену. Меня пугает желание мировой общественности счистить с лица земли «обитель зла». Не отдельное имя, а всю страну, желательно со всеми нами. Я вижу, что напор усиливается. И я вижу в этом желании только экономическую составляющую, ничего общего не имеющую с развитием России и национальным процветанием. Если продолжить аналогию с депрессией, нам хотят дать опасное лекарство, точнее – не подходящее для нашего организма. Разгул демократии – это не есть демократия. Это анархия. Наши уехавшие отсюда друзья думают, что смелость в том, чтобы вывести у нас тут всё на чистую воду, открыть нам глаза. А у больного нет проблем со зрением, у него депрессия от постоянного негатива, это лечится по-другому. И, кстати, депрессия – это не плохое настроение. Это тяжёлая болезнь, истощающая организм, сильные мышечные боли, медленное разрушение.
Думаю, сейчас всем нам важно понять, что мы должны помнить про интересы России. Ну, вот прямо так и спрашивать себя для того, чтобы определить свою позицию: это в интересах России или нет? И почему мы должны придерживаться позиций, которые приведут к ущербу для России? Мы разучились отделять зло от добра, боимся потерять друзей «другой веры». Ну, так это потому, что друзья остались верны советским методам спора «сам дурак», а мы страшно боимся их потерять, потому что любим их всякими.
Но многие из нас перестали быть пассивными и осторожничать. Раньше пассивность была прямо-таки разлита в воздухе. Сейчас мы имеем своё мнение и интересуемся тем, куда нас ведут. С другой стороны, надо приложить все усилия для того, чтобы не допустить эскалации ненависти к России. С третьей стороны, и это самое главное, не позволить финансово-политическим элитам использовать власть для развязывания военных действий, для ухудшения межгосударственных отношений. Ей-богу, надоело, что нас все ненавидят, искренне заблуждаясь или сосредоточившись на внутриполитических необоснованных шагах нашей власти, которые она не объясняет или объясняет без фактов в руках. Власть, которая боится выпустить Ходорковского – боится Ходорковского. Власть, которая осуждает и молодых матерей за идиотизм, и кровожадных убийц за насилие на одинаковые сроки – предвзята. Суд в стране работает на усиление «депрессии», а не на выяснение диагноза. А сколько реформ – пустых и неоправданных… Власти надо садиться перед телекамерой и разъяснять, что она имеет в виду, какие цели ставит, а она только делает вид, что разъясняет. Народ всегда чувствует подвох. Общественное мнение не ценится (не мнение Общественной палаты – хотя и это уже неплохо – а мнение общества, то есть гуляющие в народе настроения). А обратного хода своим решениям власть не даёт, и своих не «сдаёт». Тут-то всё и стопорится, отсюда и недоверие, и низкий рейтинг (хотя что мне тот рейтинг!) У нас хороший богатый язык – надо разговаривать друг с другом, «прощупывать» друг друга, хотя бы для того, чтобы не любить власть не потому что все не любят, а потому что ты сам пришёл к этому мнению. И, к слову, я бы на месте политической верхушки прислушивалась к мнению той самой интеллигенции, а не большинства народа. Популизм до добра не доводит, а умных людей послушать и сделать, что они говорят – не грех. Но мы же понимаем, что это пока нереально.
- Какая идея сегодня могла бы стать для России национальной?
- Национальная идея – повторю за Игорем Волгиным – это русская литература. Там всё написано про нравственные ценности, добавлю я, но никогда не сформулированы рецепты. Может, потому что наш народ не любит, когда его поучают (касается и советов из-за границы). А любой вывод – это поучение. Может, нам надо учиться делать выводы самим? А для этой учёбы, дорогие друзья, нужна литература (а не грабли, как многие думают): как старая, так и новая. Она и поможет делать выводы. Вот такой замкнутый круг.
К сожалению, ставка на религиозное сплочение народа у власти, на мой взгляд, искусственна. Нет доверия, вывели воцерковленность из традиции. Как раз в «Лавре» у Водолазкина есть момент, когда игумен монастыря говорит, что в церковь стали ходить за исцелением тела (к врачевателю – герою романа), а не души. Люди могут ещё исполнять обряды, молиться (со списком просьб), а выходя из церкви – тут же забывают о спасении души. Очень много гордыни у каждого.
Но национальная идея, в конечном счёте, это сохранение культуры. Сама национальная культура.
- В последнее время мир разделился на сторонников и противников глобализации. По Вашему мнению, глобализация – это зло или добро?
