Подружка опустилась на четвереньки, сняла с шеи узкую тесемку портновского метра и поползла вдоль стены, растягивая ленту и приговаривая:
– Метр… Еще метр… Еще… Всего три двадцать пять!
– Опять двадцать пять! – безжизненно отозвалась я.
Трошкина, успевшая переместиться в угол, перестала с непонятной радостью потрясать в воздухе метром, озадаченно села на задницу и снова устремила на меня испытующий взор:
– Инка! Инка, ау!
– А? – я с трудом оторвала взгляд от гвоздика и переместила его на лицо подружки.
– Быстро говори, о чем ты думаешь! – потребовала она.
– Об алиби, – не задумываясь, быстро ответила я. – Думаю, что я скажу, если меня спросят, где я была сегодня в период с семнадцати тридцати до половины седьмого.
– Можешь сказать, что ты была у меня, – предложила Трошкина. – Помогала мне измерять комнату. Я подтвержу.
Это меня проняло. Я перестала кукситься и с глубокой признательностью сказала:
– Трошкина, ты настоящий друг!
Я немного помолчала, заполнив паузу растроганным сопением, а потом спросила:
– У тебя морозилка пустая?
– А что? – опасливо спросила Алка.
Я пощупала свой затылок и сказала:
– Лед нужен.
– Слушай, Кузнецова, у меня ведь тут все-таки не морг, – заволновалась Трошкина. – Алиби я тебе, конечно, обеспечу, но лед тебе придется поискать где-нибудь в другом месте. И вообще, у меня морозилка продуктами занята, и не такая она большая… Хотя… Тебе кого заморозить-то надо?
– Удивляюсь я твоей проницательности, Алка! – Я поежилась. – Ты все переврала, но самое главное уловила. Без хладного трупа действительно не обошлось.
Трошкина сокрушенно вздохнула, покачала головой и спросила:
– И кого же ты грохнула? Я его знаю?
– Вряд ли ты его знаешь, я и сама не была с ним знакома. Тебе говорит что-нибудь такое имя: Ашот Гамлетович Полуянц?
– Оно говорит мне, что покойник был лицом кавказской национальности, – подумав, сказала Алка. – И больше ни о чем!
– Ашот Гамлетович был армянином, от роду ему было тридцать два года, жил он в нашем городе, жены и детей не имел.
– Эх, поторопилась ты убить человека! – посетовала Трошкина. – Глядишь, и женился бы!
– Да это не я его грохнула! – возмутилась я. – Он уже лежал мертвый, когда я пришла!
– А зачем ты к нему пришла? – спросила Алка. – Не хочу тебя воспитывать, но порядочная девушка накануне замужества не должна ходить ко всяким там… Ашотам!
– Слушай, не учи меня жить! – Я рассердилась. – При чем тут мое грядущее замужество, которое я лично вовсе не тороплю? Я пришла к этому Ашоту только для того, чтобы отдать ему его собственный паспорт! Полуянц документ потерял, а наша секретарша нашла, но сама вернуть не смогла, потому что попала в больницу, и пришлось мне вместо нее идти в эту проклятую шестьдесят пятую квартиру!
– Пойдем, я заварю чай, и ты расскажешь мне эту увлекательную историю с начала, – предложила мудрая Трошкина.
Мы переместились в кухню, Алка быстро спроворила чай и достала из шкафчика разноцветный картонный сундучок, полный замечательных шоколадных конфет.
– В супермаркете уже продают сладкие новогодние подарки, очень недорого, – объяснила подружка, заметив мое удивление. – Я решила купить заранее, пока конфеты свежие, и сразу все съесть, потому что до Нового года еще две недели и шоколад может поседеть.
– Разумно, – согласилась я и в знак одобрения Алкиной предусмотрительности съела подряд три «Белочки» и одного «Мишку».
– Хватит, озвереешь! – Трошкина решительно отодвинула от меня коробку с шоколадной живностью. – Теперь хлебни горяченького и давай начинай рассказывать.
Я послушно выпила душистого чаю, подперла голову ладошкой и поведала подружке о драматических событиях нынешнего вечера. Алка внимательно слушала, не перебивая, открыла рот, только когда я замолчала.
– Значит, вопрос «А был ли мальчик?» остается открытым, – резюмировала она.
– Какой мальчик?
