— Если поймаем, то я уж им намылю шеи! — угрюмо ворчал Этзанни.

— А если не поймаем, то эскимосы окропят своих идолов их горячей кровью, — добавил Тэли-куэзи.

Двигались медленно, с большой осторожностью.

К наступлению ночи они добрались только до того места, где мальчики сварили крохаля.

Здесь чипеуэи разбили лагерь, не разжигая костра.

Всю тёмную пору индейцы просидели не сомкнув глаз и напряжённо вслушивались в ночные звуки, держа на коленях винтовки со взведёнными курками.

В их памяти возникали многие столетия войны с эскимосами, полные засад и нападений на рассвете, и к утру вместо охотников сидело два перепуганных существа.

Им пришлось собрать весь остаток мужества, чтобы двинуться дальше по реке, но они всё же поплыли вперёд.

Ещё не наступил полдень, когда они углубились в лабиринт из множества проток, прошли его…

И наконец, обогнув мыс, увидели длинное озеро, которое кончалось роковыми порогами недалеко от Каменного Дома.

Первый взгляд индейцев на это озеро оказался одновременно и прощальным.

Они молниеносно развернули своё каноэ, и от мощных гребков лодка буквально запрыгала против течения: индейцы увидели, как в миле от них отчаливали от берега три стройные лодки — каяки.

Чипы разом забыли о пропавших мальчишках, да и вообще обо всём, кроме одного: надо как можно дальше оторваться от эскимосов.

Той же ночью ценой нечеловеческих усилий они возвратились в лагерь у Места Большой Охоты, где задержались ровно настолько, чтобы забрать оставленное снаряжение.

Утром, измотанные физическим напряжением и страхом, они разбили лагерь на много миль южнее — на берегу озера Идтен-туа. На следующий день проплыли в западный рукав этого озера и там стали ждать Деникази. У них не было ни капельки сомнения в судьбе, постихшей ребят: для индейцев мальчишек уже не было среди живых.

Тем временем, отдыхая под защитой призраков Каменного Дома, мальчики, к счастью, не догадывались, что их считают погибшими и бросили на произвол судьбы.

А на озере Кейзон три охотника-эскимоса неторопливо гребли в своих каяках от мыса к мысу, не подозревая ни о вызванной ими панике, ни о присутствии в их стране чужаков.

На следующее утро Эуэсин проснулся первым и после тревожного высматривания эскимосов на реке перевёл взгляд на окружающую безлесную равнину.

Куда ни глянь, в полной тишине и неподвижности лежала покрытая редким кустарником тундра: единственным живым звуком было отдалённое посвистывание кроншнепов. Тем не менее страх перед эскимосами ещё прочно сидел где-то в глубине сознания Эуэсина.

Каменный Дом стоял на гребне длинного каменистого увала, протянувшегося в западном направлении к гряде холмов. На горизонте в конце этой гряды внушительно высилась громада Оленьей горы; у её западных склонов, — может быть, именно сейчас — Деникази готовился встретить стада карибу.

К тому времени когда Джейми продрал глаза, паника предыдущего дня уже поутихла. Он никогда по-настоящему не верил в свирепость эскимосов и этим утром понял, что свалял дурака, позволив страху так завладеть им. Он был голоден, а тягучая и неотступная боль в ноге не прекращалась.

— Ну, — сказал он, — что бы там ни случилось, а надо перекусить. Как насчёт этого?

Эуэсин пересилил преследовавшие его страхи и, покопавшись в куче вещей, нашёл толстую леску с большим крючком. Но под рукой не было ничего, что сошло бы за наживку. Немного подумав, индеец взял одну из картонных коробок, в которой лежали патроны, аккуратно оторвал полоску от сине-красной бумажной этикетки и нанизал её на крючок несколько раз, так что получилась S-образной формы приманка, прикрывшая остриё крючка.

— Сейчас, наверно, уже начался осенний ход форели вверх по реке, — сказал он. — Рыбы будут такими же голодными, как и мы с тобой. Может быть, в этом наряде крючок одурачит их. Я пройдусь вниз по реке и попытаю счастья.

Захватив винтовку, Эуэсин удалился, а Джейми принялся добывать огонь, хотя знал, что индеец не одобрил бы этого занятия.