- Глобализация – это что-то для меня такое надмирное, что-то, что не охватить взглядом, но против чего митингуют люди. То есть слияние государств, корпораций, всякие там сети монополий и сети политические, да? Я здесь могу сказать как обыватель: по мне, как было бы хорошо, чтобы Чехия оставалась Чехией, Латвия – Латвией, со своей самобытностью, своими «тараканами», но чтобы я понимала, что Европа – это такой розарий милых сердцу стран. Чтобы культурные и национальные отличия этих стран были бы всё чётче, а не всё размытей. Понимаете? В случае чего страны-соседи могли бы друг другу помогать, а не единый орган распределял, не спрашивая народы Европы: кому сколько, кто производит молоко, а кто тракторы. Потому что польской пани тоже хочется доить коров и зарабатывать этим, у неё все предки этим жили. Но теперь она подметает улицы, потому что так решил Евросоюз. За неё решил.
- Можно ли нынче «прокормиться» одной литературой? Обеспечивает ли она Вам достойную жизнь?
- Литература не кормит. Писатели, получившие признание, могут, наверное, существовать с публикации книг, с премий. Поэты… Системы, при которой я могла бы не работать, а подрабатывать, если сама так решу, при этом занимаясь литературной деятельностью, нет. Заметьте, занимаясь не сочинением стихов, а литературной деятельностью: выступления, поездки, передачи на ТВ. Сейчас за это не платят, я должна взять отпуск за свой счёт и потерять оплату этих рабочих дней и поехать выступать в другой город. Единственной организацией, которая за счёт гранта оплачивает поездки и выступления, является Фонд Сергея Филатова, как его называют в народе. Оплачивает иногда проживание и, как правило, дорогу, да и радушно принимает вообще – Фестиваль поэзии «Киевские Лавры». Ещё несколько фестивалей оплачивают дорогу и предоставляют проживание. Я даже не хочу размышлять, откуда и как нужно помогать литераторам. Это дело администраторов от культуры. Моё дело – писать. Моё (поэтов и писателей) дело – быть у народа! А за это я не хочу ничего, кроме наличия читателей. Но как при этом не раздвоиться на творчество и на добычу средств к существованию – неведомо.
- Должен ли поэт иметь гражданскую позицию?
- Как раз (представляете, до чего дошла?) задавала себе недавно такой вопрос. И вот что сама себе ответила. Нет, не должен. Может ли тонкий лирический поэт писать себе хорошие стихи о вечном, не читая газет, не включая телевизор? Конечно, может. И на здоровье. От этого моё отношение к его хорошим стихам не изменится. Наоборот, гражданская позиция автора может отвратить от него какую-то часть читателей. Но это не беда. Потому что гражданская позиция человека, выраженная цивилизованно, аргументировано и без оскорбления людей противоположных взглядов (ну и не националистическая, разумеется, позиция) — не повод его презирать. А кто отвернётся – странноват, если честно. Мы всегда забываем, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на злость.
В наше время поэт ещё должен доказать своё право на собственную гражданскую позицию: несогласные тут же начинают смешивать творчество и политику, сетовать, как им жаль, что хороший поэт мелет чепуху.
Я удивляюсь: многие из нас не умеют вести споры. Прямо хочется дать какую-то формулу: «Не нужно спорить в русле «я с тобой не согласен, поэтому ты глуп»». В споре нужно продемонстрировать свою позицию, постараться её аргументировать, а не осуждать оппонента. Именно твоя аргументация может заставить его вдруг сказать: «А может, ты и прав, старик». Плевки же в него вот уж точно к этой фразе не приведут. Потому что слово всё ещё очень действенно в этом мире.
Беседовала Елена СЕРЕБРЯКОВА
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Он шел по улице и тихо плакал.
Облезлый, одноухий, с больной лапой.
Повисший хвост, несчастные глаза,
А в них жемчужинкой дрожит слеза.
Его никто вокруг не замечал,
А если и заметил, то ворчал.
А мог еще и палкой замахнуться.
Он убегал, когда мог увернуться.
Он с грустью думал: «Я такой урод.
Ну, кто такого жить к себе возьмет?»
Так шел он, шел по краешку дороги.
И вдруг перед собой увидел ноги.
Огромные такие две ноги,
Обутые в большие сапоги.
В смертельном страхе он закрыл глаза,
А человек нагнулся и сказал:
«Красавец-то какой! А ухо! Взгляд!
Пойдешь со мной? Я буду очень рад!
Принцессу и дворец не обещаю,
А молочком с сосиской угощаю.»
Нагнулся, протянул к нему ладошку.
Он в первый раз держал в ладошках кошку.
Взглянул на небо, думал, дождь закапал.
А это кот в руках от счастья плакал.
| | | Поделиться: ]]> :4]]> ]]> :]]> ]]> :5]]> ]]> :3]]> ]]> :2]]> ]]> :4]]> :0 ]]> :8]]> |
|
| |
Час пик в разных странах мира
24 октября 2015, 13:124.7т
4
3
3
4
ЗАМЕТИЛИ ОШИБКУ?
