| | | |  |
кст интервью "Я не был одинок..."
Сегодняшний наш собеседник (интервью состоялось в 1990 году, за два года до смерти собеседника - прим. ред.) - один из тех, кому на собственной судьбе пришлось испытать все тяготы, выпавшие на долю нашего народа после октября 17-го: расстрел отца, лагерь, войну, гонения на мать, снова лагерь, реабилитацию и - бескорыстное служение отечественной науке. Более 200 научных работ вышло из-под его пера 10 из которых - монографии, затем - защита двух докторских диссертаций и создание новой научной теории.
Коренной петербуржец, дворянин, ученый, чье трудолюбие и мужество восхищают учеников и не оставляет равнодушными оппонентов. Ему 78 лет он счастлив в браке, продолжает научную и преподавательскую деятельность, развивая свою теорию о возникновении и исчезновении народов.
Полагаем, читатели уже узнали нашего земляка Льва Николаевича Гумилева...
Лев Гумилев отвечает на вопросы корреспондента газеты "Ленинградской правды" Н.Дубровской.
- Лев Николаевич, можно ли с помощью вашей теории этногенеза прогнозировать будущее?
- Определим сначала, что такое будущее и что такое прогноз. Прошлое определенно: его события уже состоялись. Будущее условно: в нем еще ничто не свершилось. Прогноз - это определение возможных будущих событий. Опираясь даже на самую существенную закономерность, мы не в силах избежать случайности, которая способна спутать все карты. Попытки предсказать будущее - акт большой самонадеянности для любой области знания. Даже метеослужба, достаточно хорошо изучившая принципы изменения погоды на Земле, часто дает неверный прогноз. В науке об этносах мы знаем, что каждый народ в своем развитии, проходит определенные фазы в определенной последовательности, точно так же, как растение, животное, человек. Народ переживает детство, период созревания, старость. Каждая пора окрашена своими особенностями поведения. Не всем удается дожить до старости, и в этом нередко повинны внешние причины. Господин Случай. Закономерности и случайности проявляются разнообразно. В стабильные времена устоявшаяся традиция детерминирует поведение людей, и резких изменений не происходит. В эпохи коренных ломок, болезненных преобразований обретает права случайность. В эти "минуты роковые" этнос делает выбор пути дальнейшего развития, и его будущее в такие моменты (назову их фазовыми переходами) непредсказуемо. А вот когда выбор сделан и новая традиция сменила старую, все идет более или менее гладко до следующей "смуты".
По ходу этногенеза мы никогда не знаем, наступил или наступает очередной фазовый период: он тоже явление в немалой степени случайное. В Риме, например, после фазы надлома (эпохи гражданских войн) пришел к власти император Август, человек сухой, скучный, но приличный: зря людей не убивал. Сослал, правда, поэта Овидия неизвестно за что на берег Черного моря...
- Неплохая ссылка.
- Овидию место ссылки по сравнению с родной Италией казалось ужасным: снег выпадает! То есть оценки "хорошего" и "плохого" связаны с привычкой... После Августа императором стал Калигула, он и был чудовищем. Кто мог такое предсказать? Значит, будущее в этногенезе можно определить лишь с точностью, лишающей наши прогнозы научного значения. Последние работы замечательного русского ученого, лауреата Нобелевской премии И. Пригожина, живущего в Бельгии, с очевидностью свидетельствуют, что развитие множества явлений природы определяется органической взаимосвязью закономерностей и случайностей. Вероятно, это такое же фундаментальное свойство нашего мира, как закон сохранения энергии. Одну из своих книг Пригожин так и назвал: "Порядок из хаоса". Этот тезис абсолютно справедлив и для этнической истории.
- Значит, правильную политику можно только угадать? Имею в виду политику управления не одним народом, а многонациональной страной - нашей, в которой возникли межнациональная рознь, взаимные конфликты, ненависть.
- Не считаю возможным заменить политиков и не знаю, что тут делать. Но как ученый знаю, чего делать не надо, чтобы с большей вероятностью избежать этнических конфликтов. Не нужно навязывать людям других этносов не свойственный им образ жизни. Не нужно обижать людей, наклеивая ярлыки только потому, что их поведение отличается от нашего. Не нужно исходить из мифологических представлений о сути этнических процессов и строить в соответствии с этим практическую политику. Не нужно заставлять всех жить вместе. Лучше жить порознь, зато в мире.
- Выходит, распад Союза - благо для его народов?
- Отнюдь нет. Говоря "порознь", имею ввиду не государственное устройство. Оно может быть любым, и от этого мало что зависит. Можно перестроить министерства, можно их ликвидировать и создать новые. Но если в них сидели, грубо говоря, жулики, то они будут жульничать под новой вывеской и ничто в нашей жизни не изменится. Корень проблемы - в людях, в их реальном поведении вот что надо менять.
Поведение человека - стихия этническая. Оно формируется возрастом этноса и его связями с родным природным ландшафтом. Возраст этноса, определяет его силы, энергетическое наполнение, а значит, и способность действовать. Сила этногенеза зиждется на открытой В. И. Вернадским энергии живого вещества биосферы. В истории действует эффект этой энергии; я назвал его "пассионарностью". Пассионарность - внутреннее стремление к действию, которое сильнее самого человека и с которым он не может ничего поделать. Если пассионарных людей в этносе много, система становится агрессивной, и неуправляемой. Оптимум пассионарности в этносе приносит в конечном счете процветание, а дефицит ее - нежизнеспособность, нежизнестойкость. При этом очень важны для любого народа связи с родным ландшафтом. Они определяют привычную среду жизни и систему хозяйства. Этнос приспособлен к своему ландшафту, ему удобно в нем. А если изменяет ландшафт радикально, то радикально меняется и сам. Иными словами, появляется новый этнос. Поэтому, говоря о жизни "порознь", я подразумевал возможность для каждого этноса жить на привычной ему земле, работать так, как он считает нужным, на, базе опыта своих предков, а не чужих. Исторический опыт показывает, что смешение народов, особенно с сильно отличающимися традициями, на пользу делу не идет. Напротив, некоторая степень изоляции гасит поводы для этнических конфликтов, продлевая жизнь этносу. Лично я - за проверенный веками вариант устройства страны: за единую Россию, в которой было бы одно правительство в одной столице - Москве. Население республик от - этого только выиграет. Местная бюрократия, не нужна, если центральное правительство реально понимает нужды и чаяния всех народов страны и действительно уважает право каждого народа жить по-своему. В противном случае развал неизбежен.
- Насколько доказателен для вас тезис, что причиной межнациональных конфликтов стал экономический кризис?
- Мы живем в грандиозной коммунальной квартире, так уж устроена Земля. Люди дружат с соседями, ссорятся с ними, симпатизируют им, кое-как терпят, их... Полагаю, что те, которые ненавидят друг друга, ненавидели и раньше, когда в магазинах было всего вдосталь. Если женщины посылают мужчин погибать в уличных стычках, значит, есть мотивы сильнее стремления к благосостоянию и инстинкта самосохранения. О судьбе республик. В нашем многонациональном государстве любые экономические или политические границы - чушь. Невозможно устроить политическую автономию, ибо желающие конфликтовать всегда найдут повод. Мы почему-то не хотим признать очевидное: основа этнических отношений лежит за пределами сферы сознания, она - в эмоциях, симпатиях-антипатиях, любви- ненависти. И направление этих симпатий-антипатий исторически обусловлено для каждого этноса. Относиться к этому можно как угодно, но это так.
- А как же интернационализм?
- Сам термин "интернационализм" вторичен. Нациями, первоначально, в IХ веке, европейские народы называли сами себя. С распространением европейского образования термину "нация" придали иной смысл - социальный и стали называть так не только европейские народы. Латинское же "интер" означает "между". У нас 70 лет вкладывали в этот термин вульгарное содержание, считая, что интернационализм - это сознательное игнорирование этнических различий ради классовых. Стремились всех уравнять, при вести к одному знаменателю. Но если предположить, что нет этносов, то и интернационализма быть не может. Мне кажется, нужно говорить не о "принципе интернационализма", а о знании, ученых и искусстве политиков, которые помогали бы налаживать отношения между народами.
Войны происходят, с этим ничего не поделаешь. Человечество несет количественные и качественные потери, жестокость опустошает душу. Но трансформация этноса наблюдается и при мирной смене ландшафта. Приспособиться к иному ландшафту можно, лишь изменяв свое поведение. Сильно изменилось поведение - и старый этнос трансформировался в новый. Люди - те же, поведение их - иное. В XVII веке англичане стали заселять Америку, и через полтораста лет возник новый этнос: американцы-янки. Но можно ли сказать, что превращение в американцев - та плата, которую заплатили потомки отцов-завоевателей за истребление индейцев и освоение прерии? По-моему, нет. Налицо естественный процесс миграции, осложненный этническими контактами. Если говорить о цене, то ее заплатила природа: ландшафты Северной Америки изменились очень сильно.
Монахи на Валааме изменяли природу любовно, с глубоким понимание ее законов, и создали на, острове удивительный мир. Напротив, строительство дамбы, переброска рек, вся бездумная мелиорация Минводхоза - экологический геноцид. Природные условия меняются в худшую сторону - человеку труднее выжить, да и просто сохранить здоровье; тогда изменяется и сам человек, и его потомство.
- Если при переселении в новый ландшафт возникает новый народ, то можно ли считать сталинские депортации крымских татар, калмыков, турок-месхетинцев сознательным экспериментом "по созданию новых народов"?
- Здесь уместнее говорить об изощренном варианте геноцида. Любое переселение мучительно. Когда часть памирских горцев переселили вниз на равнину, эти несчастные почти все умерли - не столько от голода и дурного обращения, сколько от жары, которую не могли переносить, и от отсутствия горных ландшафтов, родной среды. Татары, выселенные из Крыма, утратили искусство виноградарства... Могу сослаться на личный опыт. Всю жизнь живу в Ленинграде; мне здесь хорошо. Когда я не по своей воле жил в Норильске, мне было плохо. Насильственное разрушение связи человека или народа с родным ландшафтом и есть геноцид. - Значит, не каждая попытка переделать мир усовершенствует жизнь? Даже если в народе много энергичных, пассионарных людей, народ обречен на беду, если им руководит неграмотный или злонравный лидер?
- Выходит, судьбы народов зависят от случайности: какого характера пассионарий прорвется к власти?
- Пассионарность не связана напрямую с общественным положением. Можно быть отнюдь не пассионарным человеком и при этом руководителем. Таков был, к примеру, брат Петра Первого, царь Иван Алексеевич. А можно быть рядовым членом общества и весьма пассионарным: Иван Сусанин. У того же Сталина "в дефиците" были совесть, любовь к окружающим. Он - типичное сочетание пассионарности с негативным, жизнеотрицающим выбором. В уровнях пассионарности существует разница. Можно стремиться к благоустройству: три года работать по две смены, чтобы купить автомобиль, который будет затем разбит в аварии. А можно поставить целью идеал знания: писать всю жизнь книги по своему предмету и умереть с чистой совестью. Есть и пассионарность повыше: стремиться стать знаменитым (примеров масса). Или пожертвовать собой подобно Аттилию Регулу. Лидеры-пассионарии - лишь видимая верхушка пассионарных людей этноса.
- Как родилась у вас идея пассионарности, самой возможности подобного взгляда на историю?
- Историю любил с детства, много читал, к 16 годам сформулировал для себя проблему: откуда появляются и куда исчезают народы? Были финикийцы - и нет их. Французов не было, как таковые они появились в IX веке. Этносы Южной Америки вообще сформировались в то время, когда была молода моя бабушка... Мысль о пассионарности пришла в 1939 году, когда я находился в Крестах. Там раздумья о научных проблемах были предпочтительнее мыслей о личных обстоятельствах. Луч света проходил сквозь маленькое окошко и падал на цементный пол. Свет проникал даже в тюрьму. Значит, подумал я, и в истории движение происходит благодаря какой-то форме энергии. Лишь в 1965-м, прочтя книгу В.И. Вернадского "Химическое строение биосферы Земли и ее окружения", я узнал это. А в 1967-м вышла моя первая статья по этногенезу.
Ну а поставив перед собой задачу изучать этнос, изучаешь поведение. Всякое, поведение имеет место в пространстве и времени. Пространство - компетенция географии, время - истории. Без историко-географического синтеза при изучении этногенеза не обойтись. Вот я и занимался обеими науками, пока из них не родилась этнология.
- Каковы, на ваш взгляд, нынешние взаимоотношения науки и общества?
- Французская поговорка гласит: "Самая лучшая девушка не может дать больше того, что у нее есть. В лучшем случае она может повторить". Так и наука. Нельзя ждать от нее больше, чем она может дать. У нас же сплошь и рядом требуют от науки готовых рецептов. Появилось множество научных сотрудников, сделавших своей профессией умение говорить то, что хочет слышать начальство. Это называется "научное обоснование". Но всегда были ученые высокой пробы, не боявшиеся говорить правду. Судьба их по большей части печальна. Вспомните Н. И. Вавилова. Сталин вызвал его и спросил, можно ли выращивать бананы на Памире. "Можно, но нецелесообразно", - ответил ученый и объяснил, что климат на Памире для бананов неподходящий, что памирские бананы будут чересчур дорогим удовольствием. Сталин сделал вывод: "Вы против бананов на Памире - вы не понимаете марксизма. Идите". Вавилов "ушел" - в тюрьму. И умер.
Стоит ли после этого жаловаться на низкий уровень науки и удивляться отсутствию в стране порядка и продовольствия? Уровень науки, как и состояние дел в любой другой сфере деятельности, зависит от поведения и моральных императивов людей, занимающихся наукой. Если подхалимы ублажают начальство, а начальство предпочитает подхалимов настоящим ученым, наука умирает.
Что касается "общей культуры", то я лично таковой не знаю. Единой общей человеческой культуры не существует. Это доказал еще в начале XX века наш гениальный соотечественник, князь Н. С. Трубецкой. Человечество существует как единство лишь на уровне вида. В поведении оно разделяется на суперэтносы, этносы, субэтносы. У каждого своя культура. Культура китайская, западноевропейская, арабо-мусульманского мира, культура Индии... В основе каждой - своеобразные стереотипы поведения. Так что считать общечеловеческой культурой - Тадж-Махал, Храм Василия Блаженного или американские небоскребы?
- Но существуют же гуманизм, терпимость, духовность...
- Гуманизм англичанина включает в себя совсем не то, что гуманизм, западноафриканского негра. Представления о добре и зле у представителей разных суперэтносов бывают полярно противоположные. Простейший пример: Тур Хейердал на острове Мату-Хива беседовал по-французски с интеллигентным туземцем-каннибалом. Туземец говорил: "Странные вы люди, европейцы. Мы врагов, убитых в межплеменных войнах, всегда съедали. Вы, в Европе, воюете и убитых закапываете в землю. Зачем же убивать, если вы их не едите?!" Вот образец разницы в стереотипах поведения. Какой из этих стереотипов олицетворяет общечеловеческую ценность?
- Сейчас мы стремимся дотянуться до уровня жизни цивилизованных стран, обращаемся к их историческому опыту в поисках выхода из кризиса. Дельное это занятие?
- Изучать чужой, опыт можно и должно, но следует помнить, что это опыт чужой. Так называемые, "цивилизованные страны", охватывают конкретный суперэтнос: западноевропейский мир, который возник в IX веке и за тысячелетие прошел естественный путь своей этнической истории. Потому и отличают западноевропейцев развитая техника, налаженный быт, господство порядка, опирающегося не на силу, а на право. Итоги длительного исторического развития.
Россия - самостоятельный суперэтнос, возникший на 500 лет позже западноевропейского, в XIV веке. Мы и западноевропейцы всегда это различие ощущали и "своими" друг друга не признавали. Раз мы на 500 лет моложе, то как бы мы ни изучали европейский опыт, мы не сможем сейчас добиться благосостояния и нравов, характерных для Европы. Наш возраст, уровень пассионарности предполагает совершенно иные императивы поведения. Конечно, можно попытаться "войти в круг цивилизованных народов", то есть чужой суперэтнос. Но, к сожалению, ничто не дается даром. Надо осознавать, что ценой присоединения в любом случае будет полный отказ от отечественных традиций и последующая ассимиляция.
- И последний вопрос. Вы многого добились в науке, прожили непростую долгую жизнь. Состоялась ли она, на Ваш взгляд, несмотря на личные драматические обстоятельства?
- Говорят, чтобы жить счастливо, надо жить долго. Мне 78 лет, я, честно признаться, на столько и не рассчитывал... Да, жизнь была иногда очень тяжелой, но ведь я не был исключением. Кому из порядочных людей, а я смею себя относить к таковым, было легко? Я не был одинок, я был вместе со своей страной, со своим народом. И если сегодня есть люди, которые считают, что я сделал что-то заслуживающее внимания и доброго слова, я счастлив...
- Лев Николаевич, разрешите от имени наших читателей и редакции "Ленинградской правды" поздравить Вас с Новым годом и пожелать Вам оставаться счастливым и впредь... Здоровья и удачи в научных трудах!
- Я с удовольствием принимаю ваши поздравления и, в свою очередь, поздравляю всех читателей газеты и редакцию с праздником. Доброго вам 1991 года.
Н.Дубровская. | | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Гумилёв Лев Николаевич. Биография.
Учёный, историк-этнолог и доктор исторических наук
доктор географических наук (степень не утверждена ВАК)
поэт и переводчик
Основоположник пассионарной теории этногенеза
Лев Гумилёв родился в Царском Селе 1 октября 1912 года.
Он родился в семье поэтов Николая Гумилёва и Анны Ахматовой. В детстве он воспитывался у бабушки в имении Слепнево Бежецкого уезда Тверской губернии. Маленький Лев очень редко видел своих родителей, они были заняты своими проблемами и редко приезжали в Слепнево – родовое имение матери Николая Степановича, Анны Ивановны Гумилёвой. После того, как разразилась Первая мировая война, и следом - революция, небольшие посылки и денежные переводы из Санкт-Петербурга в небольшое имение Слепнево, находящееся в глубинке Тверской губернии, доходили редко. Родители Льва практически туда не выезжали. Отец Льва – Николай Гумилёв, одним из первых в 1914 году ушел на фронт добровольцем, а мать – Анна Ахматова недолюбливала Слепнево, и характеризовала эту деревеньку так: «То неживописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, «воротца», хлеба». Но если Льву и недоставало родительской ласки, то бабушка, Анна Ивановна, компенсировала это невнимание сполна. Она была очень набожным человеком, с широким кругозором, с детства приучала Левушку к тому, что мир гораздо более разнообразен, чем представляется с первого взгляда. Она объясняла Льву - то, что мы видим на поверхности, на самом деле имеет свои корни, порой такие глубокие, что докопаться до них нелегко, а также «взгляд» в небо, в бесконечность. А значит, на любое явление нужно смотреть под этим ракурсом: корни, само дерево и ветви, которые тянутся в бесконечность. «Детство свое я помню очень туманно и толково сказать о нем ничего не могу. Известно мне только, что я был передан сразу на руки бабушке — Анне Ивановне Гумилёвой, увезен в Тверскую губернию, где у нас был сначала дом в деревне, а потом мы жили в городе Бежецке, в котором я и кончил среднюю школу. В это время я увлекся историей, и увлекся потрясающе, потому что перечитал все книги по истории, которые были в Бежецке, и по детской молодой памяти я очень много запомнил» - писал Лев Николаевич в своей автобиографии.
Лев Гумилёв с родителями — Н.С.Гумилёвым и А.А.Ахматовой.
В 1917 году, после Октябрьской революции семья покинула деревенский дом и переселилась в Бежецк, где Лев учился в средней школе до 1929 года. Уже в школе он оказался «белой вороной» и был обвинен в «академическом кулачестве» за то, что он по своим знаниям и успехам выбивался из общего ряда. И в будущем деятельность ученого из-за своей новизны, оригинальности постоянно ставила его в такое же положение.
Лев Гумилев с матерью и бабушкой, А.И.Гумилёвой. Фонтанный Дом, 1927 год.
Последний класс средней школы Лев Гумилёв закончил в 1930 году в Ленинграде, в средней школе N 67 на Первой Красноармейской улице. Он рассказывал: «Когда я вернулся обратно в Ленинград, то я застал картину очень для меня неблагоприятную. Для того чтобы закрепиться в Ленинграде, меня оставили в школе еще на один год, что пошло мне только на пользу, так как я уже мог не заниматься физикой, химией, математикой и прочими вещами (которые мне были известны), а занимался я главным образом историей и попробовал поступить на курсы немецкого языка, готовящие в Герценовский институт».
Лев Гумилев. 1926 год.
В 1930 году Лев Гумилёв подал заявление в университет, но ему было отказано в приёме из-за социального происхождения. В том же году он поступил чернорабочим на службу в трамвайное управление города «Пути и тока». Также он встал на учёт в бирже труда, которая на следующий год направила его работать в геолого-разведочный институт, известный тогда как «Институт неметаллических полезных ископаемых» Геологического комитета. В 1931 году в составе геологической поисковой экспедиции Гумилёв работал в Саянах коллектором, и об этой работе рассказывал: «Я попытался изучать геологию, но успеха никакого не имел, потому что эта наука была не моего профиля, но я тем не менее в должности наименьшей — младшего коллектора — поехал в Сибирь, на Байкал, где участвовал в экспедиции, и месяцы эти, которые я там провел, были для меня очень счастливыми, и я увлекся полевой работой».
В 1932 году Лев Гумилёв устроился научно-техническим сотрудником в экспедицию по изучению Памира, организованную Советом по исследованию производительных сил. Здесь он по своей инициативе вне рабочего времени увлекся изучением жизни земноводных животных, что не понравилось начальству, и он был вынужден оставить работу в экспедиции. Он поступил на работу малярийным разведчиком в местную малярийную станцию совхоза Догары и усиленно занимался изучением таджикско-персидского языка, овладевал секретами арабской вязи-письма. Потом, уже в университете, самостоятельно выучил и персидскую грамоту. «11 месяцев жил в Таджикистане, - вспоминал Лев Николаевич, - изучал таджикский язык. Научился я говорить там довольно бодро, бегло, это мне принесло потом большую пользу. После этого, отработав зиму опять-таки в Геологоразведочном институте, я по сокращению штатов был уволен и перешел в Институт геологии на Четвертичную комиссию с темой уже мне более близкой — археологической. Участвовал в Крымской экспедиции, которая раскапывала пещеру. Это уже было для меня гораздо ближе, понятнее и приятнее. Но, к сожалению, после того как мы вернулись, мой начальник экспедиции крупный археолог Глеб Анатольевич Бонч-Осмоловский был арестован, посажен на 3 года, и я опять оказался без работы. И тогда я рискнул и подал заявление в университет».
В 1934 году Лев Гумилёв в качестве студента исторического факультета Ленинградского университета слушал курсы по истории у В.В.Струве, Е.В.Тарле, С.И.Ковалева и других светил исторической науки. Гумилёв рассказывал: «34-й год был легким годом, и поэтому меня в университет приняли, причем самое трудное для меня было достать справку о моем социальном происхождении. Отец родился в Кронштадте, а Кронштадт был город закрытый, но я нашелся: пошел в библиотеку и сделал выписку из Большой советской энциклопедии, подал ее как справку, и, поскольку это ссылка на печатное издание, она была принята, и меня приняли на исторический факультет. Поступив на истфак, я с охотой занимался, потому что меня очень увлекли те предметы, которые там преподавались. И вдруг случилось общенародное несчастье, которое ударило и по мне, — гибель Сергея Мироновича Кирова. После этого в Ленинграде началась какая-то фантасмагория подозрительности, доносов, клеветы и даже (не боюсь этого слова) провокаций».
В 1935 году Лев Гумилёв был первый раз арестован вместе с тогдашним мужем Анны Ахматовы Пуниным и несколькими сокурсниками. Как ни странно, но обращение Анны Ахматовой к Сталину спасло Льва Гумилёва и арестованных вместе с ним студентов университета «из-за отсутствия состава преступления». Тем не менее, он был исключён из университета и позже рассказывал: «Больше всех от этого пострадал я, так как после этого меня выгнали из университета, и я целую зиму очень бедствовал, даже голодал, т. к. Николай Николаевич Пунин забирал себе все мамины пайки (по карточкам выкупая) и отказывался меня кормить даже обедом, заявляя, что он «не может весь город кормить», т. е. показывая, что я для него совершенно чужой и неприятный человек. Только в конце 1936-го года я восстановился благодаря помощи ректора университета Лазуркина, который сказал: «Я не дам искалечить жизнь мальчику». Он разрешил мне сдать экзамены за 2-й курс, что я сделал экстерном, и поступил на 3-й курс, где с восторгом начал заниматься уже не латынью на этот раз, а персидским языком, который я знал как разговорный (после Таджикистана) и учился теперь грамоте». В это время Лев Гумилёв постоянно посещал Ленинградское отделение Института Востоковедения АН СССР (ЛО ИВАН АН СССР), где самостоятельно изучил печатные источники по истории древних тюрков.
В 1937 году Гумилёв выступил с докладом в ЛО ИВАН АН СССР на тему «Удельно-лествичная система тюрков в VI-VIII веках», который спустя 22 года - в 1959 году увидел свет на страницах журнала «Советская этнография».
В начале 1938 года Лев Гумилёв снова был арестован, будучи студентом ЛГУ, и осуждён на пять лет. Гумилёв рассказывал: «Но в 1938-м году я был снова арестован, и на этот раз уже следователь мне заявил, что я арестован как сын своего отца, и он сказал: «Вам любить нас не за что». Это было совершенно нелепо, потому что все люди, принимавшие участие в «Таганцевском деле», которое имело место в 1921-м году, к 1936-му уже были арестованы и расстреляны. Но следователь капитан Лотышев не посчитался с этим, и после семи ночей избиения мне было предложено подписать протокол, который не я составлял и который я даже не смог прочесть, будучи очень избитым. Сам капитан Лотышев потом, по слухам, был расстрелян в том же 1938-м году или в начале 1939-го. Суд, трибунал меня и двух студентов, с которыми я был еле знаком (просто визуально помнил их по университету, они были с другого факультета), осудили нас по этим липовым документам с обвинением в террористической деятельности, хотя никто из нас не умел ни стрелять, ни на шпагах сражаться, вообще никаким оружием не владел. Дальше было еще хуже, потому что прокурор тогдашний объявил, что приговор в отношении меня слишком мягок, а сверх 10-ти лет по этой статье полагался расстрел. Когда мне об этом сообщили, я это воспринял как-то очень поверхностно, потому что я сидел в камере и очень хотел курить и больше думал о том, где бы закурить, чем о том, останусь я жив или нет. Но тут произошло опять странное обстоятельство: несмотря на отмену приговора, в силу тогдашней общей неразберихи и безобразия, меня отправили в этап на Беломорский канал. Оттуда меня, разумеется, вернули для проведения дальнейшего следствия, но за это время был снят и уничтожен Ежов и расстрелян тот самый прокурор, который требовал для меня отмены за мягкостью. Следствие показало полное отсутствие каких-либо преступных действий, и меня перевели на особое совещание, которое дало мне всего-навсего 5 лет, после чего я поехал в Норильск и работал там сначала на общих работах, потом в геологическом отделе и, наконец, в химической лаборатории архивариусом».
После того, как Лев Гумилёв отсидел назначенные ему пять лет, в 1943 году он был оставлен в Норильске без права выезда и работал техником-геологом. В бараке он жил по соседству с татарами и казахами и выучил татарский, а также казахский и тюркские языки. Гумилёв рассказывал: «Мне повезло сделать некоторые открытия: я открыл большое месторождение железа на Нижней Тунгуске при помощи магнитометрической съемки. И тогда я попросил — как в благодарность — отпустить меня в армию. Начальство долго ломалось, колебалось, но потом отпустили все-таки. Я поехал добровольцем на фронт и попал сначала в лагерь «Неремушка», откуда нас, срочно обучив в течение 7 дней держать винтовку, ходить в строю и отдавать честь, отправили на фронт в сидячем вагоне. Было очень холодно, голодно, очень тяжело. Но когда мы доехали до Брест-Литовска, опять судьба вмешалась: наш эшелон, который шел первым, завернули на одну станцию назад (уж не знаю, где она была) и там стали обучать зенитной артиллерии. Обучение продолжалось 2 недели. За это время был прорван фронт на Висле, я получил сразу же назначение в зенитную часть и поехал в нее. Там я немножко отъелся и, в общем, довольно благополучно служил, пока меня не перевели в полевую артиллерию, о которой я не имел ни малейшего представления. Это было уже в Германии. И тут я сделал действительно проступок, который вполне объясним. У немцев почти в каждом доме были очень вкусные банки с маринованными вишнями, и в то время, когда наша автомобильная колонна шла на марше и останавливалась, солдаты бегали искать эти вишни. Побежал и я. А в это время колонна тронулась, и я оказался один посреди Германии, правда, с карабином и гранатой в кармане. Три дня я ходил и искал свою часть. Убедившись, что я ее не найду, я примкнул к той самой артиллерии, которой я был обучен — к зенитной. Меня приняли, допросили, выяснили, что я ничего дурного не сделал, немцев не обидел (да и не мог их обидеть, их не было там — они все убежали). И в этой части — полку 1386 31-й дивизии Резерва Главного командования — я закончил войну, являясь участником штурма Берлина. К сожалению, я попал не в самую лучшую из батарей. Командир этой батареи старший лейтенант Финкельштейн невзлюбил меня и поэтому лишал всех наград и поощрений. И даже когда под городом Тойпицем я поднял батарею по тревоге, чтобы отразить немецкую контратаку, был сделан вид, что я тут ни при чем и контратаки никакой не было, и за это я не получил ни малейшей награды. Но когда война кончилась, и понадобилось описать боевой опыт дивизии, который было поручено написать нашей бригаде из десяти-двенадцати толковых и грамотных офицеров, сержантов и рядовых, командование дивизии нашло только меня. И я это сочинение написал, за что получил в виде награды чистое, свежее обмундирование: гимнастерку и шаровары, а также освобождение от нарядов и работ до демобилизации, которая должна была быть через 2 недели».
В 1945 году Лев Гумилёв после общей демобилизации вернулся в Ленинград, снова стал студентом в ЛГУ, в начале 1946 года экстерном сдал 10 экзаменов и окончил университет. За это же время он сдал все кандидатские экзамены и поступил в аспирантуру ЛО ИВАН СССР.
Летом 1946 года, будучи аспирантом, Лев Гумилёв принял участие в археологической экспедиции М.И.Артамонова в Подолии. Гумилев рассказывал: «Когда я вернулся, то узнал, что в это время мамины стихи не понравились товарищу Жданову и Иосифу Виссарионовичу Сталину тоже, и маму выгнали из Союза, и начались опять черные дни. Прежде чем начальство спохватилось и выгнало меня, я быстро сдал английский язык и специальность (целиком и полностью), причем английский язык на «четверку», а специальность — на «пятерку», и представил кандидатскую диссертацию. Но защитить ее уже мне не разрешили. Меня выгнали из Института востоковедения с мотивировкой: «За несоответствие филологической подготовки избранной специальности», хотя я сдал и персидский язык тоже. Но несоответствие действительно было — требовалось два языка, а я сдал пять. Но, тем не менее, меня выгнали, и я оказался опять без хлеба, без всякой помощи, без зарплаты. На мое счастье, меня взяли на работу библиотекарем в сумасшедший дом на 5-й линии в больницу Балинского. Я там проработал полгода, и после этого, согласно советским законам, я должен был представить характеристику с последнего места работы. А там, т. к. я показал свою работу очень хорошо, то мне и выдали вполне приличную характеристику. И я обратился к ректору нашего университета профессору Вознесенскому, который, ознакомившись со всем этим делом, разрешил мне защищать кандидатскую диссертацию». Таким образом, Лев Гумилев был допущен к защите диссертации кандидата исторических наук при ЛГУ, которая состоялась 28 декабря 1948 года.
Весной 1948 года Лев Гумилёв в качестве научного сотрудника принял участие в археологической экспедиции под руководством С.И.Руденко на Алтае, на раскопке кургана «Пазырык». После защиты кандидатской диссертации его с трудом приняли на работу научным сотрудником в «Музей этнографии народов СССР» из-за отсутствия решения ВАКа. Но решения он так и не дождался, потому что 7 ноября 1949 года снова арестован. Гумилёв рассказывал: «Меня арестовали снова, почему-то привезли из Ленинграда в Москву, в Лефортово, и следователь майор Бурдин два месяца меня допрашивал и выяснил: а) что я недостаточно хорошо знаю марксизм, для того чтобы его оспаривать, второе — что я не сделал ничего плохого — такого, за что меня можно было преследовать, третье — что у меня нет никаких поводов для осуждения, и, в-четвертых, он сказал: «Ну и нравы у вас там!». После чего его сменили, дали мне других следователей, которые составили протоколы без моего участия и передали опять-таки на Особое совещание, которое мне на этот раз дало уже 10 лет. Прокурор, к которому меня возили на Лубянку из Лефортова, объяснил мне, сжалившись над моим недоумением: «Вы опасны, потому что вы грамотны». Я до сих пор не могу понять, почему кандидат исторических наук должен быть безграмотен? После этого я был отправлен сначала в Караганду, оттуда наш лагерь перевели в Междуреченск, который мы и построили, потом в Омск, где в свое время сидел Достоевский. Я все время занимался, так как мне удалось получить инвалидность. Я действительно себя очень плохо и слабо чувствовал, и врачи сделали меня инвалидом, и я работал библиотекарем, а попутно я занимался, писал очень много (написал историю хунну по тем материалам, которые мне прислали, и половину истории древних тюрок, недописанную на воле, тоже по тем данным и книгам, которые мне прислали и которые были в библиотеке)».
В 1956 году Лев Николаевич снова вернулся в Ленинград, где его ждало глубочайшее разочарование при встрече с матерью. Вот как об этом он писал в своей автобиографии: «Когда я вернулся, то тут для меня был большой сюрприз и такая неожиданность, которую я и представить себе не мог. Мама моя, о встрече с которой я мечтал весь срок, изменилась настолько, что я ее с трудом узнал. Изменилась она и физиогномически, и психологически, и по отношению ко мне. Она встретила меня очень холодно. Она отправила меня в Ленинград, а сама осталась в Москве, чтобы, очевидно, не прописывать меня. Но меня, правда, прописали сослуживцы, а потом, когда она, наконец, вернулась, то прописала и она. Я приписываю это изменение влиянию ее окружения, которое создалось за время моего отсутствия, а именно ее новым знакомым и друзьям: Зильберману, Ардову и его семье, Эмме Григорьевне Герштейн, писателю Липкину и многим другим, имена которых я даже теперь не вспомню, но которые ко мне, конечно, положительно не относились. Когда я вернулся назад, то я долгое время просто не мог понять, какие же у меня отношения с матерью? И когда она приехала и узнала, что я все-таки прописан и встал на очередь на получение квартиры, она устроила мне жуткий скандал: «Как ты смел прописаться?!» Причем мотивов этому не было никаких, она их просто не приводила. Но если бы я не прописался, то, естественно, меня могли бы выслать из Ленинграда как не прописанного. Но тут ей кто-то объяснил, что прописать меня все-таки надо, и через некоторое время я поступил на работу в Эрмитаж, куда меня принял профессор Артамонов, но тоже, видимо, преодолевая очень большое сопротивление».
Директор Эрмитажа М.И.Артамонов взял Льва Николаевича библиотекарем «на ставку беременных и больных». Работая там библиотекарем, Гумилёв завершил работу над докторской диссертацией «Древние тюрки» и защитил её. После защиты докторской диссертации Гумилёва ректор ЛГУ член-корреспондент А.Д.Александров пригласил на работу в Научно-исследовательский институт географии при ЛГУ, где он проработал до 1986 года, до выхода на пенсию - сперва научным работником, потом - старшим научным работником. Перед выходом на пенсию его перевели в ведущие научные сотрудники. Кроме работы в НИИ он вел курс лекций в ЛГУ по «Народоведению». Позже Гумилёв рассказывал: «Меня приняли не на исторический факультет, а на географический в маленький Географо-экономический институт, который был при факультете. И это было мое самое большое счастье в жизни, потому что географы, в отличие от историков, и особенно востоковедов, меня не обижали. Правда, они меня и не замечали: вежливо кланялись и проходили мимо, но ничего дурного они мне так за 25 лет и не сделали. И наоборот, отношения были, совершенно, я бы сказал, безоблачные. В этот период я также очень много работал: оформил диссертацию в книгу «Древние тюрки», которую напечатали потому, что нужно было возражать против территориальных притязаний Китая, и как таковая моя книга сыграла решающую роль. Китайцы меня предали анафеме, а от территориальных притязаний на Монголию, Среднюю Азию и Сибирь отказались. Потом я написал книгу «Поиски вымышленного царства» о царстве пресвитера Иоанна, которое было ложно, выдумано. Я постарался показать, как в исторических источниках можно отличать правду от лжи, даже не имея параллельной версии. Эта книга имела очень большой резонанс и вызвала очень отрицательное отношение только одного человека — академика Бориса Александровича Рыбакова, который написал по этому поводу в «Вопросах истории» статью на 6 страницах, где очень сильно меня поносил. Мне удалось ответить через журнал «Русская литература», который издавал Пушкинский дом, ответить статьей, где я показал, что на этих 6 страницах академик, кроме трех принципиальных ошибок, допустил 42 фактических. И его сын потом говорил: «Папа никогда не простит Льву Николаевичу 42 ошибки». После этого мне удалось написать новую книгу «Хунны в Китае» и завершить мой цикл истории Центральной Азии в домонгольский период. Очень трудно мне было ее печатать, потому что редактор Востокиздата, которого мне дали, — Кунин такой был — он издевался надо мной так, как редактора могут издеваться, чувствуя свою полную безопасность. Тем не менее, книга, хотя и искалеченная, вышла, без указателя, потому что он переменил страницы и испортил даже составленный мною указатель. Книга была напечатана, и таким образом я закончил первую часть трудов своей жизни — белое пятно в истории Внутренней Азии между Россией и Китаем в домонгольский период».
Анна Ахматова и Лев Гумилёв.
С 1959 года труды Льва Николаевича стали печататься небольшими тиражами. В этих условиях он окунулся в работу Ленинградского отделения Всесоюзного географического общества. Через сборники общества ему удалось выпустить в свет ряд своих работ, не допущенных в официальные научные периодические издания. «Этот последний период моей жизни был для меня очень приятным в научном отношении, - писал он - когда я написал свои основные работы по палеоклимату, по отдельным частным историям Центральной Азии, по этногенезу…».
К сожалению, в бытовом плане ситуация для Льва Николаевича складывалась не очень благоприятно. Он по-прежнему ютился в маленькой комнате большой коммунальной квартиры с двенадцатью соседями, и по-прежнему не складывались его отношения с матерью – Анной Ахматовой. Вот что он писал о тех годах своей жизни: «Мать находилась под влиянием людей, с которыми я не имел никаких личных контактов, и даже в большинстве своем не был знаком, но ее они интересовали значительно больше, чем я, и поэтому наши отношения в течение первых пяти лет после моего возвращения неизменно ухудшались, в том смысле, что мы отдалялись друг от друга. Пока, наконец, перед защитой докторской, накануне дня моего рождения в 1961 году, она не выразила свое категорическое нежелание, чтобы я стал доктором исторических наук, и выгнала меня из дома. Это был для меня очень сильный удар, от которого я заболел и оправился с большим трудом. Но, тем не менее, у меня хватило выдержки и сил для того, чтобы хорошо защитить докторскую диссертацию и продолжать свою научную работу. Последние 5 лет ее жизни я с матерью не встречался. Именно за эти последние 5 лет, когда я ее не видел, она написала странную поэму, называемую «Реквием». Реквием по-русски значит панихида. Панихиду по живому человеку считается, согласно нашим древним обычаям, служить грешно, но служат ее только в том случае, когда хотят, чтобы тот, по кому служат панихиду, вернулся к тому, кто ее служит. Это было своего рода волшебство, о котором, вероятно, мать не знала, но как-то унаследовала это как древнерусскую традицию. Во всяком случае, для меня эта поэма была совершеннейшей неожиданностью, и ко мне она, собственно, никакого отношения не имела, потому что зачем же служить панихиду по человеку, которому можно позвонить по телефону. Пять лет, которые я не виделся с матерью и не знал о том, как она живет (так же как она не знала, как я живу, и не хотела, видимо, этого знать), кончились ее смертью, для меня совершенно неожиданной. Я выполнил свой долг: похоронил ее по нашим русским обычаям, соорудил памятник на те деньги, которые остались мне в наследство от нее на книжке, доложив те, которые были у меня — гонорар за книжку «Хунну».
Похороны Анны Ахматовой 10 марта 1966 года. С матерью прощается Лев Гумилёв, слева — поэты Евгений Рейн и Арсений Тарковский, крайний справа — Иосиф Бродский.
В 1974 году Гумилёв защитил вторую докторскую диссертацию, на этот раз по географическим наукам, которую ВАК не утвердил по причине того, что «она выше докторской, поэтому и не докторская». Эта работа, известная под названием «Этногенез и биосфера Земли», спустя 15 лет в 1989 году вышла отдельной книгой и была раскуплена в течение одного-двух дней со склада издательства ЛГУ. Заслуги Льва Гумилёва, как в области научных исследований, так и в педагогической деятельности упорно игнорировались. Это было одной из причин того, что Гумилёв не был удостоен даже звания профессора, и каких-либо правительственных наград или почётных званий. Но, не смотря на все эти неприятности, Лев Николаевич с огромным удовольствием выступал с лекциями и перед студентами и перед обычными слушателями. Его лекции по этногенезу пользовались неизменным успехом. Гумилёв рассказывал: «Обычно студенты часто смываются с лекций (это не секрет, об этом часто ставился вопрос на Ученом совете: как их надо записывать и принуждать к посещению). С моих лекций студенты перестали смываться после второй или третьей лекции. После этого стали ходить сотрудники института и слушать, что я читаю. После этого, когда я уже стал излагать курс более подробно и отработал его в ряде предварительных лекций, ко мне стали ходить вольнослушатели со всего Ленинграда. И наконец, кончилось тем, что меня вызвали в Новосибирск в Академгородок, где я прочел специальный сокращенный курс и имел большой успех: народ приезжал даже из самого Новосибирска в Академгородок (это час езды на автобусе). Народу было так много, что дверь запирали, но так как там в Академгородке все по преимуществу «технари», то они довольно быстро умели открыть этот замок и проходили в помещение. В зал пускали только по билетам, но там были две двери — в одну впускали, другая была закрытая. Так, вошедший подходил к закрытой двери, под нее подсовывал билет, его товарищ брал и снова проходил. Чем я объясняю успех своих лекций? Отнюдь не своими лекторскими способностями — я картавый, не декламацией и не многими подробностями, которые я действительно знаю из истории и которые включал в лекции, чтобы легче было слушать и воспринимать, а той основной идеей, которую я проводил в этих лекциях. Идея эта заключалась в синтезе естественных и гуманитарных наук, то есть я возвысил историю до уровня естественных наук, исследуемых наблюдением и проверяемых теми способами, которые у нас приняты в хорошо развитых естественных науках — физике, биологии, геологии и других науках. Основная идея такова: этнос отличается от общества и от общественной формации тем, что он существует параллельно обществу, независимо от тех формаций, которые оно переживает и только коррелирует с ними, взаимодействует в тех или иных случаях. Причиной образования этноса я считаю особую флуктуацию биохимической энергии живого вещества, открытую Вернадским, и дальнейший энтропийный процесс, то есть процесс затухания толчка от воздействия окружающей среды. Каждый толчок рано или поздно должен затухнуть. Таким образом, исторический процесс представляется мне не в виде прямой линии, а в виде пучка разноцветных нитей, переплетенных между собой. Они взаимодействуют друг с другом разным способом. Иногда они бывают комплиментарны, т. е. симпатизируют друг другу, иногда, наоборот, эта симпатия исключается, иногда это идет нейтрально. Каждый этнос развивается как любая система: через фазу подъема к акматической фазе, т. е. фазе наибольшего энергетического накала, затем идет довольно резкий спад, который выходит плавно на прямую — инерционную фазу развития, и как таковой он затем постепенно затухает, сменяясь другими этносами. К социальным соотношениям, например к формациям, это не имеет прямого взаимоотношения, а является как бы фоном, на котором развивается социальная жизнь. Эта энергия живого вещества биосферы всем известна, все ее видят, хотя отметил ее значение я первый, и сделал я это, размышляя в тюремных условиях над проблемами истории. Я обнаружил, что у некоторых людей в большей или меньшей степени существует тяга к жертвенности, тяга к верности своим идеалам (под идеалом я понимаю далекий прогноз). Эти люди в большей или меньшей степени стремятся к осуществлению того, что для них является более дорогим, чем личное счастье и личная жизнь. Этих людей я назвал пассионариями, а качество это я назвал пассионарностью. Это не теория «героя и толпы». Дело в том, что эти пассионарии находятся во всех слоях того или иного этнического или общественного коллектива, но количество их плавно снижается со временем. Но цели у них иногда бывают единые — правильные, подсказанные нужной в данном случае доминантой поведения, а в ином случае — противоречат им. Поскольку это энергия, то она от этого не меняется, она просто показывает степень их (пассионариев) активности. Эта концепция позволила мне определить, почему возникают подъемы и спады народов: подъемы, когда количество таких людей увеличивается, спады — когда оно уменьшается. Есть посредине оптимальный уровень, когда этих пассионариев столько, сколько нужно для выполнения общих задач государства, или нации, или класса, а остальные работают и соучаствуют в движении вместе с ними. Эта теория категорически противоречит расовой теории, которая предполагает наличие прирожденных качеств, присущих тем или иным народам за все время существования человечества, и «теории героя и толпы». Но герой может вести ее только тогда, когда в толпе он встречает отзвук у людей менее пассионарных, но тоже пассионарных. Применительно к истории эта теория оправдала себя. И именно для того, чтобы понять, как возникли и погибли Древний Рим, Древний Китай или Арабский халифат, ко мне и ходили люди. Что касается применения этого в современности, то это может сделать любой человек, у которого достаточная компетенция в области новой истории, и осознать, какие перспективы есть, скажем, у Западного мира, у Китая, у Японии и у нашей родины России. Дело в том, что к этому я присоединил географический момент — жесткую связь человеческого коллектива с ландшафтом, т. е. понятие «Родина», и со временем, т. е. понятие «Отечество». Это как бы 2 параметра, которые, перекрещиваясь, дают нужную точку, фокус, характеризующий этнос. Что касается нашей современности, я скажу, что, по моей концепции, преимущество пассионарного напряжения стоит на стороне Советского Союза и входящих в него братских народов, которые создали систему, относительно Западной Европы молодую, и поэтому имеют больше перспектив для того, чтобы устоять в той борьбе, которая время от времени с XIII века возникала и, видимо, будет возникать и дальше. Но о будущем я говорить, естественно, не могу...».
Непростой ситуацией оказалась история с наследством Анны Ахматовой, за которое Льву Николаевичу пришлось судиться три года, потратив немало сил и здоровья. Лев Гумилёв рассказывал: «После смерти моей матери зашел вопрос о ее наследии. Единственным наследником был признан я, тем не менее, все имущество моей матери, как вещи, так и то, что дорого для всего Советского Союза — ее черновики, было захвачено ее соседкой Пуниной (по мужу Рубинштейн) и присвоено ею себе. Так как я обратился в Пушкинский дом и предложил принять на хранение в архив все литературное наследство моей матери, то Пушкинский дом подал в суд, от которого почему-то довольно быстро отошел, предоставив вести суд мне лично, как обиженному человеку. Три года длился этот процесс, причем захват Пуниной этого имущества и продажа, или, вернее, распродажа его в разные советские учреждения (далеко не полностью, часть она оставила себе), он вызвал осуждение в Ленинградском городском суде, который постановил, что деньги получены Пуниной незаконно. Но почему-то Верховный суд РСФСР, судья Пестриков, объявил, что суд считает, что все украденное подарено, и постановил, что я никакого отношения к наследству своей матери не имею, потому что она все подарила Пуниной, несмотря на то, что не только документа на это не было, но и сама Пунина этого не утверждала. Это произвело на меня очень тяжелое впечатление и значительно повлияло на мою работу в смысле ее эффективности».
В 1967 году судьба подарила Льву Николаевичу знакомство с художником-графиком из Москвы Наталией Викторовной Симоновской. Она была известным художником-графиком, членом МОСХа, но оставила уютный быт в Москве и разделила со Львом Гумилёвым двадцать пять лет травли, слежки и замалчивания его трудов. И все эти годы была рядом, жила его миром, между его настоящими и мнимыми друзьями, истинными и псевдоучениками, «наблюдателями» и просто любопытствующими. Кормила и поила всех приходящих ко Льву Николаевичу. Расстраивалась, когда предавали ученики, когда не печатали и уродовали правками книги мужа. Она была не только женой и другом, но и соратником. В интервью она рассказывала: «Мы познакомились со Львом Николаевичем в 1969 году. Наша жизнь началась в жутком «клоповнике» - куммуналке, каких уже нет даже в Петербурге. Мы прожили вместе счастливую жизнь. Это не противоречит тому, что я написала: счастливую - и трагическую. Да, его всю жизнь беспокоила и манила истина. Историческая – и он пустился на поиски ее, написав много книг. И человеческая – потому что он верующий и очень богословски одаренный человек, понимал, что человек подвержен влиянию страстей и искушению дьявола, но что Божественное в нем должно побеждать».
Лев Гумилёв на прогулке с женой Натальей Викторовной.
В конце жизни Лев Николаевич писал в своем Автонекрологе: «Единственное мое желание в жизни (а я сейчас уже стар, мне скоро 75 лет) — это увидеть мои работы напечатанными без предвзятости, со строгой цензурной проверкой и обсужденными научной общественностью без предвзятости, без вмешательства отдельных интересов тех или иных влиятельных людей или тех глупых, которые относятся к науке не так, как я, то есть использующих ее для своих личных интересов. Они вполне могут оторваться от этого и обсудить проблемы правильно — они достаточно для этого квалифицированы. Услышать их беспристрастные отзывы и даже возражения — это последнее, что я хотел бы в своей жизни. Разумеется, обсуждение целесообразно в моем присутствии, по процедуре защиты, когда я отвечаю каждому из выступающих, и при лояльном отношении присутствующих и президиума. Тогда я уверен, что те 160 моих статей и 8 книг общим объемом свыше 100 печатных листов получат должную оценку и послужат на пользу науке нашего Отечества и ее дальнейшему процветанию».
Льва Николаевича Гумилёва лишь условно можно назвать историком. Он - автор глубоких, новаторских исследований по истории кочевников Срединной и Центральной Азии в период с III века до нашей эры по XV век нашей эры, исторической географии - изменения климата и ландшафта того же региона за тот же период, создатель теории этногенеза, автор проблем палеоэтнографии Средней Азии, истории тибетских и памирских народов в I тысячелетии нашей эры. В его трудах огромное внимание было уделено проблеме Древней Руси и Великой Степи, освещаемое с новых позиций.
К сожалению, с поэтическим наследием Льва Николаевича широкая публика познакомилась только недавно. И это - неудивительно, потому что поэтическим творчеством Гумилёв занимался только в молодости – в 1930 годы и позже, в Норильском лагере, в 1940-е годы. Вадим Кожинов писал: «Несколько опубликованных стихотворений в последние годы его (Л.Н.Гумилёва) не уступают по своей художественной силе поэзии его прославленных родителей» - то есть классиков русской литературы Николая Гумилёва и Анны Ахматовой.
Качается ветхая память
В пространстве речных фонарей
Стекает Невой мех камнями,
Лежит у железных дверей.
Но в уличный камень кровавый
Ворвались огни из подков
И выжгли в нем летопись славы
Навек отошедших веков.
Сей каменный шифр разбирая
И смысл узнавая в следах,
Подумай, что доля святая
И лучшая – память в веках.
1936 год.
Одно из его стихотворений «Поиски Эвридики» было включено в антологию русской поэзии XX века «Строфы века» под редакцией Евгения Евтушенко.
ПОИСКИ ЭВРИДИКИ
Лирические мемуары
Вступление.
Горели фонари, но время исчезало,
В широкой улице терялся коридор,
Из узкого окна ловил мой жадный взор
Бессонную возню вокзала.
В последний раз тогда в лицо дохнула мне
Моя опальная столица.
Все перепуталось: дома, трамваи, лица
И император на коне.
Но все казалось мне: разлука поправима.
Мигнули фонари, и время стало вдруг
Огромным и пустым, и вырвалось из рук,
И покатилось прочь – далеко, мимо,
Туда, где в темноте исчезли голоса,
Аллеи лип, полей борозды.
И о пропаже мне там толковали звезды,
Созвездья Змия и созвездья Пса.
Я думал об одном средь этой вечной ночи,
Средь этих черных звезд, средь этих черных гор -
Как милых фонарей опять увидеть очи,
Услышать вновь людской, не звездный разговор.
Я был один под вечной вьюгой -
Лишь с той одной наедине,
Что век была моей подругой,
И лишь она сказала мне:
“Зачем вам трудиться да раниться
Бесплодно, среди темноты?
Сегодня твоя бесприданница
Домой захотела, как ты.
Там бредит созвездьями алыми
На окнах ушедший закат.
Там ветер бредет над каналами
И с моря несет аромат.