– Уже никакой! Вот буквально – никакущий! Мертвый мальчик Ашот Гамлетович Полуянц с музейным кинжалом в груди! – разнервничалась Трошкина и, чтобы успокоиться, бросила в рот конфету.
Я последовала ее примеру, и так мы сидели, шурша фантиками и чавкая, пока сундучок не опустел.
– Значит, так! – дожевав последнюю «Белочку», постановила Трошкина. – История загадочная и непонятная, но прояснять ее как-то не хочется. Давай прикинем, что мы имеем.
– Конфет мы уже не имеем, это точно, – с сожалением пробормотала я.
– Обжора! – укорила меня подружка. – Возьми в шкафчике второй подарок.
– Ты скупила оптом? – обрадовалась я и послушно полезла в шкафчик.
– Мелким оптом! – с прозрачным намеком уточнила Алка. – Так что ты не очень разгоняйся.
– Не буду! – пообещала я, ловко раздевая очередного «Мишку».
Трошкина подумала немного и тоже приобщилась к организации медвежьего стриптиза.
– Мы имеем две гипотезы, – набив рот шоколадом, прошамкала она. – Первая: ты не была в шестьдесят пятой квартире, ты вообще не пошла дальше первого подъезда, где звезданулась головой, и мертвый Полуянц привиделся тебе в бреду.
– Но настоящая дверь шестьдесят пятой квартиры выглядит точно так же, как в моем бреду! – напомнила я. – Я ее очень хорошо запомнила, особенно коврик с Тутанхамоном. Как ты это объяснишь?
– Не знаю, – задумалась Алка. – Но вторая гипотеза тебе понравится еще меньше. Вторая гипотеза такова: ты на самом деле была в квартире Полуянца, видела труп, упала, ударилась головой, и в бессознательном состоянии была кем-то перенесена в первый подъезд.
– К сожалению, это больше похоже на правду, – признала я. – Однако и тут есть несоответствия. Как ты объяснишь то, что паспорт Полуянца вновь оказался у меня в сумке после того, как я забросила его за шкаф?
– Может, кто-то вытащил его из-за шкафа, пока ты валялась без сознания, и сунул тебе в сумку? – неуверенно предположила Алка.
– А зачем?
Мы обе растерянно замолчали и в наступившей тишине немного простимулировали умственную деятельность «Мишками». Потом Трошкина осторожно сказала:
– А ты совершенно уверена, что паспорт Полуянца у тебя был? Я имею в виду, во второй раз?
– Ты держишь меня за идиотку?
Я не поленилась сбегать в комнату, где оставила свою сумку, повесила ее себе на плечо, прибежала в кухню и устроила для подружки небольшую демонстрацию:
– Вот, смотри. Сумка висела у меня на плече, я открыла ее – вот так, сунула туда руку, и твердая книжечка документа сама собой прыгнула мне в руку! Паспорт в обложке трудно с чем-нибудь перепутать, разве что с блокнотом, но блокнот гораздо толще, а паспорт… Боже мой, паспорт! – Я шлепнула сумку на стол, сунула в нее обе руки и заработала ими, как миксер промышленной бетономешалки.
– Ты же сказала, что положила паспорт Полуянца в его почтовый ящик? – напомнила Алка, слегка отодвигаясь и глядя на меня с беспокойством. – Инка, по-моему, тебе надо срочно выпить успокоительное и лечь в постель!
– Мне надо выпить яду и лечь в могилу! – в отчаянии вскричала я, бухнулась на табуретку, обхватила голову руками и пару раз шумно ударилась лбом об стол.
В неоднократно битой голове загудело, на столе протестующее задребезжали приборы, а я басовито заревела:
– Алка-а-а! Я такая ду-ра-а-а!
– Ну, какая – такая? – ласково заворковала добрая Трошкина. – Самая обыкновенная, дура как дура, ничего особенного, нас таких миллионы!
– Не-ет, я такая одна! – возразила я, ничуть не испытывая радости от сознания собственной исключительности. – Алка, я все поняла!
– А говоришь – дура! – душевно вставила она. – Дура бы небось не поняла!
– А не дура небось не перепутала бы грешное с праведным! Алка, я действительно сунула в почтовый ящик документ Полуянца, а перед этим зашвырнула за полуянцевский шкаф свой собственный паспорт! – Я снова стукнулась головой об стол и, словно каратист, раскрошила лбом некстати подвернувшегося «Мишку».