В зависимости от местной специфики часы пик в разных странах мира имеют свои особенности, но в то же время их объединяет одна общая черта – огромные скопления людей и транспортных средств. Отправляясь в путешествие, на всякий случай не забудьте заблаговременно узнать, как выглядит час пик в стране, которую вы собираетесь посетить. В этом вам поможет наш фоторепортаж.
В час пик оживлённые улицы в Дакке, Бангладеш, пестрят разноцветными рикшами.
Стада крупного рогатого скота часто становятся причиной пробок в час пик на дорогах штатаЧхаттисгарх, Индия.
В токийском метро официально работают трамбовщики, которые помогают пассажирам протиснуться в переполненные вагоны в час пик.
Чтобы закрыть двери переполненного вагона метро, порой требуются усилия нескольких трамбовщиков.
Час пик – время забыть о своём социальном статусе. Трамбовщик бесцеремонно заталкивает в вагон метро бизнесмена в дорогой одежде.
Велосипеды, скутеры и мотоциклы стоят на дороге в час пик недалеко от храмового комплекса Ангкор-Ват в Сиемреапе, Камбоджа.
Толпы пассажиров идут к выходу на железнодорожной станции "Кингс-Кросс" на северо-востоке Лондона.
ЧИТАЙТЕ:
Как изменился Дубай за 60 лет
В час пик на железнодорожной станции "Чатрапати Шиваджи" собираются огромные толпы людей.
Транспорт на улице в Джайпуре, Индия. Оживлённые улицы пестрят разноцветными одеждами и автомобилями.
Стада коз регулярно становятся причиной заторов в час пик между городами Покхара и Наяпул в Непале.
Гондолы и катера заполняют Гранд-канал в Венеции на пике туристического сезона.
Парк такси в Кампале, Уганда. Минибусы развозят пассажиров во всех направлениях.
ЧИТАЙТЕ:
Захватывающая красота бразильских гор, высеченная из старых книг
Пассажиры стоят в очереди на станции метро в час пик в Пекине.
Мотоциклисты едут по мосту в городе Хюэ, Вьетнам.
Улица в Бангалоре, Индия.
Час пик на улицах Катманду. Рабочие идут пешком и едут на автомобилях.
Пассажиры стоят в очереди в час пик на станции метро "Барра Фунда" в Сан-Паулу, Бразилия.
Такси возле станции "Хора" в утренний час пик в Калькутте, Индия.
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Большинству людей Оймякон, поселок в нескольких сотнях километров от Северного полярного круга, покажется не лучшим выбором для туристической поездки. А каково это — жить и работать в самом холодном из населенных мест Земли? Новозеландский фотограф Амос Чаппл разглядел в путешествии в Оймякон — и ближайший к нему город, Якутск, — шанс для уникального фотопроекта.
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
-
© Фото Amos Chapple
Туалет в тундре рядом с автозаправкой по пути в Оймякон. Куча замороженных экскрементов поднялась из ямы почти до уровня земли.
Оригинал публикации: Photos From the Coldest City on Earth
Яндекс.Директ
ИноСМИна Facebook
Эта статья опубликована более чем 72 часа назад, а значит, она недоступна для комментирования. Более новые материалы вы можете найти на главной странице.
-
Bezarius
 без заголовка)
20/01/2015, 12:22
Где то эти фотки я уже видел... давно причем.
Ответить
-
три_сосны:Огнемёт
20/01/2015, 12:34
- это конечно шедевр!
Ответить
-
iter:Этот поселок в нескольких километрах от Северного полюса в российской тундре
20/01/2015, 12:37
Это что? Ну написали бы, что он в Украине, было бы тоже самое. Походу Нью-Йорк тоже в нескольких километров от Калифорнии... По ходу масштаб измерения был на экране смартфона, где 1 см равняется в полстраны.
Ответить | Всего сообщений в ветке: 1. Раскрыть ветку
-
Nell:Ошибка переводчика?
20/01/2015, 12:41
От Оймякона до северного полюса намного больше чем "несколько километров". Вот до так называемого "Полюса холода Земли" действительно несколько км (Оймяконская долина). "Огнемет" и "ванные комнаты...на улице" впечатлили не по-детски...