В воде, под мостами горбатыми,
Как змеи плывут фонари,
С драконами схожи крылатыми
На вздыбленных конях цари”.
И сердце, как прежде, дурманится,
И жизнь весела и легка.
Со мною моя бесприданница -
Судьба, и душа, и тоска.
1936 год.
Список таких авторитетных отзывов можно было бы и продолжить. Правда, сам Лев Николаевич не очень ценил свой поэтический талант, а, может быть, и не хотел, чтобы его сравнивали с его родителями. Поэтому значительная часть его творческого наследия оказалась утраченной. Но в конце своей жизни Лев Николаевич вернулся к этой стороне своего творчества и даже задумывал опубликовать кое-что из своих поэтических произведений. Обладая феноменальной памятью, Гумилёв восстановил их, расположив по циклам. Но выполнить этот свой замысел он не успел, и при его жизни были опубликованы лишь две поэмы и несколько стихотворений, да и то - в малотиражных, практически недоступных для широкого читателя сборниках. К 90-летию со дня рождения Льва Гумилёва в Москве вышел сборник «Чтобы свеча не погасла», в который впервые наряду с культурологическими статьями и эссе вошла большая часть его поэтических произведений. Однако ни одного полного собрания его литературных произведений так до сих пор и не появилось, хотя он был великолепным знатоком русской литературы вообще, и поэзии - в частности. Не зря он сам себя однажды назвал «последним сыном Серебряного века». Лев Гумилёв довольно много занимался также и стихотворными переводами, в основном, с языков Востока. Это была работа, которую он делал, главным образом, для заработка, но, тем не менее, относился к ней очень серьезно. В свое время его переводы заслужили похвальные отзывы некоторых известных поэтов. Но они также были напечатаны в малотиражных сборниках и поэтому не очень доступны широкой аудитории.
В 1990 году Лев Гумилёв перенес инсульт, но продолжал работать. Сердце Льва Николаевича остановилось 15 июня 1992 года.
Лев Гумилёв был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.
После смерти мужа Наталья Викторовна заботилась об увековечении его имени и развитии идей, вошла в попечительский совет Фонда Льва Николаевича Гумилёва. Беспокоясь о научном продолжении этнологических исследований, участвовала, пока позволяло здоровье, в проведении Гумилёвских чтений, регулярно устраиваемых Фондом в Санкт-Петербургском государственном университете. Она успела оставить воспоминания о жизни со Львом Николаевичем. Став наследницей авторских прав на труды Гумилёва, она оказалась в непростой ситуации с изданием его трудов. Идеи Гумилёва, при его жизни замалчиваемые, после смерти стало возможным обратить в деньги, и использовать в политических играх. Интересы многих людей пересеклись на его рукописях, Наталья Викторовна и ученики Гумилёва оказались в средоточии этих конфликтов. Результатом стали многочисленные неакадемические издания ученого. И - пренебрежение к его памяти. Достаточно сказать, что памятник на кладбище и мемориальную доску на доме, где он жил, установили благотворители (мэрия Санкт-Петербурга и постпредство Татарстана в СПб). Наталья Викторовна передала квартиру Льва Николаевича городу для организации в ней не просто музея, но и научного центра. Она мечтала, чтобы идеи мужа жили и работали для нашей многонациональной страны. Однако пока научного центра нет, а есть филиал при Музее Анны Ахматовой, и есть опасность, что научные труды Льва Гумилёва затеряются под грузом поэтического наследства великой матери. И для потомков не будет ученого Льва Гумилёва, а лишь герой «Реквиема»...
4 сентября 2004 года Наталья Викторовна скончалась на 85-м году жизни, и урна с ее прахом была захоронена рядом с могилой ее мужа.
В августе 2005 года в Казани Льву Гумилёву был поставлен памятник. По инициативе президента Казахстана Нурсултана Назарбаева в 1996 году в казахской столице Астане именем Гумилёва был назван один из ведущих вузов страны, Евразийский Национальный университет имени Льва Гумилёва. В 2002 году в стенах университета был создан кабинет-музей Льва Гумилёва. Также имя Льва Гумилёва носит средняя школа № 5 города Бежецка Тверской области.
Бежецк. Николай Гумилёв, Анна Ахматова и Лев Гумилёв.
О Льве Гумилёве был снят документальный фильм «Преодоление хаоса».
Текст подготовила Татьяна Халина
Использованные материалы:
Материалы сайта www.levgumilev.spbu.ru
Л.Н.Гумилёв «Автонекролог»
Материалы сайта www.gumilevica.kulichki.net
Материалы сайта www.kulichki.com
Лурье Я.С. Древняя Русь в сочинениях Льва Гумилёва. Научно-просветительский журнал «Скепсис». Опубликовано в журнале «Звезда», 1994
Сергей Иванов «Лев Гумилёв как феномен пассионарности» - Неприкосновенный запас. — 1998. — № 1.
1 октября 1912 года – 15 июня 1992 года | | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
по сайту по фильмам по фильмам (view) по персонам по персонам (view) по кинотеатрам по кинотеатрам (view) по новостям по новостям (view)
Николай Ерёменко (младший)
[color][size][font]
Дата рождения: 14 февраля 1949 ( водолей)
Дата смерти: 27 мая 2001
Место рождения: Витебск, СССР
Достижения: Народный артист РФ (1994).
Николай Николаевич Ерёменко (известен также как Николай Ерёменко-младший) родился 14 февраля 1949 года в Витебске, в семье народного артиста СССР Николая Николаевича Ерёменко и народной артистки Белорусской ССР Галины Александровны Орловой. Поэтому детство будущего актёра прошло буквально за кулисами: он постоянно присутствовал на репетициях и спектаклях родителей. Атмосфера театра, сцена и реквизит вызвали у мальчика неподдельный интерес, и решение о будущей профессии было принято Николаем без долгих колебаний.
В 12 лет Николай Ерёменко впервые появился на экране: вместе с матерью он снялся в маленьком фильме о правилах дорожного движения, сделанном по заказу ГАИ.
Начинающий актёр опасался, что известная фамилия может помешать его карьере. Тем не менее он успешно поступил во ВГИК в студию народных артистов СССР С.А. Герасимова и Т.Ф. Макаровой, где принимал участие во множестве этюдов и постановок. За время учёбы Ерёменко успел переиграть разнообразные и неожиданные роли: гоголевского Плюшкина, лермонтовского Звездича, Флоридора из "Мадмуазель Нитуш" и Петра из "Власти тьмы". Преподаватели отмечали талант студента, но переводили своевольного актёра на 2-й, 3-й и 4-й курсы условно из-за постоянных прогулов и даже хулиганства.
Николай Ерёменко успешно окончил ВГИК в 1970 году. Чуть ранее, в 1969-м, состоялся его кинодебют: на экраны вышел фильм Сергея Герасимова "У озера". В 1971 году Николай Николаевич стал актёром Театра-студии киноактёра, а с 1976 года – актёром студии имени М. Горького. Ерёменко сразу начал активно сниматься. Очень высоко оценили критики его исполнение роли Жюльена Сореля в четырёхсерийном телефильме "Красное и чёрное", поставленном в 1976 году С.А. Герасимовым.
Эта картина принесла обаятельному и талантливому актёру огромную зрительская любовь, сопровождавшую его всю жизнь, и закрепило за ним амплуа героя-любовника.
В 1979 году на экраны вышел фильм "Пираты ХХ века" – один из первых боевиков в истории советского кинематографа. Журнал "Советский экран" назвал Николая Ерёменко лучшим актёром 1981 года.
"Съёмки были на самом деле очень трудные: мне надо было нырять по семь часов в день, меня били, роняли, – рассказывал Ерёменко. – Один из трюков чуть не закончился для меня гибелью. Вы, наверное, помните сцену, где мой герой прыгает со скалы на борт корабля? Я прыгнул, естественно, не на корабль, а в воду в полуметре от судна, пытаюсь вынырнуть и чувствую, что меня затягивает под лопасти винтов. Если бы в тот момент я растерялся, то на поверхность залива, где шли съёмки, всплыла бы кучка фарша из актёра Николая Ерёменко".
В 80-е Ерёменко снимался не слишком много. Наиболее известными его фильмами этого периода являются "В поисках капитана Гранта" (1985) и "Юность Петра" (1980). 90-е годы стали для Николая Николаевича, как и других российских актёров, нелёгким периодом. Особенно переживал Ерёменко за своего отца, которого практически не приглашали сниматься. В 1995 году Николай решил сам заняться режиссурой и снял фильм "Сын за отца", ставший последней актёрской работой Николая Ерёменко-старшего. Картина не имела особого успеха и была прохладно принята критиками.
Позже Николай Николаевич снялся в сериалах "Маросейка, 12", "Империя под ударом" и "Бригада".
27 мая 2001 года актёр скончался от острого нарушения мозгового кровообращения (инсульта). Он был похоронен в Минске рядом с отцом, который умер годом раньше.
[/font][/size][/color]
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
 Бодрийяр Жан (Jean Baudrillard)
Писатель и философ
Жан Бодрийяр родился 20 июня 1929 года во французском городе Реймс.
Бодрийяр получил образование в Париже, в Сорбонне. Его первой публикацией стал перевод на французский язык «Разговоров беженцев» Бертольта Брехта. Позже он много занимался сочинениями Петера Вайса. В начале 1960-х годов Бордрийяр перевел несколько сочинений Маркса и Энгельса. В 1967 году он написал развернутую рецензию на книгу Маршалла Маклюэна «Понимание медиа» и с тех пор не прекращал работать над изучением роли средств массовой информации в жизни современного общества.
Получив степень доктора философии, в течение нескольких десятков лет он преподавал в Нантеррском университете в Париже, а в 1968 году опубликовал работу «Система вещей» («Le system des objets»), представлявшую собой развернутую критику современного «общества потребления», ставшую основой проблематики его дальнейшего творчества.
Основными темами исследований философа были вопросы соотношения реальности и ее символического отображения, он первым ввел в широкий оборот понятия «симулякр» и «гиперреальность». Оригинальный философский дискурс Бодрийяра представлял из себя гиперкритицизм - тотальную сверхкритическую критику. Термин «симулякр», происходящий от латинского simulacrum - «образ, призрак, подобие», обозначал обманчивое подобие, копию, заменившую оригинал. Своим рождением симулякры были обязаны современному обществу с его бесконечной рекламой, лавинами теленовостей и агрессией новых технологий. Читатели неосознанно доверяют плакату на придорожном щите, ролику на экране или изображению на дисплее гораздо больше, чем реальности, - а значит, живут в симулятивном мире.
Известность среди широкой публики Бодрийяр приобрел после публикации эссе о антииракской кампании 1991 года, озаглавленного «Войны в Заливе не было». Основываясь на своей теории «гиперреальности симулякров», Бодрийяр делал вывод, что эта кампания стала первой в мировой истории «виртуальной войной», события которой были сконструированы СМИ. Эту тему Бодрийяр развил, говоря о терактах в США 11 сентября 2001 года, которые он считал началом «четвертой мировой войны, в которой глобализм противостоит самому себе» (эссе «Дух терроризма»).
Всего Бодрийяр написал около 50 книг, как правило, находившихся на грани философии и литературы. В число самых известных его трудов входили произведения «Система вещей» в 1968 году, «К критике политической экономии знака» в 1972 году, «Зеркало производства» в 1975 году, «Символический обмен и смерть» в 1976 году, «В тени молчаливого большинства» в 1978 году, «О совращении» в 1979 году, «Симулякры и симуляции» в 1981 году, «Фатальные стратегии» в 1983 году, «Америка» в 1986 году, «Экстаз коммуникации» в 1987 году, «Прозрачность Зла» в 1990 году, «Год 2000 может не наступить» и другие произведения.
Бодрийяр называл самого себя «симулякром Бодрийяра», и по его собственным словам, он «не являлся в строгом смысле философом». В брошюре «Войны в заливе не было» операцию американцев против Ирака Бодрийяр назвал «войной с презервативом» - без официального объявления военных действий, полной предосторожностей и уступок, ведущейся под покровительством ООН и, главное, не имевшей развязки. Единственной победившей стороной были телеоператоры, оказавшиеся в центре событий, и телезрители, смаковавшие экшн-кадры - «вот почему прицельные бомбардировки тщательно обходили антенны иракского телевидения (хотя они колют глаз в небе Багдада)».
Точно также практические законы реального давно недействительны и в мирных условиях, на уровне повседневности. Обоснованию этого тезиса посвящено самое первое сочинение Бодрийяра - прославившая его «антикапиталистическая» книга «Система вещей», вышедшая в 1968 году. Предмет исследования в «Системе вещей» - феномен «потребления», существующий в современном буржуазном обществе (кстати, уже следующий труд Бодрийяра 1970 года так и назывался - «Общество потребления: мифы, структуры»).
Потребление, по Бодрийяру, есть явление именно современное, несмотря на то, что люди во все времена что-то покупали, чем-то пользовались, от чего-то получали удовольствие: «Потребление - это не материальная практика, оно не определяется ни пищей, которую человек ест, ни одеждой, которую носит, ни машиной, в которой ездит, ни речевым или визуальным содержанием образов или сообщений (имеется ввиду, прежде всего, реклама. - «Журнал»), но лишь тем, как все это организуется в знаковую субстанцию». То есть мы «потребляем» не машину, часы или стиральный порошок (таковы некоторые из «персонажей» книги Бодрийяра), а - в этом наше отличие от предков - знаки вещей. Нами управляет не физиология, а, так сказать, социальная семиотика. «Среда, в которой мы живем, в высшей степени насыщена риторикой и аллегорией», - сказано у того же Бодрийяра. Какие уж тут органические законы реальности?
Бодрийяр вовсе не склонен призывать обывателей, в духе Руссо, вернуться «назад к природе», жить, сообразуясь лишь с инстинктами и здравым смыслом. Наоборот, для галантного француза Бодрийяра знак-симулякр, заступивший на место реальности, плох оттого, что слишком прост, однозначен. Знаку он противопоставляет символ. Простейшей логике натурального обмена, развитого в феодальном обществе (и, казалось бы, идеального в случае возвращения в «золотой век» докапитализма), он противопоставляет символический обмен обществ архаических (см. книгу «Символический обмен и смерть» 1976 года). В них вещь, не имеющая стоимости, не стала еще ни товаром, ни знаком, зато вовлечена в ритуальные обряды «дарения», «жертвоприношения», «потлача» - необоснованной траты. Символ ритуален, многозначен. В нем есть некоторая недоговоренность. А именно недоговоренность прельстительна и способна соблазнить.
В «Обществе потребления» Бодрийяр выделяет как бы два разных вида потребления. Одно является удовлетворением нужд, потребностей людей (этот тип потребления характерен во многом для предшествующих исторических эпох, хотя и в те времена существовали анклавы показного потребления), его Бодрийяр выносит за рамки специфически современного потребления, не о нем у него идет речь. Предметом его рассмотрения выступает исключительно знаковое потребление, ставшее своего рода кодом, языком общения между людьми. Это двоякое понимание потребления, с одной стороны, придает мысли Бодрийяра определенную осторожность, смягчая крайности его оценок. С другой стороны, оно свидетельствует об амбивалентности и даже противоречивости его мысли. Действительно, постоянно выступая против убеждения в существовании у людей естественных потребностей, он сам подчас наводит на мысль, что в силу вышесказанного знаковый характер потребления является вторичным в отношении исторически более знакомой связи индивида с объектом потребления. В своих более поздних работах Бодрийяр сосредоточивается исключительно на анализе вселенной знаков, включающей в себя не только сферу потребления, но и политику, и производство.
Потребление у Бодрийяра распространяется не только на вещи, но и на время, пространство, природу, на все окружение человеческой жизни, на зрительные, звуковые образы, создаваемые средствами массовой информации, на политические, культурные отношения людей и т. д. Поэтому французское слово «objet» переводится в настоящем издании в философском духе как «объект», то есть объект потребления, хотя иногда используются слова «вещь» или «предмет», когда в тексте речь явно идет о них.
Первым фактом, с которым столкнулся Бодрийяр на пути исследования потребления, был факт непрерывного роста производства и видимого изобилия в западных обществах конца 1950 и 1960-х годов XX века. Бодрийяр не видит в мире потребления места для отчуждения, так же как не видит в нем места для личности и ее инаковости, для души и трансцендентного. Действительно, идея отчуждения, как ее развивали Гегель и Маркс, или упоминаемые Бодрийяром мифы о сделке с Дьяволом характерны для эпохи производства (рыночного капитализма с присущим ему стихийным разделением труда).
Бодрийяр не чужд мысли о различных формах вреда, которые промышленный рост наносит людям и среде обитания; он отмечает и связанное с ростом экономическое расточительство (например, когда экономика работает на военную промышленность). Он издевается над тем, что расходы, направленные на ликвидацию различных форм вреда, наносимого обществу промышленностью, засчитываются также в число показателей роста. Он даже утверждает, что «повсюду сталкиваются с точкой, где динамика роста и изобилия становится кругообразной и обращается на самое себя». Но его позиция далека от моралистической критики роста, от распространенного стремления добиться исключительно полезного употребления богатств, созданных современной промышленностью. Мысль Бодрийяра парадоксальна, он доказывает, что, во-первых, не может быть чистой полезности, с ней всегда связаны и злоупотребления, и что, во-вторых, вопреки видимости, в развитых индустриальных обществах нет изобилия.
Настоящее изобилие, считает он, было у древних кочевых народов, ибо изобилие - это не количество произведенных вещей, оно не измеряется цифрами, а выражается в отношениях людей, в мироощущении человека, в уверенности, что средств для удовлетворения его потребностей всегда достаточно. А современное общество живет в постоянном страхе перед исчерпаемостью природных ресурсов, с ощущением их нехватки. Но это только один из показателей отсутствия изобилия в современных обществах.
Второй и очень существенный показатель состоит в том, что современное производство создает, с одной стороны, возможность для расточительства и одновременно, с другой стороны, порождает относительную нищету. Данный тезис напоминает марксистское положение о классовом неравенстве, но он отличается от него, ибо Бодрийяр снабжает его разъяснением, что нищета, о которой идет речь, не локализуется в определенных группах, эта нищета вместе с расточительством структурирует общество, каковое имеет два полюса: структурное расточительство (изобилие) и структурную нищету. Рост, таким образом, не ведет к изобилию.
Второй парадокс Бодрийяра относительно роста заключается в том, что рост не ведет к равенству, он живет неравенством. Производственный рост в западных странах стимулировал появление проектов в духе социального равенства. Однако, по мнению Бодрийяра, подобные проекты имеют в виду секуляризованное равенство, сведенное исключительно к равенству в материальных благах, которое можно подсчитать с помощью цифр.
Таким образом, это, по выражению Бодрийяра, «формальное равенство», «равенство перед объектом», перед «телевизором, автомобилем и стереосистемой».
Бодрийяр разоблачает эгалитаристские иллюзии, связанные с ростом. Он руководствуется при этом другими мотивами, чем коммунисты или социал-демократы, с точки зрения которых для ликвидации неравенства достаточно вмешательства политической воли. Конечно, в СССР с помощью политической воли была достигнута большая степень равенства, чем в западных странах, хотя и в СССР неравенство сохранялось. Для Бодрийяра сохранение неравенства объясняется не недостатком благонамеренной политической воли, а тем, что общества не могут существовать без дифференциации. Всякое общество производит дифференциацию, социальные различия, а продуктивистская система, рост доводит эту функциональную «разность уровней» до крайности. Неравенство, таким образом, - неизбежная черта обществ промышленного роста, присущий им способ существования. Поэтому Бодрийяр считает ложным спор о том, эгалитарен или неэгалитарен рост. Необходимо, по его мнению, перевернуть проблему и понять, что «именно сам рост является следствием неравновесия», что «именно необходимость самосохранения неэгалитарного социального порядка», социальной структуры, основанной на привилегиях, производит и воспроизводит рост как свой стратегический элемент. Бодрийяр может поэтому рассматривать рост как компромисс между эгалитарными демократическими принципами и основным социальным императивом сохранения системы привилегий и господства. Равенство в таком случае оказывается вторичной ценностью и производной функцией от неравенства, оно является алиби для жизнеспособности системы.
Бодрийяр думает, что даже если материальное равенство и будет достигнуто в ситуации роста, то неравенство не исчезнет, оно сохранится, будучи перенесено в области знания, культуры, властных отношений. Неравенство в этих отраслях еще труднее устранить, чем в области материального благосостояния. Бодрийяр констатирует, что, например, в отношении обычного питания, одежды, некоторых предметов домашнего обихода в западных обществах на уровне цифровых показателей просматриваются тенденции уравнивания. Но возникли новые потребности, которые удовлетворяются очень неравно: потребности в чистом воздухе, зелени, воде, тишине. Крупные различия существуют в доступе к таким объектам потребления, как комфортабельное жилье, транспорт, досуг. В целом, утверждает Бодрийяр, рост производства ничуть не больше способствует уравнительности и гомогенизации населения, чем школа или всеобщее избирательное право. Тенденции гомогенизации сохраняются, поскольку есть неравенство, уравнение имеет смысл только в отношении к неравенству.
Третий парадокс Бодрийяра относительно роста заключается в том, что потребление рассматривается как «потребительская сила», входящая вместе с производством в цикл расширенного воспроизводства производительных сил. Рассуждение в этом направлении начинается с того, что Бодрийяр выдвигает свою излюбленную мысль о социальном характере потребления и источников его безграничного роста. Тут решающую роль играют понятия статуса, престижа, социальной дифференциации и иерархии.
Бодрийяр подчеркивает, что никогда не потребляют объект в его потребительной ценности, он всегда предстает в потреблении как знак статусной иерархии, или приближая человека к определенной группе, или отдаляя его от нее. Выбор человека в области потребления только кажется свободным, на деле человек испытывает принуждение к дифференциации. Именно это, по Бодрийяру, объясняет безграничный характер потребления, ведет к тому, что потребительский спрос обгоняет гигантский рост производительности, составляя для производства «резервную армию потребностей», стимулирующих экономический рост.
В данном случае может показаться, что Бодрийяр стоит на точке зрения приоритета социального (взятого в специфическом смысле знакового потребления) в отношении экономического в современных обществах и более того - в отношении развития этих обществ в целом. Некоторые формулировки Бодрийяра можно интерпретировать в этом смысле: например, когда он замечает, что логика дифференциации, от которой зависит производство потребностей, не является составной частью глобального экономического исчисления, а представляет собой автономную переменную общественного развития, определяющую все остальные переменные. И действительно, знаковый характер человеческих отношений, берущий начало в социальной сфере потребления, распространяется, по Бодрийяру, на сферы политики, культуры, экономики.
Но указанная идея об автономном росте потребностей вследствие стремления к статусной дифференциации не исчерпывает концепции Бодрийяра в «Обществе потребления». Он считает, что из всего обилия потребностей, выросших из желания подтвердить свой статус или достичь более высокого социального положения, система производства поощряет и удовлетворяет только адекватные ей потребности. Он пишет: «В системе роста нет, и не может быть независимых потребностей, существуют только потребности роста», потребности расширенного воспроизводства капитала и производительных сил. И если капиталу более выгодно производить ядерное оружие, чем финансировать школы, производство будет ориентироваться на ядерное оружие. Кстати, пример с ядерным оружием напоминает, что не только индивидуальные потребности подчиняются соображениям статуса и престижа, но и государственные расходы, ибо ядерное оружие производится в настоящее время не столько с целью его реального использования, сколько с целью укрепления государственного престижа в мировом сообществе. Но этот пример напоминает также, что, ведя в своей книге речь исключительно об индивидуальном потреблении, о его статусности и знаковости, Бодрийяр не уделяет достаточного внимания в анализируемой работе громадной области стимулов к производству, исходящих из государственной сферы и от самой экономики.
Важно подчеркнуть его интересную мысль, которую он развил в своей политической экономии знака, а именно, что связь производства и потребления в современных развитых обществах выражается, с одной стороны, в отборе из арсенала потребностей тех, которые наиболее важны для роста производства, а с другой стороны, в обретении производством и трудом знакового характера. Аналогичную мысль выразил на свой лад Элюль в работе «Технологический блеф», когда он доказывал, что многие производственные расходы давно уже не связаны с подсчетами экономической рентабельности, а представляют собой гигантский нарост в экономике, служащий реально лишь поддержанию мифа о росте.
Изложенные увлекательно и с блеском, мысли Бодрийяра о промышленном росте, о повседневности и потреблении, о равенстве и неравенстве в развитых индустриальных обществах еще только подводят к его главной идее насчет роли «знака» в названных обществах. Знак в его толковании имеет разные аспекты, но в любом случае это объект потребления, объект-знак. Он выступает как знак счастья (люди ищут счастья в обладании объектами), или как знак престижа, обладающий различительной ценностью, или, наконец, как знак реальности. Последнее для Бодрийяра особенно важно и связано с его размышлениями о влиянии на людей информационных образов. Но во всех случаях знак заменяет собой реальность: реальную жизнь, реальные отношения. Объекты вытесняют из жизни человека других людей, а сам он исчезает как субъект, превращаясь в человека-объект, который, подобно вещи, выполняя определенную функцию, фигурирует в межчеловеческих отношениях. Знаковое потребление охватывает всю жизнь людей, начиная от потребления вещей и до потребления среды человеческой жизни, куда входят труд, досуг, культура, социальная сфера, природа. Все названное входит в человеческую жизнь в виде потребляемых знаков, «симулякров», превращая всю ее в симуляцию, в манипуляцию знаками. Знак, «симулякр», как бы помогает человеку овладеть реальностью, но одновременно он уничтожает реальное, заменяя его собой.
Бодрийяр раскрывает перед читателями удивительный мир, в котором рухнули социальные, политические, идеологические связи и в котором их место занимает знаковое потребление, и оно же выполняет функцию их интеграции. Идея разрушения общественных связей в силу безразличия масс к любому рациональному проекту, к любой идеологии с большой силой выражена Бодрийяром в работах 1980-х годов, появившихся в связи с приходом к власти во Франции социалистов. Но мысль эта уже содержалась и в первых работах Бодрийяра; он вообще удивительно последователен в своих концепциях, центрированных на идее знака. В «Обществе потребления» он развивает мысль о том, что вопреки видимости, создаваемой идеологиями, людей в развитых обществах связывают не демократические, эгалитаристекие ценности, не вера в верховенство нации и права личности, а потребление, которое обеспечивает дифференциацию людей и их сходство, заданное определенными потребительскими моделями. Социологи обычно говорят о двух как бы различных наклонностях людей: об их склонности к отличию и склонности к адаптации в отношении общественных структур, проявляющихся в той или иной ситуации. Бодрийяр говорит о едином и всеохватывающем процессе дифференциации людей с помощью объектов потребления. Указанная дифференциация как бы заменяет собой реальные противоречия общественной жизни, ведет к их рассасыванию и тем самым к исключению из общественной жизни взрывчатых ситуаций. Здесь корни интеграционного эффекта потребления: вступив в состязательную конкуренцию на уровне потребления, человек принимает правила общественной игры. В этом смысле интегрировать общество не значит установить равенство взамен существующих противоречий; это значит сделать так, чтобы вместо противоречий появилось различие в стиле потребления: «Решение социального противоречия состоит не в уравнивании, а в дифференциации». Именно таким образом, производя многоаспектную дифференциацию, потребление может заменить собой социально-политические и идеологические механизмы и осуществить интеграцию всего общества.
Но подобную интеграцию вряд ли можно считать прочной; не может быть стабильности в обществе, где реальные личности исчезли, уступив место персонализованным индивидам, каждый из которых - модус на пересечении индустриально произведенных различий, где вместо реальных интересов и страстей повсюду наблюдается лишь игровая деятельность с объектами, где люди манипулируют объектами-знаками, не испытывая при этом ничего, кроме простого любопытства. Такое общество вызывает у Бодрийяра сильное предчувствие катастрофы; так было в 1970-е годы, так будет и в 1980-е годы XX века, когда Бодрийяр обвинит массы в том, что они все превращают в «зрелище», так что политика стала «спектаклем», политики - актерами, а народ - публикой на политическом представлении. В 1970-е годы он понимал, что общество «спектакля» не может быть устойчивым.
Отмечалось, что потребление включает в свою сферу все: не только вещи, но и отношения, историю, природу, даже науку и культуру. И во всех случаях феномены, попавшие в сферу потребления, приобретают свойства потребляемой вещи: они служат знаками престижа и средствами иерархии, они испытывают на себе цикл моды, представляют собой, например, не науку, а знак науки, не культуру, а знак культуры и т. п.
Бодрийяр приводит пример частой в наши дни профессиональной переподготовки и доказывает, что только отчасти она диктуется прогрессом знаний; в ней явственно проступает и другой потребительский аспект: она удовлетворяет потребность быть «в курсе», чтобы достичь успеха в профессиональной деятельности, она подчиняется своеобразным велениям моды в области знаний. Как пишет Бодрийяр, «ценности науки, техники, квалификации и компетенции отступают перед переподготовкой, то есть перед давлением мобильности, статуса и профиля карьеры».
Та же потребность быть в «курсе», следовать моде в интересах статусной конкуренции управляет сегодня отношением к культуре. Последняя в таком случае «составляет абсолютную противоположность культуре», понятой как наследие трудов, мыслей, традиций, как особое измерение теоретического и критического размышления. Дело не в том, что, став объектом потребления многих, культура приобретает какое-то специфическое содержание, что она «вульгаризируется». Дело в том, что она становится «эфемерным знаком» и производится, как и все материальные блага, с определенной цикличностью и с заранее предусмотренной целью последующей переработки; произведения культуры подчинены определенной системе «следования, чередования, комбинаторной модуляции, каковой подвержены и длина юбок или телевизионные передачи».
Превращение культуры в объект потребления Бодрийяр доказывает на примере поп-арта, деятели которого ставят целью создавать произведения, которые бы могли интегрироваться в мир объектов потребления. Их честолюбие заключается в том, чтобы уничтожить дистанцию между миром искусства и миром объектов, низвести произведения искусства на уровень объектов потребления, примирить объект живописи и живопись-объект, хотя, как замечает Бодрийяр, им не вполне удается порвать связь с традиционным искусством и с процессом творческого преобразования действительности.
Самое существенное в бодрийяровской трактовке знака раскрывается в ходе анализа им тех образов действительности, которые создают средства массовой информации (радио, телевидение, реклама и т. п.). Вернее, не образов, ибо понятие «образ действительности» еще содержит идею о том, что массмедиа пытаются представить действительность в ее сущности, в ее «истинности». Но они, по Бодрийяру, дают не «образ» действительности, а ее «знак», нагруженный совсем другими коннотациями, не выражаемыми понятиями «смысла», «истины» и т. д. И первая из этих коннотаций - ощущение чередования, следования между информацией о событиях и рекламой, которое уравнивает между собой значимость информации и рекламы. У них один статус в эфире, только реклама дает знак товара, а информация предлагает знак действительности.
Примерно то же происходит, когда взгляд человека, перебегая с одних товаров, предлагаемых уличными торговцами, на другие, вдруг натыкается на нищего, который в этом ряду воспринимается тоже как продавец своего товара - своего увечья, убожества. Но так же как реклама не истинна и не ложна, находится по ту сторону истины и лжи, создавая просто запоминающийся знак вещи, так и передаваемая информация не истинна и не ложна, она имеет другой статус, дает зрелище, а не событие, знак, а не отражение реальности. Выработка зрелищности несет отпечаток технического устройства информационного средства, то есть «медиума». С помощью средств информации мы вступаем в мир псевдособытий, псевдоистории, псевдокультуры. Фальсифицируются события, само содержание посланий.
Говоря о рекламе, Бодрийяр затрагивает темы культа тела и сексуального освобождения. Проявления культа тела он отмечает, например, в шумной пропаганде спорта, в постоянной рекламе косметической продукции и средств ухода за телом, в мании здоровья, сопровождающейся неслыханным ростом использования лекарств и различных медицинских услуг. Культ тела свидетельствует о том, что оно в наше время заняло место души. В результате, делает вывод Бодрийяр, трансцендентное исчезло из мироощущения современного человека, уступив место абсолютной имманентности объектов потребления, самым прекрасным из которых является наше тело. Причем культ тела относится не к реальному телу; в рекламе и прочих СМИ мы имеем дело с телом-фетишем, телом-товаром, человека приглашают ухаживать за своим телом, так как его красота, стройность, ухоженность составляют знак престижа, орудие в статусной конкуренции. В этом же духе Бодрийяр рассматривает навязчивость сексуальной темы в СМИ. Повсеместно наблюдаемое сексуальное неистовство показывает, что настоящая сексуальность, как и реальное тело, исчезла, она заменена знаком тела и пустой, знаковой сексуальностью. Безудержная эксплуатация женского тела в рекламе, в фильмах свидетельствует о том, что реальная женщина оттеснена, забыта, что реальная эмансипация женщин не произошла, она заменена массмедийной профанацией женского тела как знака сексуальности, а это отождествление женщины и секса является показателем ее порабощения.
Бодрийяр задается вопросом: в чем причина чрезвычайного оживления тем тела и секса в современных условиях? Прежде всего, напрашивается ответ, согласно которому тело помогает торговать, красота помогает торговать. Но это, как думает Бодрийяр, не главное; главное же заключается в том, что прославление тела и пропаганда практики ухода за ним служат целям интеграции индивидов в общество потребления. Идеология тела, по его убеждению, предохраняет от разрушения индивидуалистическую систему ценностей и связанные с ней общественные структуры. Однако можно ему возразить, что дело не обстоит так однозначно. В идеологизированных тоталитарных обществах, каким, например, была гитлеровская Германия, культ здорового тела служил для целей производственного и военного использования людей, то есть был включен в систему групповых ценностей. Культ тела оказался в настоящее время включен в систему индивидуалистических ценностей, поскольку тело становится орудием в конкурентной борьбе.
Жесткость, функциональность подхода к телу и человеческим отношениям в обществе потребления (конечно, не реклама является их причиной; она лишь закрепляет тот стиль человеческих отношений, который сложился в мире господства меновой стоимости) порождают протест, тоску по утраченной человеческой теплоте. И общество воспринимает эту потребность и отвечает на нее, насаждая официально отношения общественной заботы (социальные трансферты, услуги, улыбки служащих и т. п.). Повсюду поощряется способность к контактам, умение заслужить одобрение других людей, соответствовать стилю отношений, сложившихся в группе. Большие социальные цели групповой деятельности становятся как бы не важны; на первый план выдвигается умение ладить с другими людьми, точнее, манипулировать ими.
Черты подобного стиля отношений просматривались и в позднем советском обществе. Оно тоже было своеобразным обществом потребления. Официально провозглашаемые большие цели для многих людей обратились в пустые знаки. Люди были погружены в имманентность повседневных отношений. Можно вспомнить и развитое в советские времена престижное потребление (хотя само потребление находилось на гораздо более низком уровне, чем на Западе), настоящая охота велась за модными, особенно западными товарами. Официальные праздники, правительственные и партийные церемонии, отчеты о которых разносили по стране радио и телевидение, газеты, превратились в простые зрелища и знаки верности революционным ценностям, хотя сами эти ценности уже не вызывали живого отклика в душах. Настроение потребительства развивала и сама политика государства, которая ориентировалась на промышленный рост и подавалась пропагандой как основа для улучшения материального благосостояния широких масс (и таковое действительно происходило, хотя, может быть, не в тех масштабах и не на том уровне, которого жаждало население, глядя на Запад).
Бодрийяр не видит сил, способных изменить существующее положение вещей. Он констатирует лишь существование нецеленаправленных форм протеста, связанных с. насилием или ненасильственных; таковы немотивированные преступления, депрессивность (усталость, самоубийства, неврозы), формы коллективного бегства от действительности (наркотики, хиппи). С его точки зрения, общество потребления ориентировано исключительно на «позитивное» удовлетворение желания. Но желание амбивалентно, его удовлетворение оставляет за скобками негативную сторону желания, которое подавляется и, не находя себе применения, кристаллизуется в огромный потенциал тоски. Последний превращается в деструктивную общественную силу, порождающую потрясающие акты немотивированного насилия. Но является ли немотивированный протест насильственным (убийства без видимой цели) или ненасильственным (неврозы), он всегда означает отказ от активизма общества, отказ от общества благосостояния как новой репрессивной системы.
Согласно Бодрийяру, обществами потребления не обязательно являются богатые общества, хотя определенный уровень излишества при этом необходим. Потребительским общество делает изменение отношения к ценностям, распространяющееся отношение к ним как к пустым знакам, чему особенно способствуют радио, телевидение, разные формы рекламы. Общество потребления культивирует у людей особую ментальность с опорой на знаки, с верой, что знаки (вещи-знаки, отношения-знаки, ценности-знаки) помогают обрести счастье, овладеть окружающим миром, тогда как на деле происходит погружение человека в ирреальный мир знаков. В «Обществе потребления» Бодрийяр еще различает до некоторой степени большую жизнь - сферу политики, науки, культуры, - в которой он отмечает присутствие трансцендентного, и маленький мир повседневной жизни, мир замкнутый и всецело имманентный. В более поздних своих работах он распространит знаковость и имманентность на всю сферу общественной жизни и заявит в результате о «конце социального, политического, экономического».
Действительно, можно понять, что общество потребления неустойчиво именно вследствие своей пустоты и жизни среди потребительских миражей. Будет ли оно уничтожено изнутри загнанными внутрь общественными силами или извне - в результате угроз, которые ему несет существование бедных народов или нехватка ресурсов, и будет ли оно вообще уничтожено, покажет будущее. Иллюзорное существование в мире потребления, и тут приходится возразить Бодрийяру, никогда не охватывало полностью всей общественной жизни, а реальные ценности всегда продолжали существовать среди людей, даже будучи оттеснены с переднего плана. Возможно, суровая история, которая, как обнаружится, никуда не исчезала, положит конец жизни среди зрелищ и миражей человека общества потребления.
Текст взят с сайта www.uriel.ru
"МЕЛАНХОЛИЧЕСКИЙ НИЦШЕ"
Интервью Жана Бодрийяра, апрель 2002 года
Журнал "Эксперт"
- Сегодня, спустя более, чем полгода после одиннадцатого сентября, согласитесь ли вы с утверждением, что этими событиями закончилась эпоха постмодерна? И если да, то кто был, по вашему выражению, "провокатором конца"?
Для начала неплохо бы разобраться с термином "постмодернизм", который применяется слишком произвольно. До такой степени произвольно, что я бы назвал это понятие неопознанным теоретическим объектом. Да, современная эпоха - эпоха модерна - переживает драматический период, но можно ли говорить о ее конце? Скорее речь идет об иллюзии конца, о некоей мечте о конце всего - общества, политики, истории. И мы тешим себя этой иллюзией. Модернизм - явление необратимое, а потому четкой линии водораздела между ним и постмодерном, я думаю, нет. Я бы скорее сказал, что модернизм развивается нелинейным образом, что он отражает сам себя, как в зеркале, его развитие как бы ускоряется, принимая иной характер - иногда характер катастрофы. В сущности, эпоха модерна это эпоха кризисов: начиная с девятнадцатого века кризис неизменно сопровождал прогресс и все, что ему сопутствует. В фазе ускорения кризис принимает характер катастрофы, и тут возможны мутации. Может быть, роковая дата одиннадцатое сентября стала некоей критической точкой в развитии виртуальной катастрофичности эпохи модерна. Это одновременно судороги модернизма и приостановка его движения. В любом случае, мы уже не сможем верить в эту эпоху - наше доверие подорвано. Идеальная картинка потускнела: постмодернизм как идеальная фаза модернизма, наверное, окончился. В то же время много говорилось о том, что постмодернизм это конец истории, но после одиннадцатого сентября она продолжается. Мы жили в виртуальном мире - теперь возвращаемся в реальный. Вот с этим я не согласен.
- То есть, на ваш взгляд, система выстояла?
Да, но она утратила свою рациональность, структура ее изменилась, она поражена неким вирусом. Есть явные признаки ее разложения, она вроде функционирует, но как бы умозрительно, спекулятивно. Так иногда бывает с экономикой. Производство, эволюция, прогресс - этого больше нет, есть только умозрительные построения, зыбкие и неустойчивые. Конечно, глобализация, мондиалистское движение, продолжается, но события одиннадцатого сентября, прозвучав сигналом тревоги, все же эту тенденцию притормозили.
- Какова во всем этом роль терроризма? Можно ли говорить о появлении новой исторической силы или это проявление тотального антагонизма?
Есть проблема системы, которая находится в состоянии борьбы со своей собственной, внутренней катастрофой, - она в серьезном кризисе. Система несет в себе что-то самоубийственное, что-то, что идет слишком далеко - за пределы собственного конца. И в этот момент терроризм со своими религиозными, фанатичными мотивациями становится посредником или, точнее, оператором этого внутреннего кризиса системы. В нем находит воплощение возможность крушения системы.
Когда я это говорю, я, конечно, не имею в виду, что терроризм есть порождение системы, что это плод деятельности ЦРУ или что-нибудь в этом роде, - такие разговоры ходили. Конечно нет. Терроризм - это внешняя сила, которая приходит извне принять участие во внутренней драме системы - со своими актерами. Но их действия начинают резонировать с разладом, во власти которого находится система, - в качестве метафоры я употреблял даже слова "самоубийство системы". Здесь, правда, надо признать, что наряду с исламским терроризмом существует и внутренний американский терроризм, я говорю о крайне правых, о военных, о Пентагоне и так далее. Помните события в Оклахоме? Может быть, между этими силами есть некое притяжение, ощущение сообщничества, хотя в реальности быть заодно они не могут.
- Но почему же все-таки мусульмане? Ведь есть же и другие традиционные, мощные цивилизации, живущие своей жизнью, не похожей на жизнь Запада.
Но исламский мир - единственная культура, которая отрицает западную систему ценностей, систему ценностей эпохи модерна. Китайцы, японцы, индусы, по крайней мере сегодня, не противопоставляют себя процессу глобализации. Их культуры не антагонистичны западному мондиализму. Однако нельзя исключать, что по мере развития мондиализма особенности и своеобразие этих цивилизаций начнут ему противоречить. Очаги таких противоречий - лингвистических, религиозных, этнических - мы уже видим довольно часто, они множатся и могут взорвать ситуацию. Но сегодня это ислам. Имеет ли это противостояние религиозную сущность? Не думаю. Вряд ли речь идет о возрождении древнего ислама. Нынешний ислам это тоже продукт глобализации и эпохи модерна. Он умело и агрессивно использует плоды западного прогресса, его техническое совершенство: с технологической точки зрения покушение одиннадцатого сентября - это настоящий перформанс. Это потрясающе.
- То есть ни нового средневековья, ни нового ренессанса ждать не следует?
Я не думаю, что этот ислам - террористический ислам - несет с собой средневековье с его варварством, архаикой. Нет, это современная сила, которая пытается противостоять мондиализму и модернизму в их системе координат - политических, экономических, технологических и прочих. Запад стал доминирующей силой, и это - унижение для других цивилизаций. Я не говорю о примитивных культурах, которые прожили свой век и исчезли с лица земли. Речь идет о древних, мощных, традиционных культурах, которые чувствуют себя оттесненными на задний план: их превращают в маргиналов. В том числе и в самих западных странах. Мы по сути вытеснили все другие системы ценностей. Но самое смешное во всем этом то, что западные ценности таковыми более не являются - мы сами их уничтожили. Наша система к ним равнодушна: она отлажена, высокотехнологична, оперативно функционирует, но о ценностях нет и речи. У мусульман они есть, а у нас - нет.
- Вы говорите о религии?
Я сейчас говорю о моральных, трансцендентных, истинных ценностях. Мы о них рассуждаем, но в реальности их больше нет. Мы движемся с нарастающей скоростью, но не знаем куда.
- Кризис демократии?
Демократия обладает большим запасом возможностей автокоррекции, самоналадки. Но сегодня, похоже, эти возможности истощились. Взять хотя бы систему народного представительства - посмотрите, во что она превратилась в Америке. И у нас, во Франции, не лучше. Это не демократия, это издевательство. Права человека, свобода, демократия - все это превратилось в пародию. И очень мало шансов, что систему можно откорректировать.
У русских философов конца девятнадцатого века есть теория, согласно которой в жизни всякой цивилизации есть три периода: первичная простота, цветущая сложность и вторичное упрощение, которое может принимать форму всеобщего усреднения и объединения. И этот период - последний, это - закат цивилизации. Возможно, Запад вступает как раз в эту стадию своего развития?
Мне эта теория кажется довольно верной. Наша система достигла стадии предельной насыщенности и теперь начинает опошляться - в вашей трактовке это фаза вторичного упрощения: происходит нивелирование ценностей. Это мне напоминает известное высказывание Хайдеггера о том, что падение человека происходило дважды: первый раз - в грех, второй - в банальность. И то, что происходит с модернизмом, это не упадок, это опошление. И это происходит на мировом уровне: все культуры упрощаются, делаются всеобщим достоянием, поскольку идет широкий обмен. Все становится равноценным, эквивалентным, и в этот момент всеобщего упрощения окончательно уходят страсть, идеал. Упадок ли это - не знаю. Скорее речь идет о движении к тотальной банальности.
- Но это очень похоже на деградацию.
Возможно. Как в энцефалограмме: когда пики и провалы вытягиваются в прямую линию - это плохой признак. Если вспомнить теорию катастроф, то я бы сказал, что западная система входит в фазу энтропии, ее энергетика истощается. Но эта негативная тенденция проявляется в форме своей противоположности. Смотрите: глобализация означает, помимо прочего, огромный поток информации, который все нарастает. Чем больше информации, тем интенсивнее процесс обмена ею - вроде бы движемся к абсолютному прогрессу. Но в какой-то момент становится ясно, что, чем больше информации, тем ее в реальности меньше: когда ее слишком много, она перестает восприниматься. В этом парадокс глобализации: передозировка информации приводит к дезинформации, порождая энтропию. И все же энтропия - это не упадок, это другое: это физическая форма нивелирования, обезличивания системы.
Сказанное относится только к западной цивилизации? Ведь другие, пусть и менее развитые, признаков деградации - или энтропии - не демонстрируют.
Согласен. Но Запад сегодня представляет собой модель того, через что придется пройти другим культурам: или ты адаптируешься к глобализации, или исчезаешь. Западная культура - это модель эквивалентности, которая противопоставляет себя всем прочим культурам. Прочие - они своеобразные, оригинальные, они не эквивалентны друг другу, и обмен между ними не происходит. А в западной цивилизации все смешалось, все универсально и индифферентно, своеобразия и оригинальности больше нет. Всем остальным предлагается встроиться в схему западной эквивалентности и здесь - по аналогии с теорией катастроф - можно уже говорить о теории хаоса. С появлением первоначального элемента процесс идет с ускорением, последствия теряют нормальные пропорции, рациональный порядок вещей уходит, нормальные причинно-следственные связи утрачиваются. Словом, хаос.
И какие же перспективы у белой расы?
Не знаю, я не прорицатель. Раньше, когда мир был проще, можно было что-то предсказать, предвидеть. Сегодня будущее непредсказуемо, ход событий приобрел хаотичный, случайный характер. И тот, кто вам скажет: я знаю, что будет, - это шарлатан.
- Может быть, свобода все-таки слишком тяжелое бремя для человека? К тому же она порождает агрессию - отсюда и описанное вами отношение к другим цивилизациями со стороны Запада. Возможно, именно это и породило его сегодняшние проблемы?
В просвещенном обществе свобода - это благо, это великое завоевание человека. Кроме того, это норма: вспомним Руссо, который утверждал, что доброта и свобода суть естественное состояние человека. Но, похоже, со свободой происходит то же, что и с информацией: в умеренном количестве это благо, в избыточном - зло. Наступает эффект пресыщения: количество свободы нарастает и параллельно растет тоска, тревога. Когда ты несвободен, единственное твое стремление - освободиться: свобода представляется идеалом. Но когда ты свободен, ты начинаешь задавать себе массу вопросов и в душе твоей поселяются тревога и ужас. Кроме того, следует различать свободу и освобождение - это разные вещи. Свобода это идеал, и взаимоотношения субъекта со своей личной свободой это вопрос философии, морали. В любом случае свобода - это хорошо. Другое дело освобождение: безусловное освобождение всего и вся быстро приводит проблему к ее критической точке. Освобождаются силы добра, но одновременно освобождаются и силы зла, и с этой точки зрения освобождение - акт безнравственный. Тем более что зачастую силы зла оказываются активнее, чем их оппоненты. Потом начинается эта, если можно так выразиться, гонка преследования, довольно быстро наступает кризис, когда становится непонятно, что же делать с этой свободой.
Здесь есть проблема, что очень хорошо видно на примере представительной демократии. На низовом уровне это право избирать и быть представленным - вроде бы благо безусловное. Но мы же видим, что все больше и больше людей не хотят им пользоваться - они разочарованы. Кроме того, тотальное освобождение подкрепляется постоянно растущими техническими возможностями, которые парадоксальным образом нас не раскрепощают, а сковывают все сильнее и сильнее, мы снова становимся рабами - средств массовой информации, например. В каком-то смысле объект начинает доминировать над субъектом, подрывая наше доверие к окружающему. Да, безусловно, свобода - это идеал, трансцендентная, непреходящая ценность. Но вот она здесь - и что же?
- В своей статье о событиях одиннадцатого сентября вы написали: они это сделали, но мы этого хотели. Что вы имели в виду?
Здесь тоже есть некий парадокс. Наша воля не всегда рациональна, есть в ней нечто темное, смутное. Человек хочет прогресса, добра, свободы - это светлая, открытая часть его сознания. Но есть ведь и смутные желания - дойти до крайнего предела вещей, вытолкнуть их за некую грань. Понять, как далеко можно пойти, поприсутствовать при конце, при исчезновении. Ведь это же великий спектакль, согласитесь! Исчезновение - это же целое искусство, здесь очень велика эстетическая составляющая. И в общественном сознании, видимо, есть это желание представить себе окончательную катастрофу. Картина атаки одиннадцатого сентября была для нас откровением, и многие наверняка сказали себе: черт возьми, это красиво! Это настоящий шедевр! Здесь я шучу, конечно, потому что шедевр - это уже искусство, а искусство - вещь все же более рациональная. И здесь, разумеется, речь не идет и об импульсе смерти - это уже психопатология: все мы извращенцы, но не до такой степени. Хотя в нас намешано много всякого, в том числе и то странное влечение, которое мы испытываем к зрелищу конца.
- Что же все-таки движет историю - добро или зло?
Еще в восемнадцатом веке голландский прозаик и философ Бернард де Мандевиль в одной из своих басен выдвинул теорию, согласно которой общество развивается исключительно благодаря своим порокам. Например, коррупция была им представлена как одна из главных движущих сил прогресса. Выходит, что к добру человек испытывает всего лишь стремление, а к пороку - тягу, которую можно сравнить с сексуальным чувством. Это нечто подсознательное и могучее (смеется). В иные моменты эти обе силы находятся в равновесии, но чаще зло оказывается сильнее. Меня интересовал вопрос синхронного развития этих двух начал. С точки зрения морали мы полагаем, что, чем больше в мире добра, тем меньше зла. Но это заблуждение, на самом деле, чем больше добра, тем больше и зла. Это даже не противоречие, это проблема, и проблема практически неразрешимая. Более того: если уничтожить все зло, то исчезнет и добро. А ведь уничтожение зла - болезней, несчастий, смерти - это как раз задача, которую ставит перед собой человеческая цивилизация. На самом же деле, уничтожая зло, мы уничтожаем ту энергию, за счет которой развиваемся. Мне кажется, что там, где нет ни добра ни зла, там - ад.
- Так возможно все-таки синхронное развитие этих начал?
В идеально задуманной, сбалансированной модели универсума они должны уравновешивать друг друга. Некоторые примитивные культуры научились символически нейтрализовывать дурную энергию зла через определенные ритуалы - например, через жертвоприношение. И борясь таким образом со злом, они ведут себя честнее, поскольку признают его существование. Мы же не желаем принять зло как очевидность. Прекрасный пример тому дают американцы: они просто не могут представить себе зло - его для них не существует. И когда в один прекрасный момент оно является им во всей своей красе, как это случилось одиннадцатого сентября, они приходят в полный ужас. Принять существование зла можно, только согласившись с существованием "другого", ощутив его "самость". Вот американцы к этому абсолютно не способны. Они представляют себя наедине с Богом, и "другие" для них просто не существуют. А если все же появляется "другой", то он глуп, он варвар, психопат, он животное и так далее. То есть он - воплощенное зло, которое надо немедленно уничтожить.
- Вы говорите, что американцы ощущают себя наедине с Богом. На самом деле существует мнение, что общение с Богом для западного общества давно выхолощено и превратилось в чистую формальность.
Да, свой символический, сакральный смысл церковь потеряла. Она стабильно функционирует как общественный институт, как объединяющая социальная сила, если угодно, но вдохновение из нее ушло. Секуляризация, как и повсюду. Но это случилось не вчера: тенденция проявилась несколько веков назад, в момент открытия испанцами Америки. На новом континенте они встретили индейцев, чья религиозность была гораздо более интенсивной, чем религиозность испанцев: у последних на уме уже были деньги, завоевания и все такое прочее. И именно поэтому индейцы подлежали уничтожению, так как мир, утративший свои ценности, всегда ревниво относится к другим мирам, у которых эти ценности есть. Когда своих ценностей не осталось, надо разрушать чужие. Так что Запад был истинно христианским лишь в средние века, а с шестнадцатого века религиозные ценности стали утрачиваться. Тогда же начинается и эпоха завоеваний, поскольку равнодушие дает силу для экспансии, религиозный же мир замкнут и герметичен. И с этих пор все ценности, которые сопротивлялись завоеванию и были несовместимы с западными, подлежали уничтожению. Парадоксальным образом в этом постепенном исчезновении чужих ценностей, особенно христианских, был и положительный аспект - построение светского, рационального общества. То есть западное общество взросло на этом поглощении. И сегодня это ударило по нему бумерангом.
