Пётр распахнул дверь фургона, стал выбираться из скрипящего сидения и чуть не упал в снежную грязь. Чертыхнулся, ухватившись за дверную ручку. Устоял. На секунду всё перед глазами подёрнула густая рябь – как аналоговые помехи на старом экране.

Вик сидел на карачках рядом с трупом.

– Весёлая у нас, блядь, ночка! – проворчал он. – Уже третий! Прям голубиный мор какой-то!

Света на улице почти не было, не считая тусклых фар служебного фургона и яркого фонаря над загаженным подъездом неподалёку. Фонарь, однако, слепил, а не освещал, и всё вокруг казалось чёрным – даже снег, несущийся в воздухе.

– Хоть бы премию за урожай платили! – вздохнул Вик.

Он выругался – смачно, с наслаждением, словно это было непременной частью приёмки, – сплюнул на асфальт и вытащил из старой засаленной куртки медицинский браслет.

Пётр хотел закурить, но вспомнил, что оставил пачку в фургоне. Он оглянулся, как бы проверяя, что всё осталось на своих местах – фургон, стоящий у обочины с работающим мотором (одна фара светит тускло и косо, как подбитый глаз), перекошенный фонарный столб, остатки раскуроченного паркомата.

Голова у Петра раскалывалась от боли. Даже блеклый свет буравил виски́. Он стоял спиной к подъезду, выбрав из двух зол – фар и газового фонаря – меньшее, но свет всё равно прожигал его насквозь, как рентгеновское излучение.

Вик тем временем прилаживал на запястье браслет. Петру на секунду почудилось, что вместо лица у покойника ровное белое полотно – пустая заготовка, из которой забыли вылепить черты. Он прикрылся ладонью от света фар.

Молодая девушка.

– Красивая! – Вик убрал с мёртвого лица прядь светлых волос. – Красивая, дурёха!

Пётр склонился над лежащим телом и вдруг понял, что снег действительно чёрный.

Он кашлянул, прижал руку к груди. Даже сквозь плотную одежду чувствовалось, как судорожно и неровно колотит сердце. Да ещё головная боль. Бутылка, выпитая с Виком для согрева, не пошла на пользу. К тому же от холода всё равно ломило кости.

– Трупного покамест нет, – сказал Вик.

Браслет, криво прилаженный к запястью, вздрагивал и угрожающе гудел, точно наручная бомба с часовым заводом.

– Прямо живая, – сказал Пётр.

Девушка – лет двадцати на вид – и правда была красива. Лицо – белое и симметричное, как у призраков. Глаза – закрыты, словно она зажмурилась, чтобы загадать желание.

– Скажешь тоже – живая! – фыркнул Вик. – Я много трупяков на этой работе повидал! Живые так не выглядят!

– Да не о том я!

Пётр рассматривал покойницу. Худенькая, даже тощая, будто питалась одними таблетками и витаминной смесью. Короткое пальто немногим ниже колен. Тёмный свитер с высоким горлом.

– Не похожа она на бездомную, – сказал Пётр.

– Похожа, не похожа. Какая нам-то разница?

– И чего её сюда занесло?

– Да хуй его… – Вик поёжился от холода. – Не бывает здесь никого, кроме бомжей. Раз тут нашли – значит, бомжиха.

– Просто как всё у тебя! – хмыкнул Пётр.

– А на хера усложнять?

– А если её…

Пётр осмотрелся. Свет над подъездом ударил ему в глаза. Он закашлялся – сердце не отпускало.

– Чего с этой твоей машинкой?

Браслет на запястье мёртвой девушки ходил ходуном, скрипя и подвывая.

– Жетончик не может сделать по ходу. Вот же блядская шарманка!

– И чего?

– Да чего, чего… – Вик потёр заросший подбородок. – Кажись, запасной должен быть.

– Кажись…

Пётр присел рядом с телом, выключил браслет и стянул его с запястья. Массивный пластиковый корпус раскалился так, что едва не обжигал. Пётр сжал его в руках, чувствуя, как в пальцах восстанавливается кровообращение.

– Давай!

Вик отобрал у него браслет и заковылял к машине. На секунду он попал в луч прожекторного фонаря над подъездом, и его тучную неповоротливую фигуру охватил бледный ореол, как у призрака.

Снегопад усилился. Тёмный снег оседал на тело девушки, как пепел. Пётр невольно отряхнул рукав её пальто и провёл пальцами по ткани. Отвернул подол. Вся подкладка была усеяна тонкими серебристыми прожилками.

