– Не кури, – сказал Вик.

Пётр молча спрятал пачку в куртку, чтобы та не маячила перед глазами.

– Дай лучше глотнуть малость!

– Нет уж! Хрен тебе! Веди давай!

– Да и хер с тобой! Обойдусь без ракетного топлива!

– Обычная китайская водка.

Пётр посмотрел в окно. Все дома на улице были чёрные, электричество по расписанию давно отключили, но хотя бы работало освещение дорог. Редкие фонарные столбы почему-то напоминали сигнальные вышки – реле для передачи световых сигналов в темноту. Фары фургона выхватывали из сумрака узкие островки обледенелого тротуара и голые бетонные стены с вычурно нарисованными иероглифами.

– Тяжёлый год просто, – сказал Пётр. – Тяжёлая осень.

– И не говори, бля! Для сентября па́дали многовато. Скорей бы уж тот сортир убрали на хер из патруля!

– А чего, собираются?

– Давно! Там уже не город ни хуя, а…

– Мёртвый город.

– Мёртвый, да! А мёртвое есть мёртвое.

Они въехали в тёмный квартал. Вик сбросил скорость, недовольно всматриваясь в выщербленное полотно дороги. Пётр вытащил из кармана чёрную метку – страшно хотелось курить, нужно было хоть чем-то занять руки.

– Отдашь мне пото́м, – зевнул Вик. – Я же их сдаю.

– А чего там? Образец крови или чего?

– Ты уже спрашивал. Не знаю. Образец крови там или чё.

– Странная штука.

– Странная. А ничё больше тебе странным… – Вик кашлянул, поперхнувшись словами.

– Раньше жетонов этих не было, насколько я помню.

– Да как раньше… – Лоб у Вика собрался складками. – Я когда ток в эска́ пришёл, их уже вводили. Проще с ними. Как-то там херня эта хитро называется… Заключение о смерти, вот! Зос. Хотя… Чёрная метка, она, блядь, и есть чёрная метка.

– Ясно.

– Тут много ерунды всякой, ещё привыкнешь. Я за пять лет научился не замечать.

– Ерунды? Вроде этой твоей палки?

Вик поёжился и промолчал. В конце проспекта показались огни. Вик выключил дальний, и фургон тут же подпрыгнул на скрывшейся в темноте ямке – так, что Пётр чуть не ударился головой о стекло.

– Бля, извини!

– И как эта колымага ещё ездит!

Они выехали на соседнюю улицу и затормозили на светофоре – первом работающем из всех, которые попадались им по пути. Третье кольцо было уже близко.

Через дорогу, недоверчиво озираясь на остановившийся фургон, пролетели два подроста – оба в бесформенных дутых куртках раздражающе ярких цветов.

– И чё эти блядушата тут в такое время лазят? – проворчал Вик. – Надо бы отловить их да документики проверить! Не хошь размяться, кстати?

Он подмигнул Петру. Пётр не ответил.

– Ладно, ладно, ты ж больной у нас! Отдыхай! Мы свою норму на сегодня уже выполнили и перевыполнили на хер!

Вик ткнул большим пальцем в переборку кабины, за которой лежали три пластиковых мешка.

– Чего зимой-то будет, если уже такое творится? – вздохнул Пётр.

– Чё зимой будет, узнаем зимой! Может, нам повезло так сёдня.

Светофор моргнул, и фургон тронулся.

– Кстати, а ты чё там подобрал-то?

– Не знаю, херню какую-то…

Пётр вытащил из кармана кристалл и пару секунд смотрел на стиснутый кулак, прежде чем раскрыть ладонь. Через кабину пронёсся синий отблеск от блуждающего в ночи огонька. Кристалл. Теперь было видно, что внутри камня, как врождённый изъян, протянулась длинная трещина.

– Дай-ка!

Вик выхватил кристалл у Петра.

– Это карта памяти такая? – спросил Пётр.

– Вроде того. Модная хрень. Дорогая, кстати, вещичка. Хотя для соски с шунтом… – Вик осклабился. – На, держи! Камешек треснул, кстати, так что толку от него теперь мало. Но будет тебе сувенир.

Они подъехали к пропускному пункту. Угловатая рама, возвышающаяся над дорогой, была похожа на металлический остов недостроенного здания. Считывающий луч скользнул по номерам, и широкие блокираторы, торчащие из растресканного асфальта, медленно опустились.

– Вот и третье, – сказал Пётр. – Быстро сегодня.

– Ага, мне тоже этот маршрут побольше нравится.