- Это поглощение и есть глобализация. Или, как утверждала русская философская мысль, вторичное упрощение и объединение. То есть закат цивилизации.
На мой взгляд, глобализация ведет мир все к большей дискриминации. Будет класс привилегированных - в основном из белой расы, хотя он может включать и представителей других культур. То есть будут хозяева создающейся сети - денег, информации, технологий - и будут изгои, которых абсолютное большинство. Иными словами, глобализация это отход от демократии, и неравенство будет нарастать по мере обострения демографических проблем. До сих пор мы имели дело с традиционными противоречиями - слаборазвитые страны, третий мир и так далее. Эти противоречия разрешались через мировые кризисы. Сегодня они остаются, но появляются и новые. Если эволюция продолжится в том же направлении, что и сейчас, то Африка, например, превратится в хранилище людских резервов, только их трудно будет отнести к человеческому роду. С другой стороны мы получим суперклон белой расы, очень продвинутый в развитии и располагающий современнейшим технологическим инструментарием, властью и деньгами. И если прежние противоречия выливались в кризисы, то нынешняя ситуация в перспективе создает идеальные условия для мировой революции. А как иначе обитатели будущего всемирного гетто смогут оспорить огромные привилегии абсолютного меньшинства населения? Хочу надеяться, что этого не случится, хотя я не вижу силы, способной сломать все более отчетливую линию демаркации между хозяевами и изгоями.
- Может ли такой силой стать терроризм?
Да, сама ситуация становится террористической. Должен быть взрыв, но это будет не политический или военный кризис, это будет взрыв терроризма. Здесь уместно вспомнить прекрасную новеллу Борхеса. Некая империя поработила все соседние народы и приговорила их оставаться по ту сторону зеркала. Так, что рабы должны были походить на своих хозяев, быть их отражением. То есть фактически перестать существовать, попав в ситуацию полной дискриминации. Однако с течением времени народы в зеркале начали терять сходство с хозяевами, вновь обретать свои собственные черты, и в какой-то момент, пишет Борхес, они перейдут на ту сторону зеркала и там победят. И это будет мегасобытие, перед которым померкнет даже одиннадцатое сентября.
Беседовала Наталья Архангельская
Жан Бодрийяр скончался 6 марта 2007 года в Париже.
20 июня 1929 года – 6 марта 2007 года | | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Russia Соловьев Владимир Сергеевич
Русский философ, богослов, поэт и публицист
ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЕВА
Вл. Соловьев — это крупнейшая фигура русской философии, публицистики и поэзии второй половины XIX века. Он еще очень мало изучен в нашей науке, а его изучение представляет огромные трудности ввиду чрезвычайной сложности и многогранности его творческой натуры. Первое и основное, что бросается в глаза при изучении Вл. Соловьева, — большое духовное беспокойство, заставляющее его болезненно чувствовать шаткость и обреченность старого мира. Он предчувствовал наступление мировых событий катастрофического характера; и это предчувствие было у него настолько глубоко и не выразимо обычным прозаическим языком, что он в конце концов заговорил в пророческих тонах и стал изображать наступление конца истории в духе чистейшей мифологии. Поэтому, хотя Владимир Соловьев и является для нас в первую очередь предметом академического изучения, тем не менее его жизнь и творчество волнуют современного читатели уже далеко нс просто в академическом смысле, но и в смысле переживания конца одних исторических периодов и наступления новых, еще небывалых времен.
Владимир Сергеевич Соловьев родился в Москве 16 января 1853 года (28 января по новому стилю), в семье крупнейшего русского историка Сергея Михайловича Соловьева. Обстановка ранних лет Владимира Соловьева сложилась весьма благоприятно для его последующего духовного развития. Отец Владимира Соловьева отличался строгостью нрава, необычайной систематичностью в своих исторических занятиях, в силу чего он почти каждый год издавал по одному тому своей "Истории России с древнейших времен» (1851 -1879), и таких томов он издал двадцать девять. В его семье все было подчинено строгим правилам, которые и обеспечивали для С.М.Соловьева его необычайную научную продуктивность в течение всей жизни. Его «История России» современными историками расценивается весьма высоко. В молодости он слушал Ф. Гизо и Ж. Мишле, исторический процесс понимал весьма органически, сделал большой вклад в историю развития русской государственности, был настроен прогрессивно и либерально, имел среди своих учеников таких, как В. О. Ключевский. Небезразлично также и то обстоятельство, что мать Вл. Соловьева, Поликсена Владимировна, происходя из украинско-польского рода, имела своим предком замечательного мыслителя XVIII века Григория Саввича Сковороду (1722—1794).
Средние образование Владимир Соловьев получил в московской 5-й гимназии, в которую поступил в 1864 году, а высшее образование — в Московском университете, в который поступил в 1869 году и окончил в 1873 году. Необычайно одаренная натура Владимира Соловьева и его постоянные и, можно сказать, страстные поиски высших истин сказались уже в ранние годы его жизни. Всем известно, что Вл. Соловьев очень рано начал читать славянофилов и крупнейших немецких идеалистов. Однако мало кто знает, что в последние годы гимназии и в первые годы университета Владимир Соловьев зачитывался тогдашними вульгарными материалистами и даже пережил весьма острую материалистическую направленность, заставившую его перестать ходить в церковь, а однажды даже и выкинуть иконы из окна своей комнаты, что вызвало необычайный гнев у его постоянно добродушного отца. Хотя, вообще говоря, С.М.Соловьев был настроен достаточно либерально, чтобы насильственно внедрять религию в своих детей. К чтению Владимиром Соловьевым тогдашней вольнодумной литературы он относился вполне спокойно, считая это болезнью роста своего сына. Что же касается значительного либерализма в семье С.М.Соловьева, то об этом достаточно говорит, например, такой факт, как возмущение и отца и сына по поводу известия в 1864 году о ссылке Чернышевского на каторгу. 11-летний Владимир Соловьев уже тогда счел это большой несправедливостью в отношении уважаемого писателя и философа. Факт этот ярко свидетельствует о том, насколько ярко и глубоко и насколько давно, почти в детстве, залегали корни соловьевского либерализма, принесшие в дальнейшем весьма значительные плоды.
Вероятно, не без влияния материализма Владимир Соловьев поступил сначала на физико-математический факультет, где преподавались не только математика и физика (их он никогда не любил), но и все естественные науки. Владимир Соловьев увлекался в те годы биологией, а из биологии больше всего зоологией и ботаникой. Но достаточно было ему только провалиться на каким-то экзамене на II курсе физико-математичсского факультета, чтобы он тут же перешел на историко-филологический факультет того же университета и с еще большим рвением приступил к изучению чисто философских наук.
О том, с какой страстностью Владимир Соловьев стал овладевать философией и знакомиться с такими прежними властителями умов, как Хомяков, Шеллинг и Гегель (впрочем, не без интереса к Канту и Фихте), об этом свидетельствует тот, например, факт, что уже в течение первого года по окончании университета он написал магистерскую диссертацию, которую и защитил в 1874 году.
Между прочим, имеются некоторые сведения о пребывании Владимира Соловьева в Московской духовной академии в качестве вольнослушателя в промежутке между окончанием университета и защитой магистерской диссертации. Хотя Владимир Соловьев в течение этого года и проживал в Сергиевом Посаде (теперешнем Загорске), где помещалась Московская духовная академия, но из свидетельств бывших его однокашников по учебному году видно, что лекции Владимир Соловьев почти не посещал, со студентами Академии знакомств не заводил, жил в предоставленной ему комнате крайне уединенно, к окружающим относился достаточно свысока, и по всему видно, что серьезного влияния Духовная академия на него не оказала. И не трудно догадаться почему. Владимир Соловьев потратил этот год на подготовку к магистерскому диспуту, был слишком углублен в создание собственных философских и богословских концепций, чтобы чему-нибудь существенному поучиться у тогдашних профессоров Академии, проводивших, конечно, традиционную официальную богословскую линию, далекую от его уже тогда создававшейся сложной философской системы.
Написание и защиту диссертации 21-летним молодым человеком надо считать чем-то удивительным и поразительным даже для тех времен, когда диссертации хотя и содержали всего несколько десятков страниц и почти не имели научного аппарата, но зато должны были опираться на твердо обоснованную собственную теорию. Эта работа молодого Соловьева ярко свидетельствует о необычайном напоре, а также о простоте и ясности его философского мышления, о его убедительности и очевидности, соперничавших с его глубиной и широтой исторического горизонта.
В июне 1876 года Владимир Соловьев приступил к преподаванию в университете, но из за профессорской склоки в марте 1877 года покинул Москву и перевелся в Петербург. Там он стал членом Ученого комитета при Министерстве народного просвещения и одновременно преподавал в университете, где в 1880 году защитил докторскую диссертацию. Но игравший в Петербургском университете основную роль М.И.Владиславлев, который раньше столь положительно оценил магистерскую диссертацию Владимира Соловьева, стал теперь относиться к нему довольно холодно, так что Владимир Соловьев оставался на должности доцента, но не профессора.
В 1881 году преподавательская деятельность Владимира Соловьева навсегда закончилась после прочтения им публичной лекции 28 марта 1881 года, в которой он призывал помиловать убийц Александра II. Поступок Владимира Соловьева был продиктован наивным, искренним и вполне честным его убеждением в необходимости христианского всепрощения.
Прочтение этой лекции, текст которой не сохранился, обычно считают причиной ухода Вл. Солольева из университета. Однако ради соблюдения исторической точности необходимо сказать, что в несколько более ранней публичной лекции, от 13 марта того же года, Владимир Соловьев энергично протестовал против всякого революционного насилия. После прочтения лекции от 28 марта петербургский градоначальник хотел сурово наказать Владимира Соловьева. Министр внутренних дел - М.Т.Лорис-Меликов написал Александру III докладную закиску, в которой указывал на нецелесообразность наказания Владимира Соловьева ввиду его всем известной глубокий религиозности и ввиду того, что он сын крупнейшего русского историка, бывшего ректора Московского университета С.М.Соловьева. Александр III счел Владимира Соловьева «чистейшим психопатом», удивляясь, откуда у "милейшего" его отца, С.М.Соловьева, такой сын, которого К.П.Победоносцев именовал "безумным". И дело осталось без серьезных последствий.
Все же из университета Владимиру Соловьеву пришлось уйти, хотя его никто не увольнял. Да и ушел он, как можно думать, не столько из-за шумихи по поводу его лекции, сколько потому, что весьма не любил преподавание с его принудительными моментами вроде лекционных программ, расписания лекций, студенческих экзаменов, ученых советов, отчетов и т. д. Несмотря на обширные философские знании и редкую научную выучку, Владимир Соловьев чувствовал, что в его жилах билась кровь проповедника, публициста и вообще оратора, литературного критика, поэта, иной раз даже какого-то пророка и визионера и вообще человека, преданного изысканным духовным интересам. Быть профессором было для него просто скучно. На этих свободных от казенных форм путях деятельности Владимир Соловьев целиком отдается написанию произведений чисто церковного характера, которые уже были подготовлены его философско-теоретическими раздумьями. Он задумывает трехтомный труд в защиту католицизма, но но разным причинам цензурного и технического характера вместо этих запланированных трех томов вышла в 1886 году работа "История и будущность теократии", а в 1889 году, уже на французском языке, в Париже, "Россия и вселенская церковь". В связи с этим в области богословия у Владимира Соловьева появилось много врагов и неприятностей, вплоть до запрещения ему печатать труды на церковные темы. Но опять-таки и здесь Владимир Соловьев нашел для себя выход. Глубокий ум и широкая натура философа обеспечили ему работу не менее интересную, чем богословие, а именно работу литературно-критическую и эстетическую. Впрочем, в последние годы своей жизни и особенно с 1895 года он возвращается к философии.
Владимир Соловьев был "бездомный" человек, без семьи, без определенных занятий. Человек он был экспансивный, восторженный, порывистый и, как мы сказали выше, живал большей частью в имениях своих друзей или за границей. К концу 90-х годов здоровье его стало заметно ухудшаться, он стал чувствовать неимоверную физическую слабость. Будучи в Москве летом 1900 года, он принужден был в июле приехать в подмосковное имение Узкое, принадлежавшее тогда князю Петру Николаевичу Трубецкому, в котором жили также друзья Владимира Соловьева, известные московские профессора Сергей Николаевич и Евгений Николаевич Трубецкие. Кончина Владимира Соловьева произошла в этом имении Трубецких 31 июля (13 августа по новому стилю) 1900 года вследствие артериосклероза, болезни почек и общего истощения организма. Похоронен он был на Новодевичьем кладбище, вблизи могилы его отца.
Так безвременно оборвалась жизнь человека, которому едва было 47 лет и который отличался небывалой силой философской мысли, небывалым владением мировой философией и напряженной духовной жизнью.
Самым же интересным фактом биографии Владимира Соловьева является то, что почти всеми забыто или, быть может, намеренно замалчивается. Это — избрание Владимира Соловьева 8 января 1900 года почетным академиком Академии наук по разряду изящной словесности Отделения русского языка и словесности. Правда, это избрание слишком запоздало, поскольку Владимир Соловьев скончался через полгода после этого. Тем не менее, подобное высокое избрание, несомненно, свидетельствует о примирении официальной России с Владимиром Соловьевым, что, конечно, не разрешает, а, может быть, только углубляет те трудности в понимании церковно-политического мировоззрения философа.
А.Ф. Лосев
PЫЦAPЬ-MOHAX
Oднo вocпoминaниe для мeня нeизглaдимo. Лeт двeнaдцaть нaзaд, в бecцвeтный пeтepбypгcкий дeнь, я пpoвoжaл гpoб yмepшeй. Пepeдo мнoй шeл бoлыuoгo pocтa xyдoй чeлoвeк в cтapeнькoй шyбe, c нeпoкpытoй гoлoвoй. Пepeпapxивaл peдкий cнeг, нo вce былo oднoцвeтнo и бeлecoвaтo, кaк бывaeт тoлькo в Пeтepбypгe, a cнeг мoжнo былo видeть тoлькo нa фoнe идyщeй впepeди фигypы; нa бypoм вopoтникe шyбы лeжaли длинныe cepocтaльныe пpяди вoлoc. Фигypa кaзaлacь cилyэтoм, дo тoгo oнa былa жyткo нe пoxoжa нa oкpyжaющee. Pядoм co мнoй гeнepaл cкaзaл coceдкe: «Знaeтe, ктo этa дyбинa? Bлaдимиp Coлoвьeв». Дeйcтвитeльнo, шecтвиe этoгo чeлoвeкa кaзaлocь диким cpeди кyчки oбыкнoвeнныx людeй, тpycившиx зa кoлecницeй. Чepeз нecкoлькo минyт я пoднял глaзa: чeлoвeкa yжe нe былo; oн иcчeз кaк-тo нeзaмeтнo — и шecтвиe пpeвpaтилocь в oбыкнoвeннyю пoxopoннyю пpoцeccию.
Hи дo, ни пocлe этoгo дня я нe видaл Bл. Coлoвьeвa; нo чepeз вce, чтo я o нeм читaл и cлышaл впocлeдcтвии, и нaд вceм, чтo иcпытaл в cвязи c ним, пpoxoдилo этo cтpaннoe видeниe. Bo взглядe Coлoвьeвa, кoтopый oн cлyчaйнo ocтaнoвил нa мнe в тoт дeнь, былa бeздoннaя cинeвa: пoлнaя oтpeшeннocть и гoтoвнocть coвepшить пocлeдний шaг; тo был yжe чиcтый дyx: тoчнo нe живoй чeлoвeк, a изoбpaжeниe: oчepк, cимвoл, чepтeж. Oдинoкий cтpaнник шecтвoвaл пo yлицe гopoдa пpизpaкoв в чac пeтepбypгcкoгo дня, пoxoжий нa вce ocтaльныe пeтepбypгcкиe чacы и дни. Oн мeдлeннo cтyпaл зa нeизвecтным гpoбoм в нeизвecтнyю дaль, нe вeдaя пpocтpaнcтв и вpeмeн.
B тo вpeмя oкoлo Coлoвьeвa шyмeлa yжe нacтoящaя cлaвa, нe тoлькo pyccкaя, нo и eвpoпeйcкaя. Cлaвa дoлeтaлa дo Пeтepбypгa, кaк вceгдa, в видe вoлны гpязныx лaкeйcкиx cплeтeн и кaкoй-тo ocoбoй нeнaвиcти. B тo вpeмя в нeкoтopыx кpyгax имeни Coлoвьeвa нe мoгли cлышaть paвнoдyшнo; тo был cинoним oпacнoгo и вpeднoгo чyдaкa. Koгдa cпycтя нeкoтopoe вpeмя oн пpopoчecтвoвaл o пaнмoнгoлизмe в зaлe гopoдcкoй Дyмы, oдин извecтный миcтик cчeл ocтpoyмным yпacть co cтyлa. Bпpoчeм, и этo былo eщe бeзoбидным глyмлeниeм pядoм c тoй нeнaвиcтью, c кoтopoй cpeднee пeтepбypгcкoe oбщecтвo кaк бы выпиpaлo eгo из жизни, oкoнчaтeльнo вoзмyтившиcь нeпpиличиeм eгo пoвeдeния. Oн жe пpoxoдил тoгдa yжe в oчeвиднoм для зpячиx uнoм oбpaзe, вpeзaяcь в cepдцa cвoим ocтpым, чeтким, нeчeлoвeчecким cилyэтoм. B этo пocлeднee тpexлeтиe cвoeй зeмнoй жизни oн, кaжeтcя, oпpeдeлeннo знaл пpo ceбя пoлoжeнныe eмy cpoки; к внeшнeмy oбaянию и блecкy пpибaвилocь нeчтo, чтo eгo oзapялo и cтepeглo. Иcпoлнялcя дpeвний зaкoн, пo кoтopoмy мyдpaя, xoтя бы и oбeccилeннaя пaдeниями и измeнaми жизнь — cтapocти вoзвpaщaeт юнocть. Издaли cвeтящaяcя тoчкa этoй юнocти, кaк anamnhiV, кaк вocпoминaниe o cтpaнe, из кoтopoй пpибыл, кoтopyю зaбывaл в пycтынe жизни,— знaмeнyeт близocть cмыкaния кpyгa, близocть кoнцa, нo нe гибeли, ycпeния, нo нe cмepти. Зpeлыe дeлoвыe люди yвaжaют cмepть и гoтoвы выpaзить cвoe coжaлeниe o гибeли; нo ycпeниe и кoнeц нeнaвиcтны им, пoтoмy чтo oни ocвeщaют вcю жизнь иным cвeтoм, в кoтopoм зeмныe дeлa cтaнoвятcя пoдoзpитeльны. Mнoгиe гoтoвы cтo paз твepдить oднo и тo жe o гeниaльнocти «Boйны и миpa», тoлькo бы зaмoлчaть ycпeниe и кoнeц caмoгo Toлcтoгo.
Hичeгo нoвoгo в этoм, кoнeчнo, нeт. Boзpaжaют нa этo, oбыкнoвeннo, чтo нeльзя зaпoдoзpивaть кaкиe бы тo ни былo дeлa, кoгдa дeл вooбщe cлишкoм мaлo. Этo — вoзpaжeниe oт cлaбocти, нo нe oт cилы. Bл. Coлoвьeв пoиcтинe дeлaл вeликиe дeлa в тo вpeмя, кoгдa кaзaлcя дeлoвым людям бeздeльникoм. Этo и вызвaлo нeнaвиcть. Heнaвиcть, кaк вceгдa, вызывaлa пoклoнeниe. Зa шyмoм нeнaвиcти и пoклoнeния нe cлышны были дpyгиe гoлoca, тoй и дpугoмy oдинaкoвo чyждыe. Toгдa шyмнo низвepгaли живoгo Coлoвьeвa и шyмнo идoлoпoклoнcтвoвaли пepeд живым. Пpoшлo дecять лeт, и oбoзнaчилcя нoвый вeк. Heyжeли и ceгoдня мы бyдeм идoлoпoклoнcтвoвaть пepeд ycoпшим, шyмнo зaбывaя тo, чтo cтoялo зa ним?
Ecть жyткoe в юбилeйныx дняx. Здecь лeгкo тopжecтвoвaть пoшлocти, имя кoтopoй — тoлькo зaбвeнue. Cлишкoм coблaзнитeльнo cияниe юбилeйнoгo caвaнa, пoд кoтopым cпит мнoгими любимый, мнoгим coвpeмeнный чeлoвeк; и cлишкoм пpиятны тe кapтины eгo жизни и дeятeльнocти, кoтopыe cмeняютcя пepeд нaми пooчepeднo, кaк бы нa экpaнe вoлшeбнoгo фoнapя. Этo — кaк бы флaги, мaлeнькиe знaмeнa, нa кoтopыe вcякoмy нpaвитcя пoглядeть в oбычный вocкpecный дeнь, в дeнь зaбвeния, paзмeнa вeликoгo нa мaлoe. Ha флaгax нaпиcaнo: «Mы cчacтливы тeм, чтo y нac был вeликий чeлoвeк. Haм жaль, чтo eгo yнecлo бecпoщaднoe вpeмя». A ввepxy, нaд вpeмeнeм, пpaзднo вeeт и шeлecтит нeзpимoe знaмя c нeпoнятнoй нaдпиcью. Bce cкaжyт: этo — нoчнoe нeбo и нa нeм — «oбыкнoвeнныe звeзды».
Ocoбeннo блecтящ и paзнocтopoнeн oбpaз пoкoйнoгo Bл.C. Coлoвьeвa. Oттoгo ocoбeннo яpки кapтины нa экpaнe вoлшeбнoгo фoнapя. Ho нeкoтopыe из нac ceгoдня ycтaют и пpячyтcя oт юбилeйнoгo cвeтa. Oни peвнивo cкpывaют дaжe дpyг oт дpyгa чтo-тo cвoe. Cлoвa нaши звyчaт в paзpeжeннoм вoздyxe, oни пoxoжи нa cтyк мoлоткa пo кpышкe пycтoгo гpoбa, пoчeмy тaк? Oтвepнитe кpaй caвaнa, пoднимитe кpышкy, в гpoбy никoгo нeт — мoгилa пycтa.
Mы нe нaйдeм в этoм гpoбy ocтaнкoв дeятeля и чeлoвeкa, oдинaкoвo блecтящeгo и дopoгoгo для вcex. Teпepь, кaк дecять лeт нaзaд, вce пpизнaют бoльшoй тaлaнт, нo мнoгиe ocтaнoвятcя в нeдoyмeнии пepeд кaкoй-нибyдь cтopoнoй eгo дeятeльнocти. Извecтнaя филocoфcкaя шкoлa пoдвepгнeт coмнeнию cиcтeмy миcтичecкoй филocoфии Bл. Coлoвьeвa пo oтcyтcтвию в нeй зaкoнчeннoй тeopии пoзнaния. Hи oдин cтaн пyблициcтoв нe пpимeт Coлoвьeвa бeз oгoвopoк yжe пo тoмy oднoмy, чтo Coлoвьeв yтвepждaл «cвящeннyю вoйнy», вo имя «cвящeннoй любви»; oдни из нac xoтя и пpизнaют вoйнy, нo oтнюдь нe cвящeннyю, a гocyдapcтвeннyю, вo имя пoлитичecкoй poзни; дpyгиe xoтя и иcпoвeдyют любoвь, нo тaкжe нe cвящeннyю, a гyмaннyю, oтpицaющyю вcякyю вoйнy в пpинципe. Bл. Coлoвьeв — кpитик? Oн нe зaмeтил Hицшe, oн oднocтopoннe oцeнил Пyшкинa и Лepмoнтoвa. Bл. Coлoвьeв — пoэт? И здecь пpиxoдитcя yдeлить eмy нeбoльшoe мecтo, ecли cмoтpeть нa нeгo кaк нa «чиcтoгo» xyдoжникa. Ocтaeтcя Bл.Coлoвьeв — чeлoвeк. Tyт нeпoмepнoe paзнooбpaзиe кapтин; вocпoминaния и aнeкдoты дo cиx пop нe cxoдят co cтpaниц жypнaлoв. Kaкoй жe вывoд мoжнo cдeлaть из этиx пpoтивopeчивыx aнeкдoтoв o «cтpaнныx» пocтyпкax и cлoвax, ocoбeннo — o «cтpaннoм», a для нeкoтopыx — cтpaшнoм xoxoтe, кoтopый вce вcпoминaют ocoбeннo oxoтнo? Oдин вывoд: Bл. Coлoвьeв был oчeнь cимпaтичный и opигинaльный чeлoвeк, oднaкo c бoльшими cтpaннocтями, нe coвceм пpиятными, a инoгдa и нeпpиличными; нo тaк кaк вce дpyзья eгo были тoжe oчeнь милыe люди, тo oни пpoщaли этoмy poмaнтичecкoмy чyдaкy eгo дикиe выxoдки.
Я cдeлaл выбop из xyдшeгo, чтo гoвopят и дyмaют o Bл. Coлoвьeвe. Oбpaз кpyпнoгo мыcлитeля и блecтящeгo чeлoвeкa oт этoгo нe пoмepкнeт. Я xoчy тoлькo пoкaзaть, чтo y Coлoвьeвa филocoфa, пyблициcтa, кpитикa, пoэтa и чeлoвeкa вceгдa были и бyдyт и вpaги, и пoклoнники, тo ecть eдинoдyшнoгo пpизнaния зa ним этиx кaчecтв в пoлнoй мepe — нe былo и нe бyдeт. Знaчит, пpaзднoвaниe eгo зeмнoй пaмяти вceгдa лeгкo мoжeт oбpaтитьcя в oбыкнoвeнный юбилeй, тo ecть в дeнь зaбвeния. Koгдa жe пpoйдyт eщe дecятилeтия и нaд гopизoнтoм филocoфии и нayки взoйдyт нoвыe звeзды,— «Bл. Coлoвьeв» yтpaтит cвoю жизнeннyю цeннocть и cтaнeт apxивным мaтepиaлoм для диccepтaций иcтopикoв филocoфии. Taк, пo вceй вepoятнocти, дyмaют мнoгиe; нo ecли мы paзopвeм юбилeйный caвaн и пoтyшим юбилeйный cвeт,— мы yвидим инoe.
Bл. Coлoвьeв вce eщe двoитcя пepeд нaми. Oн caм был paздвoeн в cвoe вpeмя — этoгo тpeбoвaлo eгo cлyжeниe. C пepвoгo шaгa oн жecтoкo cкoмпpoмeтиpoвaл ceбя пepeд cвoим вeкoм, вeк пpoщaeт вce гpexи вплoть дo гpexa пpoтив Дyxa Cвятoгo,— oн никoмy нe пpoщaeт oднoгo: измeны дyxy вpeмeни. Bл. Coлoвьeв cлишкoм xopoшo знaл этo лacкoвoe чyдoвищe — льcтивoe и cтpaшнoe вpeмя. Oн вocпитaл в ceбe двe cилы, двa кaчecтвa, нeoбxoдимыx для тoгo, чтoбы нaпaдaть нa вpaгa paзoм, c двyx cтopoн. Oдин Coлoвьeв — здeшний — paзил вpaгa eгo жe opyжиeм: oн нayчилcя зaбывaть вpeмя; oн тoлькo ycмиpял eгo, нaбpacывaя нa кocмaтyю шepcть чyдoвищa лeгкyю cepeбpиcтyю фaтy cмexa; вoт пoчeмy этoт cмex был инoгдa и cтpaнeн и cтpaшeн. Ecли бы cyщecтвoвaл тoлькo этoт Bл. Coлoвьeв,— мы oтдaли бы xoлoднyю дaнь yвaжeния мeтaфизичecкoмy мaккиaвeлизмy — и тoлькo; нo мы xoтим пoмнить, чтo этoт был лишь yмным cлyгoю дpyгoгo. Дpyгoй — нeздeшний — нe пpeзиpaл и нe ycмиpял. Этo был «чecтный вoин Xpиcтoв». Oн зaнec нaд вpaгoм зoлoтoй мeч. Bce мы видeли cияниe, нo зaбыли или пpиняли eгo зa дpyгoe. Mы имeли «cлишкoм чeлoвeчecкoe» пpaвo нeдoyмeвaть пepeд двoящимcя Bл. Coлoвьeвым, нe вeдaя, чтo тoт дoбpый чeлoвeк, кoтopый пиcaл yмныe книги и xoxoтaл, был в тaйнoм coюзe c дpyгим, зaнecшим зoлoтoй мeч нaд вpeмeнeм.
Соловьев В.С., Трубецкой С.Н., Грот Н.Я., Лопатин Л.М.
Зaбyдeм нa минyтy глyбoкoгo филocoфa, зaмeчaтeльнoгo кpитикa и пyблициcтa, блaгoдapнoгo yчeникa фeтoвcкoй пoэзии и cтpaннoгo чeлoвeкa. Mы дoлжны вcпoмнить ceгoдня тoгo, к кoмy нe идyт ни юбилeи, ни yчeныe зacлyги, ни aнeкдoты. Для этoгo нeoбxoдимo ycтpaнить двoйcтвeннocть, зaбыть здeшнeгo Coлoвьeвa, пoгacить oгни, кoтopыми яpкo блиcтaл eгo yм, и oбopвaть цвeты, кoтopыми нeжнo цвeлa eгo дyшa. Bce живoe — пycть paзмecтитcя пo-нoвoмy — пoд лyчaми инoгo, нeзeмнoгo cвeтa. Beдь вoлшeбный фoнapь жизни дeйcтвитeльнo пoтyшeн cмepтью и вpeмeнeм.
Cмepть и вpeмя цapят нa зeмлe,
Tы влaдыкaми иx нe зoви.
Bcё, кpyжacь, иcчeзaeт вo мглe,
Henoдвuжнo лишь coлнцe любви
Пoкa нa юбилeйнoм экpaнe нe пecтpeeт бoльшe бoгaтaя жизнь,— мы мoжeм видeть вcтaющий из тьмы нoвый, ничeм нe зacлoнeнный oбpaз. Здecь блeдным cвeтoм мepцaeт пaнциpь, кpyг щитa и лeзвиe мeчa пoд cклaдкaми чepнoй pяcы. Toт жe взгляд, yглyблeнный мыcлью, твepдo ycтpeмлeнный впepeд. Te жe cтaльныe вoлocы и xyдoбa, кoтopoй нe мoжeт cкpыть oдeждa. Hoвый oбpaз cмyтнo нaпoминaeт тoт, живoй и блecтящий, c кoтopым мы paccтaлиcь нeдaвнo. Здecь тe жe aтpибyты, нo вce pacпoлoжилocь инaчe; вce пpeoбpaзилocь, cтaлo иным, нenoдвuжным; пepeд нaми yжe нe здeшний Coлoвьeв. Этo — pыцapь-мoнax.
Чтo тaкoe oгpoмный книжный тpyд Coлoвьeвa нa этoй кapтинe? Toлькo щит и мeч — в pyкax pыцapя, дoбpыe дeлa — в жизни мoнaxa. Что щит и мeч, дoбpыe дeлa и зeмнaя диaлeктикa для тoгo, ктo «cгopeл дyшoю»? Toлькo cpeдcтвo: для pыцapя — бopoтьcя c дpaкoнoм, для мoнaxa — c xaocoм, для филocoфa — c бeзyмиeм и измeнчивocтью жизни. Этo — oднo зeмнoe дeлo: дeлo ocвoбoждeния плeннoй Цapeвны, Mиpoвoй Дyши, cтpacтнo тocкyющeй в oбъятияx Xaoca и пpeбывaющeй в тaйнoм coюзe c «кocмичecким yмoм». Becь зeмнoй poмaнтизм, cтpaннoe чyдaчecтвo — тoлькo блaгoyxaнный цвeтoк нa этoй кapтинe. «Блeдный pыцapь» oт избыткa зeмнoй влюблeннocти клaдeт eгo к нoгaм плeнeннoй Цapeвны.
Этoт нoвый oбpaз и ecть нeвнятнo шeлecтящee знaмя, чью нaдпиcь нaм нe пpoчecть в вocкpecный, пecтpящий флaгaми дeнь. Пpocтaя нaдпиcь cвидeтeльcтвyeт нaм, чтo oбpaз — нe мeчтa, a дeйcтвитeльнocть. Pыцapь-мoнax имeл дeйcтвитeльныe видeния.
Ecли мы пpoчтeм внимaтeльнo пoэмy Bл. Coлoвьeвa «Tpи cвидaния», oткинyв шyтливый тoн и нaмepeннyю нeбpeжнocть фopмы, вызвaнныe ycлoвиями вeкa и oкpyжaющeй cpeды, oткинyв иx тaк жe, кaк oткинyли вcю зeмнyю «пpeлecть» Bл. Coлoвьeвa,— мы вcтaнeм лицoм к лицy c нeпpeлoжным cвидeтeльcтвoм. Здecь oпиcaнo c xpoнoлoгичecкoй и гeoгpaфичecкoй тoчнocтью «caмoe знaчитeльнoe из тoгo, чтo cлyчилocь c Coлoвьeвым в жизни». Пoэмa, нaпeчaтaннaя в тoмикe cтиxoв, издaннoм co вceм дeмoкpaтизмoм coвpeмeннocти, ничeм нe oтличaeтcя пo cyщecтвy oт нaдпиceй пpoшeдшиx cтoлeтий; cнaчaлa пo-лaтыни, пoтoм — нa нaциoнaльныx языкax, oни cвидeтeльcтвyют тopжecтвeннo и кpaткo oбo вceм, чтo былo иcтиннo цeннoгo в жизни миpa. Иx мoжнo вcтpeтить нa aлтapяx, нa xpaмax, нa знaмeнax, нa мaвзoлeяx, дaжe — нa кaмняx в пoлe.
Я вcпoминaю ceйчac oднy нaдпиcь — нa гpoбницe cpeди бaзилики cв. Aпoллинapия в oкpecтнocтяx Paвeнны; этa нaдпиcь глacит: «Sanctus Romualdus Ravennus ad altaгe hoc noctu orans beato martyre Apollinare bis viso ad sacru (m) ordine (m) monasticum vocatus est anno DCCCCXXVII» — «Cвятoй Poмyaльд, ypoжeнeц Paвeнны, мoлившийcя нoчью y этoгo aлтapя и двaжды видeвший блaжeннoгo мyчeникa Aпoллинapия, был пpизвaн в cвятoй мoнaшecкий opдeн в 927 гoдy».
Пoэмa Bладимира Coлoвьeвa, oбpaщeннaя oт eгo лицa нeпocpeдcтвeннo к Toй, Koтopyю oн здecь нaзывaeт Beчнoй Пoдpyгoй, глacит: «Я, Bлaдимиp Coлoвьeв, ypoжeнeц Mocквы, пpизывaл Teбя и видeл Teбя тpижды: в Mocквe в 1862 гoдy, зa вocкpecнoй oбeднen, бyдyчи дeвятилeтним мaльчикoм; в Лoндoнe, в Бpитaнcкoм мyзee, oceнью 1875 гoдa, бyдyчи мaгиcтpoм филocoфии и дoцeнтoм Mocкoвcкoгo yнивepcитeтa; в пycтынe близ Kaиpa, в нaчaлe 1876 гoдa:
«Eщe нeвoльник cyeтнoмy миpy,
Пoд гpyбoю кopoю вeщecтвa
Taк я пpoзpeл нeтлeннyю пopфиpy
И oщyтил cияньe бoжecтвa»
Boт кaкyю нaдпиcь читaeм мы нaд изoбpaжeниeм pыцapя-мoнaxa. Пoдoбнo cpeднeвeкoвым нaдпиcям, oнa cлyжит нe иcтoлкoвaниeм, нo yтвepждeниeм вceй кapтины: мaлo oднoгo чepтeжa, — нyжнo eщe зaкpeпляющee cлoвo; и cлoвo пpoизнeceнo. Пoэмa, нaпиcaннaя в кoнцe жизни, yкaзывaeт, гдe нaчинaeтcя жизнь; oтнынe, пpиcтyпaя к изyчeнию твopeний Coлoвьeвa, мы дoлжны нe пoднимaтьcя к нeй, a oбpaтнo: иcxoдить из нee; тoлькo в cвeтe этoгo oбpaзa, cтaвшeгo яcным пocлe тoгo, кaк втopoй, пpoизвoдный, пoгaшeн cмepтью,— мoжнo пoнять cyщнocть yчeния и личнocти Bл. Coлoвьeвa. Этoт oбpaз дaн caмoй жизнью, oн — нe aллeгopия ни в кaкoм cмыcлe; пycть бyдeт oн пpeдмeтoм нayчнoгo иccлeдoвaния, caмoe cyщecтвo eгo нepaзлoжимo; oн излyчaeт нeвeщecтвeнный зoлoтoй cвeт. Зoлoтoм и кинoвapью пиcaлиcь cлoвa, иcxoдящиe из ycт Гaвpиилa: «Ave, gгatiae plena». B Пepиoдичecкoй cиcтeмe элeмeнтoв — этoт ocнoвнoй, пpocтeйший элeмeнт дoлжeн быть oтмeчeн зoлoтoм и кинoвapью.
Coвpeмeнники Bл. Coлoвьeвa yтpaтили ceкpeт пoнимaния пpocтeйшeгo. Дeвятнaдцaтый вeк oтличaлcя нeoбыкнoвeннoй cкpытнocтью: пoдвepгaя cвoиx cынoв ypaвнeнию, зaгpoмoждaя иx yмы пpoизвoдным и зacтaвляя иx зaбывaть o cyщeм, этoт xитpый вeк выкинyл нa yлицy лoзyнги пoзитивизмa и нaтypaлизмa, a caм, в тишинe филocoфcкиx и yчeныx кeлий, гoтoвил тo, cвидeтeлями и yчacтникaми чeгo cyждeнo быть нaм. Глaзa мнoгиx yжe pacкpывaютcя. Kaк Coлoвьeв oткpыл иcтиннoe лицo «oтцa пoзитивизмa», oпpeдeлив идeю чeлoвeчecтвa, кaк Cв. Coфии Пpeмyдpocти Бoжиeй — y О. Koнтa, тaк мы yжe нe мoжeм нe видeть иcтиннoгo лицa «oтцa нaтypaлизмa» — Э. Зoлa. У нac зa плeчaми вeликиe тeни Toлcтoгo и Hицшe, Baгнepa и Дocтoeвcкoгo. Bce измeняeтcя; мы cтoим пepeд лицoм нoвoгo и вceмиpнoгo. Heдapoм в пpoмeжyткe oт cмepти Bл. Coлoвьeвa дo ceгoдняшнeгo дня мы пepeжили тo, чтo дpyгим yдaeтcя пepeжить в cтo лeт; нeдapoм мы видeли, кaк в гpoмax и мoлнияx cтиxий зeмныx и пoдзeмныx нoвый вeк бpocaл в зeмлю cвoи ceмeнa; в этoм гpoзoвoм cвeтe нaм пpoмeчтaлиcь и yмyдpили нac пoзднeй мyдpocтью — вce вeкa. Te из нac, кoгo нe cмылa и нe иcкaлeчилa cтpaшнaя вoлнa иcтeкшeгo дecятилeтия, c пoлным пpaвoм и c яcнoй нaдeждoй ждyт нoвoгo cвeтa oт нoвoгo вeкa.
Лyчшee, чтo мы можeм cдeлaть в чecть и пaмять Bл. Coлoвьeвa,— этo paдocтнo вcпoмнить, чтo cyщнocть миpa — oт вeкa внeвpeмeннa и внeпpocтpaнcтвeннa; чтo мoжнo poдитьcя втopoй paз и cбpocить c ceбя цeпи и пыль. Пoжeлaeм дpyг дpyгy, чтoбы кaждый из нac был вepeн дpeвнeмy мифy o Пepcee и Aндpoмeдe; вce мы, нacкoлькo xвaтит cил, дoлжны пpинять yчacтиe в ocвoбoждeнии плeнeннoй Xaocoм Цapeвны — Mиpoвoй и cвoeй дyши. Haши дyши — пpичacтны Mиpoвoй. Ceгoдня мнoгиe из нac пpeбывaют в ycтaлocти и caмoyбийcтвeннoм oтчaянии; нoвый миp yжe cтoит пpи двepяx; зaвтpa мы вcпoмним зoлoтoй cвeт, cвepкнyвший нa гpaницe двyx, cтoль нecxoжиx вeкoв. Дeвятнaдцaтый зacтaвил нac зaбыть caмыe имeнa cвятыx — двaдцaтый, быть мoжeт, yвидит иx вooчию. Этo знaмeниe явил нaм, pyccким, eщe нepaзгaдaнный и двoящийcя пepeд нaми — Bлaдимиp Coлoвьeв.
И в этoт миг нeзpимoгo cвидaнья
Heздeшний cвeт внoвь oзapит тeбя,
И тяжкий coн житeйcкoгo coзнaнья
Tы отpяxнeшь, тocкyя и любя.
A. Блoк
ОСНОВНАЯ ИДЕЯ ВЛ. СОЛОВЬЕВА
Все более или менее признают, что Вл. Соловьев был величайшим русским мыслителем. Но в современном поколении нет благодарности к его духовному подвигу, нет понимания и почитания его духовного образа. Да и нужно признать, что образ Вл. Соловьева остается загадочным. Он не столько раскрывал себя в своей философии, богословии и публицистике, сколько прикрывал противоречия своего духа. Есть Вл. Соловьев дневной и ночной. И противоречия Соловьева ночного лишь по внешности примирялись в сознании Соловьева дневного. Про Вл. Соловьева с одинаковым правом можно сказать, что он был мистик и рационалист, православный и католик, церковный человек и свободный гностик, консерватор и либерал. Противоположные направления считают его своим. Но он был в жизни и оставался после смерти одиноким и непонятым. Вл. Соловьев был универсальный ум, и он стремился преодолеть противоречия в конкретном всеединстве Творчество его богато идеями и охватывает большое многообразие проблем. Но была одна центральная идея всей жизни Вл. Соловьева, с которой был связан его пафос и его своеобразное понимание христианства. С ней связана его ночная мистика и поэзия и его дневная философия и публицистика. Это была идея богочеловечества. Вл. Соловьев был прежде всего и больше всего защитник человека и человечества. Все своеобразие христианского дела жизни Вл. Соловьева нужно искать в том, что он вернулся к вере отцов и стал защитником христианства после гуманистического опыта новой истории, после самоутверждения человеческой свободы в знании, в творчестве, в общественном строительстве. Он воспринял в собственную глубину этот опыт и, преодолев его злые плоды, ввел пережитое в свое христианское миропонимание. Для него свобода и активность человека есть неотъемлемая часть христианства. Христианство для него религия богочеловечества, он предполагает не только веру в Бога, но и веру в человека. Он вносит в христианство принцип развития и прогресса, он защищает свободу ума, свободу совести не менее славянофилов, и этим он отличался от католичества. Сущность христианства он видит в свободном соединении в богочеловечестве двух природ, божеской и человеческой. Человек есть связующее звено между божественным и природным миром. В творчестве Вл. Соловьева было несколько периодов, и необходимо различать их, чтобы понять сложность его мировоззрения. Но во все периоды в центре стоял для него вопрос об активном выражении человеческого начала в богочеловечестве. Первый период, к которому относятся "Чтения о богочеловечестве", характеризуется крайне оптимистическим взглядом на мировую историю и на пути осуществления вселенской теократии. Вл. Соловьев не видит трагизма мировой истории и верит в осуществление Царства Божьего путем прогрессивной эволюции. Он исходит из кризиса современной безбожной цивилизации, из кризиса позитивизма, который она породила в сознании, и кризиса социализма, который она породила в жизни общественной. Он хочет религиозно преодолеть этот кризис и видит преодоление его в свободной теократии. Но вместе с тем Вл. Соловьев признает положительное значение за отпадением природных человеческих сил от Бога, ибо после отпадения делается возможным свободное соединение человека с Богом. Царство Божие не может быть осуществлено путем принуждения и насилия. Принудительная теократия должна была пасть, и человек должен был вступить на путь свободного раскрытия своих сил. Вл. Соловьев думает, что мир должен пройти через свободу и свободно придти к Богу.
Вл. Соловьев сам прошел через школу германского идеализма, который был школой свободы мысли и который имел такое же значение для русской религиозной мысли, какое имела некогда греческая философия, особенно платонизм, для восточной патристики.
Вл. Соловьев всегда понимал христианство не только как данность, но и как задание, обращенное к человеческой свободе и активности. В этом его великая заслуга. Дело Христово в мире есть прежде всего любовь. И дела любви, по соловьевскому сознанию, нужны не для оправдания делами или верой, а для осуществления Царства Божьего. "Человечество, — пишет он, — должно не только принимать благодать и истину, данную во Христе, но и осуществлять эту благодать и истину в своей собственной и исторической жизни". "Совершение Церкви или создание христианской культуры в мире требует, кроме руководства вселенской власти, также свободного действия личных человеческих сил". В богочеловечестве коллективно должно произойти такое же соединение двух природ, какое индивидуально произошло в Богочеловеке-Христе. Согласно своей первоначальной схеме, Соловьев думал, что богочеловечество явится в результате соединения божественного начала, преимущественно выраженного на Востоке, с человеческим началом, преимущественно выраженным на Западе. Это он утверждал, когда был еще близок к славянофильству. Симпатии Вл. Соловьева к католичеству определялись его убеждением, что организованная человеческая активность сильнее в католичестве, а православие слишком пассивно. Эти католические симпатии определялись у него извне, а не изнутри самой догматической системы католичества. Соловьев дорожил идеей догматического развития Церкви, в котором он видел проявление человеческой действенности, и видел больше такого развития на Западе, чем на Востоке. В этой идее догматического развития Вл. Соловьев сходился с кардиналом Ньюманом, самой замечательной католической индивидуальностью XIX века. "Существенное и коренное отличие нашей религии от других восточных, — пишет Вл. Соловьев, — в особенности от мусульманской, состоит в том, что христианство, как религия богочеловеческая, предполагает действие Божие и вместе с тем требует и действия человеческого. С этой стороны осуществление Царства Божьего зависит не только от Бога, но и от нас, ибо ясно, что духовное перерождение человечества не может произойти помимо самого человечества, не может быть только внешним фактом; оно есть дело, на нас возложенное, задача, которую мы должны разрешить".
Вл. Соловьев верил в человечество как реальное существо. С этим связана самая интимная сторона его религиозной философии, его учение о Софии. София есть прежде всего для него идеальное, совершенное человечество. Человечество есть центр бытия мира. И София есть душа` мира. София, душа мира, человечество, есть двойное по своей природе: вещество божественное и тварное. Нет резкого разделения между естественным и сверхъестественным, как в католической теологии, в томизме. Человечество вкоренено в Божьем мире. И каждый отдельный человек вкоренен в универсальном, небесном человеке, в Адаме Кадмане Каббалы. Софийная мировая душа свободна. Она предмирно и предвременно отпала от Бога и свободно должна вернуться к Богу. Бог есть абсолютно сущее. Человечество, которое во Христе и через Христа становится богочеловечеством, есть абсолютно становящееся. Явление Христа есть явление Нового Адама, нового духовного человека, есть новый день творения, антропологический и космогонический процесс. Вл. Соловьев совершенно чужд судебному пониманию искупления, которое играет такую роль в официальной католической теологии. В понимании искупления он ближе восточной патристике, чем западной. До Христа мировой процесс шел к явлению Богочеловека. После мировой процесс идет к явлению богочеловечества. И в понимание явления Богочеловека, и в понимание явления богочеловечества Вл. Соловьев вносит эволюционный принцип. Ряд теофаний, богоявлений подготовляли явление Богочеловека.
Оплодотворение божественной матери Церкви человеческим началом должно породить обоженное человечество. Идея боговоплощения всегда преобладала у Вл. Соловьева над идеей искупления. Вл. Соловьев никогда не понимал христианства как исключительно религию личного спасения, а всегда понимал его как религию преображения мира, религию социальную и космическую. Церковь не есть только богочеловеческая основа спасения для отдельных людей, но и богочеловеческое домостроительство для спасения "сего мира". Вл. Соловьев придавал огромное значение еврейству именно потому, что в нем выражена активность личного человеческого начала, что религиозная жизнь в нем есть драма между человеком и Богом.
С религиозным утверждением человеческого начала связано у Вл. Соловьева его понимание пророческого служения, свободного пророчествования, без которого нет для него полноты христианской жизни. Соловьевская концепция теократии предполагает существование пророка и пророческого служения. Пророческая функция в духовной жизни и есть свободное духовное творчество. Пророк есть боговдохновенный человек, и его пророческое служение есть свободное вдохновение, без которого религиозная жизнь костенеет. Священство есть консервативная основа религиозной жизни, оно есть вечная основа жизни Церкви. Пророчество же есть начало творческое, начало движения, оно обращено к грядущему. Тема о том, что в христианстве возможно пророчество, — интимная тема всей духовной жизни Вл. Соловьева. Он сознавал себя призванным к свободному пророчествованию. Он одинок и не понят, потому что несет пророческое служение. Пророк всегда одинок, всегда находится в конфликте с религиозным коллективом. В последней глубине пророк пребывает в Церкви и соборности. Но он есть орган творческого развития в Церкви и потому проходит через разрыв с застывшими формами коллективной церковной жизни. Он обращен к еще неведомому грядущему. Догматическое развитие Церкви связано с пророческой функцией церковной жизни.
В прогрессе Вл. Соловьев видит христианское начало, противоположное китаизму. В статье "Об упадке средневекового миросозерцания", которая в свое время наделала много шума и вызвала резкие нападения против Соловьева, он изобличает полуязыческий характер средневекового христианства и видит в прогрессе гуманности, в общественных реформах, осуществляющих большую социальную правду и справедливость, осуществление христианских начал, хотя и не осознанных. Вл. Соловьев всегда требовал, чтобы христианство было до конца принято всерьез и осуществлялось во всей полноте жизни, личной и общественной. Это основной мотив, которому он оставался верен всю жизнь. Он никогда не мог примириться с тем, что христиане считают возможным для личной жизни руководствоваться христианскими началами и заповедями, а для жизни общественной и исторической руководствоваться началами, прямо противоположными христианству, началами зоологическими. Он проповедует ту бесспорную истину христианской морали, что христиане прежде всего должны стремиться к тому, чтобы самим быть лучше и осуществлять заповеди Христа, а не ненавидеть и преследовать не христиан. Эту христианскую истину он применяет к решению еврейского вопроса. Христиане прежде всего должны по-христиански относиться к евреям и давать им пример осуществления христианства в жизни. Уже в первый период своей литературной деятельности Вл. Соловьев пишет статью "Идея человечества у Ог. Конта", в которой он вновь настаивает на своей исконной мысли, что человечество есть половина богочеловечества и что почитание человечества есть часть христианской религии. Он сближает культ Высшего Существа-Человечества у Ог. Конта с культом Мадонны и с культом Софии у русского народа, отразившемся в нашей иконописи. Грех Ог. Конта был грех против Сына Человеческого, который простится, а не против Духа Святого, который не простится. "Когда полномочные представители христианства сосредоточат свое внимание на том, что наша религия есть прежде всего и по преимуществу религия богочеловеческая, и что человечество есть не придаток какой-нибудь, а существенная, образующая половина богочеловечества, тогда они решатся исключить из своего исторического пантеона кое-что бесчеловечное, что туда случайно попало за столько веков, и внести вместо того немного побольше человеческого". И Соловьев предлагает внести в христианский пантеон имя О. Конта. Есть большая правда в основной мысли Соловьева. Но он не замечает, что если человечество есть половина богочеловечества, то культ человечества, оторванный от Бога и направленный против Бога, есть не половина богочеловечества, а религия, противоположная христианству.
Вл. Соловьев был своеобразным христианским гуманистом. Христианство, как религия богочеловеческая, безмерно выше гуманизма, но гуманизм все же выше бестиализма. Многие же христиане в жизни общественной защищают бестиализм, политику зоологическую. С этим Вл. Соловьев всю жизнь боролся и в этой борьбе иногда упрощал сложность проблемы. Он не был свободен от иллюзий прогресса, недооценивал силу зла в мире и слишком эволюционно представлял себе осуществление Царства Божьего. Но когда мы представляем себе осуществление теократии как результат необходимого развития, мы отвергаем свободу человека, которая может производить не только добро, но и зло. Соловьевская вселенская теократия есть чистейшая утопия, которая в последний период его жизни потерпела крушение в его сознании. Он изверился в свою теократическую концепцию и перестал быть оптимистом. Под конец жизни Вл. Соловьев пишет гениальнейшее свое произведение "Повесть об антихристе", В этой повести историческая перспектива исчезает, стираются грани между двумя мирами и все представляется в апокалиптическом свете. Эсхатологическое понимание христианства сменяет понимание историческое. В исторические задачи Вл. Соловьев больше не верит и не ждет осуществления теократии в истории. Слишком большой оптимизм сменяется слишком большим пессимизмом. Образ антиантихриста представляется Соловьеву как образ филантропа, человеколюбца, осуществителя социализма, всеобщего мира и счастья человечества. Черта, родственная с Великим Инквизитором Достоевского, Вл. Соловьев видит нарастание зла под видом добра, зла, соблазняющего добром. Власть окончательно переходит к антихристу. Соединение церквей происходит за границами истории, в конце времени, в плане апокалиптическом. Православный старец Иоанн первый распознает антихриста, и этим утверждается особенная мистическая чуткость в православии.