Ответить
-
Стряпчийбез заголовка)
20/01/2015, 12:46
От ли трудности перевода, то ли неграмотность. Оймякон от Северного полюса, вообще-то не в "нескольких километрах" Бензин не соляра, на морозе не замерзнет: -71 не каждый день, даже в Оймяконе. Ну и обозвать огнеметом паяльную лампу, да, шедеврально
Ответить | Всего сообщений в ветке: 1. Раскрыть ветку
-
Морис:в нескольких километрах от Северного полюса в российской тундре
20/01/2015, 12:49
На Северном полюсе без огнемёта никак! :-))
Ответить
-
voronov77без заголовка)
20/01/2015, 13:34
сейчас на севере одни мертвые города, перестройка положила конец освоению севера, бизнесменам нужны только быстрые деньги
Ответить
-
olivil67без заголовка)
20/01/2015, 13:53
Собак жалко...
Ответить
-
ReeW:Косяк переводчика
20/01/2015, 14:13
в оригинале:
"located a few hundred miles from the Arctic Circle in the Russian tundrа"
то есть в несколько сотен миль от Северного Полюса
Ответить | Всего сообщений в ветке: 3. Раскрыть ветку
-
Rudipanzer:Бл..., молодого человека без шапки жалко!
20/01/2015, 14:27
!
Ответить
-
N 99 :А симпотичная якуточка на фото, не правда ли?
20/01/2015, 15:45
Ответить | Всего сообщений в ветке: 1. Раскрыть ветку
-
аминь:было дало
20/01/2015, 16:07
Приходилось мне бывать в тех краях, это посёлок Курун Урях, вернее не посёлок, а метеостанция в 200 км от Оймякона.А когда то там был город тысяч 20 народу жило.В 30-е годы там добывали золото,3 зоны работали, одна женская.Шурфы рубили в мерзлоте, на тачках вывозили.Я помню штабеля тачек метров по 20 в высоту.Потом месторождение иссякло, всё закрыли.Сейчас там артель работает старателей.Север конечно забросили, промышленность стоит руда не нужна, только золото ещё востребовано.Но надеюсь сейчас возродится, раз такая обстановка на международной арене.
Ответить
-
Николай-Сибиряк:" Самое холодное место на Земле "
20/01/2015, 17:00
Для того, чтобы нормально жить в Сибири или на Севере необходимо развивать инфраструктуру, использовать богатые природные ресурсы на благо человека, создавать рабочие места и платить хорошую зарплату. Морозы минус 40-50 градусов, например, в Иркутске или Красноярске тоже не редкость.
Если построить газовую котельную как в Санкт-Петербурге, то и трактор для подвоза угля и вывоза золы не понадобится.
Надо строить также дома ( коттеджи ) максимум 2 этажа по финской или австрийской технологии со своей газовой котельной. Тогда будут и горячая вода, и отопление круглый год, и теплый туалет.
Дома строить из керамзитовых блоков или шлакоблоков или других морозостойких современных строительных материалов, включая сэндвич-панели.
Железную дорогу до Якутска можно провести от БАМа, а имеющуюся автомобильную дорогу " Колыму " расширить и реконструировать.
В Москве должны думать не только о продаже газа и нефти за границу, но и о гражданах России, об их условиях проживания. Касается это и местных властей.
Чем лучше будет жить население Сибири, на Севере и Дальнем Востоке, тем ещё богаче и сильней станет наша страна и ей никто в мире не сможет угрожать, а экономика будет процветать. О.кей
Ответить | Всего сообщений в ветке: 2. Раскрыть ветку
-
Kvazar Cбез заголовка)
20/01/2015, 17:22
А вот голуби там есть, интересно? Как они зиму переносят?
Ответить | Всего сообщений в ветке: 11. Раскрыть ветку
-
Kvazar C:У меня дед на колыме по уголовеке сидел
20/01/2015, 19:23
Рассказвал, как там больных лечили. Бывало, пойдёт больной к доктору, а он потм ему на лесопавеле пулю в затылок и пишет-выздоровел.
Ответить | Всего сообщений в ветке: 1. Раскрыть ветку
-
traditionalist:О, комментарии к снимками добавили мне хорошего настроения
21/01/2015, 06:33
"Не церемонясь, он вытащил маленький огнемет, залез под грузовик и начал подогревать дно машины огнеметом�, – рассказывает Чаппл."
"Слева отопительный завод и струйка дыма от горящего угля."
"Каждое утро этот экскаватор привозит на станцию свежий уголь и забирает золу."
"За минуту до этого он предупредил фотографа не выходить на улицы после наступления темноты: �ночью эти улицы принадлежат мне�."
Но нескольких фотографий я так и не увидел: местный ядерный реактор не сфотографировал, медведь с балалайкой также в кадр не попал, боевые пляски в шапках ушанках с калашниковыми в зубах не освещены подробно.
Грустно то, что это просто еще один маленький вклад западной пропаганды в информационную войну.
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
{"0":false,"o":30} |
{"0":false,"o":30} |
КОММЕНТАРИИ 737 297
Внедорожник или спорткар?
