– Знаешь, я никогда не говорила тебе этого раньше. И никогда не скажу потом. Просто хочу, чтобы знал – я люблю тебя…
Ночью они набросились на меня спящего и связали. Мои монгольские цэрики, чья верность господину вошла в поговорку, предали меня. Как предала вся дивизия!
Никто из азиатов не смел поднять против меня оружие, я все так же являлся для них живым божеством, которое нельзя убить. Поэтому они лишь надежно опутали меня веревками и бросили одного в белой юрте главнокомандующего. Маленькие коренастые кони унесли их в разные стороны бескрайних степей, чтобы мой дух не знал, кого догонять и кому мстить.
Вместо одной смерти они даровали мне возможность умереть несколько раз. Что могло быть позорнее плена для потомка крестоносцев, чьи поколения веками геройски умирали в бою?! Я слышал волчий вой и понимал, что в любую минуту могу быть живьем растерзан серыми хищниками.
Потом взошло солнце, и нестерпимая жара сжигала меня, так же как мою душу сжигала нереализованная жажда мести. Кровавой мести всем! Предателям-казакам, изменникам-монголам, всей России и всей Халхе, так жестоко обманувшей меня, низвергнутого господина жизни и смерти!
Я едва не сходил с ума, я рычал как зверь, пытаясь дотянуться до спрятанного в кармане цианида, но веревки были надежными, а вязать узлы пастухи умели как никто. Я не помню, сколько часов пролежал обездвиженным, но точно знаю, что, когда у моей юрты раздался стук копыт и незнакомый человек в кожанке с красной звездой на папахе спросил, кто я, мой ответ был по-военному прям и честен:
– Барон Унгерн фон Штенберг, главнокомандующий Азиатской дивизией!
…До моего расстрела в Новониколаевске оставалось меньше месяца.
Я подолгу сижу в том же самом кафе. Официантки все так же приносят сухое красное вино и сочувственно вздыхают у меня за спиной, думая, что я этого не вижу.
Звонков от Ланы нет уже месяц. Учитывая, что она ранее исчезала на два года, я понимаю, что это еще не срок. Не знаю, насколько ее кровь изменила мою сущность, но в тот момент это не было ее или мое осознанное решение. Кто-то решил все за нас.
Нет, серебряный крест не жжет мне кожу, значит, моя сущность не изменилась так же необратимо, как ее. Хотя, возможно, именно это и стало барьером между нами. Она старалась вырываться пореже. Словно опасалась чего-то, и больше себя, чем меня. Быть может, те слова, которые она мне сказала, напомнили ей, кому и за что она продала душу. А может, просто боялась, что одной моей души нам не хватит на двоих. Да? Нет?!
Я могу с уверенностью говорить лишь о том, что рано или поздно на моем телефоне вспыхнет ее sms и на экране отразятся четыре буквы имени отправителя – Лана.
Я буду ждать. Ты знаешь это…
Часть вторая
Sacrarium[1]
«Я вернулся».
«Рада тебе! Соскучилась жутко! Как сам?»
«Живой. Устал. Там было страшно. Когда тебе удобно встретиться?»
«Завтра свободна».
«Где?»
«Хотелось бы у меня, но… Пока не могу, фр-р-р…»
…Я знал, что увижу ее вечером в кафе. Наш предварительный sms-диалог был по-прежнему краток, максимально выразителен и информативен. Причем не имело значения, сколько конкретно часов, дней или месяцев мы не были вместе. Лана могла прислать свое «дико соскучилась» и через двадцать минут после нашей последней встречи.