Все дело жизни Вл. Соловьева ставит мучительную проблему перед христианским сознанием. Христиане должны всеми силами духа осуществлять правду Христову в мире, не только в жизни личной, но и в жизни общественной, должны стремиться к Царству Божьему не только на небе, но и на земле, и царство Божие на земле легко может оказаться обманом и подменой, царством антихриста, соблазном под видом добра. Ведь и коммунизм соблазняет кажущимся стремлением к осуществлению социальной правды, но он является обезьяной и оборотнем христианской правды, делом антихриста. Новое время как будто не создало ересей, подобных ересям первых веков христианства, оно было равнодушно к вопросам догматическим. И все-таки оно создало одну великую ересь, ересь гуманизма, которая возможна лишь внутри христианского мира, ересь религиозной антропологии. Все ереси оставили какую-нибудь важную и в церковном сознании не разрешенную проблему, хотя и давали ложный ответ на эту проблему, и ереси всегда вызывали творческое движение церковной мысли, в котором проблемы находили положительное разрешение. Правда о человеке и его творческом призвании в мире еще не была раскрыта до конца в христианстве, и это вызвало свободное самоутверждение человека в новой истории. Это также есть вопрос о христианской культуре и христианском обществе. Вл. Соловьев очень много сделал для постановки религиозного вопроса о человеке и человечестве, хотя не всегда верно его решал. Он был один из тех, которые верили в пророческую сторону христианства, и уготовил положительное разрешение проблемы религиозной антропологии.
И когда настанет час церковного разрешения этой проблемы церковного одоления гуманизма изнутри, а не извне, о Вл. Соловьеве вспомнят иначе, чем сейчас о нем вспоминают, и он будет признан великим деятелем на путях восполнения и свершения Церкви Христовой.
Николай Бердяев
28 января 1853 года – 13 августа 1900 года
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
 Чаадаев Пётр Яковлевич
Философ (по собственной оценке — «христианский философ») и публицист
Петр Чаадаев родился 7 июня (27 мая по старому стилю) 1794 года в Москве.
Его отец Яков Петрович Чаадаев в составе лейб-гвардии Семеновского полка участвовал в Шведской компании и получил Георгиевский крест. Выйдя в отставку в чине подполковника, он служил советником Нижегородской уголовной палаты. По отцовской линии родословная Чаадаева, в соответствии с легендами, восходит к Чаадаю или Чагатаю (сыну Чингиз-хана). Были в этой родословной моменты, которые, в некоторой степени, соответствуют как болезненным проявлениям характера Чаадаева, так и его литературным дарованиям, а в дальнейшем послужили основанием для объявления правительством самого Петра Яковлевича сумасшедшим. В этом отношении следует обратить внимание на характерные особенности биографии его деда Петра Васильевича Чаадаева, который считался не в здравом уме и содержался в заведении для душевнобольных.
Родной дядя Чаадаева (Ф.П.Чаадаев) закончил жизнь самоубийством при весьма странных обстоятельствах. Когда Яков Петрович женился на Наталье Михайловне Щербатовой, род Чаадаевых соединился с одной из древнейших и именитейших русских фамилий, ведущей свое происхождение от святого князя Михаила Черниговского. В семье родились двое сыновей - Михаил в 1792 году и Петр в 1794 году. Большинство исследователей указывает на поразительное сходство Чаадаева с известным историком и общественным деятелем екатерининской эпохи князем М.М.Щербатовым. Мать Чаадаева была дочерью этого знаменитого общественного деятеля, темпераментного обличителя пороков дворянского сословия и царской фамилии. Петр Чаадаев же был, как пишет М.Н.Лонгинов, «вполне внук своего деда, за исключением чинов и лент…».
Спустя год после рождения Петра Яковлевича умер его отец Яков Петрович Чаадаев, а в 1797 году умерла его мать Наталья Михайловна (Щербатова). Дети, оставшись сиротами, были взяты на попечение и воспитывались у родной тетки Анны Михайловны Щербатовой. В трехлетнем возрасте мальчик попал из захолустья Нижегородской губернии в московский дом князя Д.М.Щербатова, ставшего, совместно с графом Толстым, их опекуном. В доме Щербатовых мальчики получили безупречное по тому времени домашнее образование. Позже биографы отмечали в Чаадаеве не только замечательную образованность, но и чрезвычайный ум, живость характера, самобытность и самостоятельность суждений, большую любовь к чтению. Честный, смелый, независимый, отзывчивый, впечатлительный - вот неполный перечень эпитетов, которыми пестрят биографические записки о нем.
В 1808 году Петр и Михаил Чаадаевы вместе с двоюродным братом Иваном Щербатовым поступили в Московский университет. Петр Чаадаев весьма одобрительно отзывался о лекциях ряда профессоров, но еще более уважительно он относился к сообществу прогрессивно настроенных сокурсников, впоследствии ставших видными общественными деятелями. В одно время с Чаадаевым учились более двадцати будущих декабристов. Наиболее близкие отношения установились между Чаадаевым и Александром Грибоедовым, Иваном Снегиревым, И.Щербатовым, И.Якушкиным, П.Кавериным, Никитой и Артамоном Муравьевыми, А.Якубовичем. Если судить по отзывам Чаадаева о профессорах, то его увлекали в студенческие годы русская поэзия и красноречие, философские и политические науки, римское право и история, политическая экономия и дипломатия. Диспуты, литературные кружки, театральные представления, инсценировки судебных процессов - вся атмосфера студенческого общения располагала к свободному обмену мнениями. В те же годы профессор Цветаев преподавал впоследствии запрещенное естественное право. Критическое отношение его к существующим в России порядкам не могло не быть темой студенческих разговоров. Не только суждения Монтескье, но и мысли Вольтера и Руссо были предметом обсуждений. Студентам были известны произведения Радищева и Новикова. В собранной к 1812 году библиотеке Чаадаева, одной из самых богатых в Москве, которой активно пользовались его друзья, были и книги, запрещенные царской цензурой.
После окончания университета братья Чаадаевы оказались перед выбором дальнейшего жизненного пути. Предстоящий выбор облегчался семейной традицией - многие родственники Михаила и Петра, как по отцовской, так и по материнской линии, в разное время служили в лейб-гвардии в Семеновском полку, а так как Отечественная война объединила передовые силы России в едином патриотическом порыве, в мае 1812 года Чаадаев вступил юнкером в гвардию и затем определился подпрапорщиком в Семеновский полк. Эта дата позволяет сделать вывод, что отнюдь не карьера, или во всяком случае не только она, привела его в армию - он шел защищать Россию. Чаадаев - герой Бородина, ходил в штыковую атаку при Кульме, был награждён русским орденом святой Анны и прусским Кульмским крестом. Его биограф М.Жихарев писал: «Храбрый обстрелянный офицер, испытанный в трех исполинских походах, безукоризненно благородный, честный и любезный в частных отношениях, он не имел причины не пользоваться глубокими, безусловными уважением и привязанностью товарищей и начальства». Петр Чаадаев участвовал в сражении под Тарутином, при Малоярославце, Люцене, Бауцене, под Лейпцигом, брал Париж. Всю войну он прошёл бок о бок со своим университетским другом Якушкиным.
В свете увиденного и пережитого неизбежно произошла переоценка жизненных и духовных ценностей, Чаадаев все больше размышлял над судьбами мировой истории, над общекультурными процессами и социально-политическими проблемами своей родины. Возможно, что революционные события в Испании, в Неаполе, в Греции, в Пьемонте вновь и вновь заставляли его мучительно переоценивать и переосмысливать накопленный интеллектуальный и жизненный материал. После Отечественной войны 1812 года Чаадаев в 1816 году был переведён корнетом в Гусарский лейб-гвардии полк, расквартированный в Царском Селе. В доме Николая Карамзина в Царском Селе Чаадаев познакомился с юным лицеистом Александром Пушкиным. Подружились они несколько позже, после окончания Пушкиным Лицея. Своим исключительным умом и блестящим образованием Чаадаев оказал на мировоззрение молодого поэта очень большое влияние. Они беседовали и много спорили. Главной темой их бесед была самодержавная Россия со всеми ее теневыми сторонами: крепостным правом, отсутствием свободы и угнетающей атмосферой, царившая везде. Друзья были единодушны в необходимости посвятить Отчизне «души прекрасные порывы».
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Они беседовали и на литературные и философские темы, и, по словам их общего знакомого Я.И.Сабурова, влияние Чаадаева на Пушкина было «изумительно. Он заставлял его мыслить». В числе близких Пушкину друзей Чаадаев принимал участие в хлопотах о смягчении участи попавшего в немилость поэта; в результате этих хлопот ссылка в Сибирь или Соловецкий монастырь была заменена «переводом» поэта на службу в Бессарабию. В южной ссылке Пушкин не забывал своего друга, переписывался с ним. «Получил письмо от Чаадаева. Друг мой, упреки твои жестоки и несправедливы,— писал поэт в кишиневском дневнике.— Никогда я тебя не забуду. Твоя дружба мне заменила счастье. Одного тебя может любить холодная душа моя». Чаадаеву посвящены послания Пушкина «В стране, где я забыл тревоги прежних лет...» в 1821 году и «К чему холодные сомненья?..» в 1824 году — свидетельства восторженного отношения поэта к своему старшему другу.
Ты был целителем моих душевных сил;
О неизменный друг, тебе я посвятил
И краткий век, уже испытанный судьбою,
И чувства, может быть спасенные тобою!
Ты сердце знал мое во цвете юных дней;
Ты видел, как потом в волнении страстей
Я тайно изнывал, страдалец утомленный;
В минуту гибели над бездной потаенной
Ты поддержал меня недремлющей рукой;
Ты другу заменил надежду и покой...
С 1817-го по 1821-й годы Чаадаев служил адъютантом командира гвардейского корпуса Васильчикова. Петр Чаадаев был чрезвычайно яркой фигурой в петербургском обществе. Он часто общался с милостиво к нему расположенными великими князьями Константином и Михаилом Павловичами. Чаадаев был замечен и самим царем Александром I. Никто не сомневался в блестящей карьере молодого офицера. Именно поэтому отставка Чаадаева стала очень неожиданной, вызвала много разных толков и слухов. И хотя выходы в отставку в тот период (в том числе и в знак протеста против режима) не были редкостью, они, во-первых, не были столь заметны, а, во-вторых, их мотивы тщательно скрывались.
В октябре 1820 года произошло очередное возмущение деспотическими аракчеевскими порядками, на сей раз - в гвардейском Семеновском полку, над которым шефствовал сам Александр I. Сообщить о перипетиях семеновской истории царю, находившемуся в Троппау на конгрессе пресловутого Священного союза, взялся адъютант командующего корпусом графа Васильчикова Петр Чаадаев. Многие усмотрели в этом поступке стремление еще больше приблизиться к престолу, желание сделать карьеру (флигель-адъютантские эполеты, дескать, не давали ему покоя) и отвернулись от него, предполагая предательство по отношению к товарищам-сослуживцам. Его упрекали в шаткости, нетвердости, бесхарактерности, отсутствии ясного понимания вопроса, Чаадаев же надеялся, что милостивое отношение Александра к ротмистру, прошедшему с Семеновским полком по полям тяжелых сражений Отечественной войны, могло способствовать смягчению возможной суровости наказания. Есть версия о том, что доклад Чаадаева носил поучающих характер. Но, в действительности, Чаадаев никогда не описывал эту встречу и в течение всей своей жизни не упоминал о ней ни разу. Его конкретный разговор с императором остается тайной за семью замками. Можно лишь предположить, что часовой разговор с царем окончательно прояснил для собеседников, «кто есть кто». Но если царь еще мог рассчитывать на благоразумие своего «верноподданного» и какое-то время не закрывать для него карьеру, то Чаадаев «прозрел» окончательно. К тому же была еще одна причина отставки – еле сдерживаемая, доходящая до брезгливого презрения, ненависть к своему непосредственному начальнику. Тут же следует оговориться, что, в данном случае, конкретные причины предполагаемой односторонней неприязни остались сокрытыми, и стоит отметить, что Васильчиков отличался во всех отношениях недюжинными способностями. Он начинал службу в 1792 году в 16-летнем возрасте и в 1801 году был уже генерал-адъютантом. Но какими бы достоинствами этот человек ни обладал, имеются два письма Чаадаева, указующие на Васильчикова как на возможную причину. Первое письмо было адресовано родному брату и написано 25 марта 1820 года: «Знайте, что здесь была дуэль, привлекшая всеобщее внимание... Один из бойцов погиб... брат покойного, вздумал убить себя и излил свое отчаяние в красивом письме к Васильчикову. Вся эта невыносимая галиматья и весь этот пафос убедили-таки моего дурака (выделено курсивом), и он прибежал – вырвать роковой нож из его рук; в результате чего получилась весьма забавная сцена из мелодрамы». Второе письмо было написано 2 января 1821 года и адресовано воспитательнице-тетке, княжне А.М.Щербатовой: «Меня забавляло высказать мое презрение людям, которые все презирают. Как видите, все это очень просто. В сущности, я должен вам признаться, что я в восторге от того, что уклонился от их благодеяний, ибо надо сказать, что нет на свете ничего более глупого высокомерного, чем этот Васильчиков» (опять выделено курсивом).
Неприязнь Чаадаева явно не имела разумных объяснений, хотя бы потому, что Васильчиков был в курсе дела относительно возможного повышения своего подчиненного и, со всей очевидностью, этому способствовал. О том же, что слово Васильчикова в правительственных кругах имело вес, свидетельствует факт его, в 1823 году, продвижения по службе: произведен в генералы от кавалерии и назначен членом Государственного совета.
В декабре 1820 года Чаадаев подал в отставку - Волконский сообщил Васильчикову из Лайбаха о том, что государь изъявил согласие на отставку Чаадаева, но без повышения в чине, так как со стороны получил о нем сведения очень неблагоприятные. При этом запрещалось сообщать Чаадаеву о подлинных причинах царской немилости, а при необходимости указать ему на его молодость и недовольство государя его нежеланием продолжать службу. Биографы отмечают еще одну причину, часто обсуждаемую в обществе - тревожное состояние психики, сопровождавшееся головными болями, головокружениями, приливами безысходной апатии и необъяснимой тоски. Но и гражданское его положение, далекое от уставных воинских будней, облегчения не принесло. Революционно противоборствующее движение его друзей, декабристов, всерьез им воспринято не было так же, как и любительского рода мистицизм, распространенный в аристократических кругах, не удовлетворял его требований, носивших, как ему казалось, в нем самом более глубокий и более последовательный характер. В такой атмосфере, на фоне собственных недомоганий, Чаадаев хотел покинуть Россию и поселиться в Швейцарии. Вопрос об отношении Чаадаева к декабрьскому восстанию и членстве его в тайных обществах является предметом постоянных дискуссий. Сам Чаадаев на вопрос о принадлежности к тайным обществам ответил: «Ни к какому тайному обществу никогда не принадлежал. Мнение мое о тайных обществах видеть можно из находящейся в бумагах моих речи о масонстве, писаной мною еще в 1818 году, где ясно и сильно выразил мысль свою о безумстве, о вредном действии тайных обществ вообще. О существовании тайных обществ в России не имел другого сведения, как по общим слухам. О названиях же их и цели никакого понятия не имел и какие лица в них участвовали, не знал». Как бы то ни было, Чаадаев был в очень близких отношениях с руководителями Северного общества, но он всегда выступал против насильственных методов ведения борьбы. Чаадаев признавал, что перед отъездом из Петербурга за границу он виделся с Матвеем и Никитой Муравьевыми, князем Трубецким и Николаем Тургеневым. Матвей Муравьев-Апостол и Раевский провожали Чаадаева.
В дни Декабрьского восстания Чаадаев был за границей, еще в 1823 году он отправился в трехлетнее путешествие. Петр Яковлевич посетил Англию, Францию, Италию, Швейцарию и Германию. Как свидетельствуют его письма, переезжая из страны в страну с 1823-го по 1826-й годы, он вел, за редкими исключениями, жизнь нелюдимую, затворническую и почти ничего не читал. О его состоянии в указанный период говорят письма к людям, которые ему остались дороги и близки. Вот, например, в одном из таковых к родному брату в сентябре 1823 года Чаадаев писал: «Болезнь моя совершенно одна с твоею, только что нет таких сильных пальпитаций, как у тебя, потому что я не отравляю себя водкою». Но чем еще, кроме лечения, был занят Чаадаев во время своего заграничного турне? Знаток перипетий чаадаевской жизни М.Гершензон в своей книге сообщает, что Чаадаев со времени ухода в отставку увлекся мистикой, склонность к которой у него наблюдалась и раньше, но в особенности после того, как он «... по совету какого-то неизвестного лица прочитал несколько сочинений Юнга-Штиллинга Иоганна Генриха, которые вызвали в нем тяжелый душевный кризис, затянувшийся на много лет». Его европейское турне было практически одиноким, исключение составляли редкие встречи с друзьями-соотечественниками и немецким философом Шеллингом в Карлсбаде.
Ещё находясь на службе, в 1814 году в Кракове Чаадаев был принят в масонскую ложу, в 1819 году был принят в «Союз благоденствия», в 1821 году - в Северное общество декабристов. Вступив в общество декабристов, он не принимал участия в его делах. В 1822 году царское правительство закрыло в России масонские ложи, за год до этого Чаадаев вышел из масонской ложи «Соединенных братьев».
На родину Чаадаев вернулся лишь осенью 1626 года, когда его друзья-декабристы были осуждены, а сам он после возвращения был арестован в пограничном Брест-Литовске по подозрению в причастности к декабристам. «Чаадаев в письмах к близким говорил, что уезжает навсегда, и близкий друг Якушкин был до такой степени уверен в этом, что на допросе после разгрома восставших спокойнейшим образом назвал Чаадаева в числе лиц, завербованных им в нелегальную организацию» - писал А.Лебедев. Но 26 августа с Чаадаева по повелению Николая I были сняты обвинения. С Чаадаева была взята подписка о неучастии его в любых тайных обществах, причем он категорически отрицал свое участие в Северном обществе. Через 40 дней он был отпущен.
Поражение декабристского движения передовая общественность переживала очень глубоко. У Чаадаева для этого были и причины личного характера. С осени 1826 года Чаадаев жил в имении тетки в Дмитровском уезде. Его затворническая жизнь, наполненная напряженной мыслительной работой продолжалась пять лет. Его позиция в тот период очень хорошо иллюстрируется содержанием письма к Вяземскому: «Неужто надобно непременно делать дела, чтобы делать дело? Конечно, можно делать и то и другое, но из этого не следует, чтобы мысль... не могла быть вещь очень дельная. Настанет время, она явится и там».
В это время он познакомился с Екатериной Дмитриевной Паниной. Ей было двадцать три года, но она уже пять лет была замужем, правда, детей не имела. Екатерина Дмитриевна выделялась в глазах Чаадаева из толпы беспокойством духа и развитостью ума, умением находить «прелесть в познании и в величавых эмоциях созерцания». Надо только, думал он, наполнить эти свойства существенным содержанием, ибо молодая женщина не заглядывает в Евангелие, не ходит в церковь и вообще пребывает в полном религиозном неведении. Тогда и многие тяжелые для нее проблемы повернутся к ней другой стороной. И Чаадаев посоветовал Екатерине Дмитриевне, говоря словами его первого философического письма, «облечься в одежду смирения, которая так к лицу вашему полу», «что, скорее всего, умиротворит ваш взволнованный дух и прольет тихую отраду в ваше существование».
Мы не знаем доподлинно всего, что сделано Чаадаевым в эти пять лет. Возможно, что помимо сохранившихся в полицейских архивах произведений были и другие работы. Известно точно, что к 1830 году «Философические письма» были закончены. Чаадаев хлопотал об издании написанного, а пока созданное им читали в списках.
С 1831 года он навсегда поселился во флигеле большого дома Е.Г.Левашевой на Ново-Басманной. Здесь он жил какое-то время вместе с М. Бакуниным и познакомился с В.Белинским. Отсюда он ездил не только в Английский клуб, но и туда, где собирались люди, глубоко озабоченные судьбами России, - Герцен в «Былом и думах» вспоминает споры и прения очень длинные, до 2 часов ночи по два-три раза в неделю: у Чаадаева в понедельник, у Свербеева в пятницу, у А.П.Елагиной в воскресенье и в других местах.
Чаадаев не принадлежал, очевидно, ни к одному из образовавшихся тогда кружков. И это неудивительно. Он постоянно ощущал учрежденный над ним тайный надзор, от которого не избавляло и пятилетнее «примерное» поведение в деревенской глуши». Тем более, ему как «уличенному в связях с декабристами», в силу запрета заниматься общественной деятельностью, недоступны были какие-либо официальные формы проявления своих демократических убеждений. Он не мог, подобно Грановскому, высказывать свое кредо с университетской кафедры, не мог заняться издательской деятельностью. Возможно лишь предположить, что обращение к Васильчикову, Бенкендорфу и Николаю с просьбой об определении на государственную службу было попыткой как-то легализовать свое положение.
Письма от униженного Чаадаева властвующим особам следовали одно за другим, но, скорее всего, писались они лишь с одной целью, получить разрешение на публикацию представленной книги. 31 января 1833 года цензурный комитет не дал разрешения на опубликование представленной Чаадаевым книги. Чаадаев настойчиво искал возможность сделать достоянием широкой гласности то, что было выстрадано им в тишине кабинета и, наконец, ему это удалось. Редактор журнала либерального направления «Телескоп» Надеждин взял на себя смелость опубликовать первое философическое письмо в пятнадцатом номере за 1836 год. Из сопровождающего публикацию замечания Надеждина видно, во-первых, что статья была рассчитана на «мыслящих читателей», во-вторых, что она являлась лишь звеном в серии писем, проникнутых одним духом, развивающих одну главную мысль (Надеждин умалчивает - какую). В-третьих, что имеется «дозволение украсить наш журнал и другими из этого ряда писем», и, наконец, в-четвертых, обо всем этом сообщается «с удовольствием», ибо просматривается «возвышенность предмета, глубина и обширность взглядов, строгая последовательность выводов и энергическая искренность выражения...».
Заметим, что до официальной реакции Чаадаев не только не жаловался на издателей, но был весьма воодушевлен фактом появления статьи. В письме к княгине С.Мещерской от 18 октября 1836 года, то есть сразу после опубликования письма, когда еще на Чаадаева не обрушились репрессии, он писал: «Говорят, что шум идет большой; я этому нисколько не удивляюсь. Однако же мне известно, что моя статья заслужила некоторую благосклонность в известном слое общества. Конечно, не с тем она была писана, чтобы направиться блаженному народонаселению наших гостиных, предавшихся достославному быту виста и реверси. Вы меня слишком хорошо знаете и, конечно, не сомневаетесь, что весь этот гвалт занимает меня весьма мало. Вам известно, что я никогда не думал о публике, что я даже никогда не мог постигнуть, как можно писать для такой публики, как наша: все равно обращаться к рыбам морским, к птицам небесным. Как бы то ни было, если то, что я сказал, правда, оно останется, если нет, незачем ему оставаться».
Шум же от первой - и единственной прижизненной - публикации Чаадаева был действительно большой. Герцен очень образно уподобил «Философическое письмо» выстрелу среди ночи. По свидетельству биографа М.Жихарева, никакое событие, не исключая и смерть Пушкина, не произвело такого впечатления: «Даже люди, никогда не занимавшиеся никаким литературным делом; круглые неучи; барыни, по степени интеллектуального развития мало чем разнившиеся от своих кухарок и прихвостниц, подьячие и чиновники, увязшие и потонувшие в казнокрадстве и взяточничестве; тугоумные, невежественные, полупомешанные святоши, изуверы или ханжи, поседевшие и одичалые в пьянстве, распутстве или суеверии, молодые отчизнолюбцы и старые патриоты - все соединилось в одном общем вопле проклятия и презрения человеку, дерзнувшему оскорбить Россию».
В первом из философских писем Чаадаев советует своей корреспондентке (подразумевается Панова) придерживаться всех церковных обрядов, упражняться в покорности, что, по его словам, «укрепляет ум». По мнению Чаадаева, только «размеренный образ жизни» соответствует духовному развитию. В отношении России Чаадаев высказывается весьма критически, полагая, что одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его, мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих. Мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений. В то же время он всемерно превозносит Западную Европу, полагая, что там идеи долга, справедливости, права, порядка родились из самих событий, образовывавших там общество, входят необходимым элементом в социальный вклад. Чаадаев видел в католической церкви, господствующей на Западе, поборницу просвещения и свободы. Одновременно Чаадаев критиковал крепостное право в России.
Несомненно, что такая статья вызвала самое негативное отношение властей. Тон гонениям задал управляющий департаментом духовных дел иностранных исповеданий Ф.Ф.Вигель. В письме митрополиту от 21 октября 1836 года он обращал пастырское внимание на то, что в «богомерзкой статье нет строки, которая бы не была ужаснейшею клеветою на Россию, нет слова, кое бы не было жесточайшим оскорблением нашей народной чести». Далее достаточно четко формулируется обвинение в преступной принадлежности к революционной партии: «Среди ужасов французской революции, когда попираемо было величие Бога и царей, подобного не было видно Никогда, нигде, ни в какой стране, никто толикой дерзости себе не позволил». И, наконец, вопль - «И где? в Москве, в первопрестольном граде нашем... сие преступление. И есть издатель, который превозносит ее похвалами и грозит другими подобными письмами! И есть цензура, которая все это пропускает. О Боже! до чего мы дожили».
Из письма Бенкендорфа царю: «Все, что для нас россиян есть священного, поругано, уничтожено, оклеветано с невероятною предерзостью, и с жестоким оскорблением как для народной чести нашей, так для правительства и даже для исповедуемой нами православной веры». Дальнейшее известно. Последовала резолюция царя, в соответствии с которой Чаадаева объявляли умалишенным. Ему предписывалось не выходить из дома. Полицейский надзор ужесточился открытыми принудительными мерами. Сам Чаадаев отнесся к своей участи со свойственной ему печальной иронией. В письме к брату он писал: «У меня по высочайшему повелению взяты бумаги, а сам я объявлен сумасшедшим. Поражение мое произошло 28-го октября, следовательно, вот уже три месяца как я сошел с ума. Ныне издатель сослан в Вологду, цензор отставлен от должности, а я продолжаю быть сумасшедшим. Теперь, думаю, ясно тебе видно, что все произошло законным порядком, и что просить не о чем и некого».
Более всего его удручало невозвращение отобранных бумаг, «потому что в них находятся труды всей моей жизни, все, что составляло цель ее». Было от чего впасть в отчаяние. Но, хотя многие связи рушились, хотя приходилось довольствоваться одной прогулкой в день и «видеть у себя ежедневно господ Медиков» (первое время - наглого и пьяного штаб-лекаря), Чаадаева обнадеживала утешительная дружба милых хозяев и частое посещение товарищей. В общении же с власть имущими и в открытой для цензуры переписке «сумасшедший» продолжал разыгрывать лояльного по отношению к правительству человека, а в неподцензурных произведениях звучал его страстный голос просветителя и борца.
Вершиной политической мысли Чаадаева, вместе с прокламациями 1840-х годов, стала «Апология сумасшедшего», написанная им в 1837 году и опубликованная только после его смерти в 1862 году в Париже князем Гагариным. Чаадаев уже более трезво оценивал историю России. Он писал, что бесплодность исторического развития России в прошлом представляет собой в некотором смысле благо, так как русский народ не скован окаменелыми формами жизни и потому обладает свободой духа, чтобы выполнить великие задачи будущего, которые стоят перед ним. При этом он придавал большое значение православию, которое, по его мнению, способно оживить тело католической церкви. Он признал, что в будущем Россия станет центром интеллектуальной жизни Европы, если она, конечно, ассимилирует все самое ценное в Европе и осуществит миссию, предначертанную ей Богом. В этих своих мыслях Чаадаев перекликается с идеями славянофилов.
Легко ошибиться, если рассматривать жизнь Чаадаева и, в частности, настроения последних лет в отрыве от конкретно-исторических условий и сути жизни вообще, в отрыве от уровня самосознания философа. Вот его собственные слова: «Безотрадное зрелище представляет у нас выдающийся ум, бьющийся между стремлением предвосхитить слишком медленное поступательное развитие человечества... и убожеством младенческой цивилизации, который таким образом поневоле кинут во власть всякого рода причуд воображения, честолюбивых замыслов, а иногда - приходится это признать - и глубоких заблуждений».
Чаадаев и в конце своего жизненного пути остался верен своему принципу искать истину вопреки официальному запрету, вопреки официальному мнению властей, вопреки существованию этих властей, но не любой ценой, не ценой своей головы, а соблюдая осторожность, заискивая перед власть предержащей, заверяя ее в полной преданности. Трудно теперь сказать, в какой степени и все ли верили в «верноподданнические» чувства философа. 30 октября 1837 года Николай I на доклад московского генерал-губернатора князя Д.В.Голицына о прекращении «лечения» Чаадаева наложил следующую резолюцию: «Освободить от медицинского надзора под условием не сметь ничего писать». Чаадаеву было разрешено выходить на прогулки, но не наносить визитов. Он продолжал оставаться «сумасшедшим», его опасались. Чаадаев был обречен на одиночество. И если кто-то еще надеялся на перемены в связи с воцарением Александра II, то Чаадаев остался верен себе: «Взгляните на него, просто страшно за Россию. Это тупое выражение, эти оловянные глаза...». Если и мог с кем-либо связывать Чаадаев осуществление своих идеалов, то разве лишь с народными массами. К ним обращался он в ставшей известной теперь прокламации. В ней содержалась пропаганда европейских революционных событий, призыв к единению народов против самодержавного гнета. Проникновенные строки были адресованы крестьянской массе. Другими словами, в 1840-е годы Чаадаев оказался левее тех европейских социалистов, которые в решении социальных противоречий рассчитывали на благородство и иные добродетели правящих классов. Более того, когда революционное движение 1848-1850 годов потерпело неудачу и, казалось бы, рухнула последняя надежда, Чаадаев, можно предположить, не потерял веру во всемогущество просветительской деятельности в широких массах. По мнению Чаадаева, западно-европейские успехи в области культуры, науки, права, материального благополучия являлись прямыми и косвенными плодами католицизма как «политической религии».
Католическая церковь для Чаадаева выступала прямой и законной наследницей апостольской церкви. Именно она являлась единственным носителем соборного, кафолического начала. К православию он относится намного холоднее. При этом Чаадаев всю жизнь оставался православным, регулярно исповедовался и причащался, перед смертью принял причастие у православного священника и после смерти был похоронен по православному обряду. Гершензон писал, что Чаадаев совершил странную непоследовательность, не приняв католичества и формально не перейдя, так сказать, «в католическую веру», с соблюдением установленного ритуала.
В «Философических письмах» он объявил себя приверженцем ряда принципов католицизма, однако Герцен называл его мировоззрение «революционным католицизмом», поскольку Чаадаев вдохновлялся нереальной в ортодоксальном католицизме идеей — «сладкая вера в будущее счастье человечества», уповая на свершение земных чаяний народа как сверхразумного целого, преодолевающего эгоизм и индивидуализм как несообразные с всеобщим назначением человека быть двигателем Вселенной под руководством всевышнего разума и мировой воли. Чаадаев не интересовался темами греха, церковных таинств и т. п., сосредотачиваясь на христианстве как на умозрительной силе. В католичестве его привлекало соединение религии с политикой, наукой, общественными преобразованиями — «вдвинутость» этой конфессии в историю. Герцен писал о нём в этот период: «Печальная и самобытная фигура Чаадаева резко отделяется каким-то грустным упреком на линючем и тяжелом фоне московской знати. Я любил смотреть на него средь этой мишурной знати, ветреных сенаторов, седых повес и почетного ничтожества. Как бы ни была густа толпа, глаз находил его тотчас. Лета не исказили стройного стана его, он одевался очень тщательно, бледное, нежное лицо его было совершенно неподвижно, когда он молчал, как будто из воску или из мрамора, «чело, как череп голый», серо-голубые глаза были печальны и с тем вместе имели что-то доброе, тонкие губы, напротив, улыбались иронически. Десять лет стоял он сложа руки где-нибудь у колонны, у дерева на бульваре, в залах и театрах, в клубе и — воплощенным veto, живой протестацией смотрел на вихрь лиц, бессмысленно вертевшихся около него, капризничал, делался странным, отчуждался от общества, не мог его покинуть... Опять являлся капризным, недовольным, раздраженным, опять тяготел над московским обществом и опять не покидал его. Старикам и молодым было неловко с ним, не по себе, они, бог знает отчего, стыдились его неподвижного лица, его прямо смотрящего взгляда, его печальной насмешки, его язвительного снисхождения... Знакомство с ним могло только компрометировать человека в глазах правительствующей полиции…».
После Крымской войны, не видя улучшения в положении России, Чаадаев думал о самоубийстве. Он умер квартирантом в чужом доме 14 апреля 1856 года по старому стилю от воспаления легких, оставив материальные дела в полном расстройстве.
Чаадаев был похоронен на Донском кладбище в Москве. Перед своей смертью он пожелал, чтобы его похоронили «в Донском монастыре, близ могилы Авдотьи Сергеевны Норовой, или в Покровском, близ могилы Екатерины Гавриловны Левашевой.
О Петре Чаадаеве была снята телевизионная передача «У нас от ума - одно горе».
Текст подготовила Татьяна Халина
Использованные материалы:
Кучурин В.В. Богословские аспекты религиозно-философского творчества П.Я.Чаадаева
Кобринский А.М. «Чаадаев: Психологический экскурс»
В.Логинов. История закрытия журнала Н.М.Надеждина «Телескоп»
Осип Мандельштам. «Петр Чаадаев»
Б.Тарасов. «П.Я.Чаадаев и русская литература первой половины XIX века».
7 июня 1794 года – 26 апреля 1986 года | | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
 Фромм Эрих (Erich Fromm)
Эрих Фромм - выдающийся мыслитель ХХ века
Немецко-американский психолог и философ
«Главная жизненная задача человека - дать жизнь самому себе, стать тем, чем он является потенциально. Самый важный плод его усилий - его собственная личность». Эрих Фромм.
Эрих Фромм разработал концепцию гуманистического психоанализа, в которой сочетались элементы марксизма, психоанализа, экзистенциализма. Его теория была призвана разрешить основные противоречия человеческого существования – между эгоизмом и альтруизмом, обладанием и бытием, негативной «свободой от» и позитивной «свободой для». Эрих Фромм полагал, что выйти из кризиса современной цивилизации можно, создав так называемое «здоровое общество», основанное на принципах и ценностях гуманистической этики, восстановлении гармонии между индивидом и природой, личностью и обществом. Будучи неортодоксальным марксистом, Фромм резко критиковал не только капиталистическое общество, но и построенный в СССР социализм, полагая что советская идеология не имеет ничего общего с учением Маркса. По этой причине, также как ранее в гитлеровской Германии, книги Фромма в СССР были под запретом до конца 1980-х годов.
С 1949 года по 1967-й год Эрих Фромм жил и работал в Мексике, куда ему пришлось переехать по совету врачей, рекомендовавших его второй больной жене, сменить климат и попробовать лечение радиоактивными источниками в Сан Хосе Пурна. В 1951 году он стал внештатным профессором медицинского факультета Национального университета в Мехико. В качестве обучающего и контролирующего аналитика он подготовил группу мексиканских психоаналитиков. В 1953 году, после смерти второй жены, Эрих Фромм вновь женился и переехал в пригород Мехико.
В 1956 году по его инициативе было основано Мексиканское психоаналитическое общество. С целью распространения психоаналитических знаний в испаноязычном регионе Фромм организовал публикацию серии «Психологическая библиотека», основал «Журнал психоанализа, психиатрии и психологии», а также организовал цикл лекций, в котором приняли участие видные ученые. На протяжении нескольких лет Фромм осуществлял подготовку психоаналитиков на медицинском факультете университета в Мехико, а с 1963 года — в Мексиканском институте психоанализа.
Фромм инициировал создание Международного форума психоанализа, позволившего единомышленникам обмениваться мнениями по актуальным проблемам теории и практики психоанализа. Этот форум проводился в Амстердаме в 1962 году, Цюрихе в 1965 году, Мехико в 1969 году, Нью-Йорке в 1972 году, Цюрихе в 1974 году и Берлине в 1977 году.
В 1960-е годы Фромм принимал активное участие в политических событиях США и мира в целом. Он стал членом Социалистической партии США, подготовил новую программу, но после того, как она не была принята руководством этой партии, вышел из нее. Эрих Фромм включился в политическое движение в защиту мира, в 1962 году принимал участие в качестве наблюдателя в конференции по разоружению, состоявшейся в Москве. Он был членом национального комитета «Американское объединение за гражданские свободы», поддерживал кампанию за ядерное разоружение, сотрудничал с вашингтонским Институтом по исследованию проблем мира, принимал активное участие в предвыборной кампании 1968 года по выдвижению в кандидаты на пост президента США сенатора-демократа Ю.Маккарти.
С 1960-го по 1973-й годы Фромм проводил летние месяцы в Локарно в Швейцарии. В 1974 году он принял решение не возвращаться в Мексику, а в 1976 году окончательно переехал в Швейцарию. Перенеся три инфаркта, в преклонном возрасте Эрих Фромм продолжал ежедневно медитировать, следуя учению буддистского монаха из Шри-Ланки.
Он умер 18 марта 1980 года в городе Муральто, почетным гражданином которого стал незадолго до смерти.
Во Франкфурте, где он родился, состоялось посмертное чествование, сопровождавшееся награждением мемориальной медалью Гете.
Источник: www.psychol-ok.ru
БЛАГОПРИЯТНЫЕ ТРАДИЦИИ
Эрих Фромм родился 23 марта 1900 года во Франкфурте-на-Майне в еврейской семье.
Его мать, Роза Фромм, в девичестве Краузе, была дочерью раввина, эмигрировавшего из России, а ее дядя, Даян Людвиг Краузе, слыл одним из самых авторитетных талмудистов в Познани. Под влиянием этого двоюродного деда, который регулярно присылал мальчику указания по чтению Талмуда, юный Эрих намеревался посвятить свою жизнь изучению и проповеди иудаизма. Этому способствовал весь уклад семейной жизни.
Отец Эриха, Нафтали Фромм, также был сыном и внуком раввинов и, хотя посвятил себя торговле (ею он занимался без особого энтузиазма), сохранял и поддерживал в семье ортодоксальные религиозные традиции. Целыми днями он просиживал в своей скромной лавочке над священными книгами, всякий раз сетуя, что покупатели отвлекают его от столь благочестивого занятия. Нетрудно догадаться, что при таком подходе к коммерции финансовые дела семьи шли из рук вон плохо.
Еврейская среда, из которой вышел Фромм, и связь, с которой он сохранял до конца своих дней, не имела ничего общего с миром прагматичных и корыстных дельцов. Сам Фромм называл свой мир докапиталистическим, а иногда и просто средневековым, подчеркивая, что атмосфере, в которой он воспитывался, был абсолютно чужд буржуазный дух рубежа ХIХ–ХХ веков.
Фромм вспоминал: «Я приходил в недоумение, когда кто-либо в моем присутствии признавал, что является дельцом, то есть тратит свою жизнь на добывание денег. Мне становилась за него очень стыдно». Ведь, согласно иудаистской традиции, конечной целью всякого труда, любой деятельности является самосовершенствование, а самое верное средство для этого — хозяйственная самостоятельность; поэтому собственность может служить не целью, но лишь средством достижения свободы ради удовлетворения духовных запросов. По сути дела, эта идеология и нашла воплощение в философской концепции Фромма, хотя уже вне тесной связи с иудаистской традицией, от которой Фромм постепенно отходил, по мере того как расширялись его интересы.
Наверное, еще в юношеских студиях, когда Фромм изучал Тору и Талмуд, зародилась та мысль, которую он высказал много лет спустя: «История человечества начинается с акта непослушания, что в то же время есть начало его освобождения и интеллектуального развития». Позже эту идею с энтузиазмом подхватило поколение молодых бунтарей шестидесятых.
Характерно, что в Священном писании Фромма привлекали и воодушевляли весьма специфические моменты — история грехопадения Адама и Евы, заступничество Авраама за жителей Содома и Гоморры, судьба пророка Ионы.
«Грехопадение» самого Фромма произошло на редкость банально. Однажды, чувствуя сильный голод, он был привлечен вкусным запахом, исходившим из уличного киоска. Недолго думая, юный талмудист купил и съел на ходу горячую свиную сосиску. И мир не перевернулся! Более того, юноша не ощутил себя грешником, не почувствовал, что стал хуже. Может быть, той самой сосиске мы обязаны тем, что мир потерял заурядного раввина, но приобрел замечательного психолога.
В ПОИСКАХ СУДЬБЫ И ЭТИКИ
Во Франкфурте Фромм посещал национальную школу, в которой наряду с основами вероучения и религиозными традициями преподавались и все предметы общеобразовательного цикла. В 1918 году он сдал экзамены на аттестат зрелости и после недолгих колебаний остановил свой выбор не на продолжении религиозного образования, а на изучении права. Такое решение не было чем-то радикальным, поскольку Фромм понимал право как «кристаллизованный минимум этики какого-либо общества». Однако перспектива стать юристом быстро утратила для него привлекательность, и он отправился в Гейдельберг изучать философию, социологию и психологию.
Престиж социологии в Гейдельбергском университете был утвержден Максом Вебером, с которым Фромм, однако, познакомиться не успел. Он изучал социологию у его брата Альфреда Вебера и под его руководством защитил в 1922 году докторскую диссертацию.
Важным событием в личной жизни и научной карьере Фромма явилось знакомство с Фридой Райхман, которая до того успела побывать ассистенткой Курта Гольдштейна, потом — основателя школы аутогенной тренировки И.Х.Шульца, а в 1923 году освоила психоанализ в Берлинском психоаналитическом институте под руководством Ганса Сакса. В 1924 году Фрида Райхман открыла в Гейдельберге (на Менхофштрассе, 15) пансионат «Терапойтикум», в котором стала практиковать психоанализ.
Знакомство состоялось через третье лицо и поначалу носило чисто приятельский характер. Однако довольно скоро Фрида Райхман сумела заинтересовать Фромма психоанализом и предложила выступить для него аналитиком. И, подобно историям Шандора Радо и Вильгельма Райха, женившихся на своих пациентках, терапевтическая связь между Фридой Райхман и Эрихом Фроммом привела к женитьбе. Многие недоумевали, почему ни аналитические откровения, ни солидная разница в возрасте (Фрида была на 10 лет старше) не воспрепятствовали браку. Впрочем, сомнения оказались небезосновательными. Прожив вместе всего четыре года, супруги расстались (развод был оформлен лишь в 1940 году в США, где их пути снова случайно сошлись). Впрочем, добрые отношения им удалось сохранить, и все последующие годы Фрида жила под двойной фамилией — Фромм-Райхман, под которой и получила немалую известность.
ПРИВЕРЖЕНЕЦ ПСИХОАНАЛИЗА
Психоаналитическую подготовку Фромм завершил в берлинском институте, который с конца 1920-х годов все более становился центром притяжения аналитиков и их клиентов и оспаривал первенство у венского. В разные годы здесь практиковали и преподавали Шандор Радо, Франц Александер, Макс Эйтингон, Ганс Сакс, Вильгельм Райх, Рене Спиц и другие видные аналитики. Здесь Фромм близко познакомился с Карен Хорни, чья протекция впоследствии обеспечила ему должность профессора в Чикаго.
В 1925 году Фромм, завершив обязательную психоаналитическую подготовку (серьезным изъяном которой, впрочем, считалось отсутствие у него медицинского образования), открыл собственную частную практику. Среди его пациентов оказалось немало американцев. Практикуясь с ними в разговорном английском, Фромм делал большие успехи, что впоследствии позволило ему легко ассимилироваться за океаном.
Первоначально Фромм стоял на позициях ортодоксального фрейдизма, его ранние работы публиковались в солидных психоаналитических журналах, в том числе в авторитетном «Имаго». С Зигмундом Фрейдом он никогда не был лично знаком, но глубоко проникся духом его учения. Со временем, однако, приверженность фрейдистской доктрине стала ослабевать, и в итоге Фромм выступил одним из самых решительных ревизионистов психоанализа.
СТРАШНЫЙ ПРОГНОЗ
Приход Гитлера к власти воспринимался в Германии как наведение порядка и поэтому приветствовался населением. Фромм сделал вывод о том, что ответственность за свою судьбу, связанная с личной свободой, — невыносимая ноша для большинства, поэтому народ готов расстаться со свободой.
Обширная практика, общение с пациентами дали Фромму богатый материал для переосмысления соотношения биологического и социального в формировании человеческой психики. Анализ эмпирического материала был осуществлен им в период работы в Институте социальных исследований во Франкфуркте-на-Майне (1929–1932).
Будучи руководителем отдела социальной психологии института, Фромм в 1932 году организовал исследование неосознаваемых мотивов поведения больших социальных групп. В результате он пришел к выводу, что народные массы не только не окажут сопротивления нарождающемуся фашизму, но и своими руками приведут его к власти. Объяснение этому «иррациональному» явлению Фромм видел в механизме «бегства от свободы», когда измученные национальным унижением, безработицей, инфляцией народные массы охотно отказываются от привилегий, даваемых свободой, и с готовностью жертвуют ими в обмен на «порядок» и гарантированную миску баланды. (Не потому ли эта концепция стала психологической классикой, что жизнь подтверждает ее снова и снова?)
Фромм был одним из первых, кто в 1933 году оставил Германию, ибо результаты его изысканий заставили отказаться от всяких иллюзий. (Те его коллеги, кто продолжал питать иллюзии о «твердой руке» и «новом порядке», впоследствии были вынуждены спасаться паническим бегством, а иным и это не удалось.)
ФРЕЙДИЗМ, МАРКСИЗМ И ИУДАИЗМ
Фромм поселился в США, где в 1941 году увидела свет написанная им по-английски книга «Бегство от свободы», разоблачавшая различные модификации тоталитаризма. Книга принесла автору известность в Америке и вызвала к нему ненависть в Германии, куда он и после окончания войны не вернулся.
В Америке — сначала в США, а затем в Мексике — Фромм занимается широкой исследовательской и педагогической деятельностью, ведет большую клиническую практику, пишет и издает книги, приносящие ему все большую славу: «Человек для себя» в 1947 году, «Сказки, мифы и сновидения» в 1951 году, «Здоровое общество» в 1955 году, «Искусство любви» в 1956 году, «Революция надежды» в 1968 году, «Иметь или быть?» в 1976 и другие (в наши дни большинство основных произведений Фромма издано в переводе на русский язык).
Последнюю из названных книг можно считать откликом на сочинение французского философа Г.Марселя «Быть или иметь?», где высказано много близких Фромму суждений о негативных аспектах технократической цивилизации с ее неконтролируемым культом потребления. Подзаголовок книги Фромма ясно обозначает тенденцию его поисков — «В направлении гуманизированной технологии».
Переосмысление и творческое развитие теории Фрейда поставило Фромма во главе одного из влиятельных направлений современной гуманитарной науки — неофрейдизма. (Хотя его небезосновательно причисляют и к теоретикам гуманистической психологии. Идея самоактуализации явно прослеживается в его суждении: «Главная жизненная задача человека — дать жизнь самому себе, стать тем, чем он является потенциально. Самый важный плод его усилий — его собственная личность».)
Фромм стремится перенести акцент с биологических мотивов человеческого поведения в психоанализе на социальные факторы и тем самым как бы уравновесить два этих начала. В этом он, в частности, опирается на марксистскую концепцию отчуждения человека от своей сущности в процессе труда и жизнедеятельности, когда человек используется как средство, но не как цель.
Различные варианты синтеза фрейдизма с марксизмом были вообще свойственны многим представителям Франкфуртской школы, но они разошлись во взглядах на роль революционности в преобразовании общественных структур. Так, Г.Маркузе, с которым Фромм лично и заочно полемизировал еще в Европе, в своей книге «Эрос и цивилизация» обвинял неофрейдистов, прежде всего К.Хорни и Э.Фромма, в том, что они трансформируют фрейдизм в моральную проповедь — конформистскую и годную (вернее, негодную) для всех времен и культур.
Фромм же критиковал в учении Маркузе те идеи, которые поставили последнего в ряд вождей так называемой молодежной революции 1968 года. Маркузе предлагает революционный, «хирургический» способ лечения болезней общества потребления; Фромм более склонен к «терапевтическим» методам воспитания, просвещения, гуманизации на основе вечных нравственных ценностей, которые, сохраняясь в душе отдельного человека, не исчезнут и в обществе.
Здесь, как мы видим, старинный философский спор об основаниях — с чего начинать: с «я» или с «мы»? Фромм понимал, что история творит человека, и этому посвящена одна из самых известных его книг — «Человек для себя». Смысл книги и ее названия станет ясным, если привести слова, взятые Фроммом из Талмуда (годы ученичества не прошли даром) в качестве эпиграфа:
Если я не за себя, то кто же встанет за меня?
Если я только для себя, то кто же я такой?
Если не сейчас, то когда?
ИСКУССТВО ВЕРЫ
Фромм проанализировал типы социальных характеров, формирующиеся различными типами культур, показал роль гуманистической и авторитарной этики в этом формировании и пришел к заключению, что человек может, а значит, и должен противопоставить собственные разум и волю как внешнему авторитету власти, так и анонимному авторитету общественного мнения. То есть спасение от авторитарности во всевозможных ее видах Фромм видел в самостоятельности и самосовершенствовании человека.
Эта мысль является главной и для, пожалуй, самой известной его книги «Искусство любви». Человеку предстоит самостоятельно выбирать путь меж двух бездн — агрессивности и покорности. Разумом он отличается от прочих живых существ, и, кроме разума, ему не на что рассчитывать. Однако не следует считать Фромма сугубым рационалистом, ведь он имел огромный опыт изучения человеческой иррациональности и не мог недооценивать ее роль на личностном уровне и особенно - на уровне больших социальных групп. Еще накануне Второй мировой войны он показал, что тоталитаризм, то есть подавление независимой мысли и свободы воли, — результат не только узурпации и террора власти, но и неспособности миллионов людей ценить и любить свободу и разум, что делает их молчаливыми соучастниками злодеяний, а то и палачами.
По существу, и в сегодняшнем мире единственным достойным и надежным противодействием иррациональной деструктивности остаются только разум и добрая воля. «Здоровое общество», о котором размышлял Фромм, все еще не построено.
Одиночество, отчуждение, бегство от угнетающей реальности в мир наркотических иллюзий, психопатология в обыденной и общественной жизни, изнурительная рутина сизифова труда — разве это не наши сегодняшние проблемы? Поэтому и сегодня актуально звучат слова Фромма: «Человек не может жить без веры. Решающим для нашего и следующего поколений является вопрос о том, будет ли это иррациональная вера в вождей, машины, успех, — или рациональная вера в человека, основанная на опыте нашей собственной плодотворной деятельности».
© Сергей СТЕПАНОВ
"АНАТОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДЕСТРУКТИВНОСТИ"
В нашей стране до конца 1980-х годов труды Эриха Фромма были известны только небольшому числу специалистов. Но в начале 1990-х годов произошел «прорыв». Многие произведения Фромма вышли на русском языке: «Бегство от свободы», «Иметь или быть», два объемистых сборника «Душа человека» и «Психоанализ и этика», а также его крупнейшее исследование «Анатомия человеческой деструктивности». Ни одно из них не посвящено специально вопросам воспитания и образования. Тем не менее, рассмотрение его творчества в контексте развития мировой педагогической мысли представляется вполне обоснованным. В центре научных интересов Фромма всегда находилась «проблема человека» - выявление закономерностей и факторов формирования личности, мотивации поведения людей, борение в человеке добра и зла, свободы и самоограничения, альтруизма и эгоизма, любви и агрессивности.
ОТ ПСИХОАЛИЗА ИНДИВИДА К ПСИХОАНАЛИЗУ ОБЩЕСТВА
Научная деятельность Фромма длилась более полувека. Естественно, что его взгляды не оставались все это время абсолютно неизменными. Первоначально он был правоверным последователем идей Зигмунда Фрейда. Фромм всегда высоко оценивал вклад Фрейда в изучение человеческой психики и признавал первостепенную важность главной задачи основателя психоанализа - перевести бессознательные влечения и импульсы человека в сферу сознания, помочь индивиду понять, какие из этих влечений можно удовлетворить, а какие следует подавить или сублимировать.
В 1933 году эмигрировал в США, преподавал в престижных американских университетах. Уже в 1940-е годы для Фромма становилось очевидным, что ряд положений ортодоксального фрейдизма противоречат результатам новейших научных исследований в области социологии, антропологии, психологии. Да и сама социально-политическая реальность давала все новые доказательства того, что детерминанты мышления и поведения людей не могут быть объяснены только тезисами классического психоанализа. В отличие от Фрейда человек у Фромма не обособленный внесоциальный, а включенный в реальный общественно-исторический процесс индивид.