– Лови! – крикнул объявившийся из темноты Вик и швырнул в лицо Петру браслет.

Тот насилу поймал.

– Чуть глаз не вышиб!

– Не вышиб же!

Препираться, даже в шутку, не было сил. Пётр нацепил браслет девушке на запястье и щёлкнул включателем.

– Во будет тема, если и запаска вконец накрылась! – заявил Вик.

– У неё термопальто, – сказал Пётр.

– Чё?

– Термопальто. Часто видел таких бездомных?

– Может, она это… – Вик почесал затылок. – Да хуй её знает! Украла эту херовину у кого! Мало ли чё!

Браслет замолк и выплюнул на асфальт чёрный жетон. Пётр подобрал жетон, поднял на свет, но всё равно не смог ничего разглядеть.

– Всё! – гаркнул Вик. – Можем грузить!

– Не похожа она на бездомную. – Пётр спрятал в карман жетон и аккуратно снял с запястья девушки браслет – так, точно боялся её разбудить. – И как она могла замёрзнуть, если у неё термопальто?

– Чё ты бурчишь там? – Вик уже раскладывал пластиковый мешок. – Давай, а то я здесь околею к херам!

– Погоди.

Покойная будто спала, разлёгшись на промёрзлом асфальте. Ветер взъерошил волосы у неё на голове.

– Чего-то здесь не так, – нахмурился Пётр.

– Не так ему чё-то! – разозлился Вик. – Чё, блядь, не так-то? Мало ли, откуда у неё пальтишко это! Может, там и не работает уже ни хера!

Но он всё-таки оставил в покое мешок.

Пётр осматривал тело. Чёрный снег падал на синие губы девушки, на её опущенные веки.

– Опять небось перебои будут, – сказал Вик каким-то будничным голосом, словно и не было рядом тела бездомной в термопальто.

– Ты про снег?

– Ага. Они ж там это, на пределе возможностей уже. Опять эти ху…

– У неё шунт! – Пётр показал на маленькую татуировку в виде иероглифа на шее.

– Да ну! – Вик недоверчиво качнул головой. – Чё за чушь? Татуху, небось, сделала и всё. Какой ещё шунт! Да и шунт – режим паники бы сработал. Хотя…

– Татушку сделала, – кивнул Пётр, – термопальто украла. Замёрзла до смерти при этом. И выглядит, как типичная бомжиха, конечно же. У тебя всё просто, да?

– Ладно! Я и не говорил, что она замёрзла. Мне-то по хуй на самом деле. Замёрзла, не замёрзла. Особенно, когда третий приём. А ты смотришь, так смотри. Если у неё действительно шунт, то я…

Пётр перевернул тело.

– Интересно, – Вик сощурился, уставившись на газовой фонарь над подъездом, – а живёт кто в этой халупе? Тут же вроде пустые районы. Но кто фонарь тогда повесил?

– Наверное, бомжи в дорогой одежде.

– Да отъебись ты! Мы ещё парочку таких тут найдём, зуб даю! Просто фонарь этот… Если б не он, я бы и не заметил её ни хуя.

– Смотри! – Пётр раздвинул волосы девушки на затылке. – Удар. Тупым предметом, судя по всему.

– Ага. – Вик присел рядом. – Ударилась, когда упала, может? Или влепил кто. Не похоже, чтобы она окочурилась от этого.

– А ты чего, медик у нас?

– Слушь, хорош, а! Люди, когда падают, обычно стукаются. Положим, шунт у неё. И чё? И пальта эта дорогая. Тупая дура, мать её блядь, из дома сбежала, накраситься забыла, мозгов нет, пальта поломалась, пока она тут наплясывала. Шунт ей, небось, райские кущи вокруг нарисовал. А тут, – Вик окинул взглядом плотно обступающую их темноту, – один большой засранный сортир.

– Надо группу вызывать.

– И ждать их два часа? А то и все четыре! И они приедут, блядь, бухие и злые, как черти. Думаешь, тебя по головке за это погладят? Давай в мешок её и пойдём! – Вик нахохлился и засунул кисти под мышки. – Я тут околею скоро. Да ты и сам бледный, как смерть. Чёрная метка есть? Есть. Значит, всё.

– Ладно, хер с тобой.

Пётр потёр лицо. Мёртвая девушка лежала ничком на асфальте, руки заломлены за спину так, словно он собирался её арестовать.