Собственно, и я мог бы признаться в том же самом даже через две минуты. Я не мог сказать, лучше или хуже стали наши отношения после той мрачной истории. Но они изменились, это точно. Уверен, что так же неуловимо изменилась и сама Лана. И не только внутренне…
Она сильно похудела, с головой ушла в работу, начала посещать какие-то частные курсы по вождению, стала много читать. Разумеется, она и раньше была весьма начитанным человеком: музыкальная школа, педагогичесий институт, кафедра филологии, свободное владение английским и иракским языками – какое-то время я реально комплексовал перед ней. А она передо мной, но по-другому…
– Не подходи так, сзади. Ты обнимаешь меня, а я вздрагиваю. Я кажусь тебе неласковой? Это из-за того, что… моя жизнь с мужчиной началась вот так… я до сих пор… мне страшно. Поцелуй меня…
Потом я стал чаще обращать внимание на ее украшения. Серебра она не носила, никогда. Один раз я привез ей в подарок очень красивый кулон зеленого янтаря на серебряной цепочке. Она честно надела его в кафе и не снимала весь вечер. Я снял его сам, когда воочию увидел краснеющую кожу под цепочкой – серебро жгло ее. Там же за столиком я мягко целовал эти ожоги на груди и шее, прося прощения и хоть как-то сглаживая боль…
А вот темно-зеленый влтавин из Чехии, знаменитый камень пражских магов и алхимиков, в ажурной золотой оправе, она приняла радостно, как ребенок. Долго вертела в пальцах, качала на ладони, к чему-то прислушивалась, прикрыв глаза и по-кошачьи облизывая губы.
– Подходит?
– Да. Это мое. Очень сильный камень. И оправа похожа на древнекельтский знак защиты, специально такую выбрал?
– Наверное, нет…
Я вспомнил маленький столик с бижутерией в центре Праги. Скромная, полная старушка, улыбаясь моему корявому чешскому с неистребимым польским акцентом, протянула мне на ладони три камня. Я взял один, подержал его на весу, посмотрел сквозь него на солнце – оно разбивалось на тысячи веселых зеленых осколков, как блики на болотной воде, как мокрый лист простой кувшинки, как рыбья чешуя где-то на глубине мартовской проруби. Я почувствовал нежелание выпускать его из рук.
Два других были… иными. Я купил первый, и та улыбчивая чешка понимающе кивнула. Она так бережно положила влтавин в маленькую бумажную коробочку, словно он был и ее любимым камнем или она знала, для кого я его беру. Такое тоже может быть. Чехия – мистическая страна…
– Ты выбрал правильно. – Лана потянулась через стол, нежно касаясь губами моей щеки. – Прости меня за этот подарок.
– За что простить? – не сразу понял я.
– За то, что я такая. Ты подсознательно даришь мне вещи, наделенные силой. Прости, что вынужден всегда защищать меня, каждый день, каждый миг разлуки. Ты не обязан. Но я благодарна тебе…
Место: Россия, г. Астрахань, село Селитренное.
Цель: Первая могила из Шести. Возможны ошибки в нумерации, но большинство специалистов отдела склоняются к мнению, что все-таки Первая.
Согласование: имеются ВСЕ необходимые договоренности на любом уровне. Недоразумения исключены.
Задача: найти. Вскрыть. Вывезти и провести обряд Призывания.
Результат: непредсказуем.
Это была болезненная и странная любовь. Любовь, подразумевающая логику и трезвость с обеих сторон до того единственного момента, когда мы оставались один на один друг с другом. Тогда все барьеры рушились – и плотины, искусственно возводимые нами для ограничения и сдерживания страсти, сметало неудержимой мощью первого же поцелуя!
Я часто искал забвения от нее. То есть просто пытался забыть и не думать. В конце концов, много ли мы думаем, к примеру, о собственной душе? Мне пришлось думать о ней много.
Начну с того, что, приходя в храм на исповедь, я не мог произнести имя Ланы. Не мог даже на миг заставить себя забыть ее облик. Моя душа буквально требовала воцерковления, я пытался молитвами и покаянием вырвать из груди ту черную боль, что периодами обжигала мне сердце, безжалостно сдавливая его в раскаленных лапах. Подчеркиваю, не саму Лану, а именно боль! Ту самую, что давно стала ассоциироваться только с ее образом…
Что я ощущал после того страшного обряда, когда полем битвы между Добром и Злом стала моя собственная душа, и отнюдь не в переносном, а в самом прямом смысле? Кто была Лана? Зачем она сделала это и почему именно со мной? Да, она спасала меня и боролась, как могла, но разве не благодаря первому касанию ее губ эта чужеземная монгольская мгла вообще поселилась в моем сознании?!