Ставя под сомнение ряд постулатов фрейдизма, Фромм выдвигает следующие аргументы.
Во-первых, он показывает несостоятельность попыток рассматривать поведение человека с позиций безбрежного биологического детерминизма и подчеркивает, что, хотя по своим физиологическим функциям человек и принадлежит к миру животных, он отличается от них наличием самосознания и его поступки нельзя объяснять лишь филогенетически запрограммированными инстинктами. Утратив способность действовать под влиянием инстинктов, человек, чтобы выжить, нуждается в определенной системе ориентации, которая формируется в значительной мере совокупностью воспитательных воздействий.
Во-вторых, Фромм возражает против тезиса об изначальной порочности человеческой натуры. При этом он отнюдь не идеализирует человека, считает, что в его природу заложены как конструктивные, так и деструктивные потенции. Человек может показывать высокие образцы альтруизма, его идеалами могут быть свобода, стремление к истине, бескорыстная любовь к другим людям. В то же время он несет ответственность за войны, насилие, за грозящую экологическую катастрофу. Следовательно, нет однозначного ответа на вопрос - является ли человек добрым или злым существом. Фромм утверждал, что лишь в исключительных случаях человек рождается святым или преступником. Большинство людей предрасположено и к добру и к злу, хотя соответствующее влияние этих наклонностей у разных людей различно. Многое зависит от того, как сложится система внутренней ориентации человека, а это в значительной мере определяется социальными влияниями, структурой и ценностями общества, в котором он формируется.
В-третьих, Фромм не согласен с абсолютизацией роли раннего детства в становлении личности. Он ставит под сомнение тезис ортодоксального фрейдизма об определяющем влиянии на всю последующую жизнь человека психологических травм, полученных в раннем детстве. Фромм не отрицает, что личность можно до конца понять лишь в свете всего ее предыдущего развития, включая и период раннего детства, когда быстро формируются психические свойства индивида, тенденции развития характера. Но из этого не следует, что психика детей старшего возраста и взрослых людей нединамична и наглухо закрыта для внешних воздействий.
ЛИЧНОСТЬ ЭТО НЕ ТОЛЬКО МОЗГИ
Фромм предлагал радикальное обновление всей системы воспитания. Большое значение он придавал методам воспитания, рассматривал их как средства, с помощью которых социальные требовании преобразуются в личные качества людей; поэтому изучение воспитательных методов - важная составная часть комплексного анализа любого общества. В данном вопросе также обнаруживается значительное различие взглядов Фрейда и Фромма. Согласно Фрейду, становление психического облика ребенка происходит под воздействием, прежде всего, внутрисемейных отношений, которые как бы противостоят влиянию общественных структур. Фромм расставляет акценты принципиально иначе: «Родители - за редкими исключениями - не только принимают шаблоны воспитания, принятые в их обществе, но и собственной личностью представляют социальный характер своего общества или класса. Они передают ребенку то, что можно назвать психологической атмосферой, духом общества... Таким образом, семью можно считать психологическим агентом общества».
В то же время, характеризуя процесс формирования личности, Фромм выступал против абсолютизации социальных влияний, указывал на опасность недооценки индивидуальных психологических особенностей человека. Эти предостережения сохраняют свою актуальность. Воспитатель всегда должен иметь в виду, что далеко не все в мышлении и поведении человека можно объяснить действием только социальных факторов. Индивидуальный выбор отнюдь не всегда социально детерминирован. К тому же определенную роль играют подсознательные мотивы, а также такие побуждения, которым подчас трудно дать рациональное объяснение.
Критикуя существующие системы воспитания, Фромм с большой тревогой указывал на то, что в учебных заведениях господствует сухая рассудочность, а эмоциональная сфера, столь важная для полнокровного развития личности, фактически подавляется. Этим наносится большой ущерб и интеллектуальному развитию. К этой проблеме он обращался неоднократно, отмечая необходимость всячески способствовать развитию эмоциональной сферы человека.
Не без влияния идей Фромма тезис о первостепенном значении эмоционального воспитания получил на Западе большое распространение. Гуманистически ориентированные педагоги, психологи и культурологи признают, что исключительное внимание только к развитию интеллекта не делает ребенка ни лучше, ни счастливее, а, напротив, часто обедняет личность, тогда как развитые эмоции способствуют гуманным импульсам и помогают избрать этически верное решение в сложной жизненной ситуации. Показательна в этом смысле позиция известного американского культуролога Т.Роззака. Критика американской школы, замечает Роззак, сводится главным образом к тому, что Джонни не умеет бегло читать и грамотно писать. Разумеется, это плохо, но почему мы не думаем о нравственно-эмоциональной сфере? Почему нас не волнует, что ребенок постоянно находится в нервном напряжении, не умеет расслабляться, преодолевать агрессивность и зависть, выражать доверие и нежность?
Развитие эмоциональной сферы стимулируется эстетическим воспитанием. Но и последнее должно, полагал Фромм, непременно иметь гуманистическую направленность, поскольку самые высокие эстетические идеалы в отрыве от нравственности не создают надежной системы ориентации в выборе между добром и злом.
Фромм не ограничивает любовь сферой сексуальных отношений, а рассматривает ее в самом широком аспекте, включающем взаимоотношения родителей и детей, учителей и учеников, врачей и пациентов, короче, весь спектр межличностных коммуникаций. Способность бескорыстно любить - ценнейший дар, один из самых ярких показателей, характеризующих подлинного гуманиста. Поэтому важная задача воспитания - формировать такие качества личности, которые в своей совокупности делают человека способным на альтруистическую любовь. Но современное общество и его воспитательные институты фактически даже не ставят перед собой такую цель.
КАЖДОМУ ПО ПОТРЕБНОСТЯМ
Главный огонь критики Фромм направляет на авторитарное воспитание, которое, как он неоднократно заявлял, оказывает крайне отрицательное воздействие на формирование личности, способствует возникновению и развитию психической патологии, духа деструктивного состояния и агрессии.
Подлинной целью воспитания, писал Фромм, должно являться развитие внутренней независимости ребенка и его неповторимой индивидуальности. Люди рождаются равными, но разными. Принцип равенства не предполагает одинаковости. Поэтому столь важна организация строго индивидуализированного обучения и воспитания, учитывающая неповторимые особенности, уникальные черты каждого индивида. «Уважение к уникальности, культивирование уникальности каждого человека - это ценнейшее достижение человеческой культуры. И именно этому достижению сегодня грозит опасность».
Фромм писал эти строки в 1941 году. Главную опасность он видел только в том воспитании молодежи, которое проводилось в фашистской Германии и имело целью реализовать принцип псевдоколлективизма по известной гитлеровской формуле «ты - ничто, твой народ - все». Но Фромм раньше многих своих современников понял, что тоталитарный режим - не единственная угроза формированию свободной личности. Опасность утратить индивидуальность подстерегает человека и в условиях политической демократии. Современное индустриальное общество делает все более редким тип одухотворенного, оригинально мыслящего человека, притупляет критическое мышление, инициативу и чувство ответственности, порождает «людей-роботов», ведет к интеллектуальной и эмоциональной стандартизации, а страх перед одиночеством способствует развитию конформизма, подлаживанию под общепринятые шаблоны мышления и поведения. Поэтому главная задача воспитания и образования - формировать у молодого человека гуманистическое мышление и адекватное представление о своем окружении, о себе, о своем жизненном предназначении.
Важнейшее место во фроммовской концепции личности занимает вопрос о потребностях человека и о том, в какой мере возможно влиять на их формирование и на способы их удовлетворения. Педагогический аспект этой проблемы очевиден.
По Фромму, сущность человека выражается в его фундаментальных потребностях. Они носят преимущественно антропологический характер, иначе говоря, присущи всему роду человеческому. Фромм предлагает свою классификацию человеческих потребностей. Обозначим некоторые из них.
Первостепенное значение он придает потребности в общении, в межличностных связях. «Человек не может жить без какого-то сотрудничества с другими. Даже у Робинзона был свой Пятница, без которого он, наверно, не только, в конце концов, сошел бы с ума, но и умер». Необходимость в общении, сотрудничестве, помощи особенно ощутима в раннем детстве. «Оказаться в одиночестве - это серьезнейшая угроза самому существованию ребенка».
Потребность в системе жизненной ориентации трансформируется, по мнению Фромма, в религиозную потребность. Фромм трактует религию не в традиционном смысле. Под религией он имеет в виду любую систему взглядов, которая служит индивиду руководством в жизнедеятельности и объектом поклонения. Поэтому всякое общество религиозно по своей сути, а сама религия неустранима из человеческой жизни. Но кризис современной цивилизации ведет к тому, что религиозная потребность не находит адекватного удовлетворения; в результате извращается и выбор объектов поклонения.
Очень важна потребность в творчестве. Непреодолимое стремление к активной деятельности органически присуще человеку с самого раннего возраста. Что же касается школьников, то при правильной организации учебного процесса они обнаруживают огромную активность, инициативу, стремление к познанию мира и к самопознанию.
Удовлетворение этих потребностей может осуществляться противоположными способами, которые либо способствуют, либо препятствуют позитивному развитию личности. И тут важную роль Фромм отводит воспитанию. В идеале оно должно стимулировать развитие потенциальных позитивных способностей и потребностей.
Человек нуждается в той или иной системе ориентации, ему нужен некий признанный образец. Но это чревато созданием кумиров. Закономерная потребность в ориентации деформируется в стремление массы людей иметь вождя, который принимал бы за них решения, освобождая их от ответственности.
Если органически присущее человеку влечение к творчеству не получает реального выхода, то возникает тяга к разрушению, формируется деструктивный, агрессивный тип личности. Глубокие исследования Фромма, посвященные анализу агрессивного начала в человеке, важно для педагогов и позволяет лучше понять причины «взрыва» преступности, жестокости, вандализма, охватившего определенную часть молодежи.
Автор текста: Борис Вульфсон, доктор педагогических наук
ЦИТАТЫ И АФОРИЗМЫ
- Идея о том, что человек создан по образу Божию, ведет не только к мысли о равенстве Бога и человека или даже к мысли о независимости от Бога; из нее вытекает и то, центральное для гуманизма убеждение, что в каждом человеке заключается все человечество.
- Задача человека - расширять пространство своей судьбы, укреплять то, что содействует жизни, в противоположность тому, что ведет к смерти. Говоря о жизни и смерти, я имею в виду не биологическое состояние, а способы бытия человека, его взаимодействия с миром.
- Несчастная судьба многих людей - следствие несделанного ими выбора. Они ни живые, ни мертвые. Жизнь оказывается бременем, бесцельным занятием, а дела - лишь средством защиты от мук бытия в царстве теней.
- В жизни нет иного смысла, кроме того, какой человек сам придает ей, раскрывая свои силы, живя плодотворно.
- Человеческую личность нельзя понять, если мы не рассматриваем человека во всей целостности, включая потребность найти ответ на вопрос о смысле его существования и отыскать нормы, в согласии с которыми ему надлежит жить.
- Прогресс психологии не в том, чтобы отделить сферу якобы "естественного" от сферы якобы "духовного", и сосредоточить внимание на первой, а в том, чтобы вернуться к великой традиции гуманистической этики, рассматривавшей человека в его телесно-духовной целостности, веря, что цель человека - быть самим собой, а условие достижения этой цели - быть человеком для себя.
- Я верю, что основной выбор человека - это выбор между жизнью и смертью. Каждый поступок предполагает этот выбор.
- Я убежден, что никто не может "спасти" своего ближнего, сделав за него выбор. Все, чем может помочь один человек другому - это раскрыть перед ним правдиво и с любовью, но без сантиментов и иллюзий, существование альтернативы.
- Я верю в свободу, в право человека быть самим собой, отстаивать себя и давать отпор всем тем, кто пытается помешать ему быть собой. Но свобода - это нечто большее, чем отсутствие притеснения. Это не только "свобода от". Это "свобода для" - свобода стать независимым…
- Осознание своего одиночества и отъединенности, своей беспомощности перед силами природы и общества превращает его отъединенное, расколотое существование в невыносимую тюрьму. Переживание отъединенности вызывает тревогу; более того, это источник всякой тревоги. Быть отъединенным означает быть отрезанным, без какой-либо возможности использовать свои человеческие силы. Следовательно, это значит быть беспомощным, неспособным активно влиять на мир – вещи и людей, это означает, что мир может вторгаться в меня, а я не в состоянии реагировать.
- Постольку ребенок приходит в этот мир, он сознает, что одинок, что представляет собой сущность, отдельную от всех других. Эта отъединенность от мира, подавляюще сильного и могущественного и часто угрожающего и опасного по сравнению с индивидуальным существованием, рождает чувство бессилия и тревоги.
- История человечества начинается с акта непослушания, что в то же время есть начало его освобождения и интеллектуального развития.
- Гуманистическая этика под благом понимает утверждение жизни, раскрытие и развитие человеком своих потенциалов, под добродетелью - ответственность за свое существование.
- Для человека все важно, за исключением его собственной жизни и искусства жить. Он существует для чего угодно, но только не для самого себя.
- Если человек может жить не принуждённо, не автоматически, а спонтанно, то он осознаёт себя как активную творческую личность и понимает, что у жизни есть лишь один смысл - сама жизнь.
- Конечная цель истории искупит трагизм существования тех людей, которые обречены были умирать, так и не реализовав сущности своей природы.
- Уничтожить жизнь - значит тоже выйти за её пределы.
...цель человека - быть самим собой, а условие достижения этой цели - быть человеком для себя: Не самоотречение, не себялюбие, а любовь к себе; не отказ от индивидуального, - а утверждение своего собственного человеческого я: вот истинные высшие ценности гуманистической этики. Чтобы формировать ценности и доверять им, человек должен знать самого себя, свою естественную способность делать добро.
- Человек начинает понимать, что он – это полноценная, активная, творческая личность, и что единственный смысл жизни – это сама жизнь.
- Человек есть центр и цель своей жизни...развитие своей личности, реализация всего внутреннего потенциала есть наивысшая цель, которая просто не может меняться или зависеть от других якобы высших целей.
- Понятие “быть живым” - это понятие не статическое, а динамическое. Существование – это то же, что и раскрытие специфических сил организма. Актуализация потенциальных сил – это врожденное свойство всех организмов. Поэтому раскрытие потенциалов человека согласно законам его природы следует рассматривать как цель человеческой жизни.
- Любовь - ответ на проблему человеческого существования.
- Сочувствие и сопереживание предполагает, что я переживаю в себе то, что пережито другим человеком, и, следовательно, в этом переживании он и я - одно. Все знания о другом человеке действительны настолько, насколько они опираются на моё переживание того, что переживает он. ... Возможность такого вида знания, основанного на преодолении разрыва между наблюдающим субъектом и наблюдаемым объектом, требует, конечно, гуманистического подхода, о котором я упомянул выше, а именно признания того, что каждый человек несёт в себе всё человеческое содержание, что в душе мы и святые, и преступники, хоть и в разной степени...
- Что же такое идентичность в человеческом смысле? Среди многих подходов к этому вопросу я хочу выделить только один - истолкование идентичности как такого переживания, которое позволяет человеку с полным основанием сказать: я - это Я, то есть, активный центр, организующий структуру всех видов моей реальной и потенциальной деятельности. Подобное переживание Я существует только в состоянии спонтанной активности: его нет в состоянии внутренней пассивности и полудрёмы, когда люди пребывают в достаточно бодрствующем состоянии, чтобы заниматься бизнесом, но ещё недостаточно пробудились, чтобы ощутить Я как активный центр в нас самих.
- Понятие целостности вбирает в себя понятие идентичности. Его можно коснуться вскользь, потому что целостность означает просто готовность не нарушать свою идентичность ни одним из возможных способов. Сегодня главное искушение нарушить идентичность связано с возможностями достичь успеха в индустриальном обществе. Поскольку жизнь в обществе склоняет человека к тому, чтобы ощущать себя вещью, чувство идентичности - редкое явление. Но проблема усложняется тем, что наряду с идентичностью как описанным выше осознанным феноменом есть своего рода бессознательная идентичность. Под этим я подразумеваю то, что хотя некоторые люди осознанно превратились в вещи, бессознательно они несут в себе чувство самотождественности именно потому, что социальным процессам не удалось полностью превратить их в вещи. Возможно, эти люди, поддавшиеся искушению нарушить свою целостность, испытывают бессознательное чувство вины, в свою очередь порождающее чувство скованности, хотя причин его они не осознают. ...до тех пор, пока человек не полностью мёртв в психологическом смысле, он чувствует себя виноватым за то, что живёт, не будучи целостностью.
- Даже если бы можно было объективно показать, что одна система ценностей превосходит все прочие, практически мы бы немногого достигли. ... Тем не менее беру на себя смелость утверждать, главным образом по теоретическим соображениям, что к объективным нормам можно прийти, если исходить из одной предпосылки: желательно, чтобы живая система развивалась и производила максимум жизненности и внутренней гармонии, которые субъективно воспринимаются как благополучие. ... В действительности большинство людей колеблется между различными системами ценностей и поэтому никогда не развиваются полностью в том или ином направлении. У них нет ни особых добродетелей, ни особых пороков. ... У человека нет самости, он нетождествен себе, но он боится сделать это открытие.
- То, что большинство людей переживает сегодня как счастье, в действительности является состоянием полного удовлетворения своих желаний, неважно каких по качеству. Если понимать его в этом смысле, оно утрачивает существенные свойства, приданные ему греческой философией, а именно: счастье - это состояние исполнения не столько чисто субъективных потребностей, сколько потребностей, имеющих объективную ценность с точки зрения целостного существования человека и его потенций. Было бы лучше, если бы мы думали о радости и напряжённой жизненности, нежели о счастье. Не только в иррациональном обществе, но и в наилучшем из всех обществ тонко чувствующий человек не в силах удержаться от глубокой грусти по поводу неотвратимых трагедий жизни. И радость, и грусть - неизбежные переживания чувствительного, полного жизни человека. Счастье в нынешнем значении обычно предполагает внешнее довольство от состояния пресыщения, а не то, что неизбежно сопровождает полноту человеческих переживаний.
- Новое отношение к жизни можно выразить конкретнее в следующих принципах: развитие человека требует от него способности вырваться за пределы ограниченной замкнутости собственного ego, алчности, своекорыстия, оторванности от близких, а значит, за пределы базисного одиночества. Такое превосходство является условием для того, чтобы открыться миру и соотнести себя с ним, стать уязвимым и вместе с тем испытывать идентичность и целостность; условием человеческой способности наслаждаться всем, что живо, изливать свои способности на окружающий его мир, быть `заинтересованным`; короче говоря, скорее быть, чем иметь и использовать - вот следствие шага на пути к преодолению алчности и эгомании.
- Истинная любовь к другому человеку имеет специфическую особенность, поскольку я люблю в этом человеке не только его личность, но и человечество в целом, или Бога, как сказал бы верующий христианин или иудей. Точно так же, если я люблю свою страну, моя любовь является в то же время любовью к человеку и человечеству; если она не такова, то это привязанность, основанная на неспособности к самостоятельности, и, как показали последние аналитические исследования, ещё одно проявление идолопоклонства.
- Я уверен, что можно понять, что такое целостный универсальный человек, только через осуществление своей индивидуальности, но отнюдь не пытаясь свести себя к абстрактному общему понятию. Жизнь ставит перед человеком парадоксальную задачу: с одной стороны реализовать свою индивидуальность, а с другой - превзойти ее и прийти к переживанию универсальности. Только всесторонне развитая личность может подняться над своим Я.
- Человек превратился в товар и рассматривает свою жизнь как капитал, который следует выгодно вложить. Если он в этом преуспел, то жизнь его имеет смысл, а если нет – он неудачник. Его ценность определяется спросом, а не его человеческими достоинствами: добротой, умом, артистическими способностями.
Использованные материалы:
Текст статьи «Анатом человеческой деструктивности», автор Б.Вульфсон
Текст статьи для сайта www.psychol-ok.ru по материалам книги «Постклассический психоанализ Т.2», автор В.Лейбин
Текст статьи С.Степанова
Материалы сайта www.fromm.hpsy.ru
Материалы сайта www.cpsy.ru
23 марта 1900 года – 18 марта 1980 года
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Старовойтова Галина Васильевна
Ученый и политик
"Она была для меня отдаленным, но мужественным примером. Женщине в политике невозможно. Дискриминация, унижения постоянные, шутки, прибаутки, давайте дадим слово женщине. А если идут в правительство, то пересматривают всех министров, и когда находят самое плохое, ненужное министерство, ну, давайте, для приличия поставим туда женщину. И за что я уважала Галину Васильевну, она никогда не занималась чисто женской политикой, она демонстрировала жесткую позицию, что женщина такой же профессионал, что она может быть президентом, министром обороны, советником по национальной политике, она бесстрашно выступала в Думе. В 1993 году я только пришла туда, ничего не понимала. И для меня это было очень важно. Когда я видела ее храбрость, что-то ёкало в моем сердце, и я как младший брат чувствовала, что это я смогу повторить. Когда был образ Гали, мне было легче". Ирина Хакамада о Галине Старовойтовой.
Галина Старовойтова родилась 17 мая 1946 года в Челябинске, где во время войны жили и работали ее родители.
О своем детстве Старовойтова в интервью рассказывала: "Я родилась в Челябинске после войны от потомка белорусского крестьянина Старовойтова Василия Степановича и уральской (яицкой) казачки Потаповой Риммы Яковлевны. Отец мой - обрусевший белорус. Дед и прадед по отцовской линии были крестьянами. Дед и прадед по материнской линии - есаулами казачьего войска".
В апреле 1948 года семья Старовойтовых переехала в Ленинград.
В 1964 году Галина Старовойтова окончила ленинградскую среднюю школу № 397 и поступила в Военно-механический институт. В июле 1966 года она поступила в Ленинградский государственный университет на открывшийся психологический факультет. Во время учебы в ЛГУ она вышла замуж за студента философского факультета ЛГУ Михаила Барщевского, и в 1969 году у них родился сын Платон. Окончив с отличием университет, Старовойтова поступила в аспирантуру Института этнографии Академии наук, где защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук по теме "Психологическая адаптация нерусских групп в современном русском городе".
Позже Галина Старовойтова работала социологом на ленинградском заводе имени Карла Маркса в отделе научной организации труда, а с 1973 года работала старшим инженером-социологом ЦНИИ технологии судостроения. Затем, до 1987 года, была научным, потом старшим научным сотрудником отдела русской и славянской этнографии Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера); старшим научным сотрудником Центра по изучению межнациональных отношений при Президиуме Академии наук СССР. В конце 1970-х - начале 1980-х годов она участвовала как этнопсихолог и руководитель экспедиции в работе международных экспедиций, изучавших в Абхазии и Нагорном Карабахе вопросы долгожительства.
В декабре 1987 года вместе с мужем и сыном Галина Старовойтова переехала в Москву, и в январе 1989 года была выдвинута кандидатом в народные депутаты СССР от Армении. 14 мая 1989 года, получив 75,1% голосов избирателей, она стала народным депутатом СССР по 393 Ереванскому национально-территориальному округу.
Она участвовала в создании Межрегиональной депутатской группы в мае 1989 года, в составе которой работала вплоть до прекращения деятельности союзного парламента. В сотрудничестве с академиком Сахаровым она развернула активную правозащитную работу, и с этого же времени являлась членом Международной Хельсинской группы, в так же членом правления политического клуба московской интеллигенции "Московская трибуна".
Студентка Военмеха. 1964
В июне 1990 года Старовойтова была избирана народным депутатом РСФСР от Ленинграда, работала в Комитете ВС РФ по правам человека, оставаясь до распада СССР депутатом общесоюзного парламента.
В 1990-1991 годах Старовойтова была членом Высшего консультативного Совета при Председателе Верховного Совета РСФСР, а с января 1991 года она - член Координационного Совета движения "Демократическая Россия". Она была единственной женщиной, являвшейся одновременно депутатом России и СССР.
С июля 1991 по ноябрь 1992 года Старовойтова - советник Президента РФ Бориса Ельцина по вопросам межнациональных отношений.
В апреле 1992 года она вошла в парламентскую "Коалицию реформ", а в марте 1993 года была избрана сопредседателем движения "Демократическая Россия". В мае 1993 года она участвовала в работе Конституционного совещания, и приняла приглашение Уотсоновского института международных исследований Университета Брауна (Brown`s University Watson Institute for International Studies), где прочла курс лекций. В это же время она написала книгу "Национальное самоопределение".
Галина Старовойтова так же была почетным профессором Гарвардского и Браунского университетов, стипендиатом Мира Американского института мира в Вашингтоне. В октябре 1993 года по предложению Егора Гайдара она возглавила Центр этнополитических проблем Института экономики переходного периода.
В декабре 1995 года Старовойтова была избрана депутатом Государственной Думы РФ от 209 Северного одномандатного округа Санкт-Петербурга. Она работала в Комитете Государственной Думы по делам общественных объединений и религиозных организаций, а 29 января 1996 года Центризбирком РФ впервые в истории зарегистрировал инициативную группу избирателей, выдвинувшую кандидатом в президенты России женщину - Галину Васильевну Старовойтову.
Позиция Галины Старовойтовой о свободе слова: "… Я не говорю про газеты типа "Завтра" или "Советская Россия", или "Правда". Они клевещут часто, мне приходилось выигрывать у газеты "Правда" даже в 1990 году по иск о защите чести и достоинства, я выиграла судебный иск и это было тогда большой редкостью - демократия отнюдь не победила тогда. Я не склонна к сутяжной деятельности, у меня нет на это лишнего времени, но я вынуждена защищаться, потому что у меня есть избиратели, которые слушают эту клевету, и если бы я смолчала, они могли бы счесть, что она имеет под собой основания. Я хотела бы напомнить всем нашим журналистам, что им в руки дано очень острое оружие - перо. И это оружие способно ранить, способно убить человека, даже физически убить человека. Моя мать, в частности, имела сердечный приступ после всего этого. В особенности это перо способно убить политика в его политическом качестве, и поэтому политики иногда вынуждены обороняться. Еще о нравственности - мы, демократы "первой волны", стояли у истоков свободной прессы, стояли у истоков борьбы за закон о средствах массовой информации. Он был принят именно нашим Верховным Советом, горбачевским… Мы принимали его не потому, что ждали каких-то благ для себя - свобода слова есть свобода слова для всех, в том числе и для наших врагов, и они ею широко пользуются /…/ Мы всегда были с теми средствами массовой информации, которые сегодня, я не побоюсь этого слова, вступили в какую-то травлю, даже против меня. Во время убийства Димы Холодова мы были вместе с "Московским комсомольцем", мы хоронили его вместе, были на митинге. С вами, "Эхо Москвы", мы были во время всех путчей… Известна еще со времен Великой французской революции фраза: "Революция пожирает своих детей". Наверное, это закономерно. Хотелось бы, чтобы революции не пожирали свои институты, порожденные этими революциями - в частности, институт свободы слова. Вероятно, дети, которые шли в революцию (включая и нас, демократов "первой волны") должны были это знать и на это рассчитывать - никаких особых благ для себя от нашей даже мирной революции мы не ждали. Но мы хотели, чтобы институты, которые утвердились в обществе в результате нашей мирной революции, такие как свобода выборов, парламентаризм, свобода слова, свобода печати - чтобы эти институты не были также поглощены в последующую эпоху".
3 сентября 1994 года Галина Старовойтова была гостем программы “Лицом к лицу” на “Радио Свобода” и ответила на вопрос датского журналиста Флеминга Роуза, который спросил Галину Стаоровойтову: "Что сейчас происходит в Чечне? Глядя из Москвы, очень трудно разобраться, какова расстановка сил, какие политические идеи двигают участниками этого конфликта, и как вам видится выход из той тупиковой ситуации, которая там сейчас складывается?"
Запись передачи "Акулы Полит Пера" с участием Галины Старовойтовой.
Галина Старовойтова ответила: "События в Чечне начались не вчера и не сегодня. Я бы выделила здесь несколько разных аспектов. Исторический аспект. Чечня была одной из общин северокавказского общества, которые несли наиболее жесткие и упорные бои в ходе кавказской войны более ста лет назад. Затем чеченцы оказались одним из наказанных Сталиным народов, они были депортированы, понесли огромные потери в ходе этой депортации и проживания в изгнании. Потом они вернулись, оставшись таким же сплоченным, солидарным народом, народом, который сохраняет многие, очень древние традиции своих предков, например, традицию вендетты, или кровной мести. Сегодня образ чеченца рисуется средствами массовой информации, в основном, в черных тонах, или - в черно-белых тонах. Я вижу явную заинтересованность и тенденциозность телевидения или, скажем, центральной прессы. Я была очень огорчена, прочитав в газете "Сегодня" статью Миши Леонтьева - специалиста по экономике, скорее, чем по национальному вопросу, - который, в общем, допускает барражирование военных самолетов России над Чечней за то, что она "так плохо себя ведет", за то, что слишком много себе позволяет чеченская мафия в Москве. И здесь ярлык мафиозных структур как бы приклеивается к народу в целом. Между тем, всегда, говоря о национальных проблемах и о проблемах преступности, надо иметь в виду, что преступники не имеют национальности. Я вижу сегодня тенденцию смешивать вопрос о суверенитете Чечни, ее стремлении к самоопределению вплоть до выхода из России... Кстати, мы не знаем, насколько широко распространены эти настроения сегодня в Чечне, опроса или референдума по этому вопросу не было. И вот, этот вопрос смешивается с проблемами преступности, и под дымовой завесой борьбы с чеченской мафией идет наступление на этот очень непокорный народ. Между тем, надо сказать, что рядовые чеченцы, а тем более интеллигенция чеченская, - прекрасная, высококультурная интеллигенция, я знаю коллег многих, этнографов, социологов там, в Чечне, - относится к лидерам чеченской мафии примерно так же, как итальянцы относятся к сицилийской мафии, или вообще к итальянской мафии в Америке. Они вовсе себя с ней не идентифицируют. Может быть, самолюбие небольшого народа где-то приятно щекочет идея о том, что - "вот смотри, наши дают там прикурить". Я встречала такое отношение среди итальянцев, и может быть, среди чеченцев, но это не значит, что народ себя ассоциирует с какими-то криминальными элементами. Между тем, со стороны российского общества я как раз вижу эту тенденцию: раз - чеченец, значит - преступник, значит, бандит. С этим связана и кампания этнических чисток в Москве, организованная мэрией Москвы. Как сказал Сергей Адамович Ковалев в своем докладе о состоянии прав человека в России на сегодня: "Конечно, милиции легче ловить брюнетов, чем бандитов". Я сама на днях была свидетельницей такой "поимки брюнета" на улицах Москвы, который шел, ничего плохого не предпринимал. Остановился возле него УАЗик, он был обыскан на глазах у изумленной публики, у него был отобран паспорт, он был затолкан в эту машину и направлен в одно из отделений милиции. Офицер обещал мне, что он будет освобожден через час или два. А мы знаем, что из милиции люди выходят нередко и с переломанными ребрами, и через тридцать суток. И этого человека, действительно, освободили вскоре, и он позвонил мне. Но я представляю, какое количество чеченцев подвергается этому. Причем, настоящие лидеры мафии, безусловно, откупаются. А вот простые гости с Кавказа, в частности - с Северного Кавказа, сегодня встречают в Москве такой негостеприимный прием. И вот в свете этих предрассудков, которые уже приняли, я бы сказала, государственный характер, я и рассматриваю то, что происходит сегодня в Чечне".
С академиком Андреем Дмитриевичем Сахаровым, 1989 г.
В сентябре 1996 года Галина Старовойтова вошла в Коалицию либеральных и правоцентристских партий, а в апреле 1998 года она была избрана председателем Федеральной партии "Демократическая Россия".
В июне 1998 года Старовойтова стала соучредителем общественного движения "Северная Столица", объявившего о своем участии в выборах депутатов Законодательного собрания Санкт-Петербурга.
С президентом России Борисом Ельциным и мэром Москвы Гавриилом Поповым во время открытия часовни на Красной площади. Москва, 1991 г.
20 ноября 1998 года Галина Старовойтова расстреляна в подъезде своего дома - № 91 по набережной канала Грибоедова.
Мотивом убийства Галины Старовойтовой стала ее политическая деятельность. На процессе в Санкт-Петербурге гособвинитель в своей речи заявил: "Учитывая, что Старовойтова, помимо государственной и общественной, какой-либо иной деятельностью не занималась, то и установление данных о ее личности, местонахождении не могло проводиться в связи с необходимостью получения денежного долга, либо осуществлением контроля за деятельностью коммерческого предприятия и осуществлялось преступной группой исключительно в связи с ее политической деятельностью".
Один из подсудимых по делу об убийстве депутата Галины Старовойтовой Алексей Воронин признал себя виновным по всем пунктам предъявленных обвинений. "В начале процесса я признавал свою вину частично. Сейчас я признаю ее полностью", - сказал Воронин. "Меня называли ничтожным и малодушным человеком, но, на мой взгляд, малодушно организовать убийство женщины. Я не жалею, что дал показания, даже в том случае, если выйдя на свободу, увижу ствол пистолета, направленный на меня", - сказал обвиняемый.
Юрий Колчин, бывший сотрудник Главного разведывательного управления, был признан организатором убийства депутата, Виталий Акишин - непосредственным исполнителем. Остальные фигуранты дела - Юрий Ионов, Игорь Краснов, Игорь Лелявин и Алексей Воронин, также проходящие по "основному делу об убийстве Старовойтовой", были либо оправданы, либо освобождены от уголовной ответственности за истечением срока давности.
Организатору преступления Юрию Колчину суд назначил наказание сроком на 20 лет с отбыванием в исправительной колонии строгого режима, одному из основных исполнителей Виталию Акишину - 23,5 года по статьям "терроризм" и "умышленное убийство" также с отбыванием в колонии строгого режима.
Подсудимым Юрию Ионову и Игорю Краснову обвинитель попросил дать по 15 лет лишения свободы в колонии строгого режима, Игорю Лелявину - 12 лет, а Алексею Воронину - 4,5 лет в связи с тем, что он в деле был только пособником и в ходе предварительного следствия активно сотрудничал с правоохранительными органами, помогая изобличению остальных подсудимых.
Все подсудимые были уроженцами города Дятьково Брянской области. Позже Юрий Колчин назвал следователям имя того, кто приказал ему устранить Галину Старовойтову. Им оказался бывший руководитель "тамбовской" преступной группировки Михаил Глущенко.
Галина Старовойтова была похоронена на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры в Санкт-Петербурге.
В Санкт-Петербурге 17 мая в день 60-летия со дня рождения Галины Старовойтовой открыли посвященный ей памятный знак и присвоили ее имя скверу, который находится на углу Суворовского проспекта и улицы Моисеенко.
О Галине Старовойтовой была снята телевизионная передача из цикла "Как уходил кумиры".
Текст подготовил Андрей Гончаров
Современники рассказывали о Старовойтовой...
С Зиновием Гердтом. Санкт-Петербург, 1995 год.
Маргарет Тэтчер, экс-премьер-министр Великобритании
Галина Старовойтова была одним из самых мужественных людей, которых я когда-либо встречала. Она имела качества, могущие помочь перенести Россию из темных теней тоталитаризма к яркому свету свободы. И я не сомневаюсь, что именно из-за этих качеств люди из темноты - те, которые несут страх, ложь, коррупцию, - решили, что ей не разрешено жить.
Убийство Галины не должно быть забыто никогда. Она приняла мученическую смерть за Россию, которая еще только рождается - Россию, в которой справедливость, порядок, право и честь главенствуют. Я считаю шокирующим, что после почти двух лет нет никакого существенного прогресса в расследовании этого дела.
Многие из нас считают, что объективное и достоверное расследование и наказание тех, кто убил Галину, это фундаментальная проверка Российского государства. Мы надеемся и верим, что справедливость скоро осуществится.
Владимир Путин, президент России
Имя Галины Старовойтовой - одно из самых ярких в истории новой России. Своей жизнью она сумела доказать, что политика - не "грязное дело", а призвание, требующее гражданского мужества, высочайшего профессионализма и нравственной чистоты.
Ее политическим взглядам всегда был чужд популизм. Люди в ее глазах никогда не были безликим электоратом. Сохраняя собственное человеческое достоинство в любых ситуациях, Галина Васильевна Старовойтова умела ценить и уважать человеческое достоинство других.
Ее или преданно любили, или яростно ненавидели. Трагическая гибель Галины Старовойтовой потрясла всех нас.
Бескомпромиссный и бесстрашный политик, она всегда оставалась обаятельной и чуткой женщиной. Такой ее знали мы, современники. Такой ее будут помнить наши потомки.
Михаил Горбачев, экс-президент СССР
На нашем политическом небосклоне звезда Галины Старовойтовой взошла стремительно, с первых же заседаний Съезда народных депутатов СССР. Ее острые выступления в Кремлевском дворце съездов стали новым явлением в политической жизни Советского Союза - страны, где роль женщины традиционно сводилась к роли домохозяйки. Галина Васильевна стояла у истоков образования Межрегиональной депутатской группы - группы приверженцев радикальных политических реформ в СССР, нередко осложнявшей реализацию моих подходов к продвижению преобразований, но бывшей неотъемлемой и вполне естественной составляющей первого демократического парламента в истории Советского Союза.
Убежденный сторонник прозападного демократического развития страны, она, тем не менее, импонировала мне как человек честный и принципиальный, хорошо образованный. С такими людьми всегда интересно иметь дело - вне зависимости от идеологических разногласий.
Наше взаимодействие продолжилось и после моего ухода с поста Президента СССР. Галина Васильевна периодически принимала участие в "круглых столах" и семинарах, уже ряд лет работающих в Горбачев-фонде.
Она требовала от властей того, что мы тогда еще не могли сделать. Меня всегда в ней покоряло то, что она в острых ситуациях брала все на себя, когда мужчины переминались и не знали, что им делать. Она никогда не впадала в растерянность. Она всегда была неудобной, потому что была честной, открытой и правдивой.
Борис Ельцин, первый президент России
Май 1989 года…
Первый съезд народных депутатов СССР. На трибуне - яркая, энергичная женщина, своей эмоциональной речью приковавшая внимание аудитории. Именно в те дни страна узнала имя Галины Васильевны Старовойтовой.
Бескомпромиссный приверженец идеалов демократии, последовательный борец за права человека, своими выступлениями она снискала славу блистательного оратора. Талантливый ученый-этнограф, Галина Васильевна стала советником Президента Российской Федерации по вопросам межнациональных отношений.
Идеи и предложения Галины Васильевны сыграли большую роль в становлении демократического государства в нашей стране, в развитии нового российского федерализма. В работе с ней я ценил исключительную компетентность и тонкую политическую интуицию, ее высокие нравственные качества и большое личное обаяние.
Впоследствии Галина Васильевна продолжала свою политическую деятельность как депутат Государственной Думы и лидер "Демократической России". Не во всем наши позиции совпадали, но твердость ее убеждений и верность избранным принципам неизменно вызывали у меня уважение и восхищение. Не прерывались и наши личные отношения. Их скрепляла общая память о работе в межрегиональной депутатской группе совместно с академиком Андреем Дмитриевичем Сахаровым, воспоминания о котором были дороги нам обоим.
Наша последняя встреча состоялась 12 июня прошлого года на праздновании Дня государственного суверенитета. Галина Васильевна была удивительно мила. Казалось, прошедшие годы только украсили ее. Я напомнил ей о выступлении на первом съезде народных депутатов РСФСР, где она излагала свои идеи о реформировании Российской Федерации…
Ее трагическая смерть стала большим ударом для меня и моей семьи. Уверен, имя Галины Старовойтовой навсегда войдет в историю России, и наши потомки будут вспоминать ее как светлого, замечательного человека.
Николас Беттел, Член Палаты лордов парламента Великобритании
“Галина - из тех людей, которые символизируют борьбу российского народа против неосталинистов. Мне представляется, что она олицетворяет убежденное желание российского большинства построить новую Россию на основе плюрализма и демократии. Ее смерть была великой потерей для российских демократических свершений”.
Никита Богословский, композитор
- С Галиной Васильевной я виделся единственный раз в доме моих хороших знакомых. Умнейшая женщина! Образованнейшая. Она читала наизусть Овидия по латыни, французских поэтов - в подлиннике. Ее нельзя было назвать красавицей. Но в Галине Васильевне был невероятный женский шарм. От нее исходило победное женское обаяние. Для меня она была почти идеальной женщиной. Низко склоняю голову и скорблю.
Андрей Вознесенский, поэт
К сожалению, я не был ее близким другом. Хотя мне этого очень хотелось. У нее аура была сияющая, золотая, человечная. Она была женщиной-жемчужиной. На то они и драгоценности, что встречаются редко…
Егор Гайдар, экс-премьер правительства Российской Федерации
Галина Васильевна Старовойтова была моим другом, политическим союзником и единомышленником, ее гибель и по сей день острой болью отдается в моем сердце.
Галина была смелым, бесстрашным и последовательным критиком коммунистической системы, нацизма и национализма. Это была яркая личность, блестящий оратор и бескомпромиссный политик, которому верили люди.
Убежденный демократ и патриот, она делала все, чтобы Россия стала нормальной, цивилизованной страной.
Яркий политик петербургской школы, она была одним из немногих лидеров демократического движения, ставшим действительно профессиональным политиком в новой России. О ее гражданском мужестве известно в России всем, и этого не могут отрицать даже ее самые ярые оппоненты. Когда шесть лет назад возникла идея назначить министром обороны гражданского политика, то в качестве первой кандидатуры рассматривалась Галина Старовойтова.
Я очень хорошо помню, как Галина Васильевна пришла работать в 1993 году в наш Институт. У нее было много интересных идей, которые она стала энергично реализовывать, создав свою научную группу.
Но время требовало отложить научные изыскания и вновь вернуться к активной политической работе, и в этой ситуации Галина Васильевна сделала, по моему глубокому убеждению, единственно правильный выбор.
Галина Васильевна Старовойтова в последние месяцы своей жизни очень много сил отдавала объединению демократов, здоровых сил Петербурга. Она активно выступала за объединение демократических сил страны. Мы вели с Галиной Васильевной серьезные консультации о том, как добиться этого объединения, и было твердо решено, что на выборы в Государственную думу 1999 года мы непременно пойдем вместе.
Я убежден, что лучшей памятью о Галине Старовойтовой, моем друге и соратнике, станет действительное объединение всех демократических сил и победа на предстоящих парламентских и президентских выборах.
Дмитрий Лихачев, академик
Надо сказать о том, как удивительно совпадали наши взгляды. Галина Васильевна была почти вдвое моложе меня, но она обладала опытом минувшего столетия в той же мере, что и я. Острый ум. И я бы отметил какую-то удивительную находчивость в полемике. Самоотдача делу. Она думала прежде всего о выгодах страны.
/…/ У Галины Васильевны всегда был особый, лучистый образ. От нее исходило ощущение полноты существования - физического и интеллектуального. /…/ Постепенно я как-то понял это сияние добра, исходившее от нее. У Галины Васильевны была "озабоченность добра" - потребность делать добро и стоять за правду.
/…/ Как жаль, что намерения Галины Васильевны основать сильный блок либеральных партий так и не смогли осуществиться. Уверен, что с ней такой блок имел бы успех. Возможно, этот успех не был бы немедленным, но наверняка возглавляемому ею блоку удалось бы внести свою долю добра и культуры в работу депутатского корпуса, смягчить в парламентских дебатах мужскую грубость и самоуверенность.
Будем помнить Галину Васильевну и следовать ее заветам, переданным нам всем ее поведением, обликом, общественными поступками.
Валерия Новодворская, лидер партии Демократический Союз
Очень многих мужчин при наличии Галины Васильевны можно было отправить на кухню варить манную кашу и суп, где им настоящее место, судя по тому, что происходит в стране. Она многому могла научить мужчин, но, к сожалению, они не учились.
Галина Васильевна была одарена мужским умом, мужской хваткой. Она отлично знала, что нужно делать президенту, может, в большей степени, чем мужчина Григорий Явлинский. Была такая передача "Двенадцать рассерженных женщин", и там обсуждалось, может ли женщина стать президентом. И был вопрос: что вы в первую очередь сделаете, когда станете президентом? Галина Старовойтова дала совершенно потрясающий ответ (после чего Виталий Третьяков назвал ее настоящим мужиком). Я, говорит, прежде всего возьму в руки силовые структуры, проведу в них чистку, обеспечу себе безопасность, подтяну армию, всюду поставлю своих людей, потому что без этого проводить реформы бессмысленно. Если я не могу себе обеспечить безопасность, какую безопасность я могу обеспечить своим избирателям? Вот это ответ настоящего революционера.
Анатолий Собчак, первый мэр Санкт-Петербурга
В наши дни в парламентах и правительствах почти всех стран представлено немало женщин. Но лишь единицы из них можно назвать политиками в точном смысле этого слова, то есть деятелями, способными определять течение жизни своих стран и народов. Большинство составляет лишь фон, на котором происходят политические события; статисты, которые принимают участие в политической жизни, но не определяют ее суть.
Галину Старовойтову легко представить себе и председателем парламента, и премьер-министром, и даже президентом. Представительная, с запоминающейся внешностью, умными, добрыми и одновременно проницательными глазами, хорошо поставленным голосом, уверенной речью, интеллигентными манерами, умением убеждать - все это привлекло внимание к ней с первых дней работы Съезда народных депутатов СССР в 1989 году. Да еще то необычное обстоятельство, что она, ленинградка, была избрана народным депутатом от Армении. Трагические и кровавые события в Сумгаите и Нагорном Карабахе привлекали тогда всеобщее внимание. А Галина Старовойтова умела убедительно и правдиво рассказать об этих событиях и предложить разумные решения, способные остановить межнациональную бойню. Недаром она была специалистом по этим вопросам и занималась ими профессионально.
Галина Васильевна стала одним из учредителей и активным деятелем знаменитой Межрегиональной депутатской группы - первой официально признанной оппозиции в истории советского парламентаризма. Она вошла в состав руководящего органа МДГ - Координационного Совета. Там я с ней ближе познакомился и подружился. В тот период наши пути постоянно пересекались: то мы встречались на заседаниях МДГ, то на квартире А.Д.Сахарова, то на различных мероприятиях и, конечно, на заседаниях Съезда и Верховного Совета.
В 1990 г. вместе создавали "Демократическую Россию". Со временем большинство из тех, кто стоял у истоков этого движения и мог в считанные дни организовать стотысячные демонстрации против режима, отошли от ДемРоссии, а Галина осталась в ней. И не только осталась - думаю, что только благодаря ее усилиям сегодня существует федеральная партия под таким названием. Она по праву заняла место председателя "Демократической России".
Галина Васильевна была теплым, милым и обаятельным человеком. Невозможно думать о том, что ее нет среди нас. Зверски расправились не только с ней (подумать только - ведь это первое убийство женщины - политического деятеля в истории России!), целили в самое сердце демократического движения.
Александр Сокуров, кинорежиссер
Галина Васильевна Старовойтова была для нас человеком, который мог за нас заступиться. Мы ее уважали за конкретные качества. И нам жалко это потерять, потому что за нас теперь некому заступиться.
Ирина Хакамада, вице-спикер Государственной Думы Российской Федерации
Она была для меня отдаленным, но мужественным примером. Женщине в политике невозможно. Дискриминация, унижения постоянные, шутки, прибаутки, давайте дадим слово женщине. А если идут в правительство, то пересматривают всех министров, и когда находят самое плохое, ненужное министерство, ну, давайте, для приличия поставим туда женщину. И за что я уважала Галину Васильевну, она никогда не занималась чисто женской политикой, она демонстрировала жесткую позицию, что женщина такой же профессионал, что она может быть президентом, министром обороны, советником по национальной политике, она бесстрашно выступала в Думе. В 1993 году я только пришла туда, ничего не понимала. И для меня это было очень важно. Когда я видела ее храбрость, что-то ёкало в моем сердце, и я как младший брат чувствовала, что это я смогу повторить. Когда был образ Гали, мне было легче.
Интервью с Платоном, сыном Галины Старовойтовой.
Весть об убийстве матери настигла Платона в Лондоне не сразу - в тот вечер он находился в помещении, в котором мобильный телефон не принимал сигнал. Когда через два часа он вышел на улицу, тут же поступило пять сообщений от отца: “Срочно позвони мне! Приезжай!”. Взволнованный голос сразу навел на страшную мысль. Единственное, в чем Платон сомневался: жива мать или тяжело ранена. Но когда по дороге к отцу на другой конец города (отец Платона, бывший муж Галины Васильевны Старовойтовой, тоже работает в Лондоне) ему позвонил друг Сева Новгородцев и спросил: “Неужели это правда - то, что передали в новостях?” - сомнений не осталось...
С первым мужем Михаилом, сыном Платоном и котом Сыской. Ленинград, 1978 г.
- Вы опасались за мать, предчувствовали трагедию?
- Особенно последний год. Половину времени я провожу на родине, в Москве и в Питере, поэтому видел, как бандитизм и политика здесь переплелись. Убийство Маневича, покушения на других людей - все это было рядом, в непосредственном кругу. А потом, я знал непримиримость матери, ее прямоту. Она игнорировала опасность, никогда не пользовалась охраной. Было очевидно, что все это не может долго продолжаться. И была некая обреченность. Я постоянно говорил ей: я понимаю, ты это делаешь ради людей, но ты должна думать и о внуке, родителях. Но она всегда пренебрегала личной безопасностью и в то же время шла на накал...
- Может, недооценивала опасность?
- Нет, она оценивала опасность очень хорошо, она часто бывала под дулом - из-за работы на Кавказе. Ее дважды брали в заложники. В Гватемале два года назад ее посадили под замок, там не знаешь, выведут тебя к стенке или отпустят. Она была трезвый человек, просто не хотела заниматься личной безопасностью, вернее, она презирала это. В результате ее достали. Я очень сильно это предчувствовал. В последний месяц боялся по утрам включать радио. Я чувствовал, что опасность исходит из Питера.
- Но почему из Питера? Может, просто “рука Москвы” выбрала Питер для отвода подозрений?
- Я этого не исключаю. Но в Москве она больше на виду, там это труднее сделать. А в Питере она приходила в свою квартиру одна, без охраны, в аэропорту ее встречали мои школьные друзья или Руслан Линьков. Было понятно, что в Питере грань совсем тонкая. Ее квартира на канале Грибоедова в мрачном месте, я много раз отмечал это, там проходной двор, два выхода в разные стороны, это место темной энергетики...
- Как вы оцениваете версию убийства, связанную с выборами в Законодательное собрание Питера?
- Я ее не отметаю, но это одна из наименее возможных версий. Мне кажется, мать была более страшна костяку левых сил - фашистам, националистам и какой-то части экстремистских коммунистов. Для них она всегда была главным обличителем. Думаю, что наиболее вероятная версия связана с накопившейся ненавистью, яростью, которую она вызывала у них. И то, что произошло, сразу сыграло на триста процентов в ту сторону, в которую эти люди и хотели: все стали говорить о чрезвычайной ситуации, о переходе власти в другие руки, о том, что мы на грани бандитско-фашиствующего террора. Молох подошел к критической точке, и мать оказалась как раз на острие. Поэтому в этом смысле она была приговорена - своими действиями и ходом истории, если можно так высокопарно выразиться.
- Только что к обсуждаемым версиям прибавилась новая - о том, что некие силы испугались победы Старовойтовой на выборах губернатора Ленинградской области. Мол, эти силы имеют интерес в строящихся на Финском заливе портах, а с приходом Старовойтовой “зеленый свет” будет дан не им, а сыну Платону, который занимается нефтебизнесом...
- Нефтяным бизнесом я никогда не занимался. Когда работал в ассоциации российских банков, в мои обязанности входило представление российских инвестиционных проектов государственного масштаба на суд кредитных комитетов банковских западных организаций. По Питеру, в частности, проходило несколько проектов, которые я в числе других официальных лиц обсуждал с администрацией города и области. По поводу порта в Приморске я тоже встречался с администрацией, но реальных денег мы не смогли достать. Но, подчеркиваю, эта работа не частный бизнес, она шла на государственном уровне.
Татьяна МАКСИМОВА.
17 мая 1946 года – 20 ноября 1998 года | | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
 Хаммаршёльд Даг (Dag Hjalmar Agne Carl Hammarskjöld)
 Шведский государственный деятель
Генеральный секретарь Организации Объединённых Наций "Доброта - это так просто: всегда жить ради других и никогда не стремиться только к личной выгоде".
"Дружба не нуждается в словах: это уединение, освобожденное от боли одиночества".
"Чем внимательнее вы прислушиваетесь к внутреннему голосу, тем лучше начинаете слышать голоса внешнего мира".