Они выехали на многополосную дорогу. Света стало больше. На обочине, один через два, горели фонарные столбы, тонкие и высокие, как спицы. Асфальт на автостраде тщательно залатали – неровными заплатами, напоминающими чернильные кляксы, – и фургон больше не подбрасывало на рытвинах.

Вик опять вёл, не напрягаясь, лишь слегка придерживая у основания руль.

– Чего это всё-таки было? – не выдержал Пётр.

– Ты о чём?

– А то не понимаешь!

– Да не знаю я! – Плечи у Вика дрогнули, как от холода. – Слышал, бывает там всякое, конвульсии такие вроде как. Пальцы у мертвяка подёргиваются, а его уж хоронить пора. Но чтоб прям такое… И чё в отчёте писать – неясно. Как бы нас в дурку с такими отчётами на упекли!

– А правда, чего писать будем? Ты же ей все мозги этой палкой выжег! Чего за палка-то, кстати?

– Старый, – Вик кашлянул, – реквизит.

– Но как это возможно? Она же окоченелая была! Как такое…

– Да не знаю я! Я тебе не этот, не физик. И не химик. Не была она окоченелая. Умерла недавно по ходу. Я такое ваще… – Вик посмотрел на Петра. – Я такое, блядь, ваще никогда не видел. Я и мертвяка-то с шунтом за кольцом не находил никогда.

– Бред какой-то! Там же действительно есть режим паники. За ней «скорая» должна была приехать, а не мы.

– Да хуй его знает! – Вик на секунду отпустил руль, и фургон мотнуло в сторону. – Может, не сработал режим этот. А может, и сработал. Я-то чё, у меня шунта нет. Мало ли чё у них там сейчас в энд юзер агрименте написано. Да и никому ж неохота за кольцо среди ночи переться.

– Но ты же знал, чего делать.

– Ты меня чё, допрашивать будешь?! Я хоть чё-то сделал! Червяк её поднял – надо поджарить червяка!

Вик задумался. У его глаз прорезались глубокие, как у старика, морщины. По лобовому стеклу проносились блики от фонарей, мерцающих, как от перебоев напряжения.

– Не знал я ничего. Рассказывали, бывают конвульсии. Разряд в голову – и шунту пиздец!

– Это я догадался. А палка-то откуда? Мне о ней не говорили ничего.

– Да палка эта, разрядное устройство или как её там. Щас не пользуются, с мертвецами от неё толку мало. Обычно. Но в фургоне есть всё равно.

– Понятно.

Пётр откинулся на сидении. Курить хотелось невыносимо.

– Я жрать хочу, – сказал Вик. – Притормозим здесь.

И зарулил на обочину.

– Жрать? – моргнул Пётр. – Где?

– Тут есть. – Вик отключил двигатель, и косящие фары медленно погасли. – Автомат. Хот-доги. Пойдёшь?

Они вылезли из фургона. Вик быстро зашагал мимо кривых и слепых киосков. Все оконца были завешены листами мятого гофра. Почерневший от копоти снег скрипел под ногами.

– Автомат? – Пётр с трудом поспевал за Виком. – И чего, ночью работает?

– Работает, конечно. А хули бы мы туда пёрлись тогда?

Автомат прятался среди закрытых киосков – вывеска у него не горела, лишь слабо подсвечивался платёжный терминал.

– Не вызывает он как-то доверия! – хмыкнул Пётр.

– И хер с тобой! У тебя ток водка палёная, от которой кишки гудят, доверие вызывает! Можешь голодать, мне чё!

Вик приложил ладонь к считывателю. Автомат выплюнул продолговатый брикет в целлофановой упаковке. Вик взял его и тут же перехватил другой рукой.

– Горячий, блядь! Перегрели почему-то.

Брикет был коричневого цвета, с закруглёнными краями.

– Похоже на говно, – сказал Пётр.

– Да пошёл ты! – Вик разорвал целлофан и принюхался так, словно сам сомневался в съедобности «хот-дога». – Нормально. Перегрели, а так нормально. Какая-то сука поигралась тут с настройками.

Пётр пожал плечами и тоже купил себе «хот-дог».

Они устроились позади киоска – где не было ветра. «Хот-дог» оказался комковатым. Разжёванные куски приставали к нёбу, как клейкая паста. Но вкус был приятным – мясным и острым.

– Подпортили малость, – сказал Вик. – Но всё равно неплохо.

– Нормально. Есть можно.

– Ты это, глотнуть-то дай.