— Если какой-нибудь эскимос даже и заметит наш дым, то кто знает, не помчится ли он в другую сторону ещё быстрее, чем мы бежали вчера! — пробормотал Джейми себе под нос. — В любом случае я не ем рыбы сырой, если её можно приготовить.

Между тем Эуэсин обнаружил ниже рокового порога большой водоворот. Присев на корточки, он привязал к леске небольшой голыш — донное грузило. Затем стал крутить над головой двухметровый конец лески с крючком и грузилом — совершенно так же, как это проделывает ковбой со своим лассо. Когда он быстро отпустил шнур, утяжелённый крючок плюхнулся в воду посередине реки, потянув за собой остальную леску. Эуэсин стал медленно выбирать леску, подтягивая крючок к берегу.

Крючок вернулся пустым. Эуэсин в волнении повторил бросок. На этот раз он выбрал всего несколько футов, когда леска резко и туго натянулась. Быстрым круговым движением он захлестнул леску петлёй вокруг кисти руки; натянутая как струна леска дёргалась так сильно, что врезалась в руку.

Собравшись с силами, индеец медленно и осторожно стал подтягивать леску к берегу.

У самой поверхности воды что-то заходило кругами, и Эуэсин успел заметить огромную серебристую форель — прямо невероятных размеров. Глаза мальчика засверкали от возбуждения: он понял, что подцепил на крючок одну из тех гигантских рыб, которые всю жизнь обитают в самых глубоких озёрах и отваживаются плыть вверх по реке только во время массового хода.

Вытащенная из глубины на мелководье, рыбина стремительно бросалась из стороны в сторону и, дёрнув посильнее, чуть не сбила Эуэсина с ног. Опасаясь, что леска может лопнуть, мальчик перестал тянуть, быстро обвязал леску вокруг валуна и не задумываясь прыгнул в бурлящую воду.

Он плюхнулся в реку вплотную к гигантской форели, которая яростно метнулась в сторону, взбив хвостом целый фонтан брызг.

Леска гудела от напряжения и внезапно лопнула. Эуэсин был готов к этому: обе руки его уже крепко вцепились в пурпурные жабры могучей рыбины!

Метавшаяся рыба опрокинула индейца на спину, — но Эуэсин продолжал висеть на ней. Крича от радости, он старался вытащить добычу на мелкое место. Потом одна рука сорвалась и выпустила рыбу. В отчаянии мальчик бросился вперёд, широкий хвост рыбы больно ударил его по лицу.

Эуэсин отреагировал с быстротой, которая рождается, только когда стоишь перед выбором: жить или умереть от голода. Он мёртвой хваткой впился зубами в хвост форели и повис на нём, словно терьер.

Спустя несколько минут промокший и дрожащий от возбуждения рыболов приволок форель на мелководье.

Пошарив вокруг себя свободной рукой, он нашёл увесистый камень и одним сильным ударом завершил борьбу. Затем он вытянул свою добычу на берег.

Тут было на что посмотреть.

Длиной фута в четыре, эта рыба потянула бы на весах более сорока фунтов.[5] Её сверкающие бока густо усыпали пятнышки — золотистые и малиновые. Разинутая пасть напоминала пасть эскимосской лайки и была утыкана сотнями острых зубов.

Счастливый Эуэсин взвалил гигантскую форель на плечо и потащил в лагерь. Он был так доволен своей победой, что из головы моментально улетучились все мысли об опасности и он не сделал ожидаемого замечания по поводу костра, который Джейми развёл после целого часа неудачных попыток.

Джейми с недоверием уставился на огромную форель, потом схватил свой нож и принялся отрезать толстые куски розового мяса, похожего на лососину.

За несколько минут утренний воздух наполнился сильным запахом печёной рыбы, и мальчики приступили к еде.

Когда друзья наелись до отвала, обнаружилось, что гора кусков рыбы, отрезанных Джейми, как будто не уменьшилась.

— Нельзя, чтобы пища пропала, — сказал Эуэсин. — Может быть, не скоро нам снова посчастливится поймать что-нибудь вроде этого. Оставшиеся куски провялим и высушим.

Поставив несколько плоских камней на ребро вокруг костра, ребята повесили на них полоски мяса форели.