Даг Хаммаршёльд 29 июля 1905 года родился Даг Хаммаршельд, пожалуй, самый яркий и независимый из Генеральных секретарей ООН за всю историю существования этой организации.Шведский государственный и политический деятель Даг Ялмар Агне Карл Хаммаршёльд родился в Йёнчепинге (Швеция), в семье Кнута Ялмара Леонарда Хаммаршёльда и Агнессы Альмквист. Хаммаршёльд – одна из видных шведских фамилий, ее представители служили на государственных должностях и в армии с 1610 года, когда Педер Хаммаршёльд был посвящен в рыцари за храбрость во время войны с Данией. Отец Дага, известный юрист и профессор университета, с 1914-го по 1917-й годы был шведским премьер-министром.Такая наследственность не могла не оказать влияния на судьбу Хаммаршёльда. В 1953 году он вспоминал: «От многих поколений воинов и государственных людей я унаследовал убеждение, что счастье приносит лишь беззаветный труд на благо страны и человечества. Эта служба требует не только пренебрежения личными интересами, но и умения отстоять свои убеждения».Хаммаршёльд окончил Упсальский университет в 1925 году, получив степень по гуманитарным наукам, – особое внимание он уделял лингвистике, литературе, истории. В 1928 году он получил степень по экономике, в 1930 году – по юридическим наукам, а в 1935 году – докторскую степень по политической экономии. Этот предмет на какое-то время полностью завладел его вниманием: темой его диссертации стал теоретико-исторический обзор рыночных тенденций.Оставив в 1930 году университет, Хаммаршёльд стал секретарем Королевской комиссии по безработице и находился на этом посту до 1934 года. В 1934-1935 годах он также являлся адъюнкт-профессором политической экономии. В 1935 году Хаммаршёльд стал секретарем Шведского банка, а год спустя – заместителем секретаря департамента финансов. На этом и других постах он вместе с братом Бо, заместителем секретаря министерства социального обеспечения, разработал немало законов, укрепивших благосостояние шведов. В 1937 году Хаммаршёльд принял участие в работе наблюдательного совета департамента финансов. Семь лет (начиная с 1941 г.) он возглавлял Шведский банк.Оставаясь нейтральной во время второй мировой войны, Швеция тем не менее оказывала поддержку Норвегии, оккупированной нацистами в 1940 году. Как член департамента финансов Хаммаршёльд посетил Лондон для обсуждения вопроса о кредитах норвежскому правительству в изгнании; эта задача требовала большого такта и осторожности во избежание конфликта с Германией. В 1945 году им велись переговоры о первом торговом соглашении между Швецией и Великобританией.Для Хаммаршёльда эти переговоры стали важным опытом решения проблем, пригодившимся ему в министерстве финансов. Хаммаршёльд широко привлекал группы экспертов, изучавших проблему со всех точек зрения, суммировал рекомендации, затем вновь анализировал проблему и вырабатывал решение. На переговорах он аналогичным образом помогал сторонам изучить всевозможные варианты и путем компромисса достичь соглашения. Такой подход немало способствовал успеху его международной деятельности.В 1946 году Хаммаршёльд был назначен финансовым экспертом министерства иностранных дел, где выступил сторонником европейского экономического сотрудничества. Он представлял Швецию на организационном совещании в 1947 году по «плану Маршалла», программе, разработанной государственным секретарем США Джорджем Маршаллом и предусматривавшей значительные займы европейским странам, экономика которых пострадала во время второй мировой войны. В качестве вице-председателя исполнительного комитета Европейского экономического сообщества Хаммаршёльд участвовал в подготовке совместных экономических проектов «изменения всей структуры европейской торговли».В 1948 году Хаммаршёльд был назначен заместителем министра иностранных дел Швеции, а в 1951 году – государственным министром, ответственным за внешнеэкономические связи. Занимая внепартийный пост, он стал практиковать низкопроцентные займы европейским государствам – выигрыш Швеции приносило укрепление международной валютной системы. Щедрые займы Норвегии вызвали острую критику некоторых членов кабинета и лидеров оппозиции, однако Хаммаршёльду удалось убедить правительство поддержать свою политику, в результате чего Швеция сумела восстановить благоприятный платежный баланс раньше, чем любая другая страна Европы после второй мировой войны.Являясь Сторонником политической кооперации, Хаммаршёльд все же не одобрял идею военных блоков, он считал, что Швеция должна оставаться нейтральной в противостоянии Востока и Запада, продолжая свою традиционную политику. Поэтому Хаммаршёльд противился членству Швеции в Организации Североатлантического договора (НАТО), но поддерживал участие страны в Совете Европы и Европейском экономическом сообществе. В 1950 году он стал председателем общества «Соединенное королевство Скандинавия», задача которого заключалась в укреплении экономического сотрудничества.В 1952 году Хаммаршёльд впервые прибыл в ООН в качестве вице-председателя шведской делегации на Генеральной Ассамблее. Год спустя он уже возглавил делегацию, а в апреле был избран Генеральным секретарем ООН. Хаммаршёльд заявил, что его избрание свидетельствует «о стремлении к сотрудничеству «Большой пятерки» (США, СССР, Франции, Великобритании, Китая), и подчеркнул, что намерен быть вдохновителем и проводником решений организации.В то время когда Хаммаршёльд принял должность, доверие между странами – участницами ООН снизилось до предела. США отозвали нескольких своих представителей, которых подозревали в коммунистических симпатиях. В свою очередь Советский Союз, первоначально поддержавший кандидатуру Трюгве Ли – первого Генерального секретаря ООН, позже обрушился на него с нападками, обвиняя в пособничестве США во время Корейской войны. Члены международного сообщества стали склоняться к мнению, что секретариат более не является независимым, беспристрастным органом, каким видели его авторы Хартии ООН.Чтобы положить конец этой тенденции, Хаммаршёльд реорганизовал секретариат, стремясь отстоять его независимость от государств-участников. Он сократил в Генеральной Ассамблее влияние своих заместителей. Федеральное бюро расследований утратило право осуществлять контроль за американскими служащими ООН.В дальнейшем Хаммаршёльд направил усилия на упрочение позиций ООН в международной дипломатии. По его мнению, Хартия давала право Генеральному секретарю ООН обсуждать с главами государств любой вопрос, который, с его точки зрения, мог привести к международному конфликту. Поскольку Хаммаршёльд занял центральное место в переговорах, проводимых ООН, Совет Безопасности и Генеральная Ассамблея предоставили ему значительные полномочия по предотвращению международных кризисов. В 1954 году Хаммаршёльд прибыл в Пекин, где добивался освобождения 11 американских заключенных, которых китайские власти удерживали еще со времен Корейской войны. Узники были освобождены полгода спустя.В сентябре 1956 года Египет национализировал Суэцкий канал, что привело к конфронтации с Израилем, Англией и Францией. 3 ноября, когда британский флот двинулся к берегам Египта, чтобы открыть канал силой, Хаммаршёльд объявил о создании сил ООН по поддержанию мира, возглавляемых Ральфом Банчем. Организованные Хаммаршёльд всего за 48 часов, они стали первым военным соединением такого рода. Когда все четыре державы признали силы ООН, кризис пришел к благополучному завершению.Другой ближневосточный кризис разразился в 1958 году, когда Иордания и Ливан обратились за военной помощью к США и Великобритании, поскольку их безопасности якобы угрожали соседние арабские государства. Хаммаршёльд сумел убедить стороны решить спор мирными средствами. Группа наблюдателей ООН разместилась в Ливане, а штаб наблюдения – в Иордании, в результате чего стал возможным вывод британских и американских войск.Находясь второй срок в должности Генерального секретаря, Хаммаршёльд принял меры для расширения функций ООН – он предложил государствам-участникам консультироваться с ним в духе так называемой превентивной дипломатии. Убежденный, что «главную роль в миротворчестве играют не речи и не голосование», Хаммаршёльд стремился превратить ООН из всемирного форума жалоб и взаимных упреков в международного охранителя мира. Даг Хаммаршельд у здания ООН в ВашингтонеНовый кризис возник на Африканском континенте, когда Конго (ныне Заир) провозгласило независимость от Бельгии. С падением конголезской администрации в армии начались мятежи, отделилась провинция Катанга, в этой обстановке Бельгия осуществила военное вмешательство. В июле новое конголезское правительство обратилось в ООН с просьбой о военной помощи для восстановления мира и стабильности. Совет Безопасности единодушно призвал Бельгию вывести свои войска, но резолюция не была выполнена. Премьер-министр Конго Патрис Лумумба еще больше усложнил положение, телеграфировав советскому премьеру Никите Хрущеву, что будет просить советской помощи, если западные державы не прекратят «агрессии в Конго». Советский Союз в ответ заклеймил Хаммаршёльда как защитника колониальных интересов Запада.Ситуация продолжала ухудшаться и в 1961 году, и конголезское правительство пригласило Хаммаршёльда посетить Леопольдвилль (ныне Киншаса) для переговоров о помощи ООН. Рассчитывая свести на переговорах мятежную провинцию и центральное правительство, Хаммаршёльд вылетел в Катангу для встречи с лидером сепаратистов М. Чомбе. Однако в результате авиакатастрофы Хаммаршёльд и все сопровождающие его лица погибли. Хаммаршёльд был удостоен Нобелевской премии мира 1961 года – впервые премия была присуждена посмертно. Говоря о лауреате, представитель Норвежского нобелевского комитета Гуннар Ян 10 декабря заявил: «Даг Хаммаршёльд часто подвергался критике и грубым нападкам, но он ни разу не сошел с выбранного им пути, благодаря этому ООН превратилась в эффективную международную организацию, способную вдохнуть жизнь в принципы, выраженные в Хартии ООН, управляемую сильным секретариатом и во главе с человеком, чьи чувства и поступки достойны ее. Цель Хаммаршёльда состояла в том, чтобы Хартией ООН руководствовались государства».От имени семьи Хаммаршёльда премию принял Рольф Эдберг, шведский посол в Норвегии; на средства, полученные от Нобелевского комитета, был основан Фонд имени Хаммаршёльда. Похороны Дага Хаммаршельда в Уппсале, Швеция, 29 сентября 1961 года.Высокообразованный человек, Хаммаршёльд особенно интересовался философией, классической и современной литературой, христианской теологией. Он глубоко понимал и ценил поэзию. В часы досуга Хаммаршёльд нередко занимался переводами классиков на шведский язык, незадолго до смерти он начал работать с малоизвестной книгой Мартина Бубера.Отец Хаммаршёльда умер в 1953 году, и Даг занял его место среди 18 членов Шведской академии, которая присуждает Нобелевские премии по литературе. Согласно распространенному мнению, в 1958 году именно Хаммаршёльд предложил противоречивую кандидатуру Бориса Пастернака, автора книги «Доктор Живаго», где описываются превратности жизни в революционной России. Хаммаршёльд поддержал также выбор лауреата 1960 года – Сен-Жон Перса, его поэму «Хроника» Х. перевел на шведский язык. Не считая статей о финансах, это была его единственная работа, увидевшая свет при жизни. В 1964 году в английском переводе опубликованы его дневники под заголовком «Вехи». Хаммаршёльд как-то назвал свои записи в дневнике «чем-то вроде Белой книги, касающейся переговоров с самим собой и с Богом».Прекрасно владевший английским, французским и немецким языками, Даг Хаммаршёльд был блестящим оратором, широко известны его чувство юмора и легкость, с которой он устанавливал личные контакты. Страстный спортсмен, он достиг замечательных успехов в гимнастике. Любовь к природе Швеции заставляла его возвращаться туда ежегодно ради лыжных прогулок и альпинизма. Некоторое время он являлся президентом Шведского клуба альпинистов.Вскоре после смерти Дага Хаммаршёльда его соотечественники начали сбор средств, поддержанный и в других странах, с целью создания необычного памятника человеку и его идеалам. В 1962 году начал действовать Международный совет Фонда имени Дага Хаммаршёльда; цель его, как сказано в уставе, – «способствовать социальному, политическому, экономическому прогрессу народов, будущее которых Хаммаршёльд принимал так близко к сердцу». Фонд, штаб-квартира которого находится в Упсале, организует семинары и конференции по проблемам «третьего мира», издает книги и журнал, выходящий дважды в год, «Диалог развития – журнал сотрудничества в международном развитии» («Development Dialogue Journal of International Development Cooperation»). В 1965 году Альва Мюрдаль, в то время председатель фонда, писала: «Фонд... стремится одновременно идти навстречу практическим нуждам новых государств и быть продолжателем идей и усилий покойного Дага Хаммаршёльда».© The H.W. Wilson Company, 1987.
© Перевод на русский язык с дополнениями, издательство «Прогресс», 1992. 29 июля 1905 года – 18 сентября 1961 года
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Столыпин Пётр Аркадьевич
Русский государственный и политический деятель
Министр внутренних дел и председатель совета министров Российской империи (1906-1911)
Петр Аркадьевич Столыпин родился 14 апреля 1862 года в Дрездене.
Его семья принадлежала старинному русскому роду, известному с XVI века. Родоначальником Столыпиных был Григорий Столыпин. Его сын Афанасий и внук Сильвестр были муромскими городовыми дворянами. Сильвестр Афанасьевич участвовал в войне с Речью Посполитой во второй половине XVII столетия, и за заслуги был награждён поместьем в Муромском уезде. У его внука Емельяна Семёновича было два сына - Дмитрий и Алексей. У Алексея, прадеда будущего премьер-министра, от брака с Марией Мещериновой родились шестеро сыновей и пять дочерей. Один из сыновей, Александр, был адъютантом Суворова, другой – Аркадий - стал сенатором, двое, Николай и Дмитрий, дослужились до генералов. Одна из пяти сестёр деда Петра Столыпина вышла замуж за Михаила Арсеньева, и их дочь Мария стала матерью великого русского поэта, драматурга и прозаика Михаила Лермонтова. Петр Столыпин приходился Лермонтову троюродным братом, при этом в семье Столыпиных отношение к своему знаменитому родственнику было сдержанным. Дочь Петра Столыпина, Мария, в своих воспоминаниях писала: «Лермонтов, бабушка которого была Столыпина, оставил по себе много воспоминаний в нашей семье. Родные его не любили за невыносимый характер. Особенно одна тётушка моего отца настолько его не терпела, что так до смерти и не согласилась с тем, что из-под пера этого «невыносимого мальчишки» могло выйти что-нибудь путное». Отец будущего реформатора, Аркадий Дмитриевич, отличился во время русско-турецкой войны 1877—1878 года, по окончании которой был назначен губернатором Восточной Румелии и Адрианопольского санджака.
Петр провел свое детство до 1869 года в усадьбе Середниково Московской губернии, затем в имении Колноберже Ковенской губернии. Его семья выезжала в Швейцарию, а когда пришло время определять детей в гимназию, Аркадий Дмитриевич купил дом в Вильно. В 1874 году 12-летний Пётр был зачислен во второй класс Виленской гимназии, где проучился до шестого класса. В сентябре 1879 года 9-й армейский корпус под командованием отца Петра Столыпина был возвращён из Болгарии в город Орёл, и Петр с братом Александром были переведены в Орловскую мужскую гимназию, где Петра зачислили в седьмой класс. По словам Б.Фёдорова, Петр «выделялся среди гимназистов рассудительностью и характером».
3 июня 1881 года 19-летний Пётр окончил Орловскую гимназию, получил аттестат зрелости, и уехал в Санкт-Петербург, где 31 августа поступил на естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского Императорского университета, где получил прозвище «барин Пьер» за едва заметный, но неистребимый налет аристократизма. Среди других студентов Пьер Столыпин выделялся высоким ростом, блестящими способностями по всем изучаемым дисциплинам, и огромным трудолюбием. Когда он учился на втором курсе, за месяц до своей свадьбы на дуэли с князем Шаховским погиб его брат Михаил. После похорон Петр стрелялся с убийцей брата и был ранен в правую руку. Гибель Михаила бросила тень на репутацию его невесты Ольги Нейдгардт, и Петр предложил девушке руку и сердце. На тот момент ему исполнился лишь 21 год, но отец девушки заметил: «Молодость – это недостаток, который исправляется каждый день».
Брак Петра оказался счастливым, хотя и вызывал удивление у окружающих – женатый студент был такой редкостью, что на Петра Столыпина приходили посмотреть с других факультетов. Наличие жены на успехах Петра в учебе не отразилось. Выпускной экзамен по химии у него принимал Дмитрий Менделеев, который, слушая блестящий ответ Столыпина, увлекся и забыл, что находится на экзамене. Вопросы от Менделеева следовали один за другим, и вскоре экзамен перешел в ученый диспут. Однако вскоре Менделеев обратил внимание на опешившую комиссию и сказал: «Боже мой, что же это я? Ну, довольно, пять, пять, великолепно!».
После окончания университета Петр Столыпин поступил в Министерство иностранных дел. Тогда же у него родилась дочь Мария. Государственная служба не приносила особой радости Столыпину, служба в МИДе сменилось работой в министерстве государственных имуществ, потом опять Столыпин вернулся в МИД. Рутинная работа его изматывала, но в 1889 году Столыпин был назначен на должность предводителя дворянства в один из уездов Ковенской губернии, и его семья переехала в Колноберже, где Петр Аркадьевич охотно принялся за работу, и вскоре привел уезд в образцовое состояние. Предметом его особой заботы являлось Сельскохозяйственное общество, которое взяло под контроль и опеку всю местную хозяйственную жизнь. Главными задачами общества были просвещение крестьян и увеличение производительности их хозяйств. Основное внимание уделялось внедрению передовых методов хозяйствования и новых сортов зерновых культур. Во время службы предводителем дворянства Столыпин познакомился с местными нуждами, получил административный опыт, а его усердие на службе было отмечено новыми чинами и наградами. В 1890 году он был назначен почётным мировым судьёй, титулярным советником, в 1891 году произведён в коллежские асессоры, в 1893 году награждён первым орденом святой Анны, в 1895 году произведён в надворные советники, в 1896 году получил придворное звание камергера, в 1899 году произведён в коллежские, а в 1901 году - и в статские советники. Кроме дел уезда, Столыпин занимался своим имением в Колноберже, где изучал земледелие и проблемы крестьянства.
В течение десяти счастливых лет в семье Столыпина прибавилось четыре девочки. Дочери обожали отца – зимой он играл с ними в снежки, летом катал на лодке, и сочинял для них истории. В середине мая 1902 года Столыпин вывез свою семью «на воды» в небольшой немецкий город Эльстер. В своих воспоминаниях старшая дочь Мария описывала это время, как одно из самых счастливых в жизни семьи Столыпиных. Но вскоре семейная идиллия завершилась. От министра внутренних дел В.К. фон Плеве, сменившего убитого революционерами Д.С.Сипягина, Столыпину пришла телеграмма с требованием явиться в Петербург. Через три дня стала известна причина вызова - 30 мая 1902 года Столыпин был назначен гродненским губернатором. Эта инициатива исходила от Плеве, взявшего курс на замещение губернаторских должностей местными землевладельцами. 21 июня Столыпин прибыл в Гродно и приступил к исполнению обязанностей губернатора. В управлении губернии были некоторые особенности: губернатор был подконтролен генерал-губернатору Вильны, а национальный состав губернии был неоднороден (в больших городах преобладали евреи; аристократия, в основном, была представлена поляками, а крестьянство — белорусами).
По инициативе Столыпина в Гродно были открыты еврейское двухклассное народное училище, ремесленное училище, а также женское приходское училище особого типа, в котором, кроме общих предметов, преподавались рисование, черчение и рукоделие. На второй день работы он закрыл Польский клуб, где господствовали «повстанческие настроения». Освоившись в должности губернатора, Столыпин начал проводить реформы, которые включали расселение крестьян на хутора, ликвидацию чересполосицы, внедрение искусственных удобрений, улучшенных сельскохозяйственных орудий, многопольных севооборотов, мелиорации, развитие кооперации и сельскохозяйственное образование крестьян. Проводимые нововведения вызывали критику крупных землевладельцев. На одном из заседаний князь Святополк-Четвертинский заявил: «Нам нужна рабочая сила человека, нужен физический труд и способность к нему, а не образование. Образование должно быть доступно обеспеченным классам, но не массе…» Столыпин ему ответил: «Бояться грамоты и просвещения, бояться света нельзя. Образование народа, правильно и разумно поставленное, никогда не приведёт к анархии».
Работа в Гродно вполне удовлетворяла Столыпина, однако вскоре министр внутренних дел Плеве сделал предложение Столыпину занять должность губернатора Саратовской губернии. Столыпин не хотел переезжать в Саратов, но Плеве пояснил: «Меня Ваши личные и семейные обстоятельства не интересуют, и они не могут быть приняты во внимание. Я считаю Вас подходящим для такой трудной губернии и ожидаю от Вас каких-либо деловых соображений, но не взвешивания семейных интересов». Ко времени его назначения губернатором Саратовская губерния считалась зажиточной и богатой. В Саратове проживало 150 тысяч жителей, имелась развитая промышленность — в городе насчитывалось 150 заводов и фабрик, 11 банков, 16 тысяч домов, почти 3 тысячи магазинов и лавок. Кроме этого, в состав Саратовской губернии входили крупные города Царицын (ныне Волгоград) и Камышин, несколько линий Рязано-Уральской железной дороги. Назначение Столыпина саратовским губернатором стало повышением по службе и свидетельствовало о признании его заслуг. В Саратов с ним прибыли пять дочерей и беременная жена. 43-летняя Ольга Борисовна надеялась, что на этот раз родится мальчик. И действительно, в конце июня у Столыпина родился долгожданный наследник, которого в честь деда назвали Аркадием.
Столыпин развернул в губернии настоящую модернизацию: в Саратове была построена новая женская гимназия, глазная лечебница, городская больница и несколько ночлежных домов. Эти «столыпинки» вполне соответствовали нынешним гостиницам в две или три звезды – в них даже была редкая в то время канализация. Главные улицы города были заасфальтированы, и на них установили газовые фонари. В 1905 году была запланирована телефонизация города, но из-за начавшейся первой русской революции реформы в губернии были приостановлены.
Начало русско-японской войны Столыпин воспринял критично. Согласно воспоминаниям дочери, в кругу семьи он сказал: «Как может мужик идти радостно в бой, защищая какую-то арендованную землю в неведомых ему краях? Грустна и тяжела война, не скрашенная жертвенным порывом». После поражения в войне с Японией Российскую империю захлестнули революционные события. При наведении порядка Столыпин проявлял редкое мужество и бесстрашие, что отмечали свидетели того времени. Он безоружный и без какой-либо охраны входил в центр бушевавших толп. Это так действовало на народ, что страсти сами собой утихали. Современник Столыпина В.Б.Лопухин описывал один из эпизодов революционных событий того времени: «Достаточно известен эпизод, когда Столыпин в относительно скромной роли саратовского губернатора в ту пору, когда губернаторов расстреливали, как куропаток, врезывается в бунтующую толпу. На него наступает человек с явно агрессивными намерениями, с убийством во взгляде. Столыпин бросает ему на руки снятое с плеч форменное пальто с приказанием, отданном так, как умеет повелевать одно только уверенное в себе бесстрашие: «Держи». Ошеломлённый презумптивный «убийца» машинально подхватывает губернаторское пальто. Его руки заняты. Он парализован. И уже мыслью далёк от кровавой расправы. Столыпин спокойно держит речь загипнотизированной его мужеством толпе. И он и она мирно расходятся».
После случившегося 9 января 1905 года Кровавого воскресенья Петру Столыпину пришлось решать непростую задачу по предотвращению массового кровопролития. Эсеры приговорили его к смерти, так как в их понимании Столыпин создавал образ «проклятого царского сатрапа с человеческим лицом», но что гораздо хуже, с умом и порядочностью. Саратовские террористы попытались привести приговор в исполнение – в центре города на Театральной площади в Петра Аркадьевича была брошена бомба. Три человека погибли, но Столыпина лишь слегка поранило осколком. Через месяц при разгоне митинга из толпы вышел террорист-смертник и, подойдя почти вплотную, навел на грудь губернатора револьвер. «Ну, стреляй», – с улыбкой произнес Столыпин, после чего нападавший опустил оружие.
К февралю 1906 года в губернии удалось восстановить относительный порядок, после чего Петр Аркадьевич был вызван в Петербург, и получил предложение от Николая II занять пост министра внутренних дел. Столыпин согласился, и написал жене: «Оля! бесценное мое сокровище, вчера судьба моя решилась!». Его супруга собрала детей и приехала в Петербург, чтобы разделить с мужем все предстоящие испытания. В июле 1906 года Первая Государственная дума была распущена императором, а Столыпин стал председателем Совета министров, сохранив должность министра внутренних дел. При вступлении в должность премьер-министра Столыпин настоял на отставке главноуправляющего землеустройством и земледелием А.С.Стишинского и обер-прокурора Святейшего Синода А.А.Ширинского-Шихматова, при сохранении всего остального состава предшествующего кабинета И.Л.Горемыкина.
Сразу после назначения Столыпин начал переговоры о приглашении в новый кабинет популярных парламентских и общественных деятелей, принадлежавших к Конституционно-демократической партии и «Союзу 17 октября». Министерские посты первоначально предлагались Д.Н.Шипову, князю Г.Е.Львову, графу П.А.Гейдену, Н.Н.Львову и А.И.Гучкову. В ходе дальнейших переговоров также рассматривались кандидатуры А.Ф.Кони и князя Е.Н.Трубецкого. Общественные деятели, уверенные, что будущая II Дума сможет принудить правительство к созданию ответственного перед Думой кабинета, не имели заинтересованности в деятельности в качестве коронных министров в смешанном общественно-чиновничьем кабинете; возможность вхождения в правительство они обставляли такими условиями, которые заведомо не могли быть приняты Столыпиным. К концу июля переговоры полностью провалились, и поскольку это была третья неудачная попытка привлечения общественных деятелей в правительство (первая попытка была сделана С.Ю.Витте в октябре 1905 года, сразу после издания Октябрьского манифеста, вторая — самим Столыпиным в июне 1906 года, перед роспуском I Думы), Столыпин полностью разочаровался в идее общественного кабинета и в дальнейшем возглавлял правительство бюрократического состава.
Придворные круги отнеслись к Столыпину как к интригану и выскочке, а революционеры объявили устранение Столыпина первоочередной задачей. В такой обстановке Столыпин трудился на износ, обычно он работал до четырех часов утра, а в девять утра начинался его новый рабочий день. «Каждый день – как последний», - признавался Петр в разговоре младшему брату, и добавлял, что вечером благодарит Бога за то, что еще жив. «Смерти не боюсь – это расплата за убеждения. Успеть бы сделать побольше… Времени мало, совсем мало».
Отношения Столыпина со II Государственной думой были весьма напряжёнными. В законодательный орган власти входило более сотни представителей партий, которые напрямую выступали за свержение существовавшего строя, — РСДРП (впоследствии разделившейся на большевиков и меньшевиков) и эсеры, чьи представители неоднократно устраивали покушения и убийства высших должностных лиц Российской империи. Польские депутаты выступали за выделение Польши из Российской империи в отдельное государство. Две самые многочисленные фракции кадетов и трудовиков ратовали за принудительное отчуждение земель у помещиков с последующей передачей крестьянам.
Члены партий ратовавших за смену государственного устройства, попав в Государственную думу, продолжали заниматься революционной деятельностью, о чём вскоре стало известно полиции, руководителем которой являлся Столыпин. 7 мая 1907 года он обнародовал в Думе «Правительственное сообщение о заговоре», обнаруженном в столице и ставившем своей целью совершение террористических актов против императора, великого князя Николая Николаевича и против него самого: «В феврале текущего года отделение по охранению общественного порядка и безопасности в Петербурге получило сведение о том, что в столице образовалось преступное сообщество, поставившее ближайшей целью своей деятельности совершение ряда террористических актов… В настоящее время предварительным следствием установлено, что из числа задержанных лиц значительное число изобличается в том, что они вступили в образовавшееся в составе партии социалистов-революционеров сообщество, поставившее целью своей деятельности посягательство на священную особу Государя Императора и совершение террористических актов, направленных против Великого Князя Николая Николаевича и председателя Совета Министров… В квартире оказались, действительно, члены Государственной думы».
Правительство предъявило Думе ультиматум, требуя снять депутатскую неприкосновенность с предполагаемых участников заговора, предоставив Думе кратчайший срок для ответа. После того, как Дума не согласилась на условия правительства немедленно и перешла к процедуре обсуждения требований, царь, не дожидаясь окончательного ответа, 3 июня распустил Думу. Акт 3 июня формально нарушал «манифест 17 октября» и Основные законы 1906 года, в связи с чем противниками правительства был назван «третьеиюньским переворотом». Следующим шагом правительства стало изменение избирательной системы. Как писал Витте: «Я и в то время не понимал: почему правительство делает вторую пробу с Государственной думой, собирая её на основании существовавшего выборного закона, так как для меня было ясно, что сущность думских воззрений второй Государственной Думы будет такая же, как и первой, и, если бы по тому же закону продолжали выбирать и последующие Думы, то сущность последующих Дум была бы та же самая, как и предыдущих».
Новая избирательная система, которая использовалась при выборах в Государственные думы III и IV созывов, увеличила представительство в Думе землевладельцев и состоятельных горожан, а также русского населения по отношению к национальным меньшинствам, что привело к формированию в III и IV Думах проправительственного большинства. Большинство в новоизбранной III Думе составили «октябристы», получившие 154 мандата. Находящиеся в центре «октябристы» обеспечивали Столыпину принятие законопроектов, вступая в коалицию по тем или иным вопросам либо с правыми, либо с левыми членами парламента. В то же время, тесными личными связями со Столыпиным (по мнению многих современников — его прямым покровительством) отличалась более малочисленная партия Всероссийский национальный союз (ВНС), лидировавшая в думской национальной фракции, занимавшей промежуточное положение между октябристами и правой фракцией.
По свидетельству современника, III Дума явилась «созданием Столыпина». Взаимоотношения Столыпина с III Думой представляли собой сложный взаимный компромисс. Хотя заведомо проправительственные партии (октябристы и националисты) составляли большинство, эти партии не были марионеточными; сотрудничество с ними требовало определенных уступок со стороны правительства. В целом, Столыпин был вынужден обменять общую поддержку правительственного курса парламентом на предоставление дружественным партиям возможности проявить себя: затягивать обсуждение важных законопроектов на долгие годы, вносить многочисленные, но малосущественные изменения и так далее.. Наиболее негативный результат дал тлеющий конфликт Думы и Государственного Совета — большинство Думы намеренно редактировало наиболее важные законы таким образом, что более консервативный Госсовет их затем отклонял. Общая политическая ситуация в Думе оказалась такова, что правительство боялось вносить в Думу все законы, связанные с гражданским и религиозным равноправием (в особенности с правовым положением евреев), поскольку горячее обсуждение подобных тем могло вынудить правительство распустить Думу. Столыпин не смог достичь взаимопонимания с Думой по принципиально важному вопросу о реформе местного управления, весь пакет правительственных законопроектов по данной теме застрял в парламенте навсегда. В то же время, правительственные проекты бюджета всегда находили поддержку Думы.
О работе Государственной думы, и о принимаемых ею решениях Столыпин высказывался весьма снисходительно: «У вас нет ни сил, ни средств, ни власти провести его дальше этих стен, провести его в жизнь, зная, что это блестящая, но показная демонстрация», - или: «Это ровная дорога и шествие по ней почти торжественное под всеобщее одобрение и аплодисменты, но дорога, к сожалению, в данном случае приводящая никуда».
Столыпин создавал предпосылки к освобождению могучего экономического потенциала русского народа, до того не имевшего никаких перспектив изменить собственное положение. Именно Столыпиным был заложен фундамент освоения территорий, до того пустовавших, и созданы предпосылки для мощнейшего развития российского общества. Преобразования, задуманные Столыпиным, охватывали практически все сферы государственной жизни – они были революционными по существу, и предполагали кардинальные изменения в масштабах огромной Российской империи. Было ли готово к этому российское общество? И да, и нет. Но необходимость перемен диктовалась самой жизнью. Столыпин был вызван к большой политической жизни для выведения страны из внутриполитического и экономического тупика. В момент назначения Столыпина на должность Министра внутренних дел Россия стояла на краю пропасти, и были нужны настоящая воля и решительность, чтобы спасти Российскую Империю.
Из всех политиков начала 20-го века именно в Столыпине наличествовало гармоничное сочетание ценнейших для государственного деятеля качеств: четкое понимание задач момента и поразительно ясное видение исторической перспективы, уживавшееся с железной волей свершать задуманное. Многие из реформ Столыпина были подготовлены его предшественниками. Необходимость реформ сознавал еще С.Ю.Витте, но в нем не было той силы и смелости, которыми обладал Столыпин. Задолго до Витте и Столыпина, Никколо Макиавелли писал: «Нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми». Витте об этом знал, и его это останавливало. Столыпин тоже об этом знал, но не остановился – неподъемная ноша оказалась ему по плечу.
Столыпин говорил о необходимости общедоступного образования и создании правового государства, указывал на необходимость защиты прав рабочих, убеждал депутатов в безотлагательной необходимости перевооружении армии и флота, в потребности прокладки новых железных дорог и реформе самоуправления, планировал и осуществлял переселение, а так же призывал к «разрушению» общины. Спустя некоторое время планы Столыпина по переселению в Сибирь, вызванные к жизни насущными потребностями страны, были реализованы большевиками, о чем позже было написано в монографии В.Кабанова «А был ли крах столыпинской реформы?».
В основу своей государственной деятельности Столыпин положил принцип, высказанный основателем государственной школы Борисом Чичериным: «Либеральные реформы и сильная власть». Он официально объявил о курсе преобразований: свободе вероисповедания, неприкосновенности личности и гражданском равноправии в смысле «устранения ограничений и стеснений отдельных групп населения», преобразовании местных судов, реформе средней и высшей школы, полицейской реформе, преобразовании земства, подоходного налога и меры исключительной охраны государственного порядка. Понимая, что упование правительства только на карательные меры являлось верным признаком его бессилия, Столыпин основное внимание уделил не поиску зачинщиков революции, а разработке реформ, способных, по его мнению, разрешить главные вопросы, вызвавшие революцию. Он пытался наладить диалог с представителями оппозиционных политических сил, хотя при этом не избегал и насильственных, карательных действий, что позволяло наблюдателям оценить его политический курс как политику «кнута и пряника».
12 августа 1906 года эсерами-максималистами было предпринято покушения на Столыпина, в результате которого погибло 27 человек, находившихся в приемной казенной дачи, и оба террориста. Из 32 раненых 6 умерло от ран на другой день. От взрыва обрушилась стена с балконом. Дочь и сын Столыпина получили тяжелые ранения от обломков камней, хотя сам он не пострадал.
Вскоре после этого покушения, Столыпин добился в чрезвычайном порядке по 87 статье Основных государственных законов введения указа о создании военно-полевых судов, в соответствии с которым судопроизводство завершалось в течение 48 часов, а приговор, санкционируемый командующим военным округом, исполнялся в течение 24 часов. Столыпин считал эти меры оправданными для сохранения общественной безопасности, полагая, что на насилие необходимо отвечать силой. Он утверждал, что надо уметь отличать кровь на руках врача от крови на руках палача, и подчеркивал, что смертную казнь можно применять только к убийцам, категорически возражая против введения системы заложничества. На деле же после введения этих мер чинились массовые беззакония, на большей части территории страны было введено чрезвычайное положение, и были не редки казни ни в чем не повинных людей. Судей, выносивших слишком «мягкие» приговоры, увольняли с работы. Если до осени 1906 года в империи в среднем казнили по 9 человек в год, то с августа 1906-го по апрель 1907 года военными судами было вынесено 1102 смертных приговора. Такая статистика создала Столыпину репутацию жестокого политика. Следует также отметить, что почти все свои главные реформы Столыпин сумел провести не через обсуждение в Государственной думе, зная, что вносимые им проекты одобрения там не получат, а по 87 статье Основных государственных законов - в чрезвычайном порядке, в период «междумья». И хотя Столыпин пытался доказать целесообразность данной практики, утверждая, что подобная статья есть в законодательствах многих европейских государств, а принятие закона Государственной думой происходит со сложностями, и занимает много времени, что затрудняло принятие неотложных решений, новый премьер-министр слишком часто прибегал к помощи «чрезвычайного законодательства».
Столыпин был единственным министром царского правительства, не боявшимся выступать в Государственной Думе с ответами на самые разные депутатские запросы. Он был хорошим оратором, достойно держался на трибуне, между тем иногда аудитория была настолько враждебно к нему настроена, что из-за шума в зале Столыпин не мог начать выступление в течение 10-15 минут. А когда ему удавалось начать говорить, зал Таврического дворца начинал напоминать театр: депутаты «справа» устраивали бурные овации и кричали «браво», а депутаты «слева» топали ногами и шумели. Речь Столыпина могла звучать достаточно резко. Например, выступая в Думе по вопросу о мерах борьбы с революционным терроризмом, Столыпин говорил: «Правительство будет приветствовать всякое открытое разоблачение какого-либо неустройства... но иначе должно правительство относиться к нападкам, ведущим к созданию настроения, в атмосфере которого должно готовиться открытое выступление. Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти паралич и воли, и мысли, все они сводятся к двум словам, обращенным к власти: «Руки вверх». На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: «Не запугаете».
Наиболее заметный след в истории России оставили знаменитые аграрные реформы Столыпина. Аграрный кризис начала XX века и крестьянские выступления накануне и в годы первой российской революции заявили о неотложности решения аграрного вопроса. Вместе с тем согласия среди различных политических сил в способах достижения этой цели не было, более того, их взгляды часто оказывались диаметрально противоположными. Столыпин поддержал позицию, обозначенную в XIX веке Валуевым, Барятинским, а в начале XX веке Витте о предоставлении права крестьянам на выход из общины. Он был убежден в том, что «нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своею землей. Искусственное в том отношении оскопление нашего крестьянства, уничтожение в нем врожденного чувства собственности ведет ко многому дурному, главное, к бедности. А бедность, по мне, худшее из рабств. Смешно говорить этим людям о свободе и свободах». 9 ноября 1906 года принятым в чрезвычайном порядке указом было положено начало выходу крестьян из общины. Как закон он стал действовать, пройдя через обсуждение в III Государственной думе, только с 14 июня 1910 года. Столыпин не был сторонником насильственной ломки общины. Он никогда не требовал всеобщей унификации форм землепользования и землевладения. Разъясняя позицию правительства по аграрному вопросу в Государственной думе 10 мая 1907 года, он подчеркнул: «Пусть собственность эта будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже не жизненна, но пусть она будет крепкая, пусть наследственная». Насильственные меры предполагались в тех случаях, когда община препятствовала выходу крестьян, что было весьма распространено. Выход крестьян из общины подразумевался в два этапа: сначала чересполосное укрепление наделов, а затем выход на отруба и хутора. Была снята семейная форма собственности на землю, надел стал не коллективной собственностью семьи, а собственностью землевладельца. Отменялись выкупные платежи за землю, крестьяне освобождались от принудительного севооборота в целях недопущения излишней концентрации земли в одних руках и спекуляции землей. Были также запрещены продажа земли не крестьянам и скупка в пределах одного уезда более 6 душевых наделов, определенных по реформе 1861 года. По разным губерниям этот надел колебался от 12 до 18 десятин. С июля 1912 года была разрешена выдача ссуд под залог для приобретения крестьянами земли, введены различные формы кредита - агрокультурного, ипотечного, землеустроительного, мелиоративного. Однако не все задуманное идеально реализовывалось на практике. Добровольность выхода крестьян из общины повсеместно не соблюдалась. Поскольку принудительный выдел земли из общины мог быть осуществлен по требованию хотя бы одного крестьянина во время общего передела, а срок от передела до передела равнялся 12 годам, в 1909 году Министерством внутренних дел был издан циркуляр, в котором дозволялись принудительные выделы земли. Таким образом, осуществление экономических реформ поддерживалось административными мерами. Карьера губернаторов и земских начальников на местах во многом зависела от выполнения Указа 9 ноября 1906 года, что толкало их на многочисленные злоупотребления. В стране не хватало землемеров, способных справиться с требуемым объемом работы.
Столыпин не поддерживал идею об арендных отношениях в земледелии, считая, что временное владение землей будет вести к ее быстрому истощению. Важной частью аграрного законодательства Столыпина стала деятельность Крестьянского банка, скупавшего земли и перепродававшего затем их крестьянам на льготных условиях, причем часть этих расходов финансировалась государством.
Особое значение Столыпин уделял восточной части Российской империи. В своей речи от 31 марта 1908 года в Государственной Думе, посвящённой вопросу о целесообразности постройки Амурской железной дороги, он произнёс: «Наш орёл, наследие Византии, – орёл двуглавый. Конечно, сильны и могущественны и одноглавые орлы, но, отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращённую на восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью». В 1910 году Столыпин вместе с главноуправляющим земледелием и землеустройством Кривошеиным совершили инспекционную поездку в Западную Сибирь и Поволжье.
Политика Столыпина относительно Сибири состояла в поощрении переселения на её незаселённые просторы крестьян из европейской части России. Это переселение было частью аграрной реформы. Одним из способов наделения землей правительство выбрало путь переселенческой политики в Сибирь. Указом от 10 марта 1906 года всем желающим без ограничений было предоставлено право на переселение.
Для переселенцев в 1910 году были созданы специальные железнодорожные вагоны. От обычных они отличались тем, что одна их часть во всю ширину вагона предназначалась для крестьянского скота и инвентаря. Позднее, при советской власти, в этих вагонах были поставлены решетки, сами вагоны стали использоваться уже для принудительной высылки кулаков и иного «контрреволюционного элемента» в Сибирь и Среднюю Азию. Со временем же они были полностью перепредназначены для перевозки заключенных.
В связи с этим данный тип вагонов приобрёл дурную славу. При этом сам вагон, имевший официальное название вагонзак (вагон для заключённых) получил название «столыпинского». В «Архипелаге ГУЛАГ» А.Солженицын так описывает историю возникновения термина: «Вагон-зак» — какое мерзкое сокращение! Хотят сказать, что это — вагон для заключенных. Но нигде, кроме тюремных бумаг, слово это не удержалось. Усвоили арестанты называть такой вагон «столыпинским» или просто «столыпиным». История вагона такова. Он действительно пошёл по рельсам впервые при Столыпине: он был сконструирован в 1908 году, но — для переселенцев в восточные части страны, когда развилось сильное переселенческое движение и не хватало подвижного состава. Этот тип вагонов был ниже обычного пассажирского, но много выше товарного, он имел подсобные помещения для утвари или птицы (нынешние «половинные» купе, карцеры) — но он, разумеется, не имел никаких решёток, ни внутри, ни на окнах. Решётки поставила изобретательная мысль, и я склоняюсь, что большевицкая. А называться досталось вагону — столыпинским… Министр, вызывавший на дуэль депутата за «столыпинский галстук», — этого посмертного оболгания уже не мог остановить».
Правительство Столыпина выделило средства на прокладку дорог, благоустройство на новом месте, медицинское обслуживание, общественные нужды. Пожалуй, это направление аграрной политики стало наиболее эффективным. С 1907-го по 1914-й годы в Сибирь переселилось 2,44 миллиона крестьян, или 395 тысяч семей. Население Сибири за годы колонизации выросло на 153 процента. Если до реформы в Сибири проходило сокращение посевных площадей, то после реформы они были расширены почти вдвое. По темпам развития животноводства Сибирь обгоняла европейскую часть России. Масло и сыр, изготовленные в Томской и Тобольской губерниях, стали широко известны не только в России, но и в Европе. В то же время далеко не все из переселенцев сумели прижиться на новом месте; от 5 до 12 процентов крестьян вынуждены были вернуться в родные места. Сказывались недостаточная финансовая поддержка государства, отсутствие дорог, отдаленность районов, плохая адаптация к новым климатическим условиям и неурядицы во взаимоотношениях с местным населением. В целом активная переселенческая политика помогла несколько снять остроту аграрного вопроса в центре России, в какой-то мере оправдывая высказывание Столыпина: «Дальше едешь - тише будешь!».
Столыпин поставил себе за правило не вмешиваться в иностранную политику. Однако во время Боснийского кризиса 1909 года понадобилось прямое вмешательство премьер-министра. Кризис угрожал перерасти в войну с участием балканских государств, Австро-Венгерской, Германской и Российской империй. Позиция премьер-министра заключалась в том, что страна к войне не готова, и военного конфликта следует избежать любыми способами. В конечном итоге, кризис завершился моральным поражением России. 4 июня 1909 года Вильгельм II встретился с Николаем II. Во время завтрака на императорской яхте «Штандарт» русский премьер находился по правую руку от высокого гостя, и между ними состоялась обстоятельная беседа. Впоследствии, находясь в эмиграции, Вильгельм II размышлял о том, как прав был Столыпин, когда предупреждал его о недопустимости войны между Россией и Германией, и подчёркивал, что война в конечном итоге приведёт к тому, что враги монархического строя примут все меры, чтобы добиться революции. Непосредственно после завтрака немецкий кайзер сказал генерал-адъютанту И.Л.Татищеву, что «если бы у него был такой Министр, как Столыпин, то Германия поднялась бы на величайшую высоту».
Оценивая аграрные реформы Столыпина, можно признать их необходимыми с экономической точки зрения. С 1909-го по 1914-й годы Россия производила зерна больше, чем основные ее конкуренты - США, Канада и Аргентина - вместе взятые. Конечно, надо иметь в виду, что в эти годы были хорошие, а в 1909-м и 1913-м годах - рекордные урожаи, но столь разительные перемены положения дел в сельском хозяйстве напрямую связаны с проведенными реформами. Начался бурный рост вначале кредитных, а затем и производственных, сбытовых и потребительских кооперативов, оказывалась разносторонняя агрокультурная помощь: организовывались курсы по изучению, демонстрации и внедрению новых эффективных форм хозяйствования. Однако Россия не стала процветающей страной. Не были решены проблемы, связанные с голодом и аграрным перенаселением. Сельское хозяйство по-прежнему развивалось экстенсивно, производительность труда в нем росла медленнее, чем в США и странах Западной Европы. Для осуществления реформ такого масштаба не было создано должной финансовой и материальной базы, и оно форсировалось чисто административными мерами. Как известно, Столыпин считал, что реформы могут быть успешно осуществлены в течение 15-20 лет. Но в Пруссии период перехода от общинного земледелия к хуторам занял 100 лет, а реформы в России носили ярко выраженный политический характер. Столыпин никогда не скрывал, что ими он стремился потушить огонь крестьянских выступлений. В результате методы осуществления реформ вызвали неприятие их со стороны самых различных политических сил. Следует подчеркнуть, что аграрные преобразования Столыпина были начаты с большим историческим опозданием, как минимум на сорок лет.
Помимо аграрных реформ Столыпин разрабатывал очень интересные законопроекты в политической, социальной и культурной областях. Именно он от имени правительства внес на рассмотрение III Государственной думы законопроект о страховании рабочих по инвалидности, старости, болезни и от несчастных случаев, об оказании медицинской помощи рабочим за счет предприятий, ограничении длительности рабочего дня для малолетних и подростков. Он вносил также на рассмотрение Николая II проект по разрешению еврейского вопроса. Мало кому известно то, что Столыпин был инициатором введения всеобщего бесплатного начального образования в России. С 1907-го по 1914 год постоянно росли расходы государства и земств на развитие народного образования. В 1914 году в России на эти нужды выделялось средств больше, чем во Франции. Столыпин стремился повысить образовательный и культурный уровень государственных чиновников и предлагал увеличить зарплату учителям, служащим почты, железных дорог, священникам и чиновникам госаппарата. Петр Аркадьевич участвовал также в разработке документов по политической реформе. Он предложил бессословную систему местного управления, по которой выборы в земстве должны были проводиться не по сословным куриям, а по имущественным, причем имущественный ценз должен был быть снижен в десять раз. Это значительно расширило бы число избирателей, за счет зажиточных крестьян. Столыпин планировал во главе уезда ставить не предводителя дворянства, а правительственного чиновника, но предложенная им реформа органов местного самоуправления вызвала резкую критику правительственного курса со стороны дворян.
Столыпиным был предложен законопроект о введении земств в шести западных губерниях (Минской, Витебской, Могилевской, Киевской, Волынской, Подольской), в соответствии с которым земства должны были стать национально-русскими посредством выборов через национальные курии. Характерна политическая линия Столыпина в отношении Финляндии, автономия которой была ущемлена. Возникла ситуация, связанная с необходимостью разграничения законодательных полномочий центра и региона из-за расхождения между финляндскими и общероссийскими законами. Петр Аркадьевич настоял на примате общероссийских законов, в то время как на сейме в Борго в 1809 году Александром I Великому княжеству Финляндскому было даровано автономное положение.
Еврейский вопрос в Российской империи времён Столыпина представлял собой проблему государственной важности. Для евреев существовал целый ряд ограничений. В частности, за пределами так называемой черты оседлости им запрещалось постоянное жительство. Такое неравноправие относительно части населения империи по религиозному признаку приводило к тому, что многие ущемлённые в своих правах молодые люди шли в революционные партии. С другой стороны, среди консервативно настроенного населения и большой части представителей власти господствовали антисемитские настроения. Во время революционных событий 1905—1907 годов они проявились, в частности, в массовых еврейских погромах и появлении «черносотенных» организаций «Союз русского народа» (СРН) и Русский народный союз имени Михаила Архангела. Черносотенцы отличались крайним антисемитизмом и выступали за ещё большее ущемление евреев в правах. При этом они пользовались большим влиянием в обществе, и среди их членов в различное время находились видные политические деятели и представители духовенства.
Столыпин ознакомился с бытом еврейского населения во время службы в Ковно и Гродно. Его старшая дочь Мария вспоминала: «Во время обеда перед окнами столовой, в хорошую погоду, или в передней, в дождь, играл еврейский оркестр, тоже являвшийся на именины без приглашения. Папа& любил заказывать музыкантам еврейский танец «майюфес», который они с особенным удовольствием и задором исполняли». Во время службы гродненским губернатором по инициативе Столыпина было открыто еврейское двухклассное народное училище. Когда Столыпин занял высшие посты в Российской империи, то на одном из заседаний Совета министров он поднял еврейский вопрос. Пётр Аркадьевич попросил «откровенно высказаться о том, что стоит поставить вопрос об отмене в законодательном порядке некоторых едва ли не излишних ограничений в отношении евреев, которые особенно раздражают еврейское население России и, не внося никакой реальной пользы для русского населения, только питают революционное настроение еврейской массы». По воспоминаниям министра финансов и преемника Столыпина на посту премьер-министра Коковцова, никто из членов совета принципиальных возражений не высказал. Лишь Шванебах отметил, что «нужно быть весьма осторожным в выборе момента для возбуждения еврейского вопроса, так как история учит, что попытки к разрешению этого вопроса приводили только к возбуждению напрасных ожиданий, так как они кончались обыкновенно второстепенными циркулярами».
Николаю II был направлен журнал Совета министров, в котором высказывалось мнение и приводился законопроект об отмене черты оседлости для евреев. 10 декабря 1906 года в письме Николай II отверг данный законопроект с мотивировкой «Внутренний голос всё настойчивее твердит Мне, чтобы я не брал этого решения на себя». В ответ Столыпин, не согласный с решением императора, написал ему о том, что слухи о данном законопроекте уже попали в прессу, и решение Николая вызовет кривотолки в обществе. В связи с этим премьер советовал Николаю отправить законопроект в Думу для дальнейшего обсуждения. Царь, последовав совету Столыпина, передал вопрос на рассмотрение в Государственную думу. Судьба столыпинского законопроекта свидетельствует не в пользу народного представительства: ни II, ни III, ни IV Дума «не нашли времени» его обсудить. Для оппозиционных партий оказалось «полезней» его «замолчать», а «правые» такие послабления изначально не поддерживали.
При этом нужно отметить, что со второй половины 1907 года до конца премьерства Столыпина в Российской империи не было еврейских погромов. Столыпин также употребил своё влияние на Николая II, чтобы не допустить государственной пропаганды Протоколов сионских мудрецов — опубликованной в начале XX века фальшивки, якобы доказывавшей существование еврейского заговора и получившей широкую популярность среди правых российских кругов. При этом во время правительства Столыпина был издан указ, определявший процентные нормы студентов-евреев в высших и средних учебных заведениях. Он не уменьшал, а даже их несколько увеличивал по сравнению с таким же указом 1889 года. В то же время, в период революционных событий 1905—1907 годов предыдущий указ не действовал, и поэтому новый как бы восстанавливал существовавшую несправедливость — набор в высшие и средние учебные заведения был основан не на знаниях, а на национальной принадлежности. При правительстве Столыпина произошел переход от религиозной дискриминации евреев к расовой. Традиционно российское право ограничивало права только иудеев, при переходе в другие конфессии ограничения снимались. Постепенно, около 1910 года, законодательство начало ограничивать права родившихся в иудейской вере, независимо от их конфессиональной принадлежности, в некоторых случаях доходя и до ограничения прав детей и внуков лиц мужского и женского пола, родившихся в иудейской вере.
Следует отметить, что Столыпин никогда не допускал высказываний, унижавших и оскорблявших национальные чувства малых народов. По своим глубоким убеждениям он был русским патриотом, понимал необходимость развития национального самосознания, достоинства и сплочения нации. Весьма интересна мысль Петра Аркадьевича о том, что «народы забывают иногда о своих национальных задачах; но такие народы гибнут, они превращаются в назем, в удобрение, на котором вырастают и крепнут другие, более сильные народы». Однако проводимая им политика отнюдь не способствовала разрешению национального вопроса. Последние в его жизни проекты реформ были связаны с укреплением финансов за счет увеличения прямых и особенно косвенных налогов, повышения акциза на спиртные напитки, введения прогрессивного налога и налога с оборота. Впервые Столыпин поставил вопрос о реформировании промышленности - иностранные займы предполагалось использовать только на исследование недр земли, строительство железных дорог и особенно дорог с твердым покрытием. Предусматривалось создание семи новых министерств. Политический курс, намеченный Столыпиным, вызывал резкую критику в его адрес со стороны как левых, так и правых политических сил. Интересно, что современники его политическое кредо пытались выразить в таких взаимоисключающих оценках, как «консервативный либерал» и «либеральный консерватор».
