Как правило, ценить что-либо люди начинают, только это потеряв. Или столкнувшись с угрозой потери.

Свою жизнь я всегда ценила очень высоко. Выше всего на свете. И теперь на последнем издыхании бежала по бескрайним пескам пустыни. Я старалась бежать правильно, как нас учили на тренировках: не расходовать напрасно силы, контролируя дыхание, делая как можно меньше движений. Получалось не очень, но я старалась. Когда от твоей скорости зависит жизнь, запросто переплюнешь мировой рекорд.

Раскалённый песок обжигал ноги даже сквозь отнюдь не тоненькую подошву. Каждый шаг причинял боль, я словно видела ожоги на ступнях. Да, никогда не понимала русалочку, а теперь вовсе усомнилась в наличии у неё здравого ума. Добровольно терпеть такую боль ради какого-то занюханного принца захудалого государства?! Одно дело, что любовь действительно зла и по её прихоти можно и козла полюбить, но козла неблагодарного… Это уже слишком.

Я на пару мгновений остановилась, пытаясь отдышаться. Самочувствие было отвратительным: не смотря ни на что, плечи и руки обгорели, голову напекло до такой степени, что мне пару раз уже являлись миражи Хельги, Генриетты и Лехвы, тоскливо подвывающие на привиденческий манер. Всё тело ныло, ноги подламывались, а своим дыханием я могла уже по соперничать с драконами (по температуре, в смысле, а не по запаху!).

Я достала из кармана компас. Металлическая стрелка с нанесённой на её поверхность бледно-голубой эмалью, чуть подрагивая, указывала влево. То есть на север. Значит песчаный зверь ещё далеко: при его приближении компас указывал бы только на него. Хоть что-то радует, да и то несильно. Всё-таки зверь ползёт быстрее, чем я иду.

Хотелось только одного – упасть и уснуть. Но я прекрасно знала, что стоит мне лечь, как я больше не поднимусь. И я бежала дальше.

Передо мной прыгала по волнам песка корявая неровная тень. Солнце всё ниже клонилось к горизонту, одаривая негостеприимную пустыню последними крохами полуденного жара. Пески из ярко-золотых стали тёмно-оранжевыми. В воздухе разливалась серость сумерек, сглаживая границу горизонта. Приятная прохлада подбадривала, но приходилось смотреть под ноги, да и вообще вокруг. Кажется, именно ночью на поверхность выползает прячущаяся днём живность. Хотя мне встретился только один варан. Обменявшись голодными взглядами, мы разошлись подобру-поздорову, одинаково не вдохновлённые видом друг друга. Какое счастье, что у меня нет зеркала! Иначе сердечный приступ мне гарантирован…

Когда моя подруга-готка сказала, что ночь это лучшее время уток, я с ней согласилась. Потому что ночью все ненормальные люди спят (мама, папа и Хель) и дают нормальной мне спокойно слинять в ночной клуб. Так вот, сейчас я готова была забрать свои слова обратно. То, что ночью температура в пустыне падает с чуть ли не с пятидесяти градусов до пяти, я вспомнила только тогда, когда температура уже упала. Теперь я бежала уже, чтобы не замерзнуть. Зубы отбивали чечётку, меня тряс озноб. До меня дошло, почему в пустыне только один песок. От такого резкого перепада температуры любой камень в пыль рассыплется.

Иногда пески переходили в глинистые, растрескавшиеся от жары участки. С одного из самых высоких барханов они походили на пчелиные соты. Бежать по ним было гораздо удобней, чем по песку, так как в нём увязали тонкие каблучки моих сапог. Впрочем, здесь они изредка застревали в наиболее широких трещинах, что великолепно подтверждало народную мудрость про хрен и редьку. Я уже сколько раз кляла себя за то, что не надела что-нибудь без каблука. Но такыры(1) быстро заканчивались, и мне приходилось снова хромать по песку, увязнув ногой в норе какого-нибудь мелкого грызуна.

Как я убедилась на своём печальном опыте, гряды дюн гораздо легче обойти кругом, чем пытаться взобраться на них и спуститься. И дело даже не в том, что с одной стороны у них пологий склон, а с другой отвесный, а в том, что на их вершинах росли бурые (может другого цвета) сухие кустарники. Да ладно бы просто сухие! Так они же ещё цепкие и колючие! Продираться сквозь них то ещё удовольствие!