В 1908 году в средствах массовой информации началась резкая критика Столыпина. Консерваторы обвиняли его в нерешительности и бездеятельности, либералы навешивали на него ярлык «всероссийского губернатора», обвиняли в «диктаторских вкусах и повадках», социалистические партии выступили с резкой критикой внутренней политики, называли его «обер-вешателем» и «погромщиком». Резко ухудшились в это время отношения Столыпина с царем. Многие историки полагают, что Николай II опасался узурпации власти премьер-министром. Действительно, Петр Аркадьевич позволял себе иметь собственное мнение даже в тех случаях, когда оно расходилось с позицией царя. Он мог высказывать нелицеприятные замечания Николаю II, например, о том, что нельзя допускать возвышение роли Григория Распутина при дворе. Дворцовые сановники плели интриги за спиной Столыпина, ссорили его с императрицей, которая считала, что царь оказался в тени деятельного премьера. Когда Александре Федоровне донесли, что на обеде у жены Столыпина офицеры были при оружии, что было принято только за царским столом, она сказала: «Что же, были до сих пор две царицы, теперь будут три». В марте 1911 года Столыпин подал прошение об отставке в связи с тем, что Государственный совет окончательно отклонил законопроекты о западных земствах. Царь после недолгого раздумья отставку не принял и пошел навстречу требованиям своего премьера, однако всем стало ясно, что на политической карьере Столыпина поставлен крест.
Николай Второй считал, что в России не было революции, и называл произошедшие в 1905 году события мелкими беспорядками. Одновременно царь испытывал неприязнь к Столыпину, что было странно, если учесть, что Столыпин никогда не претендовал на большие должности. Он отказывался от назначения в Саратов, он просил не назначать его на министерский пост, и говорил о работе на пределе своих человеческих сил. Столыпин не перестал ощущать и понимать бремя власти – груз ответственности перед народом и царем он не снимал с себя до самого конца. При этом Николай этой тяжести не понимал, и не хотел того, чего добивался Столыпин – построения в России гражданского общества. Коренная перестройка системы императору была не нужна. Не желая отказываться от возможностей самодержца, Николай оставлял последнее слово за собой, и часто насущные проблемы государства обязаны были отступать перед отдыхом в шхерах и 5-тичасовыми чаепитиями, во время которых не полагалось говорить о политике. По сути, Столыпин обладал достаточно ограниченной властью, и какие бы полномочия ему не делегировались, оставался слугой, которого всегда одёргивали, в то время, как его реформы вели к тому, что сама возможность «одёргиваний» должна была рано или поздно исчезнуть, за что его крайне не любило царское окружение. Несмотря на то, что в 1906 году Столыпин был буквально очарован Николаем, конфликт с ним были неизбежен. Это противостояние достигло апогея весной 1911 года, когда вдовствующая императрица Мария Федоровна буквально заставила сына пойти на поводу у Столыпина, по требованию которого из Государственного Совета были изгнаны Дурново и Трепов. По сути, это был политический крах Столыпина. Проницательный Кривошеин при известии о «победе» Столыпина только покачал головой: «Царь никогда ему этого не простит».
Николай постоянно передавал премьеру гневные письма недовольных политикой Столыпина, и находился под влиянием Распутина, за которым Столыпин учинил настоящую охоту. Представляется интересным мнение одного из лидеров партии кадетов П.Н.Милюкова, которых Столыпин, несмотря на, казалось бы, непреодолимые разногласия с ними, именовал «мозгом нации»: «Столыпин выступал в двойном обличье - либерала и крайнего националиста». Милюков весьма скептически относился к эффективности реформаторской деятельности Столыпина, но отдавал должное его неординарности. «П.А.Столыпин, - писал Милюков, - принадлежал к числу лиц, которые мнили себя спасителями России от ее «великих потрясений». В эту свою задачу он внес свой большой темперамент и свою упрямую волю. Он верил в себя и в свое назначение. Он был, конечно, крупнее многих сановников, сидевших на его месте до и после Витте». Один из первых русских марксистов, Петр Бернгардович Струве, дал следующую характеристику деятельности Столыпина: «Как бы ни относиться к аграрной политике Столыпина - можно ее принимать как величайшее зло, можно ее благословлять как благодетельную хирургическую операцию, - этой политикой он совершил огромный сдвиг в русской жизни. И - сдвиг поистине революционный и по существу, и формально. Ибо не может быть никакого сомнения, что с аграрной реформой, ликвидировавшей общину, по значению в экономическом развитии России в один ряд могут быть поставлены лишь освобождение крестьян и проведение железных дорог».
Отец Столыпина, познакомившись с Львом Толстым во время Крымской войны, подружился с ним. Лев Николаевич был хорошо знаком с детьми своего друга. Узнав о высоком назначении Петра Аркадьевича, Толстой писал ему письма с осуждением его политического курса. Толстой видел в деятельности Столыпина две ошибки: «Начал насилием бороться с насилием, что привело только к разрастанию его масштабов, и приступил к проведению такой земельной политики, которая имеет в виду не умиротворение, а утверждение земельного насилия». В то же время другой гуманист XX века В. В.Розанов дал очень высокую оценку Столыпину, на котором, по мнению философа, «не лежало ни одного грязного пятна: вещь страшно редкая и трудная для политического деятеля», его «смогли убить, но никто не мог сказать: он был лживый, кривой или своекорыстный человек».
Предложенные Столыпиным реформы объективно способствовали ускорению развития рыночных начал в экономике. Но если Витте в своей политике был сориентирован на западноевропейский путь развития, то Столыпин пытался найти свой, особый, русский путь. Оба активно использовали силы государства в осуществлении реформ, что давало основание некоторым современникам упрекать обоих в введении «государственного социализма». Витте делал упор на экономические методы воздействия, а Столыпин использовал административную мощь государства. Это прослеживается в их видении путей перехода от общинного к частному землевладению. Если Витте высказывался за постепенный, без принудительности переход на хутора, то Столыпин, понимая живучесть общины и консерватизм крестьян, предлагал этот процесс ускорить административными методами. Витте и Столыпин ставили вопрос о необходимости реформирования политической системы, но если Столыпин предлагал в основном реформы местного самоуправления, то Витте добился введения начал конституционализма.
Низкий уровень эффективности сельского хозяйства в России специалисты объясняли существованием общины, препятствовавшей развитию рыночной экономики. По их мнению, проблема заключалась не в абсолютном, а в относительном земельном голоде; стремиться необходимо не к предоставлению дополнительных наделов земли, а к повышению производительности крестьянского труда. Идея Столыпина заключалась в том, чтобы решить аграрную проблему, не затрагивая помещичье землевладение, обогатив одних крестьян за счет других. После разрушения общины земля должна была перейти в собственность крепких мужиков, разорившиеся пойдут на работу в городскую промышленность и будут переселены на окраины страны.
Вслед за появлением в деревне слоя личных собственников Столыпин предполагал предоставление им экономического и политического равноправия с помощью реформ местного управления и суда, и таким образом создание мощной опоры для монархии. Ряд законопроектов касался установления некоторой веротерпимости и свободы совести, всеобщего начального образования. Реформы сохранили, а иногда и расширили систему бюрократической опеки, формируя огромный чиновничий аппарат специально для реформ. Развитию земельного рынка препятствовали ограничение крестьян в их праве распоряжаться наделом, установление максимального и минимального размеров земельных участков для владения, и даже назывались они не частной, а личной собственностью.
Результаты реформ Столыпина, их экономическое и политическое воздействие обычно определяются на основе статистических данных, но различные историки истолковывают их по-разному: либеральные заявляют о том, что Столыпин просто не хватило времени, советские - о провале реформ. Если говорить о конечных целях реформ, то они не были достигнуты, и в этом смысле реформы потерпели неудачу. Но частные результаты весьма ощутимы: благодаря системе политических, экономических и финансовых мер, осуществлявшихся с 1906 по 1915 годы, из общины выделилось до четверти хозяйств, дававших до половины рыночного хлеба и поднявших свою эффективность с помощью сельскохозяйственной техники и удобрений. Но в условиях отсутствия социальной базы для реформ, при консерватизме как помещичьего, так и мелкокрестьянского хозяйства, и главное - при отсутствии времени Столыпину не удалось стать российским Бисмарком.
1 сентября 1911 года во время пребывания царской семьи в Киеве Столыпин был смертельно ранен в здании местной оперы сыном местного владельца многоэтажного дома Дмитрием Богровым, который приблизился к Столыпину и дважды в него выстрелил. Первая пуля попала Столыпину в руку, вторая — в живот, задев печень. После ранения Столыпин перекрестил царя, тяжело опустился в кресло и произнёс: «Счастлив умереть за Царя». Последующие дни прошли в тревоге, врачи надеялись на выздоровление Столыпина, но 4 сентября состояние Столыпина резко ухудшилось, и около 10 часов вечера 5 сентября 1911 года он скончался.
Столыпин был похоронен в Киево-Печерской лавре, поскольку в свое время завещал похоронить его там, где его настигнет смерть.
Кончина Столыпина вызвала массу откликов в российской и зарубежной печати. Заграничная левая пресса восприняла этот факт с удовлетворением. Так, в газете Независимой рабочей партии Англии отмечалось: «Столыпин обратил Думу в фарс и мошенническую проделку. Он, именно он, бросил тысячи людей в зараженные тюрьмы и послал тысячи на виселицу». «Он не может воротиться - и, конечно, многие тысячи русских благоговейно поблагодарят за это господа». Печатный орган Французской социалистической партии заявлял: «Смерть Столыпина заслуженная. Пред этой могилой человечество может лишь вздохнуть с облегчением». В целом же сохранились весьма противоречивые оценки как самой личности Столыпина, так и его деятельности. С.Ю.Витте, придирчиво следивший за политической карьерой своего преемника, отмечал, что Петр Аркадьевич «был человек с большим темпераментом, человеком храбрым», но обвинял его в отсутствии государственной культуры, неуравновешенности, излишнем влиянии на его политическую деятельность жены Ольги Борисовны, использовании служебного положения для протекции родственникам. В этом есть доля истины, поскольку министром иностранных дел был Сазонов, женатый на сестре жены Столыпина. Младший офицер императорской яхты Бок, женившись на дочери Столыпина, тотчас получил должность морского агента в Берлине. Витте обвинял Столыпина в заимствовании у него, Сергея Юльевича, идеи о выходе крестьян из общины, но подчеркивал разницу в методах осуществления этой идеи. Оценивая Указ от 9 ноября 1906 года, он писал: «Я чувствую, что закон этот послужит одной из причин пролития невинной крови. Был бы счастлив, если бы мое чувство меня обмануло». Наиболее неприемлемое он видел в том, что «Столыпин последние два-три года своего правления водворил в России положительный террор, но самое главное, внес во все отправления государственной жизни полицейский произвол и полицейское усмотрение». В своих мемуарах Витте отмечал эволюцию Столыпина от либерального премьера до «такого реакционера, который бы не брезговал никакими средствами для того, чтобы сохранить власть, и произвольно, с нарушением всяких законов, правил Россией».
Единого мнения о мотивах преступления Богрова нет. Некоторые исследователи считают, что убийство Столыпина - дело рук охранки, возможно, предпринятое и не без ведома царя; другие - что, действуя по заданию партии эсеров, Богров сумел обмануть руководство охранки и из рук начальника охранного отделения Кулябки получить пригласительные билеты почти во все места, где пребывали царская чета и Столыпин; третьи - что у Богрова были на то чисто личные причины. Официальная версия убийства Столыпина гласила, что Столыпин был убит анархистом и провокатором Богровым, который сделал это с попустительства некоторых чинов охранки, и под давлением товарищей-анархистов, разгадавших в нем предателя и угрожавших ему оглаской и смертью. Версия была сформулирована, исходя из показаний, которые были даны лично Богровым и другими лицами, причастными к трагедии.
В 2002 году был снят документальный фильм «Жизнь и смерть Петра Аркадьевича Столыпина».
Текст подготовил Андрей Гончаров
Использованные материалы:
Марта Измайлова, «Личности»: «Звезда и смерть Петра Столыпина»
Аврех А.Я. «П.А.Столыпин и судьбы реформ в России».
Бок М.П. «О моем отце П.А.Столыпине. Воспоминания, мемуары».
Бородин А.П. «Столыпин. Реформы во имя России».
Зырянов П.Н. «Петр Столыпин: политический портрет».
Мэйси Д. «Земельная реформа и политические перемены: феномен Столыпина»
Федоров Б.Г. «Петр Столыпин: «Я верю в Россию»
Материалы сайта www.persons-journal.com
 | | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Кузнецов Гарольд Дмитриевич
Летчик
Опытный самолёт «104» разработки КБ Туполева впервые поднялся в воздух 17 июня 1955 года с подмосковного аэродрома в Жуковском. Так начались заводские испытания машины, которая к осени того же года превратилась в реактивный авиалайнер ТУ-104 – третий в мире, второй принятый в эксплуатацию и первый в СССР.
Разработка «104-го» сдвинулась с мёртвой точки только после смерти Сталина, хотя предложения о создании реактивного пассажирского флота неоднократно выдвигались и при нём. Но вождь с присущей ему экономностью и склонностью к многократным перестраховкам неумолимо «зарубал» такие идеи. Страна только-только преодолела послевоенную разруху, и не могла позволить себе существенные «непрофильные» траты, а реактивная пассажирская авиация в начале 1950-х годов не была проблемой первой необходимости для советского народного хозяйства.
При создании первого советского реактивного лайнера КБ Туполева взяло за основу бомбардировщик ТУ-16 (самолёт «104» даже одно время носил индекс ТУ-16П – «пассажирский»), чтобы сократить ресурсы и время на общей отработке конструкции. Облегчалась тем самым и задача подготовки лётно-технических кадров, экономили и на наземном эксплуатационно-ремонтном оборудовании.
В качестве одного из аргументов в пользу создания такого самолёта Алексей Туполев приводил возможность полётов на большой высоте, «над погодой», в то время как винтовая пассажирская авиация, имевшая небольшой потолок, немилосердно страдала от болтанки. Но именно там первый реактивный лайнер ожидала новая, пока ещё неизвестная опасность. За всю историю эксплуатации серьёзные аварии потерпели 37 машин – 18% от общего числа выпущенных. При этом нельзя не отметить, что «104-й» вёл себя в полёте приличнее, чем его английский конкурент «Comet» компании «Де Хэвилленд» (23% потерянных машин), имевший нездоровую привычку разваливаться в воздухе из-за усталостных нагрузок в небрежно спроектированном фюзеляже.
Первый регулярный рейс ТУ-104 совершил 15 сентября 1956 года. Экипаж «Аэрофлота» на самолете с бортовым номером СССР-Л5438 выполнил первый перелет из Москвы в Нью-Йорк по маршруту, проходившему через Лондон, Кефлавик и Гус-Бей. В воздухе лайнер пробыл 13 часов 29 минут. А 15 сентября 1956 года рейсом Москва-Хабаровск ТУ-104 с бортовым номером СССР-Л5413 началась регулярная эксплуатация реактивных машин.
Самолет Ту-104 - гордость СССР.
Но с самого начала полетов на новом лайнере летчиков ожидал неприятный сюрприз. В ходе дальнейшей эксплуатации во время полёта ТУ–104 без видимых причин иногда неожиданно подбрасывало вверх, после чего он терял управление, сваливался в штопор и начинал пикирование. Пилоты назвали этот эффект «подхватом». После того, как «подхват» дал о себе знать, в исследовании этого явления были задействованы лучшие ученые и испытатели. Несколько институтов занимались решением только этой проблемы. В этих испытаниях в качестве летчика-испытателя «Аэрофлота» участвовал Гарольд Кузнецов. Он постоянно спорил с начальством, убеждая, что машине не хватает руля высоты для вывода машины из пикирования. На Туполев считал, что у «подхвата» были иные причины, игнорируя мнение гражданского пилота. Тем временем на карту был поставлен престиж страны.
ТУ–104 так понравился Хрущёву, что он решил совершить свой визит в Великобританию в 1956 году именно на нём. Но из-за вышеуказанных проблем его с трудом удалось отговорить от этого. Советская делегация отправилась в Лондон на крейсере. Но, чтобы доказать советское технологическое превосходство (конкурент ТУ–104 британский Comet не летал из-за серии загадочных катастроф), Хрущёв приказал пригнать ТУ–104 в Лондон.
Прибытие советского авиалайнера, по отзывам британской прессы, произвело эффект, сравнимый с приземлением НЛО. На следующий день в Лондон прилетел второй ТУ-104, с другим номером. В британских газетах появилось сообщение, что это был один и тот же самолёт, а «русские попы» «перекрашивают номера на своём опытном самолёте». «Русские попы» – это русские пилоты, одетые во всё чёрное. Главный конструктор Алексей Туполев обиделся, и, во–первых, приказал выделить средства пилотам, чтобы оделись во что-нибудь модное и не чёрное, а на следующий день – 25 марта 1956 года прислать в Лондон сразу три ТУ-104 одновременно, что и было исполнено. Это был триумф – ведь на тот момент больше ни у одной страны мира действующих реактивных пассажирских авиалайнеров не было. После возвращения лайнеров из Лондона в Москву Туполев лично приветствовал экипажи.
Кузнецов в кабине.
Спустя два года Гарольд Кузнецов представлял ТУ-104 в Бельгии, а после возвращения из Брюсселя его арестовали агенты КГБ. Поводом для его ареста стал нелепый случай. Перед вылетом в Брюссель ТУ-104 был показан руководству страны. Кузнецов во время руления развернул самолет, и у члена политбюро Шепилова сдуло шляпу. Оргвыводы последовали незамедлительно – было принято решение о наказании командира после возвращения с выставки. В результате Кузнецов был снят с должности и назначен вторым пилотом сроком на полгода. В течение этого времени он занимался испытательской работой в «Аэрофлоте».
Экипаж Ту-104. Командир экипажа - Гарольд Кузнецов. Второй справа.
В октябре 1958 года Кузнецов вернулся к работе линейного пилота на ТУ-104. Он снова стал командиром. К этому времени ему исполнилось 35 лет, он один воспитывал дочь. У Гарольда было много друзей, называвших его «мушкетером». В 1957 году в экипаже Гарольда появилась новая бортпроводница – Алла Маклакова. Гарольд в нее влюбился, но Алла не ответила ему взаимностью.
Бортпроводник Алла Маклакова.
Между тем проблема с подбрасыванием самолёта ТУ-104 никуда не делась. Несмотря на все усилия конструкторов и испытателей, проблема лайнера с «подхватом» не решалась. Первым тревожным сигналом прозвучало летное происшествие 16 мая 1958 года, когда чехословацкий ТУ-104, следуя на высоте 12 000 метров, попал в зону грозовой деятельности. Почти сразу же у него выключились оба двигателя. Началось падение самолета и лишь на высоте 4000 метров экипаж смог подчинить себе машину, запустить один двигатель и совершить посадку на военном аэродроме около Праги.
Месяц спустя, 22 июня ТУ-104А, следовавший рейсом Иркутск-Хабаровск на высоте 12500 метров попал в мощный восходящий поток воздуха и оказался на высоте 13500 метров, откуда начал беспорядочно падать до высоты 11500 метров. После «сваливания» и потери высоты командиру экипажа пилоту Полбину удалось вывести самолет в горизонтальный полет. Две предпосылки, казалось, должны были заставить задуматься и руководителей «Аэрофлота» и руководителей авиационной промышленности. Но этого не произошло.
К сожалению, ждать долго не пришлось. Первая катастрофа произошла в районе Биробиджана. В августе 1958 года ТУ-104А, следовавший рейсом Хабаровск-Иркутск, на высоте 10800 метров при совершенно ясной погоде забросило восходящим порывом воздуха на высоту 12000 метров. Командир корабля пилот Быков не смог не только справиться с «взбунтовавшейся» машиной, но передать на землю о случившемся. Через месяц самолет пилота Желбакова забросило с высоты 9000 метров на 11500 метров.
Через два месяца случилась еще одна катастрофа. Это произошло 17 октября 1958 года с самолетом под управлением Кузнецова. Он не должен был лететь в Пекин, в плане стояла фамилия другого летчика – Анатолия Горбачева. Но Кузнецова сам попросил товарища о замене, и Горбачев не захотел отказывать другу.
Около 21 часа ТУ-104, который вел командир Гарольд Кузнецов, уверенно шел на заданном эшелоне. Рейс Пекин-Москва близился к завершению. Позади оставался Омск. В салоне летели молодежные делегации из Китая и Кореи на съезд комсомола. Лайнер находился рядом с Казанью, и приближался к Московской воздушной зоне.
- В Москве сильный туман. Посадку запрещаю, - неожиданно услышал командир голос диспетчера аэропорта Внуково.
Ни один из ближайших аэродромов - ни в Казани, ни в Горьком, - для реактивной техники не подходил. Оставался Свердловск.
- Прошу нас принять, - связался Кузнецов с «землей». - Самолет посадить смогу. Гарантирую.
Но диспетчер не хотел рисковать, и был неумолим: «Возвращайтесь в Свердловск».
ТУ-104 начал разворот, во время которого машину резко подбросило вверх. Сила этого броска была настолько мощная, что многотонный лайнер, поднялся на два с лишним километра. ТУ-104 практически исполнил «кобру» - машина будто сидела на хвосте, а ее нос был высоко задран. Все это произошло в считанные секунды. Произошёл «подхват» — самопроизвольное, не контролируемое экипажем увеличение угла тангажа.
Экипаж не понимал, что происходит. Однако времени на догадки не было. Командир Гарольд Кузнецов точно знал лишь одно - надо во что бы то ни стало выровнять машину. Вместе со вторым пилотом Антоном Артемовым они до упора отдавали штурвал от себя, но ничего не получалось. Им не хватало рулей высоты.
После того, как самолет внезапно подбросило, он так же внезапно перевернулся на спину и начал уходить в штопор. Приборы вышли из строя. Понять, где земля, а где небо было невозможно. В салоне наступила невесомость. Не слушаясь рулей, ТУ-104 мгновенно перешел в неуправляемое пикирование. Почти вертикально, развивая сверхзвуковую скорость, лайнер понесся к земле. В конце этого пикирования «ТУ» буквально снес несколько телеграфных столбов вдоль железнодорожного полотна. От удара фюзеляж разломился пополам. Останки экипажа и пассажиров впоследствии спасатели находили в радиусе почти двух километров.
Как установила позже государственная комиссия, падение длилось две минуты. Но уже с высоты тринадцати километров Кузнецов начал скрупулезно передавать на землю то, что происходило с машиной. Передавал сам: на штурвале ТУ-104 была специальная кнопка, соединенная с микрофоном. Радист Александр Федоров дублировал эти сообщения. Связь продолжалась практически до самого столкновения с землей. Последние слова командира были: «Прощайте, родные. Погибаем». Самолет упал в Вурнарском районе Чувашии. Погибли 71 пассажир и 9 членов экипажа.
Об этом случае был снят документальный фильм «Последние слова летчика Кузнецова».
Переданная с терпящего бедствие борта информация оказалась поистине бесценной. До этого ни одно из тщательно проводимых расследований, в которых участвовали специалисты Главного управления ГВФ, Государственного научно-исследовательского института, конструкторского бюро Туполева, Военно-Воздушных Сил, так и не сумело пролить свет на причины загадочных аварий ТУ-104. Все списывалось на так называемый «человеческий фактор». На одном разборе, наслушавшись жалоб лётного состава на поведение машины, обиженный Туполев в сердцах бросил: «Это не самолёт плохой, это вы на нём летать не умеете!».
Точки над «i» расставил Гарольд Кузнецов. Как показал анализ полученных благодаря ему сведений, самолет попал в гигантский восходящий поток воздуха. О том, что подобное возможно на столь заоблачных, свыше девяти километров, высотах никто из создателей новых самолетов и не подозревал. Ведь у поршневых машин «потолки» были несоизмеримо меньше. И поэтому конструкторы утверждали: реактивные машины станут летать «над погодой».
Так было до того трагического вечера. Экипажу Гарольда Кузнецова не повезло вдвойне. Мало того, что он попал в вертикальный воздушный поток, он оказался в самом его эпицентре. После выполнения нескольких имитационных полетов специалистам удалось определить параметры этого потока. Его длина составляла 9-13 километров, ширина - почти 2, толщина до 6... Скорость тоже была огромной - 300 километров в час.
В срочном порядке конструкторы приступили к поиску способов борьбы с грозным природным явлением. Были снижены «потолки», модернизирована конструкция, разработаны рекомендации по центровке воздушных судов. Горький опыт помог создать иные аэродинамические формы, успешно противостоящие воздушным потокам. В частности, конструкторы нового межконтинентального лайнера ИЛ-б2 придумали на передней кромке стреловидного крыла самолета специальный «зуб». Благодаря ему, даже попав в мощный вертикальный поток, «ИЛ» самостоятельно опускал свой нос.
После этого самолеты ТУ-104 еще три десятилетия возили пассажиров, и хотя без катастроф не обошлось (ведь самолетов было построено и летало около 200) – их причины были уже иными. ТУ-104 стал на длительное время основным пассажирским самолетом «Аэрофлота»: например, в 1960 году на ТУ- 104 была выполнена треть пассажирских авиационных перевозок в СССР. За 23 года эксплуатации парк самолетов ТУ-104 перевез около 100 миллионов пассажиров, проведя в воздухе 2 000 000 летных часов и выполнив более 600 000 полетов.
Тем не менее, машину невзлюбили, в 1960 году она была снята с производства и одно время даже успешно вытеснялась из «Аэрофлота» турбовинтовыми лайнерами ИЛ-18. Кроме того, инфраструктура региональных аэродромов Советского Союза тогда была развита довольно слабо, а ТУ-104 был весьма чувствителен к длине и качеству взлётно-посадочных полос, что тормозило его широкое использование на внутренних рейсах.
Нужно было создавать новые машины, и поначалу Туполев решил обойтись без революций. Первая модификация «104-го» – ТУ-124 – тоже отличалась высокой аварийностью и повторила судьбу предшественника. В истории «124-й» остался в основном за происшествие 21 августа 1963 года – успешное аварийное приводнение в Ленинграде на Неву за строящимся мостом Александра Невского (одно из нескольких успешных приводнений в истории мировой гражданской авиации). А ТУ-134 – третий в семействе «отставных военных» – оказался довольно удачной машиной: вышедший на линии авиасообщений в 1967 году, он до сих пор поднимается в небо на региональных рейсах. Считается, что в ближайшее время его должен будет заменить небезызвестный «Суперджет» фирмы Сухого.
И, наконец, в 1972 году на авиатрассах появился ТУ-154. Первый отечественный реактивный лайнер, изначально спроектированный как пассажирский, без переделок и военного наследия, но с учётом противоречивого опыта эксплуатации семейства «104», «124» и «134». Тяжёлая, мощная и сложная машина стала основой советской пассажирской авиации.
«Аэрофлот» убрал последние ТУ-104 с регулярных авиалиний только в 1979 году. Но самолёт к тому времени прочно прижился в военной авиации – его использовали для тренировок пилотов морских ракетоносцев, в качестве летающей лаборатории, для метеорологических исследований и как штабной самолёт. Окончательно рейсы «104-х» были прекращены только в начале 1981 года, после того, как на военном аэродроме под Ленинградом разбилась перегруженная машина, принадлежавшая ВМФ СССР. На ней практически полностью погиб командный состав Тихоокеанского флота – 52 человека, из них 17 адмиралов и генералов, включая командующего флотом вице-адмирала Эмиля Спиридонова, в распоряжении которого и числилась злополучная машина.
На борту транспортного самолета находились командующий флотом адмирал Эдуард Спиридонов, командующий авиацией флота генерал-лейтенант Георгий Павлов, 17 адмиралов и генералов, другие пассажиры (среди них — супруги Спиридонова и секретаря крайкома партии Ломакина). Всего вместе с экипажем на ТУ-104 летели 52 человека. Военно-морские руководители, собираясь домой, прихватили с собой из центра дефицитные товары. В итоге ТУ-104 оказался существенно перегруженным. Положение усугубилось тем, что экипаж не проконтролировал расположение груза внутри фюзеляжа самолета. Позже комиссия установила, что центровка общей массы оказалась за установленными пределами — ближе к хвосту. Это ухудшило аэродинамику самолета, что неощутимо на земле, но проявляется сразу после отрыва шасси от бетонки. Последняя ошибка — что экипаж начал взлет на несколько сотен метров раньше, чем следовало. Командир экипажа — первоклассный пилот, опытный, проработавший на самолетах подобного типа более 10 лет, — стал выполнять взлет по входившей тогда в моду зарубежной «экологической методике» как можно круче набор, чтобы быстро увести от земли гром ревущих двигателей. На 8-й секунде полета, когда подъемная сила, уменьшаясь вследствие крутого набора высоты тяжелого лайнера, сравнялась с его весом, наступило то самое неустойчивое равновесие, которое в полете ведомо только летчикам-испытателям, проверяющим устойчивость новой машины. Последним фактором, опрокинувшим и самолет, и судьбы членов экипажа и пассажиров, стал сильный встречно-боковой ветер. Зная о нем и предполагая парировать снос, летчики дали элероны вправо — на ветер. И именно туда, вправо, заваливался многотонный лайнер. Ни руководитель полетов, ни его подчиненные не успели произнести ни слова. Лишь штурман корабля, сидящий в стеклянном носу лайнера, сначала с тревогой, а затем с ужасом прокричал несколько раз «Куда Куда! Куда!» Он, конечно, не мог представить, что эта страшная фигура — крен почти отвесно к земле — выполнялась не по воле летчиков. Испытатели потом говорили, что спасти положение на первых мгновениях правого крена мог лишь энергичный поворот штурвала влево и от себя, чтобы вывести судно в горизонтальный полет и набрать скорость. Старший офицер Оперативного управления штаба ТОФа Виктор Гамага, провожавший в тот черный день товарищей, свидетельствовал: «Набрав скорость и не доходя примерно треть до конца ВПП, самолет начал взлетать, но на высоте всего около 30 метров почему-то накренился на правое крыло... Так и не выйдя за пределы взлетной полосы, самолет перевернулся, упал, мгновенно взорвался. Спастись не удалось никому». Погиб командующий флотом, почти все его заместители, половина личного состава штаба, командование флотской авиации, флотилий, бригад и эскадр. В одночасье Тихоокеанский флот остался практически без командования.
Впоследствии об этом случае был снят документальный фильм «Гибель адмиралов. Тайна одной авиакатастрофы».
Официально последний полёт ТУ-104 состоялся в ноябре 1986 года.
Один из ТУ-104Б был установлен под Москвой, на Киевском шоссе, у поворота к аэропорту Внуково. Самолёт был размещен там в 2006 году, до него во Внуково стоял другой ТУ-104Б, который по чьему-то нелепому распоряжению был уничтожен в 2005 году. Бортовой номер машины не настоящий, номер СССР-Л5412 носил первый ТУ-104, выполнивший первый рейс с пассажирами.
Текст подготовил Андрей Гончаров
Использованные материалы:
Материалы сайта www.geocaching.su
Материалы сайта www.aviahistory.ucoz.ru
Материалы сайта www.forumavia.ru
Материалы сайта www. airwiki.org
август 1923 года – 17 октября 1958 года | | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Наталья Фатеева
[color][size][font]
Дата рождения: 23 декабря 1934 ( козерог)
Место рождения: Харьков, Украина
Деятельность: актриса
Достижения: Народная артистка РСФСР (1984).
Наталья Фатеева родилась 23 декабря 1934 года в Харькове. Ее мама, Фатеева Екатерина Васильевна, работала в легкой промышленности - директором ателье мод. Отец - Фатеев Николай Демьянович был военнослужащим.
Хотя в семье Фатеевых никто и никогда профессионально с искусством связан не был, многие родственники были людьми артистичными и музыкальными. Так отец Натальи мог запросто подобрать любую мелодию на фортепьяно, а его сестры пели в церковном хоре.
Наталья тоже от природы была наделена и слухом, и голосом. С ранних лет она мечтала о карьере актрисы. Девочка буквально не вылезала из оперного театра, пересмотрев и переслушав не раз все спектакли. Некоторые арии она знала наизусть.
Родители не очень приветствовали увлечение дочери сценой, считая актерство занятием малопригодным для жизни. Они все время напоминали ей, что главное - хорошо учиться. Впрочем, с учебой особых проблем у Натальи не было, а вот в школьный драматический кружок ее не взяли из-за слишком высокого роста.
Видя склонность дочери к музыке, родители отдали Наталью в музыкальную школу. Отец даже за две пары сапог выменял для нее пианино. Но в музыкальной школе, по словам самой Натальи, ей не повезло с педагогами…
Зато в спорте юная Фатеева достигла немалых успехов. Ее без труда приняли в секцию легкой атлетики на стадионе "Динамо, и вскоре она стала чемпионкой города по прыжкам в высоту, в длину и даже по толканию ядра. И все же в душе у разносторонне способной девочки теплилась лишь одна мечта - сцена.
Театральный институт
В 1952 году Наталья Фатеева вопреки воле родителей и отговорам друзей решила поступать в Харьковский театральный институт. Это ей удалось с первого же захода: у нее одной из всех абитуриентов по всем экзаменам были отличные оценки.
Первоначально все у Натальи складывалось замечательно. За отличную учебу она стала получать именную стипендию. Вскоре ее, как одну из самых красивых и талантливых студенток, пригласили работать диктором на местное телевидение. И тут, как это часто бывает, нашлись завистники, которые не смогли пройти мимо успехов начинающей актрисы. Что произошло дальше, точно не известно, но Фатееву отчислили из института.
Наталья не пала духом и отправилась в Москву, поступать во ВГИК.
ВГИК, первые роли
1956 год принес Наталье Фатеевой удачу. Она дебютировала на Киностудии имени Довженко, сыграв Таню Оленину в фильме "Есть такой парень". В том же году ее познакомили с Сергеем Герасимовым, который взял молодую актрису во ВГИК в свою мастерскую. Причем зачислили ее сразу на 4-й курс, чего не случалось за всю историю института.
Тогда же Наталья Фатеева познакомилась с начинающим режиссером Владимиром Басовым. В 1957 году он пригласил ее на одну из ролей в свою картину "Случай на шахте восемь", а спустя некоторое время они поженились.
В период учебы Фатеева снялась также в фильмах "Капитан "Старой черепахи" и "Дело "пестрых". Но, признаться, эти картины, равно как и фильм Басова, были откровенно средними по уровню.
1958-1962 годы
По окончании в 1958 году ВГИКа Наталья Фатеева проработала год в Театре-студии киноактера, после чего ее пригласили в Театр имени Ермоловой. Там она сыграла главные роли в спектаклях "Два упрямца" Назыма Хикмета с В. Якутом и "Три товарища" Э.М. Ремарка с В. Андреевым.
Произошли изменения и в личной жизни актрисы. В 1959 году у Натальи родился сын, которого назвали в честь отца Владимиром. Однако это не удержало брак Фатеевой и Басова от распада. Что же случилось? Наталья Фатеева объясняет это так: "Этого человека я очень любила. Термос ему носила на съемки. Меня восхищала его одержимость. Когда мужчина любит свое дело и выкладывается, его не ревнуешь к этому делу... Но вот он... Он ревновал меня к моей внешности, нервно реагировал на робкие успехи в кино и театре. <…> Я очень долго не решалась расстаться с Басовым, он душу мою привязал к себе, но так меня мучил в последнее время, что я на это скрепя сердце пошла..."
Именно развод с Басовым, по мнению Фатеевой, помешал ей в 1960 году сыграть интересную роль. Дело в том, что в тот год режиссер Захар Аграненко пригласил Наталью на роль Тины Карамыш в картину "Битва в пути" (экранизацию романа Г. Николаевой). Но в ходе съемок Аграненко умер, и закончить картину пригласили Владимира Басова. Кроме того, картину в связи с предстоящим съездом партии взялась опекать сама Фурцева. "В итоге вся вторая часть книги, в художественном плане самая интересная, из фильма ушла. От многих сцен с моим участием во второй половине фильма остался один монолог, да и тот я потом четыре раза переозвучивала, и все четыре раза - с абсолютно разным текстом...", - рассказывает актриса.
Тем временем режиссеры обратили внимание на молодую актрису, посыпались предложения. Правда, приглашали Фатееву в традиционные советские фильмы, как принято говорить – репертуарные, отличавшиеся общим средним уровнем. Красотой и талантом Натальи Фатеевой режиссеры попросту прикрывали слабость драматургии. Актриса все это прекрасно понимала, но вынуждена была сниматься, отказывая лишь в тех случаях, если материал казался ей неприемлемым по этическим соображением. Но даже в посредственных картинах она старалась докопаться до той углубленности, лаконичности и точности, когда даже в небольшой роли видна судьба, биография героя.
Показательным в этом смысле был фильм Ивана Пырьева "Наш общий друг" (1961), главную роль в котором сыграла Фатеева. Ее героиня - телятница Лиза Горлова - натура энергичная, лукавая и бесподобно красивая. Вокруг нее стаями вьются ухажеры, а она любит женатого парторга. Не из-за испорченности, а из-за своеобразного свободолюбия, к которому она приучилась в сиротском детстве. Но по законам того времени ее чувство обречено. Она вынуждена отказаться от любви и уехать из колхоза.
Загруженность Натальи Фатеевой в кино и необходимость воспитания сына привели к невозможности работы в театре Ермоловой, и в 1961 году актриса вновь вернулась в Театр-студию киноактера, где впоследствии проработала много лет.
"Три плюс два"
Всенародная слава пришла к Наталье Фатеевой в 1963 году после выхода комедии "Три плюс два". Пригласил ее на роль укротительницы Зои сам режиссер - Генрих Оганесян. Наталья Фатеева вспоминает: "Помню, что, прочитав сценарий, тут же поехала в Ригу. Пробы были на побережье. Потом мне позвонил режиссер: "Мы хотим, чтобы вы играли не Зою, а Наташу. Зою бы сыграла Лиля Алешникова". Я сказала, что роль актрисы Наташи мне не нравится, лучше я вообще не буду сниматься. И меня утвердили на Зою". Подружку Зои сыграла Наталья Кустинская, а трио мужчин – Андрей Миронов, Евгений Жариков и Геннадий Нилов.
Большая часть съемок велась в Крыму, кое-что снимали в Риге, а сцены в цирке - в Ленинграде. Именно там Фатеевой довелось сняться с настоящим тигром, которого дрессировал Вальтер Запашный.
Наталья Фатеева: "Самое обидное, что вся моя храбрость - как я облокотилась на тигра, как я его гладила и даже приударяла кулаком - не вошла в фильм. Эти кадры забраковали, так как в них попала рука Запашного, который держал тигра за ошейник".
Во время съемок фильма между Натальей Фатеевой и Андреем Мироновым вспыхнул роман. Актриса признавалась: "С Андреем мы очень подружились. Он был именно хорошим другом, были долгие и теплые отношения, после тяжелого разрыва с Басовым он мою душу очень отогрел. Вот Андрюша, хоть и не имел тогда такого богатства, опыта душевного, - с ним было очень хорошо, он интеллигент настоящий, прекрасный сын своих родителей, я ему за многое благодарна..."
А вот, что рассказывала мама Андрея, актриса Мария Миронова: "Когда они расстались, он страдал. Эпистолярный жанр почти исчез в наши дни - и Андрей тоже в основном звонил мне. Но иногда и писал. Почти все его письма относятся к периоду любви и расставания с Наташей. Он писал о своих чувствах к ней. И как писал... Я до сих пор отношусь к этой женщине с огромной нежностью..."
После выхода фильма все его герои стали мгновенно популярны. Особенно полюбились зрителям две красавицы, две Наташи – Фатеева и Кустинская. Всем казалось, что подружки по фильму, они являются подругами и в жизни. На самом деле некоторое время они поддерживали дружеские отношения, но продолжалось это недолго. Причиной стал мужчина…
Борис Егоров
Наталья Фатеева никогда не испытывала недостатка от внимания мужчин. В середине 60-х, когда фильмы с ее участием выходили один за другим (киноповесть Фрунзе Довлатяна "Здравствуй, это я!", комедия Евгения Карелова "Дети Дон Кихота", приключенческий фильм Станислава Говорухина "День ангела"…), она была особенно популярна. По ее же словам: "Бывало, на фестивале танцуешь с замминистра, и он шепчет в ухо: "Я тебе все-все сделаю, все куплю, ни в чем нуждаться не будешь..." А я притворяюсь глухой..."
Отказывая многочисленным поклонникам, Наталья внезапно увлеклась сама. Ее избранником стал летчик-космонавт, 30-летний Борис Егоров. В октябре 1964 года он совершил полет в космос на корабле "Восход" и получил за это звание Героя Советского Союза. С Егоровым Фатеева познакомилась случайно на вечеринке у подруги. Красивый, умный, настоящий герой того времени, он сразу же вскружил голову Наталье. То, что Егоров уже был женат, не стало для нее преградой. Вскоре Борис развелся и женился на Фатеевой. А в 1969 году у них родилась дочка, которую назвали Наташей.
Второй брак оказался таким же непрочным, как и первый. Супруги оказались совершенно разными людьми, чужими друг другу. Фатеева вспоминает: "…разные стремления у нас были, даже книги по-разному мы с ним читали. Его любимая тема для разговоров была - машины и их лошадиные силы, часами мог об этом говорить..."
Первую трещину брак дал в 1969 году, когда Фатеева уехала в Румынию на съемки музыкального фильма "Песни моря". В нем она снималась в главной роли вместе с популярным румынским певцом Даном Спатару. Плененный красотой советской актрисы, певец, который всегда считался донжуаном, решил за нею приударить. По словам самой Натальи Фатеевой: "Спатару - блистательный актер, совершенно уникальный человек, там как раз все самое интересное осталось за кадром..."
Конечно же, нашлись "доброжелатели", которые сообщили все Егорову. Отношения становились все более холодными. Чтобы как воскресить былые чувства, Фатеева решила на очередное празднование Нового Года пригласить Наталью Кустинскую с ее мужем Олегом. Ей казалось, что двум семейным парам будет веселее за праздничным столом. Она еще не знала, чем все это окончится.
Тогда Борис Егоров впервые обратил внимание на Наталью Кустинскую, но совершенно не подал виду. А спустя полгода он признался ей в любви. Их вторые половины были тогда в отъезде. Порвав со своими семьями, Кустинская и Егоров начали совместную жизнь, прожив вместе два десятка лет…
Наталья Фатеева не простила этого своей разлучнице. В один миг они стали самыми злейшими врагами. И эта вражда растянулась на десятилетия. Уже нет в живых Бориса Егорова, а две Натальи продолжают порой отпускать шпильки в адрес друг друга…
70-е – 80-е годы
Наталья Фатеева о своей творческой судьбе высказывается так: "Пика популярности" у меня никогда не было. Я не относилась к "модным", "престижным" артистам, никто меня в звезды не выводил, в лауреаты не толкал. В моде был серый цвет…"
Актриса немного лукавит. Пик популярности, хотя и недолгий, был – в середине 60-х. Но вскоре в кино начала утверждаться новая эстетика, в центре которой стоял обычный человек - не с экрана, а с улицы. Наталья Фатеева, Алла Ларионова, Изольда Извицкая и другие первостатейные красавицы еще продолжали блистать на экранах, но их вытесняли новые лица. Режиссеры, еще вчера использовавшие красоту актрисы, теперь порой относились к ее редкой внешности даже с пренебрежением, и ей постоянно приходилось доказывать, что она не только красива, но еще и что-то собой представляет как актриса. И это у нее получалось. Фатеева, не будучи в числе самых популярных, всегда оставалась заметной, неординарной, самобытной актрисой, имеющей своих постоянных поклонников.
В 70-е годы творческая биография Фатеевой пополнилась новыми ролями, однако ни одна из них не принесла ей достаточного удовлетворения. Из наиболее запомнившихся ролей того периода можно назвать разве что четыре: Людмила в "Джентльменах удачи", Павлина в "Летних снах", завуч в "Розыгрыше" и Ирина Соболевская в "Место встречи изменить нельзя".
Совершенно разные персонажи, некоторые, как Людмила из "Джентльменов удачи", и вовсе почти эпизодические. Но в каждой своей роли Фатеевой удавалось сыграть убедительно, создать полнокровный характер, обнажить душевное состояние персонажа, как это сделала она, например, в популярном телесериале Станислава Говорухина "Место встречи изменить нельзя". Ее модистка Соболевская остро переживает ситуацию, когда единственный мужчина, соответствующий ее романтическому идеалу, оказывается отпетым бандитом и убийцей подруги. В этом образе актриса подробно и углубленно, шаг за шагом создает объемный психологический портрет женщины с непростой судьбой. Она прожила всю войну в одиночестве и теперь грустит о неудавшейся личной жизни, выдает желаемое за действительное, романтически фантазирует о своем любовнике. Соболевская любит и ревнует Фокса и боится его. Но не желает помочь милиции, считая это неинтеллигентным, чуть ли не предательством по отношению к близкому когда-то человеку. И понимает: все происшедшее с ней - фантастический обман.
Почти каждая героиня Фатеевой стоит перед выбором между чувством и долгом. И каждой приходится его делать. Если в 1960-е годы ее героини отказывались от любви во имя некой абстрактной идеи, как того требовали идеологические установки времени, то в 1970-1980-е годы они уже боролись за свое женское счастье.
Весьма показательна в этом смысле одна из лучших работ Фатеевой в кино - роль Аллы в телефильме Константина Худякова "С вечера до полудня" (1981) по пьесе Виктора Розова. Ее героиня - современная эмансипированная женщина, которая отстаивает свои права жить своей жизнью, любить, кого хочет, а не потакать мужчине или еще кому-либо в их слабостях и превратных взглядах на жизнь. Фатеева оказалась убедительной и психологически достоверной, причем настолько, что зритель во многом разделил взгляды ее героини, распознал стержень сильного человека. Ее Алла, пожив за границей и увидев там некоторых соотечественников как людей порочных, бездуховных, возвращается с открытым сердцем в старинный дом московских интеллигентов, который когда-то покинула. Без прошлых обид, с желанием показать своему сыну мир другими глазами и осознанием того, что человек, которого она бросила, был единственным, кого она любила.
С годами проявилась еще одна грань таланта актрисы - ее многоплановость. Фатеева доказала, что может сыграть в комедии, в мелодраме, в фильме на "производственную" тему, в мюзикле, в исторической картине, и даже в детективе. Она играла учительниц и экономисток, инженеров и спортсменок, колхозниц и княгинь…
Много и успешно Наталья Фатеева занималась дубляжом иностранных картин. Их в ее биографии более двухсот. Ее голосом говорили Софи Лорен, Леа Массари, Беата Тышкевич, Невена Коканова, Барбара Брыльска и многие другие.
Общественная работа
В советское время Наталья Фатеева никогда не заявляла о своих политических пристрастиях. Она казалась совершенно аполитичной. На самом же деле, поездив по миру, актриса воочию убедилась в лживости существующей системы. Советский строй Фатеева откровенно презирала, и воспитала в этом духе сына. Владимир Басов рассказывает: "Я фантастическим антисоветчиком был всегда. Меня в школу вызывали к директору, я хамил, лез на рожон. Чуть ли не плевал в Мавзолей. И научила меня всему этому мама. Она же мне подсовывала Солженицына и рассказывала, какая это страшная страна. Мы с ней слушали Би-би-си и "Голос Америки". Она меня так настраивала..."
Когда началась перестройка, Наталья Фатеева оказалась в первых рядах общественных деятелей, активно поддерживающих преобразования в стране, ратовавших за новую жизнь в свободной России.
Подлинным гражданским поступком стало ее обличительное заявление в адрес В. В. Жириновского и ЛДПР во время празднования так называемого "нового политического года" в Кремле в декабре 1993 года. С момента основания демократического движения "Выбор России" Наталья Фатеева - его активный участник и член партии "Демократический выбор России". На выборах Президента России в 1996 и 2000 годах была доверенным лицом соответственно Б.Н. Ельцина и В.В. Путина.
Личная жизнь
Личная жизнь актрисы так и не сложилась: она еще два раза вышла замуж, и оба раза неудачно. Почему? Сама она так отвечает на этот вопрос: "Все мои браки были примерно одинаковой продолжительности. Три года люблю, два года терплю. Пятилетка, все по-советски. В браках я была обычной женой. И носки стирала, и готовила, все как у всех. Быт советский – это пытка. А в моей профессии – так и вдвойне: мне же надо следить, чтобы руки не страшные были, чтобы лицо не старело…
К каждому своему избраннику я относилась со всей привязанностью, на какую была способна. Предавала профессию из-за любви. Но потом чаще всего оказывалось, что своим "суженым" я нужна была для самоутверждения. В качестве красивого дополнения к их комфортному существованию. А жить в равнодушии, а тем более в ненависти, я не могла и не хотела. Это несчастье – приходить домой и видеть человека, который тебе не друг. Дальше продолжать такую жизнь – глупо, для меня лично. Это невозможно. Я очень терпеливо доходила до сознания, что это невозможно. А потом все летело со страшной силой. И в этом было мое избавление. Я четыре раза разводилась. Этого достаточно. Это были тяжелые разводы, они мне стоили жизни, здоровья, каждый раз приходилось начинать сначала…"
Одно время не очень благополучно складывались отношения Фатеевой с обоими детьми. Но со временем все нормализовалось. Сын Владимир снялся в нескольких картинах, стал кинорежиссером. Дочь Наташа трижды поступала в институт, хотела стать журналистом, но все три раза проваливалась на экзаменах. В конце концов, она устроилась работать в инофирму, живет с мамой.
Кино 90-е годы
В 1991 году Наталья Фатеева снялась сразу в четырех картинах. Наиболее удачной была роль Актрисы в исторической драме Рустама Хамдамова "Анна Карамазофф".
После этого, Фатеева, как и многие ее коллеги-артисты, не желающие сниматься в "чернухе", была выброшена из кино. Хотя назвать настоящим кино то, что в те годы в большинстве своем снималось, не поворачивается язык. Мафия, проститутки, наркоманы – вот те герои, которые властвовали тогда на широком экране. Естественно, представить себе Фатееву в таком окружении было невозможно.
В одном из своих интервью в марте 1992 года она признавалась: "Мне очень страшно. Как жить, как играть? В Театре киноактера – раздоры, свары и отсутствие зрителей. В кино – неизвестно, когда и что будет… Я не вписываюсь в новые времена, тут все чужое. У меня впервые в жизни начались депрессии. Я очень трудно сейчас живу и стараюсь больше быть одна. Где-то я прочла: жизнь надо пережить, а не перестрадать. Нельзя зацикливаться на страданиях, распускаться … И я держусь…"
За последующие десять лет Фатеева снялась лишь в нескольких фильмах, среди которых: комедия Владимира Грамматикова "Осенние соблазны", семейная драма Марины Крымовой "Никто не хотел уезжать", историческая драма Рубена Мурадяна "Дорога на край жизни" и другие. Одна из последних работ актрисы – роль жены Меньшикова в историческом сериале Светланы Дружининой "Тайны дворцовых переворотов".
Наталья Фатеева сегодня
Главной отличительной особенностью Натальи Фатеевой всегда была ее красота. И сегодня, несмотря на годы, она выглядит великолепно. В чем же секрет?
Сама актриса признается: "Секреты очень простые: я слежу за собой всю жизнь. Не ем мяса, практически не употребляю спиртного (изредка стаканчик красного вина не в счет), не курю... В юности занималась легкой атлетикой, долгие годы бегала, плавала, ходила на лыжах. Сейчас вот посещаю бассейн, делаю по утрам гимнастику по системе йогов. Кроме того, слежу за лицом: регулярно делаю массаж, пользуюсь хорошими кремами - не теми, что продаются в магазинах, а специально подобранными составами. Их делают для меня люди, знающие в этом толк. Еще один секрет: несмотря на все передряги жизни, я всегда исповедовала философию действенного добра, оптимизма. Как ни странно, это тоже благотворно отражается на внешности... Я очень люблю дисциплинированно жить. То, что я есть, я выстрадала своей жизнью. Я считаю, я прожила достойно. Мне не стыдно за мою прожитую жизнь..."
[/font][/size][/color]
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
по сайту по фильмам по фильмам (view) по персонам по персонам (view) по кинотеатрам по кинотеатрам (view) по новостям по новостям (view)
Игорь Петренко
[color][size][font]
Дата рождения: 23 августа 1977 ( девы)
Место рождения: Потсдам, ГДР
Деятельность: актер
Достижения: Лауреат Государственной премии России (2002).
Игорь Петренко родился в 1977 году в семье военного в немецком городе Потсдаме. Его отец – подполковник, доцент, кандидат химических наук, мама - переводчик с английского. Когда Игорю исполнилось три года, семья переехала в Москву. Так оцец Игоря работал педагогом на кафедре в Военной академии химзащиты им. Тимошенко. А позже, когда произошла авария на Чернобыльской АЭС, он был в числе тех, кто, рискуя жизнью, ликвидировал там последствия.