Внезапно мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Я остановилась, прислушиваясь и приглядываясь. Тишины не было. Тихо свистел ветер, поднимая в воздух крупицы песка, чтобы перенести их на друге место. Пока ветер слабый, это не заметно. Но стоит начаться песчаной буре, как рисунок барханов и дюн изменится. Где-то тихо шебуршали жители этого негостеприимного места. Не было в печальном пейзаже пустыни ничего необычного, но я чувствовала неясную тревогу. Тихое и непонятное чувство. Нет, мне ничего не угрожало. Не было щемящей боли, тихой паники. Я чувствовала чьё-то присутствие. В большом и шумном городе, это умение быстро исчезает, не в силах справиться с ощущением толпы. Но побыв несколько часов в гордом одиночестве, я снова стала остро чувствовать окружающий меня мир. Не так ярко, как мог бы стихийный маг или волхв, но и не так плоско и тускло как обыкновенный человек, не наделённый даром. Боковым зрением я заметила какое-то неясное движение, резко обернулась. Никого и ничего. Всего лишь пляска теней, убеждала себя я, стараясь как можно быстрей убраться от этого места подальше.

Не знаю, на что я надеялась, когда пыталась убежать от песчаного зверя. В очередной раз оглядываясь, я споткнулась и грохнулась на землю. Да ладно бы просто упала, так ещё и скатилась вниз по отвесному склону одной из самых маленьких и незаметных дюн. Всё-таки песок не асфальт, мои рёбра уцелели, но пострадал язык, который я прикусила, пытаясь в процессе скатывания высказать своё отрицательное мнение о происходящем. Холодный песок мне понравился не больше песка горячего, и я попыталась вскочить на ноги, как только небо перестало выписывать перед глазами замысловатые кренделя. Вскочить не получилось. Острая боль стрельнула в лодыжке, и я кулем повалилась на землю.

– Это подлый удар со стороны ландшафта! – горестно возопила я. – Он в сговоре с песчаным зверем! Я протестую!

Превозмогая боль и в гораздо большей степени обиду на этот несправедливый и жестокий мир, я вправила вывих. Глухо щёлкнуло. Болеть стало меньше, но неприятнее и дольше. На этот раз я поднималась гораздо осторожнее и, может быть, поэтому не упала. Идти удавалось с трудом, не превышая скорость беременной улитки. Соответственно шансов спастись у меня оставалось всё меньше и меньше. Как и следовало ожидать, много я не прошла. В самый неподходящий момент нога подломилась, и я снова, в который раз за этот бесконечный день, упала. Застонав от бессилия, я даже не попыталась встать. Сил совершенно не было. Глаза слипались, неимоверно хотелось спать, но преследующий тебя песчаный зверь является отличным бодрящим средством. Я закрыла глаза только на одно мгновение….

… а проснулась уже на рассвете, ёжась от холода. Что, без сомнения радовало, живая. Но не надолго. Острый запах озона неприятно резал глаза. Если у меня вчера и был шанс убежать от безмозглого хищника, то я его благополучно проспала. Но, несмотря на это, я себя отдохнувшей не чувствовала. Всё тело ныло, отказываясь двигаться, болела голова, хотелось пить и есть. Ночёвка на ледяном (как так быстро остыть умудрился? Днём же раскалённым был!) песке наверняка даром для моего организма не прошла. Но у меня было слишком плохое настроение, чтобы эти последствия определять.

Ну что ж, перед смертью хотя бы на рассвет полюбуюсь,– философски решила я, карабкаясь по склону бархана. Повертелась на месте, пытаясь определить, где восток и чуть не пропустила сам рассвет. Тёмное хмурое небо на горизонте медленно посветлело. С каждой минутой блекло-серый цвет сменялся сначала нежно-зелёным, мягкого салатного оттенка, потом прозрачным голубым. Медленно появлялись золотые и пурпурно-розовые лучи, затем и само солнце. В такую рань я могла смотреть на него не жмурясь. Солнцу, видимо не нравилось, что его заставляют работать фонарём в то время, как всё нормальное и ненормальное спит и видит сто сорок седьмой сон. Но постепенно его свет разгорался, прям таки лучась оптимизмом «Где наша не пропадала?!»