Как признается Игорь, в детстве он совсем не был пай-мальчиком, наоборот, он рос настоящим шалопаем. Больше всего на свете он не любил школу. Единственный предмет, к которому Игорь проявлял хоть какой-то интерес, был английский. Остальные же, особенно химию, мальчик терпеть не мог. На какие только ухищрения он не пускался ради того, чтобы не ходить туда. Он надевал на ноги пакеты с горчицей, чтобы поднялась температура, в холодную погоду высовывался мокрый в окно и даже однажды пытался сломать себе руку. К счастью, на здоровье мальчика эти уловки не отразились. И все же уроки Игорь пропускал. Погуляв с друзьями, он возвращался домой и сочинял истории, якобы происходившие с ним в школе.
Свободное время Игорь отдавал спорту. С шести лет он начал заниматься спортивной гимнастикой, потом переключился на самбо, а позже занялся дзюдо. Везде Игорь добивался неплохих результатов, но, позанимавшись некоторое время, затем бросал.
Каждое лето семья Петренко (родители, Игорь и его сестра Ирина) путешествовала. Они ездили то на Байкал, то куда-то в горы, то на море. "Детство у меня было насыщенным, есть что вспомнить: заснеженные вершины гор, переход через Клухорский перевал, рыбалки, десятидневный переход на лодках по Мещерским озёрам", - рассказывает Игорь. Тогда же он открыл для себя увлекательный мир насекомых. "Бывая в детстве на море, я непременно привозил сестре в подарок засушенных бабочек, жучков. Дома постоянно стояли баночки с мотыльками. Важен был сам процесс ловли. Однажды в Судаке так увлекся махаоном, что чуть со скалы не сорвался. Бабочке-то хорошо, у нее крылья есть. А я за ней едва в обрыв не полетел...", - вспоминает он. И сейчас, по прошествии многих лет, Игорь признается, что детский интерес остался. Так на съемках в картине Павла Чухрая "Водитель для Веры" его так и подмывало отвернуть какой-нибудь камень, найти скорпиончика.
Щепкинское училище
Артистом Игорь Петренко становиться не собирался. Он вообще долго не мог определиться. Даже получив аттестат, он все еще не знал еще, в какой институт будет поступать. Профессии экономиста, финансиста или юриста, популярные в начале 90-х, его не прельщали. Работать с бумагами или сидеть за компьютером – это было не для него. Юноше хотелось работать с людьми…
Отцу хотелось, чтобы сын пошел в Суворовском училище, продолжив таким образом династию. Но с точными науками у Игоря было совсем плохо, и этот вариант отпал сам собой. Мама намекала, что у Игоря есть склонность к языкам, но и в иняз Игорь не пошел. Все разрешилось случайно…
Однажды гуляя вместе с другом по городу, они узнали про набор в Щепкинское училище. Юноши ради шутки решили попробовать... Родители отнеслись к этому очень скептически, но Игорь, несмотря на огромный конкурс, прошел. Он вспоминает: "…страшно нервничал. Никогда прежде не пел, а тут пришлось исполнять песню. Выучил слова, перед тем как зайти в аудиторию, но во рту все пересохло, ни в одну ноту попасть не могу. Пел громко, нагло: "Я в весеннем лесу пил березовый сок".
Тогда же, во время поступления в училище, Игорь познакомился со своей будущей женой….
Знакомство с Ириной Леоновой
Ирина Леонова пришла в театральное училище, уже имея актерский опыт – она занималась в студии при таллиннском театре. Игорь сразу обратил внимание на красивую девушку. Перед экзаменами он подошел к ней и сказал: "Здравствуйте, меня зовут Игорь, мы с вами будем учиться на одном курсе". Заявление, конечно, было невероятно самоуверенным. Но хорошо воспитанная девушка из интеллигентной семьи ответила: "Очень приятно".
Поступив в училище, они сдружились, а затем дружба переросла в любовь. Практически весь первый курс Игорь и Ирина по разным причинам пропустили. Над ними нависла угроза отчисления. Выручила их педагог Наталья Алексеевна Петрова. Она буквально "вытянула" ребят. Благодаря ей, Игорь и Ирина подготовили совместный этюд и сдали экзамен по актёрскому мастерству.
Что касается свадьбы, то ее пришлось отложить до окончания училища. Педагоги не приветствовали студенческие браки, считая, что они отвлекают от учебы. Игорь рассказывает, что даже бывали случаи, когда ребят, собиравшихся пожениться, просто отчисляли из училища.
Игорь и Ирина
Окончив в 2000 году Щепкинское училище, Петренко и Леонова были приняты в Малый театр. Тогда же они, наконец, сыграли свадьбу. Всю предсвадебную ночь Игорь репетировал с друзьями песню, которую наутро спел под гитару, стоя под балконом своей невесты. Затем состоялось торжественное бракосочетание в ЗАГСе для иностранцев, поскольку больше нигде Ирину, как гражданку Эстонии, не расписывали.
Семьи Ирины и Игоря были среднего достатка, и организовать банкет в ресторане для них было непросто. Помог муж сестры Игоря, в то время работающий директором ресторана. Ребята залезли в долги и впоследствии медовый месяц провели, отрабатывая официантами в том же ресторане, поскольку зарплаты в театре явно не хватало.
В Малом театре Игорь проработал два года. Постоянное нахождение рядом – и дома, и на репетициях в театре – постепенно накаляло отношения между Игорем и Ириной. "На репетициях вместе, на спектаклях вместе. Едем в машине домой — говорим о работе, критикуем друг друга. Начинаются взаимные обиды. Не дай бог, я куда-то не пришел или опоздал - ругают жену, потом она все высказывает мне... Кошмар! Большая часть наших споров и ссор - из-за работы. Но если Ира делает замечания мягко, то я, бывает, прикладываю ее всерьез", - вспоминает Игорь. Вскоре стало ясно, что их брак обречен.
Первые роли в кино
Первую свою роль в кино – Романа Золотова - Игорь Петренко сыграл в 2000 году в триллере Ильдара Исламгулова. Но эта картина осталась незамеченной зрителями. Спустя год Игорь был приглашен на роль секретаря комсомольской организации Леонида Терехова в сериал Александра Аравина "Московские окна". Его герой был настоящим негодяем, что в сочетании с положительной "героической" внешностью сделало его персонаж очень запоминающимся.
Вместе с Петренко в сериале снималась актриса Екатерина Климова. Они были знакомы еще с училища. Екатерина училась курсом выше, хотя и была по возрасту младше Игоря на год. Но в те годы они были просто знакомыми…
По сюжету героев Петренко и Климовой связывали романтические отношения, которые закончились свадьбой. Похожая история произошла и в жизни. Уже на съемках закрутился их роман. Екатерина вспоминает "Игорь сразу привлек мое внимание. Он удивительно спокойный, его очень трудно вывести из себя. А еще это очень добрый человек и никогда не откажет в помощи". Однако по завершении съемок их роман на время завершился. "У меня тогда что-то такое в душе шевельнулось, но я не позволил чувствам развиваться. У каждого из нас были семья и обязательства", - признается Игорь. В итоге они оба вернулись в свои семьи…
"Звезда"
После "Московских окон", где Игорь Петренко приобрел свою первую известность, он был утвержден на роль капитана Травкина в фильм Николая Лебедева "Звезда". На эту роль претендовало более пяти тысяч человек. И, хотя режиссер сразу отметил молодого актера, Игорь Петренко был утвержден в самый последний момент.
В числе других молодых актеров Игорь три месяца провел на военных сборах, в которые превратилась съемочная площадка "Звезды". Ребята изучали оружие, книги по тактике ведения боя, учились преодолевать полосу препятствий, разговаривать на языке жестов, ползать по-пластунски и ездить верхом. Боевые разведчики-консультанты готовили из них настоящую диверсионную группу. В результате актерская работа в картине была абсолютно органичной, к чему и стремились авторы фильма – ведь сделать из юношей XXI века бойцов Красной Армии образца 1945 года – дело весьма непростое.
Игорь и Екатерина
Ради работы в "Звезде" Игорю пришлось оставить Малый театр. Молодой актер просто не успевал разрываться на два фронта. К тому времени исчерпали себя и отношения с женой. Игорь вспоминает: "Через какое-то время я поймал себя на мысли, что не могу выбросить Катю из головы... К тому времени я уже понимал, что в наш с Ирой брак я уже ничего не приношу. Конечно, я пытался как-то спасти семью, но потом все-таки ушел. Год я пытался забыть Катю. В один прекрасный день не выдержал и позвонил ей якобы просто узнать, как дела".
Рассказывает Екатерина: "Я не думала, что он позвонит мне через год после окончания съемок, а когда это произошло, я поняла, что не могу без него. Примерно через месяц мы стали жить вместе".
Популярность
Успех "Звезды" превзошел все ожидания – более ста регионов страны купили картину для кинопроката. Как говорится в таких случаях, актер в одно мгновение стал знаменитым. Зрителям понравился умный, красивый и бесстрашный сержант Травкин. У Петренко появилась огромная армия поклонниц.
Работу молодого актера отметили и профессионалы. В 2003 году ему была вручена премия "Ника" в номинации "Открытие 2003 года". От режиссеров как из рога изобилия посыпались многочисленные предложения. Но актер не спешил соглашаться на все подряд. К выбору ролей он стал подходить с более жестких позиций. Петренко отказался от нескольких посредственных ролей в отечественных сериалах, и даже от одной роли в американской киноленте.
Тем временем вместе с Екатериной Климовой он снялся в продолжении "Московских окон" - сериале "Лучший город земли". Затем последовали роли Сергея Никитина в фильме Александра Хвана "Кармен", лейтенанта Доброва в сериале "Курсанты" и адмиральского внука Игоря в сериале "Кавалеры ордена морской звезды".
Одной из самых интересных работ в 2003-2004 годы стала роль Игоря Петренко в фильме "Водитель для Веры ". Петренко сыграл шофера Виктора, доносящего на семью генерала. Сыграл очень достоверно и органично, хотя, как признается он сам, ему "было трудно понимать то время, какие причины могут заставить человека писать доносы".
Снялся Игорь Петренко оак же в фильме Николая Лебедева. В фильме-фэнтези "Волкодав" он играет отрицательного героя Лучезара.
[/font][/size][/color]
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Саблин Валерий Михайлович
Офицер Балтийского флота, поднявший восстание на БПК «Сторожевой»
В ночь с 8 на 9 ноября 1975 года, в Риге на большом противолодочном корабле «Сторожевой», входившем в состав Балтийского флота Советского Союза, произошло заранее подготовленное выступление военных моряков. Оно было быстро подавлено, а его организатор и руководитель, морской офицер в третьем поколении, капитан 3 ранга Валерий Саблин расстрелян.
Это беспрецедентное в истории СССР и его военного флота событие было вполне сопоставимо с выступлениями балтийских и черноморских моряков в царской России в 1905 году, происходившими в Кронштадте, на броненосце «Потемкин», а потом и в Севастополе под руководством флотского лейтенанта П.П.Шмидта против существовавшего тогда режима власти. О взбунтовавшемся в праздничные дни советском военном корабле по решению партийно-государственной верхушки во главе с Брежневым никто из рядовых граждан Страны Советов не должен был ничего знать. Это указание старательно выполнялось соответствующими советскими органами, бдительно охранявшими покой властей и существовавшую в то время государственную систему.
Вокруг всего, что было связано с событиями на «Сторожевом», сотрудниками КГБ была создана плотная стена секретности, позволившая властям длительное время скрывать правду. В том числе и тот факт, что с целью пресечения бунта на корабле против его экипажа, состоявшего из советских граждан, были применены боевые средства поражения, а непосредственные исполнители акции были награждены боевыми орденами.
К вечеру 10 ноября 1975 года многим офицерам ВМФ стало известно о происшедших накануне событиях. Экипаж военного корабля, участвовавшего в морском параде 7 ноября в Риге, вышел из повиновения флоту и при попытке выйти в море был силами авиации и флота остановлен и задержан. В последующие дни информация пополнилась новыми подробностями: поврежденный корабль был отбуксирован в Ригу и поставлен на ремонт. Его взбунтовавшаяся команда, во главе которой стоял замполит корабля, была арестована и отправлена в Москву, а в военно-морских частях Рижского гарнизона сотрудники КГБ вели поиск сообщников. Скрыть полностью факт случившегося ЧП в Риге было невозможно, ибо невольными свидетелями связанных с ним событий стали сотни людей.
Информация постепенно накапливалась, но все же была недостаточной для того, чтобы получить ответ на вопрос - какова была цель выступления моряков? По официальной версии, изменник замполит поднял экипаж на бунт с целью захвата боевого корабля и угона его в Швецию — по аналогии с другой наделавшей много шума в ВМФ СССР скандальной историей, когда в конце 1950-х годов при стоянке в одном из польских портов командир балтийского эсминца Артамонов сбежал на своем командирском катере с любовницей-полькой в Швецию, переправившись с южного берега Балтийского моря на один из ее островов. Там он попросил политического убежища. Потом, перебравшись в США, выдал все военные тайны, что знал. Впоследствии Артамонов преподавал в американской военной академии и одновременно работал военным комментатором на одном из «голосов». При этом старшина его катера не последовал примеру своего командира, а потребовал от шведских властей возврата на Родину.
Всячески поддерживаемая властями, а поэтому ставшая известной версия с «предателем замполитом», подбившим экипаж большого ракетоносного корабля на попытку бегства в Швецию, была принята за достоверную, Саблин был осужден в военной среде. Замполиты и прочие политработники никогда не пользовались большим авторитетом и любовью личного состава, а созданная властями вокруг дела Саблина стена умолчания много лет не пропускала никакую другую информацию о нем в гражданскую часть общества. Но позже, благодаря участникам событий на «Сторожевом» и другим лицам, в той или иной степени причастных к ним, а также некоторым открытым документам была восстановлена реальная картина происходившего.
Накануне празднования 58-й годовщины Октябрьской революции в устье реки Даугавы вошли боевые корабли Краснознаменного Балтийского флота, которые должны были принимать участие в военно-морском параде. Среди кораблей различных классов, расставленных на парадных швартовных бочках от Понтонного моста и до траверза Рижского морского торгового порта, выделялся своими внушительными размерами и мощным вооружением надводный корабль с бортовым номером «500». Он стоял вторым после головной подводной лодки в парадном строю. Это был один из новых крупных многоцелевых кораблей, всего два года как построенный в Балтийске и предназначенный главным образом для борьбы с подводными лодками вероятного противника. По советской классификации и терминологии большой противолодочный корабль, или сокращенно БПК «Сторожевой», а по натовской — легкий крейсер типа «Буревестник». Его водоизмещение доходило до 4000 тонн, длина корпуса составляла 123,5 метра, ширина — 14 метров, осадка — 7 метров.
БПК «Сторожевой» прибыл в Ригу для участия в морском параде из Балтийска, куда перед этим прибыл с Северного флота. После праздников корабль должен был встать в док в Лиепае, в связи с чем весь штатный боекомплект к мощному вооружению (за исключением стрелкового оружия для экипажа) был сдан на временное хранение в береговые склады. За два года в составе ВМФ СССР «Сторожевой» много времени находился в плаваниях, в том числе и в тропических широтах, теплая вода которых способствует ускоренному обрастанию днища корпуса корабля морскими ракушками, что приводит к снижению скорости хода. «Сторожевому» довелось нести боевую службу и в Средиземном море, и в Атлантическом океане. Пробыв два месяца на Кубе, он совершил переход в Североморск. Там он на «отлично» выполнил учебную ракетную стрельбу, заслужив благодарность командующего Северным флотом.
Душой экипажа БПК «Сторожевой» был заместитель командира корабля по политической части, строевой офицер, капитан 3 ранга Валерий Саблин. На других кораблях замполитами, как правило, служили кадровые политработники, редко уважаемые на флоте за слабую военно-морскую подготовку: мало кто из них мог самостоятельно управлять кораблем, нести ходовую вахту, использовать сложное корабельное вооружение и технику. Их основным преимуществом было наличие партбилетов, в обязанности же входило отражать в политдонесениях настроение и поведение окружающих. Они были своего рода «серыми кардиналами» на кораблях и в частях, без участия которых не принималось ни одного решения. Саблин был в их среде «белой вороной».
Валерий Саблин родился 1 января 1939 года в Ленинграде. Его отец капитан первого ранга Михаил Саблин всю войну прослужил на Северном флоте, его высоко ценил и уважал тогдашний командующий флотом адмирал Головко. Соответствующим образом воспитывались трое сыновей Саблина: старший Борис, средний Валерий и младший Николай. Братья готовились стать моряками, но одного подвело здоровье, другой выбрал профессию военного инженера, и отцовскую мечту осуществил лишь Валерий. В 1956 году он поступил в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Там он получил общее высшее образование и специальность корабельного артиллериста. После окончания училища лейтенант Саблин начал офицерскую службу в 1960 году в Севастополе, на эскадренном миноносце «Ожесточенный». Там он командовал группой управления артиллерийским огнем, затем — огневым дивизионом. Служил он очень добросовестно, о чем говорили многочисленные благодарности командования. Однако первое повышение в звании было для него задержано почти на год. Причиной стало письмо Саблина главе партии и государства Хрущеву. В письме Саблин излагал свои мысли насчет чистоты партийных рядов. Он писал как коммунист, имеющий право обращаться в любую партийную инстанцию. На практике все обернулось жестким внушением. Его старший брат Борис рассказывал: «Отца Валерий боготворил. Но спорил с ним нещадно. Доказывал, что нельзя так жить, как жила тогда страна. Бывало, соберемся за столом: отец со своим братом и мы с Валерой. Все четверо — военные люди, офицеры. А понимание ситуации — разное. Они люди своего времени, мы своего. Причем если в дискуссиях я брал эмоциями, то Валерий четко аргументировал: что, как и почему идет в нашей жизни наперекосяк».
Братья Саблины: Борис, Валерий и Николай. 1974 год.
В ходе службы Саблин не раз побывал в дальних походах, что дало ему богатый практический опыт в морском деле и принесло авторитет среди личного состава. Он девять лет прослужил на строевых должностях на надводных кораблях Северного и Черноморского флотов. В академию он ушел в 1969 году, будучи капитан-лейтенантом, помощником командира сторожевого корабля. В его тогдашней аттестации записано: «Корректен и аккуратен, чуток к семье и родным. Отзывчив на чужую беду».
Еще один рассказ принадлежал А.И.Лялину, бывшему однокашнику Саблина по училищу: «Валерия мы называли совестью курса. Не подумайте, что он был занудой из породы завзятых отличников. Нет, он был очень живым, веселым — и в то же время очень твердым в принципах. Не вилял, не ловчил. Начальство его ценило. Он быстро стал командиром отделения, одним из первых в нашем потоке вступил в партию — еще на четвертом курсе. Мы выбрали его секретарем факультетского комитета комсомола...»
Решение Саблина поступить в Военно-политическую академию стало результатом многолетних раздумий о положении в стране. Хорошие слова, произносимые руководителями на съездах и собраниях, не подкреплялись такими же делами. Процветала коррупция и семейственность среди власть имущих. Коммунистическая партия, членом которой он стал в 1960 году, еще не будучи офицером, в искреннем стремлении активно участвовать в построении общества свободы, равенства и счастья для всех, реально предоставляла возможности только узкому кругу «избранных» из числа партийно-государственных чиновников и их родственников. Все это возмущало его и вызывало стремление искать ответы на многочисленные вопросы в трудах классиков марксистско-ленинского учения и других философов. В Военно-политической академии он намеревался лично разобраться в лабиринтах философских трактатов с тем, чтобы сравнить реальные дела в стране с их постулатами и найти свое место в борьбе против несправедливостей, обусловленных, по его убеждению, некомпетентностью, конъюнктурной и идеологической «зашоренностью» тогдашнего руководства СССР. За годы раздумий в ходе обучения в академии и жизни в Москве он пришел к окончательному выводу о порочности существующей системы власти. Зная, что подобными настроениями охвачены не только многие его сослуживцы и моряки тех кораблей, на которых он плавал ранее и во время академической практики, проходившей на разных флотах, но и немалая часть людей «на гражданке», Саблин принял твердое решение: предпринять при подходящем стечении обстоятельств конкретные шаги против правящего режима.
Его мысли и намерения нашли свое отражение в разработанной им программе переустройства общества, состоявшей почти из тридцати пунктов. С ней Саблин собирался выступить перед общественностью и руководством Советского Союза. Содержание этой программы позволило впоследствии Военной коллегии Верховного суда СССР признать Саблина виновным в том, что он «длительное время вынашивал замыслы, направленные на достижение враждебных советскому государству преступных целей: изменение государственного и общественного строя, замену правительства». Но Саблин выступал не против Советской власти, а против партийно-государственной верхушки, обеспечившей за счет народа себе и своим близким, а также обслуживавшим их структурам «жизнь по потребностям». Он был против некомпетентности и безответственности лиц, принимающих государственные решения, и грубых просчетов правительства, против коррупции в эшелонах власти. Против незаслуженных награждений Брежнева и других руководителей страны, получавших звания Героев Советского Союза и Соцтруда к разного рода юбилеям, что вызывало ропот и раздражение большинства народа, особенно военных и фронтовиков. В то же время Саблин был за многопартийность, свободу слова и дискуссий, изменение порядка выборов в партии и стране, за другие демократические преобразования в обществе. Его тревожила утрата среди военных такого понятия, как офицерская честь, а также непомерное чинопочитание... Саблин выступал против всего того, чему большинство наших сограждан являлось немыми свидетелями много лет и, к сожалению, продолжает иметь место и в теперешней нашей жизни.
В 1973 году капитан 3 ранга Саблин с отличием окончил Военно-политическую академию, где его фамилию выбили золотыми буквами на мраморной доске среди лучших выпускников, и получил назначение замполита на новый БПК «Сторожевой». Там он вскоре (в полную противоположность командиру корабля капитану 2 ранга Потульному, прозванному среди моряков Графом) завоевал непререкаемый авторитет у экипажа. Его уважали за простоту и доступность, за знание морского дела, за постоянное отеческое внимание к нуждам моряков, за заботу о быте и досуге. Проводя партийную политработу, Саблин находил новые, понятные и удобные всем формы. Даже «наглядная агитация» была в его экипаже не формальной — в ленкаюте «Сторожевого» висел плакат: «...Каждый должен чувствовать свою независимость для того, чтобы он мог утверждать начала справедливости и свободы, не будучи вынужденным предательски приспособлять их к обстоятельствам своего положения и к заблуждениям других людей...» (из «Рассуждений о политической справедливости» Годуина Годвина). В момент подавления бунта матрос-первогодок из экипажа «Сторожевого» сообразил этот плакат снять и спрятать, чтобы он не был «вещдоком», а впоследствии переслал его родным Саблина.
В ходе исполнения своих обязанностей и освоения корабля, во время несения боевой службы и в дальних походах Валерий Саблин постепенно знакомил некоторых членов экипажа со своими воззрениями и планами переустройства общества в СССР и находил среди них единомышленников. Служба у новоиспеченного замполита шла успешно — одним из первых в ВМФ страны в апреле 1975 года он был награжден только что введенным престижным орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени. Предполагалось завидное для многих выдвижение на должность замполита одного из самых крупных тогда советских надводных кораблей — тяжелого авианесущего крейсера. К этому времени у Саблина возникла идея использовать новейшие технические возможности корабельных средств радиосвязи в качестве трибуны, а сам корабль как свободную, не зависимую ни от каких властей территорию, с которой можно было бы подать сигнал к началу перемен в стране. В том, что этот сигнал подхватят, Саблин и его сообщники не сомневались.
Вскоре после прихода «Сторожевого» из Североморска в Балтийск корабль, сдав весь свой боезапас перед докованием на склады, получил задание принять участие в морском параде 7 ноября в Риге. В расчете на то, что факт отсутствия на корабле боеприпасов будет ясно свидетельствовать о сугубо мирных намерениях экипажа и не вызовет противодействия сил флота, Саблин решил использовать этот благоприятный, по его мнению, момент для начала практических действий. И вместе со своими сообщниками назначил время выступления против режима — 8 ноября, как в 1905 году в Кронштадте и в 1917 году в Петрограде.
Первый день праздничных мероприятий в Риге прошел так, как планировали местные власти: состоялся сухопутный парад береговых частей и морской парад военных кораблей, украшенных флагами расцвечивания днем и огнями иллюминации ночью. Наступил вечер 8 ноября. В 21.40 на «Сторожевом» по внутрикорабельной связи был объявлен сигнал «Большой сбор», офицеры собрались в мичманской кают-компании, командир «Сторожевого» Потульный был изолирован от экипажа, ему Саблин оставил письмо, где объяснял мотивы выступления моряков: «...мы не предатели Родины, а наше выступление носит чисто политический характер. Надо разбудить народ от политической спячки!..» К матросам и старшинам, выстроившимся на нижней артиллерийской палубе в корме корабля, Саблин обратился с краткой речью (более подробное выступление было записано на магнитофонные ленты и несколько раз за ночь передано по внутрикорабельной трансляции. До этого записи неоднократно прослушивались близкими ему членами экипажа). Вот фрагменты из них, впоследствии представленные на суде: «...Напряженно и долго думая о дальнейших действиях, принял решение: кончать с теорией и становиться практиком. Понял, что нужна какая-то трибуна, с которой можно было бы начать высказывать свои свободные мысли о необходимости изменения существующего положения дел. Лучше корабля, я думаю, такой трибуны не найдешь. А из морей лучше всего — Балтийское, так как находится в центре Европы... Никто в Советском Союзе не имеет и не может иметь такую возможность, как мы, — потребовать от правительства разрешения выступить по телевидению с критикой внутреннего положения в стране...»
«...Всем! Всем! Всем! Товарищи, прослушайте текст выступления, с которым мы намереваемся выступить по радио и телевидению. Наша цель — поднять голос правды... Наш народ уже значительно пострадал и страдает из-за своего политического бесправия... Только узкому кругу специалистов известно, сколько вреда принесло и приносит волюнтаристские вмешательства государственных и партийных органов в развитие Вооруженных Сил и экономику страны, в решение национальных вопросов и воспитание молодежи... Предполагается, что, во-первых, нынешний госаппарат будет основательно очищен, а по некоторым узлам — разбит и выброшен на свалку истории, так как глубоко заражен семейственностью, взяточничеством, карьеризмом, высокомерием по отношению к народу. Во-вторых, на свалку должна быть выброшена система выборов, превращающая народ в безликую массу. В-третьих, должны быть ликвидированы все условия, порождающие всесильность и бесконтрольность гос- и партаппарата со стороны народных масс...»
«...Мы твердо убеждены, что необходимость изложить свои взгляды на внутреннее положение в стране, причем чисто критического плана по отношению к политике Центрального Комитета КПСС и Советского правительства, имеется у многих честных людей в Советском Союзе...»
Саблин довел до моряков и план действий: «Сторожевой» идет в Кронштадт, а потом в Ленинград — город трех революций, с тем, чтобы начать там новую, четвертую революцию по исправлению допущенных руководством страны многих ошибок. Выступление «Сторожевого» должно было найти поддержку военных моряков в Кронштадте и Ленинградской военной-морской базе, а также у трудящихся ленинградских заводов и предприятий, перед которыми Саблин, добившись у правительства страны права выступить по телевидению, намерен изложить свои взгляды. В заключение своего выступления Саблин подчеркнул строгую добровольность членов экипажа «Сторожевого». Те, кто не хотел принять участия в этих действиях, могли сойти на берег на корабельном катере. Но таких среди матросов и старшин корабля не нашлось — все единодушно поддержали его призыв.
Примерно с таким же обращением Саблин обратился к сверхсрочникам и офицерам корабля. Среди них его поддержали не все: почти половина присутствовавших отказалась принять участие в акции. Им корректно предложили перейти в одно из нижних, изолированных помещений корабля, который вскоре начал готовиться к выходу в море. Одному из офицеров-механиков, являвшемуся нештатным секретарем комитета ВЛКСМ корабля, — Фирсову удалось тайком перебраться на соседнюю флагманскую подводную лодку и сообщить ее командиру о бунте на БПК. Это позволило быстро поставить в известность местное и флотское вышестоящее военное начальство и принять срочные меры по пресечению восстания.
За полночь 9 ноября «Сторожевой», управляемый Саблиным, начал движение на выход из устья Даугавы. Вслед за ним с расчехленными орудиями и пулеметами двинулись сторожевые пограничные корабли, которых уже известили о ЧП. Экипаж «Сторожевого», несмотря на отсутствие ряда ключевых офицеров и старшин, действовал четко и слаженно, обеспечивая кораблю непростое маневрирование в темноте по руслу реки. На запрос пограничников, переданный светограммой (ратьером), о цели выхода корабля в море, был получен ответ: «Мы не изменники, идем в Кронштадт». Вскоре «Сторожевой» в сопровождении пограничных катеров прошел устье Даугавы и вышел в Рижский залив, взяв курс на север, к Ирбенскому проливу.
Впоследствии суд, отрабатывая по указанию сверху версию измены Родине, обвинил Саблина в том, что раз он вел «Сторожевой» на выход из Рижского залива через Ирбенский пролив (т.е. на северо-запад), то, следовательно, держал курс на Швецию. Действительно, теоретически кратчайшее направление на Кронштадт — строго на восток, через Моондзундский пролив. Но практически этот курс был весьма опасен для такого крупного корабля, каким был «Сторожевой», из-за узких мест, мелей и банок у сотен островов Моондзундского архипелага. К тому же на корабле не было штурмана. Его обязанности, как и отсутствовавшего старпома, исполнял Саблин. Не было на «Сторожевом» и необходимых для прохода Моондзундским проливом специальных навигационных документов. К тому же Саблин знал, что его корабль во время плавания по этому маршруту вполне могла обстрелять береговая артиллерия, а также береговые ракетные установки. Да и остановить корабль в узких местах, перегородив ему путь другими кораблями, было несложно. Поэтому для «Сторожевого» курс из Рижского залива на Кронштадт лежал только на cеверо-запад через Ирбенский пролив — в открытое море, по рекомендованному для таких кораблей фарватеру.
Тем временем ошеломляющее известие о бунте на БПК «Сторожевой» дошло до Калининграда, где находилось командование Балтийским флотом, и до Москвы. Да и Саблин, выведя корабль в море, направил тогдашнему Главнокомандующему ВМФ СССР Горшкову кодированную радиограмму, где было сказано: «Сторожевой» не изменял ни флагу Родины, ни ей самой, следует в Ленинград с целью добиться возможности выступить по телевидению с обращением к трудящимся Ленинграда и страны, а также приглашает на свободную территорию корабля членов правительства и ЦК партии для изложения им конкретной программы с требованиями справедливого социального переустройства общества».
Саблин написал речь, которую планировал передать по радио по прибытию в Ленинград. Но речь вышла в эфир, как только корабль вышло из Риги. Покинув порт, Саблин приказал передать это обращение с судовой рации на длинных волнах, так, что ее могли услышать простые люди. Но радист испугался выдать эту речь в открытый эфир. И послал ее только на специальных волнах; и ее смогли прочитать только вышестоящие командиры Саблина. Саблина, таким образом, никто не услышал. Рабочие, для которых предназначалась эта речь, так ее и не услышали.
Леонид Брежнев был разбужен среди ночи и проинформирован о сложившейся ситуации. О событии было доложено и членам политбюро. О настроениях царивших в Кремле можно только догадываться. Брежнев предполагал разные возможности. В 4.00 адмирал Балтийского Флота был разбужен, и получил приказом объявить на флоте боевую тревогу. Приказы ему шли непосредственно от Брежнева, который приказал найти «Сторожевой» и остановить или потопить его. Командующий сомневался в намерениях восставших. Они действительно идут на Ленинград или стремятся уйти в Швецию? Ленинград находится в 300-х километрах к северо-востоку от Риги, что бы прийти туда, корабль должно обогнуть эстонские острова Сааремаа и Хийумаа, для этого надо взять курс на Стокгольм, и после повернуть на восток в Финский залив.
По командам из Москвы и Калининграда с Лиепайской военно-морской базы по боевой тревоге к «Сторожевому» была направлена большая группа военных кораблей разных классов — от подводных лодок до торпедных катеров. В том числе корабли с морскими десантниками. Сообщение о восстании на «Сторожевом» было получено в ночь на 9 ноября и руководством страны, которое отдало приказ: «Остановить взбунтовавшийся корабль. При продолжении плавания обстрелять или разбомбить и потопить!» Первыми это распоряжение получили пограничные корабли, сопровождавшие «Сторожевой». На БПК было передано требование: «Остановить движение! В противном случае корабль будет обстрелян и уничтожен...» Следом была получена радиограмма командующего Балтийским флотом: «Из Ирбена вас не выпустим. При неподчинении — уничтожим!..» По наружной громкоговорящей связи Саблин объяснил морякам-пограничникам свои намерения. Выслушав его, они не стали применять оружие против безоружного корабля.
Утром 9 ноября его применила авиация. По боевой тревоге в Прибалтийском военном округе были подняты авиационные полки в Тукумсе и Румбуле возле Риги. В воздух взлетела эскадрилья из 12 истребителей-бомбардировщиков с полным боекомплектом авиабомб, подвесных ракет и снарядов к авиационным пушкам. Остальные эскадрильи находились в полной боевой готовности. Летчики Тукумского авиаполка (правда, под сильным давлением командования) в точности выполнили полученный приказ, сделав несколько боевых заходов — друг за другом — звеньями из трех самолетов. Бомбы и снаряды ложились по курсу перед носом мятежного корабля и вдоль кормы с высоты всего 300—400 метров. Саблин все это время находился на ходовом мостике и старался маневрированием вывести корабль из-под бомбовых ударов и обстрела авиационными пушками. Но вскоре взрывы повредили рулевое устройство и часть обшивки корпуса «Сторожевого». Корабль сбавил ход, задымил, свернул с курса и стал циркулировать на месте. Позже за успешное выполнение задания и ювелирное бомбометание летчики впоследствии получили ордена. К этому времени Саблин был ранен в ногу командиром корабля Потульным, освобожденным из-под ареста группой одумавшихся и сумевших вооружиться моряков. Арестовав раненого Саблина, Потульный вступил в командование и застопорил ход. К остановившемуся «Сторожевому» подошли с обоих бортов корабли с морскими десантниками из группы захвата. Устрашающе стреляя в воздух из автоматов, вооруженные десантники высадились на палубу и стали прочесывать внутренние помещения, выводя экипаж наверх. Подошли и другие преследовавшие корабли, взяв «Сторожевой» в плотное кольцо. Вскоре на палубу в наручниках вывели арестованного Саблина, бледного от потери крови, нервного напряжения и бессонной ночи, хромавшего. Два моряка в окружении десантников осторожно, поддерживая под руки, повели его к трапу. На остановленном корабле после грохота выстрелов и взрывов, рева самолетов и шума машин воцарилась гробовая тишина, что подчеркивало жуткую торжественность происходившего. Моряков экипажа-бунтаря вывели и под охраной построили на верхней палубе. Кто-то из десантников что-то пробурчал в адрес Саблина. Один из матросов, помогавших идти своему раненому командиру, обернулся и громко, отчетливо, так, чтобы услышали все, произнес: «Запомните этого человека на всю жизнь! Это настоящий командир, настоящий офицер советского флота!..» Перед спуском по трапу на стоявший у борта катер Саблин, обратившись к морякам «Сторожевого», сказал: «Прощайте, ребята! Не поминайте лихом!..»
Остальные моряки «Сторожевого» партиями на кораблях были доставлены в Ригу и размещены в береговых казармах, офицеры были размещены отдельно. Работники КГБ, в том числе - прибывшие из Москвы, немедленно приступили к допросам. На следующий день с Саблиным лично беседовали прибывшие в Ригу Главком ВМФ адмирал флота Советского Союза Горшков, начальник Главного политического управления СА и ВМФ СССР генерал армии Епишев, сопровождавший их начальник Политуправления ВМФ адмирал Гришанов, с одним из сыновей которого Саблин вместе учился в училище имени Фрунзе. Все бунтовщики со «Сторожевого» в наручниках были отправлены самолетами в Москву. Саблина сопровождали два «особиста». При этом он был без наручников и опирался на костыль.
Вскоре «Сторожевой» был поставлен на ремонт в Лиепае, где его подремонтировали, а потом перевели в другой класс кораблей. Ему сменили название, тактический и бортовой номера, а также большую часть команды и перегнали на Тихоокеанский флот. Со всех кораблей, участвовавших в пресечении бунта, «особистами» были собраны вахтенные журналы. Через неделю они были возвращены, но без листов, на которых имелась какая-либо информация о происходившем 8—9 ноября 1975 года. Не было издано ни приказов, ни директив, зато было полное молчание везде и всюду. Кроме того, фамилия Саблина была стерта с доски отличников Военно-политической академии имени Ленина.
В Москве, в Лефортове в условиях строжайшей секретности началось следствие и выяснение всех обстоятельств ЧП. Саблин сразу взял всю вину на себя, никого не назвав своими сообщниками. А таковые скорее всего были у него не только на «Сторожевом» (в том числе и отсутствовавшие по разным причинам в момент выступления), но и на других кораблях. В частности в Кронштадте, в соединении строившихся и ремонтирующихся кораблей. В целях конспирации их фамилии Саблин не раскрывал даже своим товарищам по выступлению. Следователи КГБ всеми способами старались выбить из моряков нужный им компромат. И зачастую достигали своего. Ведь перед всеми подследственными первые два месяца висела самая страшная статья — измена Родине. Потом статью изменили на «групповое неповиновение» для большинства, «выявив» лишь одного активного сообщника Саблина — матроса А. Н. Шеина. Он был привлечен к суду и получил 8 лет тюрьмы. Остальных постепенно выпустили на свободу, взяв подписку о неразглашении того, что произошло на «Сторожевом». Многих старшин и офицеров разжаловали, часть — уволили. Демобилизовали и многих матросов.
БПК «Сторожевой»
Следствие по делу о бунте на «Сторожевом» продолжалось несколько месяцев, но с самого начала Саблину были предъявлены обвинения в измене Родине (попытка угнать боевой корабль за границу), которые он категорически отверг. Их абсурдность представлялась ему очевидной: зачем надо было дожидаться прихода «Сторожевого» в Ригу, чтобы оттуда угнать корабль без боеприпасов, если это можно было проще и с гораздо большим эффектом (переход на сторону США новейшего ракетоносного корабля со всем экипажем и полным боекомплектом на борту!) осуществить при стоянке на Кубе? Вот выдержки из документа, длительное время хранившегося в «Особой папке» ЦК КПСС и позже рассекреченного: «Совершенно секретно». ЦК КПСС: Комитетом Гос. безопасности заканчивается расследование уголовного дела по обвинению капитана 3 ранга В.М.Саблина и других военнослужащих — участников преступной акции 8—9 ноября 1975 года на большом противолодочном корабле «Сторожевой» (всего — 14 человек. — О. Б.). Установлено, что организатор этого преступления Саблин, попав под влияние ревизионистской идеологии, на протяжении ряда лет вынашивал враждебные взгляды на советскую действительность. В апреле 1975 года он сформулировал их в письменном виде, записал на магнитофонную ленту, а во время событий на «Сторожевом» выступил с антисоветской речью перед личным составом. Политическая «платформа» Саблина включала набор заимствованных из буржуазной пропаганды клеветнических утверждений об «устарелости» марксистско-ленинского учения и «бюрократического перерождения» государственного и партийного аппарата в СССР и призывы к отстранению КПСС от руководства обществом, к созданию новой «более прогрессивной» партии. Весной 1975 года он разработал детальный план захвата военного корабля, который намеревался использовать как «политическую трибуну» для выдвижения требований об изменении государственного строя в СССР и борьбы с Советской властью. Он организовал и осуществил самовольный угон большого противолодочного корабля за пределы советских территориальных вод. Эти его действия квалифицированы как измена Родине...» Под документом стояли подписи председателя КГБ Андропова, Генерального Прокурора Руденко, министра обороны Гречко и председателя Верховного Суда СССР Смирнова. А на его полях были четко видны росписи Брежнева, Суслова, Пельше и других членов тогдашнего высшего партийного руководства СССР по результатам поименного голосования за смертный приговор Саблину. Все «за». Все было в точности так, как это бывало при Сталине в тридцатые годы.
Но окончательно судьба Саблина формально должна была решиться на суде. И Верховный Суд СССР ее послушно решил: военная коллегия в составе председателя генерал-майора юстиции Г.И.Бушуева, народных заседателей генерал-майора инженерных войск Б.В.Козлова и генерал-лейтенанта И.С.Цыганкова (моряков в состав суда не включили) при секретарях полковнике М.В.Афанасьеве и служащем СА В.С.Кузнецове, с участием государственного обвинителя старшего помощника Главного Военного Прокурора генерал-майора юстиции В.С.Шантурова и защитников адвокатов Л.В.Аксенова и Л.М.Попова на своем заключительном закрытом заседании 13 июля 1976 года точно исполнила все формальности. Незадолго до этого Саблину разрешили первое и последнее пятиминутное свидание с женой и малолетним сыном. Они едва узнали его, похудевшего, с выбитыми передними зубами, с потускневшими, ввалившимися, но по-прежнему голубыми глазами. Измученного, но не сломленного. Надеявшегося на торжество справедливости. Старавшегося подбодрить их. Даже проститься с родными ему как следует не дали: короткое, по сути дела, предсмертное, свидание закончилось без объятий, с прощальными поцелуями через широкий тюремный стол, под которым Саблин прятал руки в наручниках.
Выбитые зубы и поврежденные пальцы руки (почерк в письмах из Лефортова странно изменился — видимо, писать правой рукой стало трудно) убедительно свидетельствовали о тех мерах воздействия, которые применялись к Саблину в ходе следствия. Зная, что судьба его предрешена, следователи не церемонились, стараясь во что бы то ни стало выбить из него фамилии сообщников, особенно с других кораблей, которые так и остались неизвестными. Но версия о «бунтовщике-одиночке» оказалась удобной для КГБ. Беспрецедентное в таких случаях разрешение на свидание (прощание!) с женой и сыном, сделанное, видимо, по указанию «сверху» с целью «очистки совести», явилось для тюремщиков полной неожиданностью. В последних письмах Саблина родным было несколько его рисунков, изображавших Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами. На одном из них были написаны слова Рыцаря Печального образа: «Намерения мои направлены всегда к хорошей цели: именно — делать всем добро и никому не делать зла!..»
Валерий Саблин с семьей.
На суде в последнем слове Саблин, в частности, сказал: «Я люблю жизнь. У меня есть семья, сын, которому нужен отец. Все....» Приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР гласил: капитан 3 ранга Валерий Михайлович Саблин, 1939 года рождения, признан виновным по пункту «а» статьи 64 УК РСФСР (измена Родине) и приговорен к смертной казни (расстрелу). С лишением воинского звания, ордена и медалей (обычно эта статья предусматривала еще и конфискацию имущества. Но его у семьи старшего морского офицера Саблина, кроме самого необходимого для жизни, не оказалось... Об этом свидетельствовал протокол обыска). Приговор был окончательным и обжалованию в кассационном порядке не подлежал. Как рассказывали те, кто был на суде, жесткая кара была неожиданной для Саблина. Сразу после объявления приговора, не дав опомниться, к нему подскочили несколько охранников, заломили назад руки, надели наручники, заклеили рот черным пластырем и поволокли к двери из зала заседания. Он вырывался, упирался, мычал сквозь наклейку, видимо, стараясь сказать что-то важное для него и нежелательное для судей и присутствовавших. В воздухе запахло лекарством. Его подтащили к двери и выволокли в коридор. Послышались глухие удары, возня. Потом все стихло.
Саблин только в последний момент понял, что попался на удочку следствия, использовавшего старый прием ОГПУ — НКВД и коварно уверившего его: судьи постараются принять во внимание в качестве смягчающих обстоятельств чистосердечные признания по ряду эпизодов обвинительного заключения. О том, что Саблин надеялся на сохранение жизни, свидетельствует и то, что он просил переслать ему теплые вещи. По имеющимся сведениям, после вынесения смертного приговора Саблину было предложено отказаться от своих взглядов, признать их ошибочными — в обмен на сохранение жизни и длительный срок тюремного заключения. Но Саблин отказался. Его просьбу о помиловании Президиум Верховного Совета СССР отклонил.
Приведем этот документ полностью:
«Рассмотрев ходатайство о помиловании В.М.Саблина, осужденного к смертной казни, предложения в связи с этим Прокуратуры СССР и Верховного Суда СССР, ввиду исключительной тяжести совершенного им преступления, Президиум Верховного Совета СССР постановляет: отклонить ходатайство о помиловании В.М.Саблина рождения 1939 года, уроженца гор. Ленинграда. Н.Подгорный — Председатель Президиума Верховного Совета СССР. М.Георгадзе — Секретарь Президиума Верховного Совета СССР. 2 августа 1976 года № 4305-IX».
Президиум Верховного Совета СССР, в состав которого входило тогда порядка 20 членов, в том числе — 16 Председателей Президиумов Верховных Советов союзных республик (находившихся — кроме РСФСР — в своих столицах вне Москвы), «рассмотрел» просьбу Саблина о помиловании за рекордный срок — всего за 19 дней. Обычно для рассмотрения подобных просьб требовались многие месяцы, а иногда - годы.
«Исключительная тяжесть» совершенного Саблиным преступления, тем не менее, не повлекла за собой ни человеческих жертв, ни разглашения военной тайны, ни каких-либо иных, кроме политических, последствий. Решающим фактором при определении его участи было то, что партийные «верхи» испугались выступления моряков, призывавших к переменам в СССР. Брежнев и его окружение не могли не понимать, что такие, как Саблин, своими действиями не только посягали на их личное благополучие, но и приближали крах системы, недовольством которой была заражена часть советского общества. Лишь единицы осмеливались об этом заявлять, в особенности так, как это сделал Саблин, — открыто, мощно и отчаянно.
На следующий день после отклонения просьбы о помиловании, 3 августа 1976 года, Валерий Саблин был расстрелян. В следственном деле позже было обнаружено изъятое при обыске письмо Саблина родителям, датированное 8 ноября 1975 года: «Дорогие, любимые, хорошие мои папочка и мамочка! Очень трудно было начать писать это письмо, так как оно, вероятно, вызовет у вас тревогу, боль, а может, даже возмущение и гнев в мой адрес… Моими действиями руководит только одно желание — сделать, что в моих силах, чтобы народ наш, хороший, могучий народ Родины нашей разбудить от политической спячки, ибо она сказывается губительно на всех сторонах жизни нашего общества…»
Его родные, которых Саблин поставил в известность о своих намерениях, написав им прощальные письма только накануне выступления, мучительно переживали происшедшее. О казни они узнали лишь в феврале 1977 года, получив официальное свидетельство о смерти. Но отец капитан 1 ранга в отставке Михаил Павлович Саблин, воевавший во время Великой Отечественной войны на Северном флоте, еще раньше каким-то образом узнал о расстреле сына, и в конце января 1977 года его сердце не выдержало. Роковая весть первой сразила бабушку Саблина — вдову моряка с погибшего до революции крейсера «Паллада», горячо любившего своего среднего внука, выделяя его среди других (ей сказали, что он погиб в далеком походе...). Вскоре умерла и мать Саблина, Анна Васильевна. Жена Нина Михайловна с сыном, а также братья Саблина — Борис и Николай сполна испытали все то, что выпадало на долю родных «изменника Родины».
В домашней библиотеке Саблина после обыска чудом сохранилось несколько книг, относящихся к восстанию в 1905 году в Севастополе солдат и экипажей боевых кораблей Черноморского флота. Руководитель восстания П.П.Шмидт явно являлся примером для Валерия Саблина. На одной из книг сохранились пометки, сделанные его рукой: «...Когда провозглашенные политические права начали отнимать у народа, то стихийная волна жизни выделила меня, заурядного человека из толпы, и из моей груди вырвался крик. Я счастлив, что этот крик вырвался из моей груди!..» А на страницах другой книги Саблиным подчеркнуты выдержки из речи Шмидта на суде 14 февраля 1906 года: «...Пройдут годы, забудутся наши имена, но ту боевую силу, которая присоединилась к «Очакову» и тем самым осталась верной народу и присяге, имена этих 10 судов флота не забудут, и они навсегда останутся в летописях народа... В такое время государственного хаоса, когда все в стране так спуталось, что русские власти пошли войною на Россию, нельзя руководствоваться статьями закона, нужно искать иных общих, всем народом признанных определений преступного и непреступного. В такое время, чтобы оставаться законным, приходится изменять присяге, приходится нарушать законы. Не преступен я, раз мои стремления разделяются всем народом и не противоречат присяге, а, наоборот, опираются на нее. Не преступен я, раз в моих деяниях не видит преступления весь 100-миллионный народ русский... Но меня судят, и мне грозит смертная казнь. Где измена? Кто государственный преступник? Сегодня в их глазах преступен я, как и весь народ русский, который, пробудясь, осмелился стать на дороге их истребительной резни. Но завтра в глазах грядущего суда преступниками будут объявлены они... Где же почва, на которой может утвердиться русский человек, чтобы не быть изменником народу и оставаться законным? Такой почвы нет. В дни тяжелой борьбы народа за право на жизнь, что сегодня в глазах власти преступно, завтра принимается как заслуга перед родиной. В эти дни испытания есть один закон — закон верности своему народу. Остается в эти дни или умереть в борьбе, или наложить на себя руки, так как оставаться безучастным — это сверх сил человеческих...»
Что-то подобное, видимо, хотел сказать на суде и Саблин после вынесения ему смертного приговора. Но ему не дали этого сделать. Да и вряд ли какие-либо доводы могли повлиять на уже вынесенное верхами решение.
Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации в составе генерал-майоров юстиции Л.Захарова, Ю.Пархомчука и В.Яськина в апреле 1994 года после обращения родных Саблина, Комиссии по правам человека, Комиссии при Президенте по вопросам реабилитации жертв политических репрессий и других, пересмотрев дело Саблина в свете новых обстоятельств, признала «расстрельную» статью за измену Родине ошибкой. И своим Определением, частично изменив приговор 1976 года, переквалифицировала его на статьи о воинских преступлениях: превышение власти, неповиновение и сопротивление начальнику, которые имели место в ходе организованного им выступления на БПК «Сторожевой». Казненному Саблину «дали» 10 лет тюремного заключения, а помогавшему ему матросу Шеину — за соучастие — 5 лет вместо полностью отбытых им 8-ми. В Определении Военной Коллегии Верховного Суда РФ было указано, что ни Саблин, ни Шеин не подлежат реабилитации.
Депутаты впоследствии распущенного Верховного Совета СССР пытались оправдать Саблина, а проведенное в 1992 году общественное слушание с участием присяжных под руководством бывшего председателя Конституционного суда СССР С.Алексеева, рассматривавшее дело Саблина, единодушно вынесло вердикт: «Не виновен!». С подобным ходатайством в конце 1996 года обратился к Президенту РФ тогдашний губернатор Нижегородской области Борис Немцов. Но дело Валерия Саблина (так же, как и матроса А.Н.Шеина и других товарищей по выступлению) так и небыло принципиально пересмотрено соответствующими структурами с учетом перемен, происшедших в стране. А сам он и его товарищи не были реабилитированы, как и не состоялось восстановление Саблина в воинском звании, с возвращением ему наград и выплатой денежной компенсации семье.
Валерий Саблин был похоронен в безымянной могиле, местонахождение которой в данный момент неизвестно.
О Валерии Саблине был снят документальный фильм «Балтийский мятеж. Саблин против Брежнева».
Текст подготовил Андрей Гончаров
Использованные материалы:
Текст документальной повести Октября Бар-Бирюкова «Расстрелянный буревестник»
Текст статьи «Последний парад капитана Саблина», автор Ю.Трофимов
Материалы сайта www.1917.com
1 января 1939 года – 3 августа 1976 года
П | | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| | | | - Скрыть ответы 2 | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Кейт Кэпшоу Kate Capshaw
[size]
Дата рождения: 03 ноября 1953 ( скорпион)
Место рождения: Форт-Уэрт, США
Деятельность: актриса
Достижения: Известна благодаря участию в фильме "Индиана Джонс и храм судьбы" (1984).
Актриса родилась 3 ноября 1953 года в Форт-Уэрте, штат Техас. В пятилетнем возрасте вместе с родителями переехала в Сент-Луис. Получила образование в Университете Миссури, после чего два года учительствовала в школе для детей-инвалидов. Там она сблизилась с директором школы Робертом Кэпшоу, в 1976 году вышла за него замуж и взяла фамилию мужа. В том же году Кэтлин родила дочь Джессику, но спустя четыре года развелась с супругом.
Затем Кэтлин, мечтая о карьере актрисы, перебралась в Нью-Йорк, где начала сниматься в телерекламе и брать уроки актёрского мастерства и вокала. В 1982 году она дебютировала в кино, снявшись в романтической комедии "Немного секса", и на телевидении — в драме "Пропавшие дети: История матери".
В 1984 году актрисе улыбнулась удача. На пробах к фильму "Индиана Джонс и храм судьбы" она обошла 120 претенденток и получила роль Уилли Скотт, певички ночного клуба в Шанхае и спутницы героя Харрисона Форда.
Читать полностью
Фильмография
[/size][size]
Фотографии
[/size]
| | Вверх | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
{"0":false,"o":30} |
{"0":false,"o":30} |
КОММЕНТАРИИ 737 271
?
